Текст книги "Очередной грех (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Кейтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Джорджия Кейтс
Очередной грех

Глава 1

Блю Макаллистер

Саутавен, Миссисипи

Пока я пытаюсь работать, из колонок звучит мой любимый дуэт из пианино и скрипки. Без своего офиса работать стало намного сложнее. Пытаться вести внештатное расследование из своей спальни, не выходя из нашего арендованного дома? Легко.

Играет песня под названием «Забытое время». Это напоминает мне о том, что ни Синклер Брекенридж, ни время, проведенное с ним – не забыто. Три месяца и больше четырех тысяч миль разделяют нас, но этого недостаточно. Я думаю о нем все время, и в этом моя главная проблема.

Я выбрасываю из головы мысли о Сине и сосредотачиваюсь на работе частного сыщика, просматривая последние фотографии, которые я сделала по заказу озлобленной на своего неверного мужа жены, чтобы наконец припереть его лживую задницу к стенке. Мой устаревший компьютер начинает с бешеной скоростью пролистывать фотографии.

– Блять!

Изображение мужа клиентки с его любовницей проносятся на экране и быстро переключаются. Я с нажимом жму на «Стоп», поскольку не хочу просматривать это во второй раз.

– Стоп. Стоп. Остановись же ты.

Мой компьютер, наконец, подчиняется, но только после того, как отображает нашу единственную совместную фотографию с Синклером.

Вау, кстати говоря о совпадениях. У меня тысячи фото на этом компьютере, а он выбрал именно эту?

Это все моя карма. Или злой рок. Я не уверена. Может быть, Вселенная просто хочет меня помучить.

Фотография, на которую я смотрю, сделана в тот самый момент, когда мы танцевали в доме Тана на церемонии моей инициации. Мы находимся в окружении свечей, отбрасывающих на нас мягкий свет, пока Син держит в руках мое лицо. Я помню каждое мгновение. Он сказал мне, что я особенная, и поцеловал в лоб. Это не было признанием в любви, но, думаю, в этот момент, он боролся сам с собой, чтобы сказать эти заветные три слова. И тогда я поняла, что вижу в его глазах ту же борьбу, которую испытываю сама.

Я избегала эту фотографию. Когда я смотрю на нее, мое глупое сердце разбивается снова. Будет лучше, если я удалю ее. Я хочу этого, и знаю, что мне нужно это сделать, но не могу себя заставить переместить ее в корзину.

Я уже была в самолете и летела домой, когда обнаружила эту фотографию у себя в телефоне. Хотелось бы мне, найти ее, когда мы уже приземлились. Когда я увидела её, у меня случилась очередная паническая атака прямо посреди полета. Я была вынуждена успокаивать себя в крошечном пространстве туалета. Но мне повезло. Это был не самый худший эпизод из всех атак, но нет ничего хуже, чувствовать недостаток воздуха из-за ненадлежащей вентиляции, когда ты чувствуешь, что скоро задохнешься.

Я сделала тысячи фотографий, когда была в Эдинбурге. У меня есть, по меньшей мере, пятьсот фото с Сином, большинство из которых сделаны, когда он этого не подозревал. Они мои любимые. Я всегда нахожусь за камерой, поэтому-то больше и нет ни одной совместной фотографии. Из-за этого мне так трудно удалить эту. Огромное спасибо тому, кто сделал ее.

Я прикасаюсь к экрану, и провожу пальцем по его лицу, но ощущения не идут ни в какое сравнение. Я закрываю глаза и представляю, как прикасаюсь к нему настоящему.

Редко на его лице было то, что можно назвать бородой. Он всегда следил за тем, чтобы волосы на его лице были короткими, иногда позволял себе носить щетину. И мне это нравилось, особенно, когда он опускал свое лицо к центру моего тела только, чтобы услышать мой крик.

– Вот дерьмо, Блю. Это он, да? – я вздрагиваю, когда слышу голос Эллисон над моим плечом, – Это тот мужчина, с которым ты встречалась в Шотландии?

Я такая дура. Не могу поверить, что позволила ей поймать меня за просмотром этой фотографии. Я была охвачена воспоминаниями – это мое единственное оправдание.

