355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джордж Р.Р. Мартин » Козырные тузы » Текст книги (страница 2)
Козырные тузы
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 11:16

Текст книги "Козырные тузы"


Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Значит, вы полагаете, что все это связано именно с ней. С Тиамат.

– Сложите все вместе, – сказал Фортунато. – Положим, этот масонский секрет как-то связан с властью над Тиамат. Калиостро становится обладателем тайны. Его собратья-масоны не станут использовать это знание во зло, поэтому Калиостро создает собственный орден – чтобы использовать его в своих целях.

– Чтобы привести это чудовище на Землю.

– Да, – эхом отозвался Фортунато. – Чтобы привести его на Землю.

Эйлин наконец перестала улыбаться.

* * *

Они заговорились дотемна. Ночь была ясная и холодная, и сквозь яркий свет люстры Фортунато различал звезды. Ему хотелось отключить их.

– Уже поздно, – сказала Эйлин. – Мне пора.

Это застало его врасплох. После дня, проведенного за совместной работой, его переполняла нервная энергия, хмельное возбуждение погони. Ум женщины восхищал его, и так хотелось, чтобы вся она раскрылась ему – ее секреты, чувства, ее тело.

– Останься, – попросил он, тщательно следя за тем, чтобы не использовать свою силу, не превратить просьбу в принуждение. – Пожалуйста.

В животе у него похолодело.

Эйлин поднялась, натянула свитер, брошенный на подлокотнике кресла.

– Мне нужно… переварить все это, – сказала она. – Слишком много всего для одного раза. Прости. – На него она не смотрела. – Мне нужно время.

– Я провожу тебя до Восьмой авеню, – предложил он. – А там ты сможешь поймать такси.

Звезды, казалось, излучали холод, какую-то ненависть к самой жизни. Он втянул голову в плечи и глубоко засунул руки в карманы. Несколько секунд спустя рука Эйлин обвила его пояс, и он на ходу привлек ее к себе.

Они остановились на углу Восьмой авеню и Девятнадцатой улицы, и почти тут же подъехало такси.

– Можешь не говорить, – сказала ему Эйлин. – Я буду осторожна.

В горле у Фортунато застрял такой тугой ком, что он не смог бы произнести ни слова, даже если бы захотел. Он обхватил ладонью ее затылок и поцеловал ее. Губы оказались такими нежными, что он оторвался от них и развернулся, чтобы уходить, и только тогда понял, какое восхитительное это было ощущение. Он обернулся – она стояла на том же месте. Фортунато поцеловал ее еще раз, настойчивей, и на мгновение она прильнула к нему, а потом отстранилась.

– Я позвоню, – сказала она.

Он провожал такси глазами, пока машина не скрылась за углом.

* * *

В семь утра следующего дня его разбудили полицейские.

У нас в морге мертвый подросток, – сообщил первый. – Кто-то переломал ему шею. Неделю назад в парке у Клойстерс. Вам что-нибудь об этом известно?

Фортунато покачал головой. Он стоял у двери, рукой придерживая халат на груди. Если они войдут, то увидят и пентаграмму, начерченную на полу, и человеческий череп на книжной полке, и рассыпанные на кофейном столике самокрутки с марихуаной.

– Его дружки говорят, что видели вас там, – заметил второй.

Фортунато взглянул ему в глаза.

– Меня там не было, – произнес он. – Вам очень хочется в это поверить.

Второй полицейский кивнул, а первый потянулся к пистолету.

– Не нужно, – сказал Фортунато. Первый полицейский не успел вовремя отвести глаза. – Вы тоже в это верите. Меня там не было. Я чист.

– Чист, – повторил первый полицейский.

– А теперь уходите, – велел Фортунато, и они ушли.

Он уселся на кушетку; руки у него тряслись. Полицейские вернутся. Или, скорее, пришлют кого-нибудь из джокертаунского отдела – того, против кого его способности будут бессильны.

Ну вот, теперь он больше не уснет. Все равно его сны наводняли страшные чудовища размером с Луну – они шевелили щупальцами, заслоняя небо, проглатывали город.

Фортунато вдруг понял, что в квартире никого нет. Он уже и не помнил, когда в последний раз проводил ночь в одиночестве. Его рука сама потянулась к телефонной трубке – позвонить Каролине. Это был просто рефлекс, и он подавил его. Ему хотелось быть с Эйлин.

* * *

Два дня спустя она позвонила снова. За эти два дня он дважды побывал в ее музее на Лонг-Айленде – в своем астральном виде. Он реял по комнате, незримый для нее, и наблюдал. Он побывал бы там еще не раз и задержался бы подольше, но это доставляло ему слишком большое удовольствие.

– Это Эйлин, – сказала она. – Они хотят посвятить меня.

Была половина четвертого. Каролина отправилась в Берлиц на занятия по японскому языку. В последнее время он видел ее не слишком часто.

– Ты все-таки вернулась туда.

– Я не могла иначе. Мы уже зашли слишком далеко.

– И когда же?

– Сегодня вечером. Мне велено подойти к одиннадцати. К той старой церкви в Джокертауне.

– Можно мне с тобой встретиться?

– Наверное. Я могу прийти, если хочешь.

– Пожалуйста. Только поскорее.

Фортунато сел у окна и смотрел в него, пока не показалась ее машина. Он открыл входную дверь и вышел встречать Эйлин на площадку. Женщина вошла в квартиру первой и обернулась. Фортунато не знал, чего от нее ожидать. Он закрыл дверь, и она протянула к нему обе руки. Он обнял ее, поцеловал – снова и снова. Нежные руки обвились вокруг его шеи и сцепились в замок.

– Я хочу тебя, – сказал он.

– И я тебя.

– Пойдем в спальню.

– Мне очень этого хочется. Но я не могу. Это… дурацкая затея. Я долго об этом думала. Я не могу вот так просто запрыгнуть к тебе в постель и проделывать всякие замысловатые тантрические штучки. Это не то, чего я хочу. Господи, да ты ведь даже кончить не можешь!

Он погрузил пальцы в ее волосы.

– Ну ладно. – Он еще какое-то время прижимал ее к себе, потом отпустил. – Что-нибудь выпить?

– Чашку кофе, если можно.

Он поставил чайник на плиту, бросил в кофемолку пригоршню кофейных зерен и принялся их молоть, глядя на нее поверх барной стойки.

– Никак не пойму, почему я ничего не могу выудить из сознания этих людей.

– Ты не считаешь, что я все выдумываю?

– Я почувствовал бы, если бы ты меня обманывала. Эйлин тряхнула головой.

– С тобой не соскучишься.

– Есть вещи поважнее надуманных условностей.

Вода вскипела. Фортунато приготовил кофе и разлил его по чашкам.

– Если они – такая серьезная организация, как ты считаешь, то они просто обязаны иметь среди своих членов тузов. Таких, которые могут устанавливать блоки – блоки против других людей, обладающих ментальными силами.

– Надо полагать.

Она отпила из своей чашки.

– Сегодня днем я встречалась с Бэлзамом. Мы все собрались в книжной лавке.

– Как он выглядит?

– Довольно приятный. Похож на банкира или кого-то в этом роде. Костюм-тройка, очки. Но загорелый, как будто по выходным регулярно играет в теннис.

– И что он сказал?

– Они наконец-то произнесли вслух слово «масон». Такое впечатление, что это была последняя проверка – не насторожусь ли я. Потом Бэлзам преподал мне урок истории. О том, что шотландские и Йоркские масоны были всего лишь ветвью спекулятивных масонов и что они ведут свою историю лишь с восемнадцатого столетия.

Фортунато кивнул.

– Это действительно так.

– Потом он принялся рассказывать о Соломоне, о том, что архитектор его храма на самом деле был египтянином. Что масонство пошло от Соломона, а все прочие обряды давно утратили свое исконное значение. Как ты и предполагал.

– Сегодня вечером мне придется пойти с тобой.

– Ничего не выйдет. Даже если ты переоденешься, они узнают тебя.

– Я могу послать свое астральное тело, которое все увидит и услышит.

– А если еще кто-то будет там в своем астральном теле, ты его увидишь?

– Ну конечно.

– И что тогда? Это же страшный риск, разве не так?

– Ну да, риск.

– Мне придется пойти одной. Другого выхода нет.

– Разве только…

– Разве только – что?

– Разве только я буду внутри тебя, – закончил он.

– О чем ты?

– Сила сосредоточена в моей сперме. Если она будет внутри тебя…

– Нечего сказать, хороший предлог затащить женщину в постель… – Она вгляделась в его лицо. – Ты что, серьезно?

– Тебе нельзя туда одной. Не только из-за опасности. Ты не сможешь прочитать их мысли. А я смогу.

– Даже если ты будешь всего лишь… пассажиром?

Фортунато кивнул.

– Господи, – проговорила она. – Нам… нам не стоит этого делать. У меня ко всему прочему еще и месячные.

– Тем лучше.

Она стиснула его запястье и прижала его к груди.

– Я дала себе слово, что если когда-нибудь окажусь в постели с мужчиной еще раз, то это должно быть романтично. Свечи там, цветы и все такое прочее. И посмотрите на меня!

Фортунато опустился перед ней на колени и осторожно отвел ее руки в сторону.

– Эйлин, – сказал он. – Я люблю тебя.

– Тебе легко говорить. Нет, я верю, что тебе действительно так кажется, но могу поклясться, ты всем это говоришь. А я говорила эти слова всего двум мужчинам в своей жизни, и один из них был мой отец.

– Я говорю не о твоих чувствах. И не о вечности. Я говорю о себе и о том, что я чувствую сейчас. И я люблю тебя.

Он поднял ее на руки и понес в спальню.

Там было холодно, Эйлин застучала зубами. Фортуна-то зажег газовый камин и сел рядом с ней на постели. Она взяла его правую руку в ладони и поднесла к губам. Он поцеловал ее и почувствовал, что женщина отвечает ему – словно бы против воли. Он разделся, натянул на них обоих одеяло и принялся расстегивать ее блузку. Грудь у нее была большая и упругая, соски затвердели под его поцелуями.

– Подожди, – проговорила она. – Мне нужно… мне нужно в ванную.

Когда она вернулась обратно, на ней уже не было никакой одежды. В руках она держала полотенце. На внутренней стороне бедра расплывалось пятно крови.

– Чтобы не пачкать простыни.

Фортунато забрал у нее полотенце.

– Не беспокойся о простынях.

Она стояла перед ним, обнаженная, с таким видом, как будто боялась, что ее прогонят прочь. Мужчина прижался головой к ее груди и притянул к себе.

Эйлин скользнула под одеяло и поцеловала его, порхнула языком по его губам. Он целовал ее плечи, груди, подбородок. Потом перевернулся, уперся в матрас коленями и ладонями и оказался над ней.

– Нет, – прошептала она. – Я еще не готова…

Он взял член в руку и начал водить головкой по ее расселине, медленно, нежно, ощущая, как чувствительная плоть становится теплой и влажной. Женщина закусила губу, глаза у нее закрылись. Фортунато медленно скользнул внутрь нее, задвигался и почувствовал, как вдоль позвоночника растекаются волны наслаждения.

Он снова поцеловал ее, и губы под его губами дрогнули, шепча неслышные слова. Неужели он часами мог заниматься любовью? Сейчас ощущения были неизмеримо более острыми. Его переполнял пыл и свет, он не мог больше сдерживать их.

– Разве ты не должен что-нибудь произнести? – прошептала Эйлин, задыхаясь. – Какое-нибудь заклинание или что-нибудь еще?

Фортунато опять поцеловал ее и ощутил легкое покалывание в губах, как будто они были скованы долгим сном и только теперь вновь возвращались к жизни.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Господи, – выдохнула она и вдруг расплакалась. Слезы скатывались по ее щекам в волосы, а бедра в то же самое время двигались все быстрее и быстрее. Их разгоряченные тела пылали, по груди Фортунато стекал пот. Эйлин вся напряглась, потом обмякла. Секундой позже глаза Фортунато застлала ослепляющая пелена, усилием воли он подавил десять лет тренировки и позволил разрядке произойти, позволил силе хлынуть из него в женщину, и на мгновение они стали единым существом, двуполым и всеобъемлющим, и он почувствовал, как разлетается по всем уголкам вселенной гигантской ядерной вспышкой.

А через миг он уже вновь был в постели с Эйлин, и ее грудь вздымалась и опадала в такт всхлипам.

* * *

Единственным источником света был огонек в камине. Наверное, он заснул. Смятая наволочка драла щеку, как наждачная бумага. На то, чтобы всего-навсего перевернуться на спину, у него ушли все силы.

Эйлин одевалась.

– Пора, – сказала она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Невероятно сильной. Могущественной. – Женщина рассмеялась. – Никогда ничего подобного не испытывала.

Фортунато закрыл глаза и просочился в ее сознание. Глазами Эйлин он увидел себя самого, пустую оболочку на кровати.

– А ты? – Ее голос отдавался в груди. – Как ты?

Он вернулся обратно в собственное тело.

– Ужасно ослабел. Но это пройдет.

– Может быть… может быть, попросить кого-нибудь посидеть с тобой?

Фортунато понимал, что она предлагает. Нужно согласиться. Каролина или любая другая его девочка мигом восстановила бы его силу. Но это ослабило бы его связь с Эйлин.

– Нет, – ответил он.

Она закончила одеваться и склонилась над ним, приникла к его губам в долгом поцелуе.

– Спасибо, – сказала она.

– Не нужно, – отозвался он. – Не благодари меня.

– Я пойду.

Ее нетерпение, ее сила и жизненная энергия наполняли комнату, как нечто ощутимое. А потом она ушла, и он снова уснул.

* * *

Эйлин стояла у двери в книжную лавку, поджидая Кларка, и Фортунато видел все ее глазами. Он мог бы проделать всю дорогу до лавки в ее сознании, но на это ушли бы те крохи сил, которые уже начали понемногу к нему возвращаться. Кроме того, ему было тепло и уютно там, где он находился.

До тех пор, пока чьи-то руки не схватили его, стряхнув с него сон, и перед глазами у него не очутились две сверкающие полицейские бляхи.

– Одевайся, – приказал суровый голос. – Ты арестован.

* * *

Его посадили в одиночную камеру. В ней был серый, кафельный пол и выкрашенные серой краской цементные стены. Фортунато сжался в комочек в углу и дрожал, слишком слабый, чтобы стоять. На стене рядом с ним кто-то нацарапал человечка с непомерно огромным членом и яйцами.

Целый час он был не в состоянии установить контакт с Эйлин. Наверняка масоны Бэлзама убили ее.

Фортунато закрыл глаза. Дверь соседней камеры с лязгом захлопнулась и отвлекла его. «Да концентрируйся же ты, черт побери», – приказал он себе.

Он очутился в длинном зале с высокими сводами. Все вокруг заливал мерцающий желтый свет, который давали ряды свечей на стенах. Пол у него под ногами был мозаичный, в черно-белую клетку. У входа в зал возвышались две дорические колонны, по одной с каждой стороны, не доходившие до потолка. Они символизировали собой Храм Соломона и звались Боаз и Иоахим – как два первых масонских слова.

Он не хотел управлять телом Эйлин, хотя мог бы, если уж на то пошло. Судя по всему, она была жива и здорова. Он чувствовал ее волнение, но ни боли, ни даже особого страха не было.

Мужчина, который по описанию Эйлин походил на Бэлзама, стоял у входа в зал, на возвышении, предназначенном для Великого Командора Храма. Поверх темного костюма на нем был белый масонский фартук с ярко-красной каймой. Вокруг шеи у него был повязан плащ, похожий на непомерно огромный слюнявчик. Он тоже был белый, с красным крестом с петлей наверху – анком.

– Кто поручится за эту женщину? – вопросил Бэлзам.

В комнате находилось еще с дюжину или даже больше человек обоего пола, и все в таких же фартуках и плащах. Они выстроились полукругом вдоль левой стены зала. Большинство из них с виду казались вполне нормальными. У одного была ярко-красная кожа, а волос не было вообще – явный джокер. Другой выглядел совсем дряхлым, переносицу его отягощали очки с толстыми линзами, а на лице застыло изумленное выражение. У него единственного из всех под фартуком была не уличная одежда. Он был облачен в белую рясу на несколько размеров больше нужного, с капюшоном и рукавами, которые казались слишком длинны.

Из полукруга вышел Кларк и произнес:

– Я поручусь за нее.

Бэлзам передал ему причудливую маску, покрытую чем-то, на вид напоминавшим золотую фольгу. Она представляла собой голову сокола и полностью закрыла лицо Кларка.

– Кто будет противостоять? – спросил Бэлзам.

Восточного вида молодая женщина, довольно некрасивая, но излучавшая неуловимую сексуальность, выступила вперед.

– Я буду противостоять.

Бэлзам дал ей маску с длинными остроконечными ушами и острой мордочкой. Когда она надела ее, маска придала ей холодный и высокомерный вид. Фортунато почувствовал, как у Эйлин участился пульс.

– Кто заявляет свои права на нее?

– Я заявляю свои права на нее.

Вперед выступил еще один мужчина и получил от Бэлзама маску с шакальим ликом Анубиса.

Воздух за спиной у Бэлзама заколыхался и засиял. Свечи погасли. Из воздуха медленно вылепился золотистый силуэт человека ростом до потолка, с песьими чертами лица и горящими желтыми глазами. Он стоял со скрещенными на груди руками и смотрел вниз, на Эйлин. Сердце у нее отчаянно заколотилось и дрогнуло, и она впилась ногтями в собственные ладони. Кроме нее, казалось, никто не замечал его появления.

Женщина в остроносой маске встала напротив Эйлин.

– Осирис, – заговорила она. – Я – Сет, один из энне-ады Анну, сын Геба и Нут.

Он почувствовал, как Эйлин открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела она произнести и слова, как правая рука азиатки наотмашь ударила ее по лицу. Она упала навзничь и проехала по скользкому мозаичному полу.

– Узрите же! – приказала женщина. Она прикоснулась пальцами к глазам Эйлин, а когда отняла их от ее лица, они блестели от влаги. – Животворный дождь!

– Осирис, – произнес мужчина с шакальей головой и выступил вперед, чтобы занять место женщины. Я – Анубис, сын Ра, Открывателя Путей, Властитель Погребального Холма.

Он обошел Эйлин и придавил ее к полу.

Теперь Кларк опустился на колени рядом с ней, а золотистый исполин все так же безмолвно высился у него за спиной.

– Осирис, – проговорил он. Глаза в крошечных прорезях соколиной маски блеснули. – Я – Гор, сын твой и Исиды. – Он прижал два пальца к губам Эйлин, заставляя ее открыть рот. – Я пришел припасть к стопам твоим, я сын твой, Гор, я касался уст твоих; я сын твой, я люблю тебя. Сомкнуты были уста твои, но я привел для тебя в порядок уста твои и зубы твои. Я открыл для тебя очи твои. Я раскрыл для тебя уста твои орудием Анубиса. Гор разомкнул уста мертвого, как разверз в старину уста твои железом, Сетом дарованным. И восстанут мертвые, и выйдут из могил своих, и тело ее воссоединится с Великим Домом Древних Богов в Анну, и возложит на голову ее корону уререт Гор, повелитель человечества.

Кларк взял из рук Бэлзама нечто похожее на деревянную змею. Эйлин попыталась вырваться, но мужчина с шакальей головой держал крепко. Кларк взмахнул змеей и легко коснулся ею губ и глаз Эйлин – четыре раза.

– О Осирис, я раскрыл для тебя челюсти твои, и ныне они разомкнуты.

Он отступил в сторону. Бэлзам склонился над ней, пока между ними не осталось всего несколько дюймов, и произнес:

– Ныне дарую я тебе хекау, слово силы. Гор разомкнул для тебя уста твои, дабы мог ты промолвить его. И слово это – Тиамат.

– Тиамат, – прошептала Эйлин.

Фортунато, помертвев от страха, вломился в сознание Бэлзама.

* * *

Трудность заключалась в том, чтобы двигаться дальше, не позволить странности всего происходящего ошеломить себя. Если он не даст угаснуть ассоциативной цепочке, то окажется в той части памяти Бэлзама, которая ему нужна.

Бэлзам был уже близок к экстазу. Фортунато пробивался сквозь вереницу образов и тотемов египетской магии до тех пор, пока не добрался до самых ранних, от них перешел к отцу Бэлзама, а потом в обратном порядке проследил все семь поколений до самого Черного Джона.

Все, что Бэлзам когда-либо слышал, читал или воображал себе о своем предке, хранилось здесь. И его первое мошенничество, когда он выманил у золотых дел мастера Марано шестьдесят унций чистого золота. И его бегство из Палермо. Встреча с греком, Альтотасом, и изучение алхимии. Египет, Турция, Мальта и, наконец, Рим, где он очутился в возрасте двадцати шести лет, полный сил, красивый, с рекомендательными письмами к членам высшего общества.

Знакомство с Лоренцей. Фортунато видел ее точно такой, какой она предстала взору Калиостро, когда впервые обнажилась перед ним, четырнадцатилетняя девочка, но ослепительная в своей красоте: стройная, изящная, с нежной оливковой кожей, черными как ночь волосами, рассыпавшимися по плечам, безупречными маленькими грудками, благоухающими дикими прибрежными цветами.

Потом было путешествие по Европе в каретах, обитых темно-зеленым бархатом, и красота Лоренцы открывала им доступ в любое общество без ограничений, так что они могли жить на подачки знати, а их остатки раздавать на милостыню.

И вот, наконец, Англия.

Фортунато видел, как Калиостро скачет в глубь лесной чащи верхом на окровавленном вороном гунтере. Он отбился – и не вполне случайно – от Лоренцы и одного юного английского лорда, который был совершенно покорен ею. Его светлость, вне всякого сомнения, в этот самый момент кувыркался с ней в какой-нибудь придорожной канаве, а Лоренца, вне всякого сомнения, уже придумала способ обернуть это обстоятельство к их выгоде.

А потом вдруг среди бела дня с неба скатилась Луна.

Калиостро пришпорил жеребца и погнал его к пламенеющему призраку. Он опустился на землю на поляне в нескольких ярдах поодаль. Когда до него оставалась сотня футов, конь вдруг встал как вкопанный, поэтому Калиостро привязал его к деревцу и спешился. Видение было размытым, состоящим из разрозненных линий, и, когда Калиостро двинулся к нему, от него вдруг отделилась часть…

В этом месте его воспоминания обрывались. В следующий миг Калиостро в обществе Лоренцы уже возвращался обратно в Лондон в карете, исполненный каких-то высоких намерений, которые так и остались для Фортунато неясными.

Он прочесывал память Бэлзама. Это знание должно было быть там. Хоть какой-то обрывок воспоминания о том, что это за существо было в лесу, что оно сказало или сделало.

И в этот самый миг Бэлзам встрепенулся и прорычал:

– Эта баба забралась в мою голову!

* * *

Он снова видел все глазами Эйлин, кляня себя за неловкость. События приняли катастрофический оборот. Фортунато вдруг осознал, что смотрит в глаза тщедушному человечку в толстых очках и рясе.

А еще через мгновение он снова очутился в своей камере. Двое тюремщиков ухватили его под локти и волокли к выходу.

– Нет! – умолял он. – Пожалуйста. Еще несколько минут!

– Что, понравилось у нас, да? – хохотнул один из тюремщиков.

Он толкнул Фортунато к двери. Нога поехала на скользком линолеуме, и он плюхнулся на четвереньки. Тюремщик пнул его куда-то под левую почку, но не сильно: сознания он не потерял.

Потом они снова тащили его по бесконечным грязно-зеленым коридорам и втолкнули в обитую темными панелями комнату без окон и с длинным деревянным столом. За ним сидел мужчина лет тридцати в дешевом костюме. Волосы у него были темно-русые, лицо невыразительное. На кармане пиджака блестела золотая бляха полицейского. Рядом с ним сидел другой мужчина в тенниске и дорогой спортивной куртке. Приторно красивый, с волнистыми белокурыми волосами и ледяными голубыми глазами. Фортунато вспомнил масона, о котором ему рассказывала Эйлин, Романа.

– Сержант Матиас! – отрапортовал второй тюремщик. Тот, что был в дешевом костюме, кивнул. – Вот он.

Матиас откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, Фортунато почувствовал, как что-то коснулось его сознания.

– Ну? спросил Роман.

– Ничего серьезного, – отозвался Матиас – Телепатия, немного телекинеза, но совсем слабенькие. Сомневаюсь, чтобы ему было под силу хотя бы замок вскрыть.

– И что ты скажешь? Стоит боссу его опасаться?

– Не вижу оснований. Можете подержать его еще немного за убийство того недоноска. Посмотрим, что выйдет.

– Что толку? – заметил Роман. – Он заявит, что это была самозащита. Судья еще и медаль ему даст. До этой малолетней шушеры все равно никому дела нет.

– Отлично, – сказал Матиас. Потом обратился к тюремщикам: – Можете вышвырнуть его отсюда. Он нам больше не нужен.

* * *

Прошел еще час, прежде чем он снова очутился на улице, и, разумеется, никто не предложил подвезти его до дома. Но его это устраивало. Как раз Джокертаун ему сейчас и был нужен.

Он уселся на крыльце участка и попытался отыскать сознание Эйлин.

И обнаружил, что упирается в глухую кирпичную стену тупика. Ни мыслей, ни чувств не было. Он пытался пробиться сквозь пелену, затягивавшую ее мысли, когда вдруг почувствовал, что ее мочевой пузырь не выдержал, и ощутил, как теплая моча растекается под ней лужей и быстро остывает.

– Эй, приятель, здесь не спят.

Фортунато вышел на улицу и взмахнул рукой, останавливая такси. Он просунул в щелку металлического ящичка двадцатку и сказал:

– На юг. Быстро.

Фортунато вылез из такси на Кристи, чуть южнее перекрестка с Гранд-стрит. Эйлин не шевелилась. Сознание ее было пусто. Он присел рядом с женщиной на корточки и попытался понять, что с ней сделали, но это было невыносимо, и он побрел по переулку. Наткнулся на мусорный бачок и принялся молотить по нему кулаками, пока не разбил их в кровь. Тогда он вернулся назад и сделал еще одну попытку.

Он открыл рот – хотел что-то сказать. И не смог. В голове у него не осталось ни единого слова, одни окровавленные красные клочья и волна кислоты, застилавшая глаза.

Из автомата он вызвал «скорую», потом вернулся к Эйлин. Рот у нее был приоткрыт, и из уголка губ на блузку стекала тонкая струйка слюны. