Текст книги "Жертвоприношение любви (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

17.

Лана Баррингтон

Я звоню Билли в восемь утра. Я не знаю, зачем я это делаю. Билли всегда спит допоздна, но я так хочу услышать ее голос. Она берет трубку совершенно сонная, конечно, я разбудила ее.

– Что? – спрашивает она в трубку, пытаясь скрыть, но все равно у нее слышится затаенное чувство паники, ожидая плохих новостей. От мысли, что она ожидает плохих новостей, я чувствую себя еще более напуганной. Слезы, заставшие в уголках глаз, начинают литься.

– Ничего не случилось. Я просто хотела спросить тебя кое-о-чем.

– О чем?

– Если Сораб и я тонули бы, кого бы ты выбрала?

– Я не стала бы выбирать, вы утонули бы вместе.

Я тупо смотрю в стену. Возможно, это самый правильный ответ. Почему я должна выбирать между мужем и сыном? Может стоит погибнуть всем, если будет такая необходимость.

– Хочешь, я приеду?

– Да, – всхлипываю я, положив трубку. Я превратилась в полную развалину. Я нахожусь в ужасном сумбуре. Я хочу, единственное, чтобы мой сын вернулся.

Телефон звонит почти сразу же как только я кладу трубку. Я смотрю на экран с удивлением, рыдания замирают в горле. Неизвестный номер, раздумаваю буквально секунду. Я не могу понять, откуда мне это известно, но я чувствую, что это она. Она решила позвонить мне. Мой большой палец нажимает на кнопку ответа.

– Привет.

– Ты приедешь ко мне?

– Конечно.

– Верни мне мои деньги.

– Когда?

– Когда у тебя будут они, естественно, – в ее голосе слышатся нотки веселья.

Дальше раздаются губки, она положила трубку. Я не теряю не минуты, звоню в банк, менеджер сразу же отвечает.

– Мне необходима эта сумма прямо сейчас, – говорю ему.

Он пытается мне объяснить то, что делает с каждым, кто хочет снять огромные суммы наличных, начинает передо мной оправдываться, почему в ближайший час я не смогу получить их. Сегодня явно не его день, и он выбрал не ту женщину. Бесстрастным, голосом, который использует мать Блейка, когда хочет кого-то уничтожить, унизить и раздавить, я объясняю ему, кто он есть на самом деле – идиот марионетка, осуществляющий политику, которая на самом деле является неправильной и безнравственной.

– Слушай, ты бесхребетный неудачник, это мои чертовы деньги, и я черт побери хочу снять их, тогда, когда мне нужно, или я закрою полностью счет в вашем убогом маленьком банке. У тебя есть двадцать минут, бл*дь!

Я звоню Билли и говорю ей, чтобы она не приезжала.

– Почему? – требует она ответа.

– Мне позвонила Виктория. Я собираюсь навестить ее.

На противоположном конце провода наступает потрясенная тишина.

– Блейк знает?

– Нет, я не говорила ему. Пока, во всяком случае. Это касается ее и меня. Она попросила вернуть ей деньги. И я сделаю именно это.

– Ты что, охренела? Эта сумасшедшая сучка, вероятно, хочет заставить тебя оплатить похитителя или что-нибудь еще.

– Может быть, – уступаю я. – Но Виктории не нужны мои деньги, чтобы расплатиться с похитителями. Она хочет увидеть меня по другой причине.

– Да, чтобы позлорадствовать.

– Я предоставлю ей это удовольствие.

– Не ходи, Лана. Ты только сделаешь все хуже.

– Я не буду спорить с тобой, Билли. Мне нужно встретиться с ней лицом к лицу. Если она захочет, чтобы я просила и умоляла то, я буду это делать. Я хочу вернуть своего сына.

– Даже умоляя ты не получишь своего сына назад.

– Хватит, Билли. Я все равно пойду к ней, и никто не сможет меня остановить.

К несчастью, Билли вешает трубку.

Я тоже отключаюсь, наполненная и уверенная в своей решимости. Дело в том, что я могу казаться наивный, кто-то может даже называть меня глупой, но никто не может знать, что я готова отдать свою жизнь за своего сына. Через мгновение я думаю. Так она хочет позлорадствовать? Я предоставлю ей такую возможность. Я сделаю все, чтобы она была счастлива. И все время у меня крутится одна и та же мысль, что возможно, может быть такое возможно, я найду брешь в ее броне. И даже если мне это не удастся, возможно, я смогу услышать что-то связанное с благополучием Сораба или его местонахождением.

Я не собираюсь что-то скрывать или скрываться от Брайана. Я открыто ему говорю о своем решении и прошу отвезти в банк, чтобы забрать деньги. Он окидывает меня быстрым оценивающим взглядом прежде чем, предпринять несмелую попытку отговорить. Может быть, он намного лучше разбирается в людях, чем я думала до сих пор, и прекрасно понимает, что это совершенно бессмысленное занятие.

– Вы сыграете ей на руку. Она собирается использовать эти деньги, чтобы заплатить похитителям.

Я понимаю, что он сделал такой же вывод, как и Билли. Только он опускает слово «наверное». Я смотрю ему прямо в глаза.

– Я знаю это, но ты действительно думаешь, что у нее нет других средств, чтобы получить на руки наличные?

Он ничего не говорит, но по нему просто видно, что он не согласен с моим решением.

– Итак, она хочет посмаковать иронию всего этого, или даже унизить меня. Так позволим ей это. Кажется, я ее должница.

– Мы должны сообщить Блейку.

Я сердито гляжу на него.

– Если ты скажешь Блейку, считай это последний раз, когда ты увидишь меня.

Его глаза сверкают. Я знаю, что это неправильныый ответ с моей стороны, тем более, что он ничего плохого мне не сделал, но у меня нет выбора. Он не любит моего сына так, как люблю его я. Всем сердцем. Да, Брайан – верный, очень верный, но он не понимает до конца моих чувств.

Он сажает меня в машину, через какое-то время звонит Блейк.

– Где ты? – спрашивает он.

– Дома, конечно, – говорю я, ложь капает с моего языка, словно правда.

Брайан даже глазом не моргнул. Просто смотрит перед собой и ведет машину.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – настаивает Блейк.

– Да. Все хорошо. Встретимся сегодня вечером.

– Я люблю тебя, Лана.

– Я тоже тебя люблю, – говорю я тихо, и отключаюсь.

Я поворачиваюсь в сторону Брайана.

– Спасибо. – мой голос полон благодарности.

Он кивает.

Он сделал свой выбор, хотя реального выбора у него не было, но в конечном счете, он понял, что если не согласится со мной то, не выживет. В мире ничего не может быть более свирепого и страшного, чем мать, защищающая своего ребенка. Сегодня, он стал моим другом, и я буду защищать его до последнего вздоха.

Здание грандиозное и производящее впечатляющее своей суровостью, словно гранитный саркофаг, стоявший на высоком постаменте, возможно, в застенках хранятся жалкие останки чьих-нибудь костей. Я быстро вхожу внутрь, коричневый конверт из банка лежит на дне моей сумочки.

Внутри ярко освещено и прохладно.

Сейчас не время для посещений, но в приемной кажется меня ожидают, такое чувство будто мне стремятся угодить. Обслуживающий персонал относится к ней почтительно, как к настоящей леди Виктория. Само помещение не похоже на психиатрическую больницу, скорее напоминает ее личный офис.

Улыбающаяся медсестра ведет меня в зал ожидания. Наверное, эта та самая комната, в которую они потом приведут Блейка, когда она вызовет его. Я пытаюсь представить, как он сядет в кресло, поэтому выбираю самое дальнее, у двери. Я сажусь и просматриваю журналы, лежащее на столе, совершенно безучастно. Я не знаю, сколько проходит времени с тех пор, как я вошла, но похоже много. В конце концов дверь открывается, и она входит вместе с медсестрой.

– Нажмите на звонок, когда вы закончите, – говорит с улыбкой мне медсестра.

Я поднимаюсь на ноги. Виктория пришла на встречу со мной в больничной пижаме и объемном больничном халате. Я воспринимаю это признаком опасности. Я поняла ее. Вид такой одежды выбран не случайно, если ты хочешь заклеймить кого-то. Я тоже не так уж тщательно подбирала одежду, но по противоположной причине, для того, чтобы показать ей, что я подвластна ей. Дать ей возможность увидеть, степень поражения, которое она мне нанесла.

Она садится на диван напротив моего кресла и хладнокровно откидывается на нем.

Я опускаюсь на место, и достаю конверт из сумочки, передвигая его через журнальный столик по направлению к ней.

Она хватает его, и убирает в карман халата. Ее ногти отрезаны под корень, должно быть таков больничный порядок.

– Подумать только, разве это не странно? – говорит она, глядя в упор на меня без каких-либо признаков враждебности.

– Да, это очень странно.

– Выглядишь ужасно, – отмечает она.

– Я и чувствую себя ужасно.

– Так и следует, ты же вор.

Я кусаю губу.

– Как он?

– Он избалованное отродье. Он не ест то, что положено... и он кусается.

Мое сердце, как будто разбивается, но я стараюсь не показывать ей этого.

– Он хороший мальчик. Он просто не привык к незнакомым людям.

– Ему подходит только слово отродье, потому что он похоже ничего не знает кроме слова «нет».

Она играет со мной. Я сдерживаюсь от того, чтобы сообщить ей, что Сораб говорит больше чем только слово «нет». Он может сказать «да». Он может сказать папа, Sleepy Teddy, дин-дин для ужина и Лана. И сколько бы раз я не старалась поправлять его, чтобы он называл меня мамой, он отказывается.

– Как он? – спрашиваю я.

– Интересно, что ты готова отдать за своего сына?

Я смотрю на нее в упор, понимая, что она хочет жертву.

– Что ты хочешь от меня?

– Я еще не решила. Я подумаю над этим и сообщу тебе, когда решу, – она поднимается и, идет к двери, звонит в звонок.

Что? Она уходит! Я нетвердо поднимаюсь на ноги.

– Виктория?

Она оборачивается и устремляет испепеляющий взгляд в мою сторону.

– Он всего лишь ребенок, – говорю я, и у меня появляются слезы. – Пожалуйста, Виктория. Я уйду. Я уйду и останусь в стороне в этот раз. Я сделаю все, что ты захочешь.

– И какой в этом смысл? – усмехается она. – Ты уже проявила себя, что ты – гениальная лгунья. Тебе просто нельзя доверять. Как только это отродье вернется в твои руки, ты тут же забудешь все свои жалкие обещания. Так что нет, не трудись. – Она поворачивается к двери, ожидая медсестру, которая придет за ней.

– Прости, – всхлипываю я. – Я знаю, что я не сдержала свое слово, но я была... я была настолько ослеплена любовью к Блейку.

Мне не следовало этого говорить. Ее спокойное агрессивное выражение рассыпается в пыль, и голова резко дергается, словно у кобры, готовящейся к броску.

– А как же моя любовь к Блейку? – в ярости шипит она. – Она что ничего не стоит, так?

– Ты сказала, что это было соглашение.

Она полностью разворачивается и встает передо мной, ее глаза сверкают ненавистью.

– Это было не соглашение. А ты знала это, – ядовито выплевывает она.

Я смотрю на нее, стоя на одном месте в ее вибрирующей ярости и ненависти. Очевидно, совершенно бессмысленно пытаться с ней договориться. Но я не могу уже остановиться. Не сейчас, когда зашла так далеко.

– Ты сказала Блейку, что все понимаешь. Что он должен излечиться от меня.

– Ты жалкая лицемерка. Пытаешься оправдать воровство чужого мужчины. Что он увидел в тебе, чего нет во мне.

Я распрямляю плечи.

– Я не крала его. Он был не твой. Он никогда не любил тебя. Я спасла тебя от брака без любви.

Она смеется. Это ужасный звук – так стервятник кричит, вонзая когти в мертвое мясо.

– Ты предлагаешь поблагодарить тебя?

– Конечно, нет.

Она хочет, выколоть мне глаза. Я вижу, как сжимаются ее кулаки, в какой обжигающей ненавистью горят ее глаза, ее грудь вздымается, но она с помощью титанических усилий все же контролирует себя.

– Если бы я была тобой, я бы помолчала. Ты никоим образом не помогаешь делу своего сына.

Холодная рука сжимает все внутри меня. Мне не следовало приходить. Я сделала еще хуже. Блейк был прав.

– Прости. Я очень извиняюсь за то, что сделала. Я умоляю тебя, Виктория. Пожалуйста, верни мне моего сына.

– Посмотрите-ка ты начинаешь ныть и плакать, как только кто-то забрал у тебя твою игрушку, – ее голос звучит презрительно жестоко.

– Он мой сын.

– Да мне по барабану.

Она отворачивается от меня.

– Пожалуйста, верни мне моего сына.

Она не смотрит на меня, просто полностью игнорирует мои просьбы, пока не приходит медсестра и не уводит ее. Медсестра быстро бросает мимолетный взгляд на мое заплаканное лицо, выражая любопытство, пока удерживает дверь открытой для меня. Я выхожу с ней и смотрю в след Виктории, идущей с медсестрой по коридору, проходя через закрывающуюся дверь. Виктория ни разу не обернулась, чтобы взглянуть на меня.

Переполненная чувством неверия, словно это все чрезвычайно неправильно, но все же это все случилось, я разворачиваюсь и выхожу из клиники. Я вытираю ладонью слезы, катящиеся по щекам.

Я же репетировала то, что собиралась сказать. Но сказала все совершенно неправильные вещи. Почему я даже не подумала там хоть о малейшем шансе, пробудить в ней чувство жалости? Я стою на вершине каменной лестнице, и вижу Брайана, облокотившегося на капот машины, внимательно смотрящего на меня. В какую-то минуту голова плывет и подкашиваются ноги. Я пытаюсь ухватиться за перила, но они оказываются очень далеко, поэтому сажусь на ступеньки. Вовремя. Голова становится легкой, как перышко. Брайан бежит ко мне.

– Вы в порядке?

– Это не может быть на самом деле, – шепчу я.

Я вижу в его глазах промелькнуло сострадание, и наблюдаю за его борьбой, когда он пытается найти правильные слова, чтобы видно подбодрить меня.

– Позвольте мне помочь вам сеть в машину, миссис Баррингтон?

Я качаю головой.

– Ты можешь соединить меня с моим мужем по телефону?

Он достает свой мобильный из кармана и набирает Блейка.

– Ваша жена хочет с вами поговорить, – говорит он спокойно, передавая мне трубку.

– Блейк, – говорю я, и все слова, которые я подготовила, чтобы ему сказать, пропадают, потому что я начинаю безудержно рыдать. Аккуратно Брайан вынимает телефон у меня из рук и говорит Блейку:

– Она просто... расстроена.

Через свои громкие рыдания я слышу, что Блэйк видно интересуется где мы были, потому что Брайан отвечает:

– В клинике. Миссис Баррингтон встречалась с Викторией и вернула ей деньги, – он внимательно слушает, что говорит Блейк. – Конечно, я отвезу ее домой прямо сейчас.

Он помогает мне сесть в машину. По пути мы проезжаем Кенсингтон и ту церковь, куда я ходила и где почувствовала присутствие своей матери. И хотя сейчас не время для службы, но дверь в церковь открыта. И мне кажется, что она открыта специально для меня.

– Останови машину, – быстро кричу я.

Брайан бросает на меня взгляд, но он не может сразу же остановить машину на проезжей части.

– Мне нужно зайти в ту церковь, – с отчаяньем говорю я.

– Хорошо, – соглашается он, и делает еще один круг, как только я пытаюсь выбраться, он говорит: – Я иду с вами.

Мы входим в церковь вместе, и он задерживается у входа.

Внутри находится женщина, одетая во все черное, она глубоко молится, и даже не поднимает голову, когда я вхожу. Я иду вперед и сажусь на скамью. Склонив голову, я встаю на колени и молюсь. ОН должен услышать мою молитву.

– О Господи, – шепчу я страстно. – Помоги мне, пожалуйста. Помоги мне. Верни моего ребенка обратно ко мне. Мы заключили сделку – ты должен был позаботиться о нем, а я должна была сделать все, чтобы помочь многим детям в мире. Я сдержала свое слово, и уже начала свою благотворительность, – но маленький голосок в моей голове говорит: Да, ты сделала маленькие первые шажки младенца, но ты в действительности не проявила себя еще в ней, не правда ли?

Брайан подходит ко мне.

– Мы должны идти.

Я встаю и следую за ним. И вдруг происходит странная вещь. Должно быть, на улице выглянуло солнце сквозь облака, и солнечный свет внезапно осветил витраж и отобразил на полу перед нами рисунок витража во всем своем многоцветье – образ Мадонны с младенцем. Я останавливаюсь и смотрю на эту красоту у нас под ногами.

Я поднимаю глаза на Брайана, мое лицо излучает восторг, как будто я только что увидела настоящее чудо. Мне действительно кажется, что это знак для меня.

– Ты думаешь, это что-то значит?

Брайан отвечает осторожно.

– Может быть.

– Это изображение Мадонны с младенцем.

Он кивает.

– Да, возможно.

18.

Блейк Лоу Баррингтон

Через двадцать минут после того, как Брайан сообщил мне, что доставил Лану домой, я вхожу в парадную дверь. Я чувствую себя натянутой, как струна, потому что в любой момент ситуация может выйти из-под контроля. Я останавливаюсь у входа в гостиную и смотрю на нее. Она сидит, сгорбившись и уставившись на пятно на полу, и кажется такой маленькой и побежденной. У меня сердце кровью обливается видеть ее такой. Словно почувствовав мое присутствие, она внезапно поднимает на меня глаза, затуманенные слезами. Я направляюсь через всю комнату и заключаю ее в крепкие объятия.

– Никогда не ставь себя под угрозу, – шепчу я, проводя пальцем по щеке.

– Я не была в опасности, – говорит она гробовым голосом.

– Ты не знаешь, на что она способна.

Тут же ее тело становится таким напряженным. Черт, зря я это сказал.

– На что она способна? – спрашивает она хрипло со страхом.

– Она не навредит Сорабу. Он – ее разменная монета.

Ее тело немного расслабляется от облегчения. Она разваливается у меня на глазах на части, а я ничего не могу с этим поделать.

– Почему ты не сказала мне, что собираешься пойти к ней?

– Потому что ты бы сказал «нет».

– Черт, да я бы не пустил тебя.

– Прости. Я облажалась.

– Не извиняйся. Ты не облажалась. Теперь расскажи мне все, что она говорила или делала. Это может быть очень важно.

Мы сидим рядом друг с другом, и она мне все рассказывает спокойно и четко, пока я внимательно слушаю. Когда она заканчивает свой рассказ, я нахожусь в такой ярости, что готов убить эту безумную суку. Я стараюсь изо всех сил не показывать свою ярость.

Она вглядывается в мое лицо.

– Ты был прав – я не должна была идти туда. Или, по крайней мере, у меня должен был быть план. Я боюсь, что все, что я сказала было неправильным и только еще больше разожгло ее ненависть.

Я полностью согласен с ней. Лучше бы было, если бы она не ходила, но я стараюсь подбодрить ее:

– Это не имеет значения. Ничего из того, что ты сказала или сделала не изменило бы результат ни на дюйм. У нее есть план. Унизить и оскорбить тебя это только один маленький аспект.

– Почему ты так говоришь?

– Она хочет видеть меня завтра в десять часов утра.

Ее глаза становятся огромными.

– Когда она связалась с тобой?

– Она позвонила мне сразу же после того как ты ушла. Так что видишь, все было спланировано. Сначала унизить тебя, а потом позвать меня за стол переговоров.

– Что она хочет? Тебя?

Я собственнически обнимаю ее за талию.

– Нет. Не меня, это было бы слишком просто. Она знает, что мне начихать на нее. Она жаждет мести. Я просто не знаю, с чем это может быть связано. Пока.

19.

Блейк Лоу Баррингтон

Я вхожу в здание из красного кирпича, и словно попадаю в другой мир, поэтому останавливаюсь на мгновение у входа. Воздух прохладный и наполненный медлительной дремой, как будто это место стоит в стороне от опасного внешнего мира. Этот воздух отражается и на сонливости персонала, который говорит со мной медленно и четко – все их движения спокойные и неторопливые.

Одна из персонала, находящаяся на ресепшн отводит меня в отдельную комнату, в которой есть окно с цветочными шторами, и несколько низких, серо-голубые мягких сидений. Пластиковый журнальный столик с несколько устаревшими, но хорошо сохранившимися журналами.

– В ближайшее время кто-нибудь ее приведет сюда, – говорит она тихо и так же тихо закрывает дверь. Я направляюсь к окну и смотрю на улицу. Мои мысли начинают лихорадочно метаться. Я понимаю, что нервничаю, слишком многое поставлено на карту. Я думаю насколько хрупкой выглядела Лана сегодня утром, когда я прикоснулся к ее щеке. «Не думай обо мне, – яростно прошептала она. – Думай только о нем».

– Привет, Блейк.

Я поворачиваюсь вокруг, поскольку настолько ушел в свои собственные мысли, что даже не слышал, как она вошла. Долю секунды я смотрю на нее с удивлением, потому что мое последнее воспоминание о ней – как ее сдерживал Брайан и еще один охранник, в тот момент, когда она царапалась ногтями и орала, как резаная. Сейчас она стоит прямо передо мной спокойная и выглядит так, что я даже не могу себе представить. Я ожидал увидеть ее с дикими глазами, бушующей и имеющей жгучее желание отомстить. А не эту «сестру милосердия».

– Здравствуй, Виктория.

Она проходит по комнате и садится, на ней одето синее платье в горошек, которое ей совсем не идет. Платье поднимается вверх по ее бедрам, и она тянет его вниз на колени. Она не кладет нога на ногу, сидит с коленями прижатыми друг к другу. Признаюсь, она вводит меня в замешательство.

Виктория смотрит на меня, в ее глазах читается веселье. Господи, она действительно взяла верх. Меня переполняет гадкое ощущения, что именно сейчас я получил свой первый урок, насколько я ее недооценивал. Я сажусь рядом с ней. Она внимательно смотрит на меня. Я расслабленно откидываюсь на спинку кресла, кладу руки на колени, и позволяю ей осмотреть себя. Я не уверен купилась ли она на мою расслабленную позу, потому что внутри у меня все напряжено. Сейчас я пребываю в такой ярости, что мне хочется врезать ей по ее улыбающемуся лицу.

– Как мой сын?

– Живет в роскоши.

– Если хоть один волосок упадет с его головы, ты пожалеешь об этом.

Она закидывает ногу на ногу высоко, но так медленно и изящно, что застает меня врасплох (я не позволяю своим глазам следовать за ее движением, я просто краем глаза вижу какое-то движение) и улыбается мне.

– Я бы не стала говорить таким агрессивным тоном, если бы была на твоем месте.

– Зачем ты похитила его?

– Зачем ты запер меня здесь?

– Потому что ты испортила мою свадьбу и пыталась искалечить мою невесту?

– Эта история уже стара.

– Поправь меня тогда.

– Я мстила за все, что было сделано со мной. Она украла моего мужчину и мои деньги, – просто констатирует она.

Я чувствую, что на щеках у меня обозначился румянец. Черт. Как только я узнал об этом, мне следовало вернуть ей деньги. Такая мизерная сумма.

– Она не крала меня у тебя…

– Лжец, лжец, под тобой горит земля.

Я смотрю на нее.

– У нас была договоренность.

– Ты изменял мне.

– Я не знал, что ты переживала.

– А если бы знал?

Я чувствую себя дискомфортно.

– Это бы ничего не изменило, правда? Так же, как и то, что, если бы ты отчаянно влюбилась в кого-то, а я бы переживал.

– Я была отчаянно влюблена. В тебя.

– Послушай, Виктория, все это в прошлом. Я хочу, чтобы мой сын вернулся.

– А я хочу, чтобы ты вернулся.

Я не могу справиться с ужасом, отразившимся на моем лице, от ее слов.

Она смеется, играя со мной, как кошка с мышкой.

– Тебе это не нравится.

– Что ты хочешь, Виктория?

– Я хочу выйти отсюда, и я хочу, чтобы ты снял с себя полномочия власти Баррингтона.

Я хмурюсь.

– Снял полномочия власти? Зачем?

– Потому что ты не Баррингтон.

У меня холодеет кровь в венах, и как будто замораживается. Она напоминает мне змею. Оборачивающуюся вокруг тебя. Совершенно не заслуживающую доверия. Мне кажется, что она питается этим всю жизнь, потом, как только вы поворачиваетесь к ней спиной, она готова вас укусить.

– О чем ты говоришь?

– Спроси у своей мамы. Она скажет тебе.

– Откуда ты знаешь?

– У меня свои источники. Я знала это уже очень давно, но тогда мне было все равно. Я хотела тебя, даже если бы ты был не Баррингтон.

Мне совершенно было не до дерьма, касающегося моей родословной, или что она думала о ней. У меня была только одна цель.

– Если я соглашусь на оба твоих условия, ты вернешь мне сына?

– Конечно. Мне не нужно бесполезное отродье.

Во мне вспыхивает гнев. Сука. Я не могу позволить своему гневу, сделать себя не неосторожным. Я повожу напряженными плечами, мой голос звучит совершенно спокойно.

– Как мы это сделаем?

Она внезапно нагибается вперед, так быстро, как змея, впившись в меня глазами, и слегка проведя по моим костяшкам пальцев. Это похоже на ласковое прикосновение любовницы. Я замираю, во мне поднимается невероятное чувство отвращения. Я подавляю вековой инстинкт, который спас первобытного человека от превращения в обед саблезубого тигра. Я целенаправленно смотрю ей в глаза, она чувственно улыбается, и кажется почти опьянена властью, которую испытывает надо мной.

– Я хочу, чтобы бы ты потерял свою славу публично. Я хочу, чтобы ты отказался от всего богатства Баррингтона. И затем я хочу, чтобы ты пришел сюда и забрал меня из клиники.

– Почему? Какая выгода для тебя?

Она пожимает плечами.

– Сатисфакция.

– Договорились.

Она хмурится.

– Ты понимаешь, что я сказала? Ты не сохранишь не имени, ни богатства семьи Баррингтонов.

– Хорошо.

Гнев вспыхивает в ее глазах. Она что на самом деле думала, что я не отдам за своего сына имя и богатство Баррингтонов?

– Ты делаешь это ради нее и этого... маленького, общего порождения от нее? – срывается она.

– Это маленькое, общее порождение – мой сын.

Она откидывается на спинку и делает вид, будто небрежно рассматривает свои ногти.

– Как же я ошибалась насчет тебя. Я думала, хоть ты и не настоящий Баррингтон, но ты был намного лучше, чем обычный простолюдин, – она осматривает меня чуть ли не всего. – Но ты такой же, как они. И ты доказал это влюбившись в самую низменную проныру из всех них. Ты только и знаешь, что ставить свою собственную эгоистичную похоть превыше всего, превыше по-настоящему важных вещей.

Я встаю и смотрю вниз на нее – пустая оболочка, жившая только ненавистью и лютой ревностью.

– Я вернусь, когда все сделаю.

– И ох! Сегодня на ужин я хочу угольной рыбы со смесью восточных овощей. Горячую и подготовленную в Мишленовском ресторане.

Я совершенно без эмоционально смотрю на нее.

– Хочешь какого-нибудь вина?

Она улыбается.

– Да, и я бы хотела, чтобы такой изысканный ужин у меня был пока я пребываю здесь.

– Я скажу Лауре, чтобы она все устроила.

– Пока, Блейк.

Я звоню в звонок и оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее.

– Если ты нарушишь свое слово, клянусь, я разорву тебя на куски в клочья голыми руками и искромсаю тупым ножом.

Она смеется, наглым, издевательским смехом.

Появляется медсестра, и я оставляю ее ядовитую сущность с облегчением.