Эллисон постоянно расспрашивала меня о наших отношениях с Сином. Но я рассказала ей очень обобщенную и расплывчатую историю. Это значит, что я не рассказала ей самые худшие моменты. Но хотела. Мне нужно поделиться этим с кем-то еще. Очень трудно держать такую боль в себе.

– Да.

Это мой Брек.

– Черт, да этот шотландец горяч.

– Знаю, – говорю я и подпираю свою голову рукой.

Я смотрю на привлекательное лицо единственного мужчины, кроме моего отца, который принимал меня такой, какая я есть.

Двое мужчин. Оба знают о тьме, что живет внутри меня. Но, несмотря на это, они любят меня.

Я потеряла одно из них, и теряю другого. Это убивает меня.

– О Боже, Блю. Посмотри, как он обнимает тебя … как будто ты его всё. Не знаю, как ты смогла уйти от него.

Ты бы удивилась, что можно сделать, когда смерть дышит тебе в затылок.

– Я выполнила свою работу.

– Ты не говорила мне ничего об этом. Или о нем. Это было хорошо?

Я вспоминаю слова, которые он использовал, чтобы описать, как он чувствовал себя, когда мы были вместе.

– Лучше всего на свете.

– Ты не думаешь, что сможешь встретить его снова?

– Нет, – если хочу продолжать жить.

Я чувствую руку Элли у себя на плече, которую она кладет в знак поддержки.

– Это плохо, сестра.

– Как будто я не знаю.

Эллисон опускается на мою кровать.

– Ну, теперь я хотя бы поняла, почему ты была не в настроении последние три месяца. Я бы тоже не захотела расставаться с таким красавцем. Но, настало время жить дальше. Ты не можешь продолжать и дальше сидеть затворницей в этом доме и ни с кем не встречаться.

Она что, потеряла связь с реальностью?

– Должна ли я напомнить тебе, что и раньше была такой? Ну, может не настолько, но все равно, это не ново для меня.

– Но раньше ты не знала, что теряешь. А сейчас, ты попробовала вкус потрясающего секса и уже нет пути обратно.

– Я не хочу заниматься сексом ни с кем другим.

Никто другой не сможет сравниться с Синклером для меня. Я уверена в этом и не хочу даже пытаться пробовать.

– Хорошо, я поняла. Ты не хочешь искать себе нового любовника, но тебе нужно хотя бы проветриться.

– Нет, не нужно.

– Пожалуйста, Блю. Сегодня я собираюсь в Мемфис с друзьями по работе. Мы пойдем на Билль Стрит.

Билль Стрит – это что-то вроде мемфисской версии Бурбон Стрит. Когда я работала в полиции, мне часто приходилось ее патрулировать.

– Через пару часов мы должны встретиться в баре «Гадкий койот». Поехали со мной, повеселимся. Обещаю, ты и думать забудешь о своем шотландском красавце.

Я сильно в этом сомневаюсь, но у Эллисон больше опыта в таких делах. У нее было много парней, и, наверное, она лучше меня знает, как отвлечься от боли разбитого сердца.

– Кто будет?

У меня не получается легко сходиться с людьми, особенно с глупыми женщинами. У меня не хватает на них терпения.

– Кленси и Эйприл, – она по очереди загибает пальцы, называя имена, – Бри, Эшли и Келли обязательно. Может быть еще кто-то. Я никогда точно не знаю, кто будет, пока все уже не соберутся.

Мне не нравятся компании людей, с которыми я не знакома. Бог не наделил меня даром быстро сближаться с людьми.

Кроме того, у меня свидание. Я хотела провести вечер со своей камерой и сделать несколько фото.

Эллисон видит мои колебания.

– Я знаю, что ты не любишь большую толпу, но они все классные. Клянусь.

Моя сестра не понимает, как мне не хочется этого делать. По многим причинам.

– Я бы скорее выколола себе глаза зубочисткой.

– Могу это организовать, если ты откажешься.

Думаю, я напьюсь там виски, пока не смогу заглушить их голоса.

– Я пойду. Но только ради Джонни Уокера.

– Да! – Эллисон вскидывает кулак в воздух, – Будь готова к семи.

Не знаю, о чем я думала, когда согласилась на это. Я южанка, но не большая поклонница кантри. В этом месте слишком много ковбойских шляп и сапог для меня.

И я не люблю пьяных людей, танцующих на барной стойке или позволяющих незнакомцам пить шоты с их оголенных участков тела. Клянусь, я надеру задницу Эллисон, если она тоже попробует так сделать.

Друзья Элли – не относятся к моему любимому типу людей. В их оправдание, таких людей в принципе мало. Ну, по крайней мере, они лучше, чем ее коллеги по старой работе в Мемфисе.

Я поднимаю свой пустой стакан, когда наша официантка возвращается, и она приносит мне уже третий стакан выпивки за вечер. Еще несколько – и я достигну того уровня опьянения, когда вообще забуду о существовании Синклера Брекенриджа.

– Давай, сестренка, – Эллисон поднимает свой стакан, – Мы здесь для того, чтобы забыть о… – она хихикает, – Видишь? Я уже забыла, о ком должна была забыть.

Она весь вечер пьет крепкий Лонг Айленд, так что уже пьяна. Я поняла это по ее ужасно громкому и раздражающему смеху. Типичная пьяная Эллисон.

Интересно, она уже забыла того доктора, что предложил ей заняться сексом втроем с еще одним мужчиной? Мне нужно будет найти его и надрать задницу за то, что обидел мою сестру.

– А ты пьешь, чтобы о ком-то забыть?

Она качает головой и дует губы.

– Не здесь, Блю. Мы тут ради одной причины и только – чтобы охрененно-фантастически провести время, и я не хочу говорить об этом.

Я была так поглощена своими проблемами, что не заметила, как что-то мучает мою сестру. После того унизительного инцидента и расставания с доктором, с которым она встречалась, это сделало её по-настоящему несчастной, поскольку уже тогда она выбрала имена их четырем совместным детям, которые у них появятся. Из-за этого она бросила свою работу в больнице, где работала больше двух лет и перешла в другую. Она одна заботилась о Гарри, когда меня не было рядом. И даже, когда я вернулась, она продолжала за ним ухаживать. Не думаю, что я много помогала ей с момента моего возвращения.

Слишком много забот лежало у нее на плечах, в то время как я была настолько эгоистична, чтобы не замечать никого кроме себя.

– Ты права. Я хочу повеселиться, но позже нам надо будет поговорить об этом.

О Боже. Она душит меня в пьяных объятьях, так что я чуть не падаю с барного стула.

– Я люблю тебя, Блю.

Эллисон окончательно пьяна. А когда она пьяна, то любит всех и каждого. Ну, она хоть не становится агрессивной.

– Хорошо, Элли. Возможно, тебе следует немного притормозить с выпивкой.

– Да ну тебя, Блю. Это ведь только третий стакан.

Она говорит медленно, но все еще отчетливо. Я бы предпочла, чтобы так и оставалось. Я не в настроении нянчится с пьяной Эллисон.

– Это твой третий напиток за полтора часа.

– Это не важно, лучше помоги мне забраться на стул.

Я помогаю ей сесть, когда мои глаза натыкаются на человека, которого я не видела уже несколько лет.

– Блю Макаллистер.

Я помогаю Эллисон принять вертикальное положение.

– Коди Вилсон.

Он улыбается и ямочки, которые я хорошо помню, появляются его лице.

– Вау. Сколько лет прошло.

– Где-то семь или восемь.

Боже, я когда-то была в него влюблена. Мы познакомились, когда мне было семь и я только начала жить с моей новой семьей. Мы жили на одной улице через восемь домов. Мы были лучшими друзьями, пока не достигли подросткового возраста. Он был моим единственным другом – до тех пор, пока не поцеловал меня. Тогда, я ударила его по яйцам, и нашей дружбе пришел конец. После этого меня всегда мучила совесть, за то, что я так с ним поступила.

Не то, чтобы мне не понравилось целоваться с Коди. По факту, мне очень даже понравилось, после того, как я пришла домой и обдумала эту ситуацию. Тогда я поняла, что просто рефлекторно ударила его, тогда Гарри уже несколько месяцев тренировал меня. Но от этого, конечно, ему бы не стало менее больно.

И что заставило его вернуться в Мемфис?

– Последнее, что я слышала о тебе от папы, это то, что ты работаешь в ВВС (прим.пер.: военно-воздушные силы) где-то на другом конце планеты.

– Я и работал, но несколько лет назад заболела мама, я бросил все и вернулся.

Точно. У миссис Вилсон ранее обнаружили болезнь Альцгеймера. Она даже не смогла вспомнить, кто я такая, когда я последний раз ее видела.

– Сейчас я работаю пилотом Дельты (прим.пер.: военный самолет).

Странно. Он стал немного более привлекательным для меня, когда я узнала, что он управляет самолетами.

– Классно.

– Что на счет тебя?

– Я несколько лет работала офицером полиции, а потом специальным агентом. Но потом бросила Бюро, чтобы работать только на себя, – не совсем правда.

– В чем заключается твоя работа на себя?

Смотреть на больше обнаженных задниц, чем мне хотелось бы видеть.

– В основном, я разоблачаю неверных супругов. Мои клиенты после такого, обычно, разводятся.

Он приподнимает бровь.

– Звучит интересно.

Интересно – это не то слово, каким бы я это описала.

– Скорее тревожно. Я чувствую себя, как будто снимаю плохое порно с престарелыми актерами.

Он смеется.

– Прости. Мне жаль, что тебе пришлось это представить.

– Похоже, ты не довольна своей работой. Ты не думала вернуться на службу в ФСБ?

Если бы я могла.

– Я пошла туда, потому что там работал мой отец, и думала, что смогу пойти по его стопам. Но, как выяснилось, это не для меня, – лгу я.

Мне нравилось работать офицером и агентом. Когда я работала там, я была почти счастливой, но я сама разрушила свою карьеру, когда решила преследовать Тана. Я не смогу вернуться в ФСБ, они сразу же вычислят мою связь с Братством.

– Я бы предпочла открыть собственную профессиональную фото-студию.

Мне больше нравится фотографировать детей и невест, чем ловить престарелые задницы за изменами.

– У тебя всегда висела камера на шее, или скрипка в руках. Ты все еще играешь?

– Каждый день.

Это единственная вещь, что дарит мне некое подобие комфорта, и ощущение, что между мной и Сином вовсе нет огромной пропасти. Иногда я представляю, что мы играем вместе.

Я знаю. Это жалко.

– Я играю на басс-гитаре в группе. Это просто хобби, ничего серьезного, но мы выступаем здесь через 40 минут. Я бы хотел, чтобы ты осталась.

– О, точно. Ты же играешь на гитаре.

Как я могла забыть об этом? Когда была младше, всегда думала, что он горячо выглядит, когда играет.

– И наш скрипач сегодня не смог присутствовать.

– Оу, это плохо.

– Очень. Хуже то, что мы играем в «Гадком койоте». Здесь толпа любит слушать «Дьявол объявился в Джорджии» (прим. пер.: хит певца Чарли Дэниелс, с большой скрипичной партией).

– О, я люблю эту песню.

– А ее невозможно сыграть без скрипки.

– Определенно, нет, – соглашаюсь я.

Улыбка расползается по лицу Коди.

– Ты все еще помнишь как ее играть?

– Черт, да.

Это единственная кантри-песня, которую я знаю.

– Какое совпадение, – он ухмыляется и указывает на дверь, – А я захватил с собой скрипку Дигби.

– Нет, Коди, нет, – я никогда не выступала на публике, кроме одного раза в детстве, – Я не играю для других людей.

Я больше использую скрипку, как приватную терапию для разбитого сердца.

– Блю, тебе понравится. Ты удивишься, как это бывает весело.

Он безумен, если думает, что я выйду на сцену без единой репетиции.

– Нам нужно порепетировать.

– У нас есть 40 минут.

– Серьезно? Ты хочешь, чтобы я попрактиковалась меньше часа, а потом присоединилась к твоей группе и выступила перед всеми этими людьми?

– А почему нет? Ты фантастически играешь. Ты вспомнишь песню с первых нот.

– Ты с ума сошел.

– Может быть. Выпей виски, и ты забудешь о своих переживаниях.

Я много играла на скрипке, с тех пор, как вернулась с Эдинбурга. Могу с полной уверенностью сказать, что сейчас играю лучше, чем когда-либо.

Я уже отчаялась почувствовать хоть что-то кроме страдания, с тех пор как ушла от Брека. И даже если я не уверена, что это хорошая идея, то это хотя бы начало.

Я залпом опрокидываю в себя оставшееся виски со стакана. Я бы не в коем случае не согласилась на это, если бы была трезвой. Но алкоголь делает меня безрассуднее.

– Хорошо. С тебя виски.

– Понял.

Я выпиваю еще три стакана для храбрости, и оказываюсь в задней комнате с группой Коди.

– Черт, Вилсон. Эта девчонка хороша. Нам нужно взять ее вместо Дигби на постоянной основе, – говорит барабанщик.

– Оо, нет. Я не люблю играть на людях. Я делаю это только потому, что задолжала Коди.

Он выглядит недоуменно, а потом начинает громко смеяться.

– Ты имеешь в виду тот случай, когда ударила меня по яйцам?

Я тоже начинаю смеяться, и это чувствуется хорошо. Лучше смеяться, чем плакать.

– Сыграв одну песню с нами, ты не заставишь меня забыть об этом, – он ухмыляется и немного сдвигает свои бедра, – Я до сих пор чувствую эту боль.

– Я никогда не извинялась за это, но мне правда жаль.

Я чувствую, что должна объяснить, почему я так поступила, но что я скажу? Прости Коди, я ударила тебя, потому что папа тренировал меня, чтобы я стала убийцей, и это получилось чисто машинально?

– Хорошо. Ты мне чётко и ясно донесла это сообщение.

Это было 12 лет назад, а я все еще ненавижу то, как с ним поступила.

Другой гитарист заходит в комнату, прерывая наш разговор.

– Время начинать шоу.

Я со скрипкой в руке пробираюсь на сцену с четырьмя остальными участниками группы. Каждый берет свой инструмент, пока Марк, фронтмен и солист группы подходит к микрофону. Он представляет зрителям каждого из нас, и меня, последней.

– Дигби не смог быть с нами сегодня вечером, но Блю Макаллистер согласилась заменить его и сыграть с нами песню, которую без скрипки сыграть невозможно.

Он наигрывает первые аккорды, чтобы толпа узнала песню, а я в свою очередь вступаю со своей партией.

– Вот, что происходит, когда вы даете в руки скрипку девчонке из Теннеси.

Мы начинаем играть немного ускоренную версию песни, что хорошо для меня: закончим быстрее.

Мелодия достигает своего крещендо, и Марк показывает мне, чтобы я подошла к нему в центр сцены. Блин. Я не хочу, чтобы на меня все смотрели. Достаточно того, что они меня слышат. Мне становится ясно, что Марк не собирается сдаваться, так что я вынуждена подойти к нему прямо на середину сцены. Это явно не моя сильная сторона.

И мне не следовало пить столько виски.

Когда песня заканчивается, я чувствую возбуждение. Ни говоря ни слова, я разворачиваюсь и спускаюсь со сцены, возвращаясь за наш столик.

Эллисон опять душит меня в своих пьяных объятьях.

– Блю! Я годами не слышала, чтобы ты так играла, – она поворачивается к своим друзьям, – Моя сестра такая глупышка, правда?

Пять пьяных голосов соглашаются с ней и комментируют мою игру.

Коди подсаживается к нам за стол, как только их группа заканчивает играть.

– Ты проделала отличную работу. Спасибо, за то что выручила нас.

– Можешь поблагодарить за это Джонни Уокера. Без его помощи я бы ни за что не согласилась.

– Почему нет? Ты отлично играешь. Глупо прятать такой талант.

Он, что, забыл какая я?

– Ты меня вообще знаешь?

Коди смеется.

– Я вижу, что сестры Макаллистер не на много изменились за это время. Ты все еще предпочитаешь держаться на заднем фоне.

– Я довольствуюсь тем, чтобы меня не видели и не слышали.

Эллисон и её друзья начинают громко визжать.

– В нашей семье уже есть человек, который привлекает к себе все внимание. И она была здесь раньше, чем я, так что у меня никогда не было ни единого шанса.

Эллисон протискивается между нами.

– Эээй, Блю. Мы устали от этого места. Мы хотим пойти и послушать состязания пианистов в Silky O’Sullivan’s(прим.пер.: ирландский паб )

О Боже. Мне не следовало соглашаться идти с ней. Ненавижу пабы. Но сейчас мне некуда деваться.

Я смотрю на Коди и пожимаю плечами.

– Ты слышал, что сказал мой босс.

– Да, думаю, у них как раз подходящее настроение для музыки пианино, – говорит Коди.

Эллисон тоже не любитель песен кантри. Думаю, это ее друзья за нее решили прийти в этот бар.

– Я думаю у них настроение, чтобы подыскать парней. Ни один тут не относится к типу Эллисон.

– Я вижу.

Я обнимаю Коди.

– Была рада увидеться с тобой.

– Я тоже. Спасибо еще раз, за то, что выручила нас.

– Тогда, могу ли я считать, что у нас 1:1?

– Да, – Коди смеется, и я опять могу лицезреть его ямочки, – Считай, что мы сравняли счет.

Я следую за Эллисон и ее компанией вниз по Билль Стрит к пабу, который, оказывается, полностью забит, но нам везет, и мы садимся за стол, который только что покинули. Они заказывают специальное предложение от бара, для большой компании – огромное ведерко, в котором намешано не менее десятка разных жидкостей, и торчащих из него кучей соломинок.

О Господи. Они собираются выпить еще один галлон алкоголя.

Через час я понимаю, что пьяны абсолютно все, и нас будет некому отвезти домой. Что за черт?

– Эллисон. Эшли пьяна.

– Да? – похоже, ей абсолютно все равно на это.

– Предполагалось, что она развезет нас по домам.

– Да ну, Блю. Она медсестра, и не будет садиться пьяной за руль, чтобы ее лишили лицензии. Мы снимем пару комнат и там переночуем.

Мы снимем, блять, комнаты. Я ни в коем случае не буду спать в одной комнате с этими пьяными в хлам задницами. И я не хочу проснуться от того, что кого-то стошнит на меня.

– Я на такое не подписывалась.

– Остынь, Блю.

Нахрен это.

– Знаешь что? Я что-то неважно себя чувствую, и поеду, пожалуй, домой.

– Это все из-за твоих гребаных таблеток, которые ты пьешь. Твоему доктору не стоило увеличивать их дозировку. Она такая пустоголовая.

Отлично. Начались пьяные рассуждения.

– Оставайся, если хочешь. Повеселись со своими друзьями, а мы увидимся утром. И, пожалуйста, будь осторожней.

Я покидаю бар и медленно, чтобы алкоголь хоть немного выветрился, иду к ближайшей остановке такси.

Когда я уже почти подхожу к авто, слышу как меня окликают.

– Эй, Блю, – ко мне доносится голос Коди, – Уже уезжаешь?

– Да, такие вечеринки – не самое любимое мое занятие.

– Я понимаю тебя. Сам пришел только из-за выступления. Я не посещаю лишний раз Билль. Мне хватило таких развлечений, пока я был на службе в ВВС.

Для меня нереально наслаждаться такой атмосферой, после того, как я побывала в виски-барах Эдинбурга. Мне даже становится немного стыдно за места, как те, из которых я только что вышла.

– Подвезти?

– Я собиралась взять такси.

– Ни в коем случае, поехали, я подвезу.

Он, должно быть, не знает, что мы больше не живем в Мемфисе.

– Спасибо за предложение, но я теперь живу в Саутавене.

– Это не так далеко.

– Это больше 20 миль, – я не хочу затруднять его.

Он открывает дверь машины.

– Такси будет стоить немало. Я отвезу тебя.

Я вижу, что не смогу его переубедить.

– Хорошо. Только не проси меня присоединиться к вашей группе. Я больше и шагу не ступлю на сцену, – черт, это прозвучало немного грубо.

– Не могу ничего обещать.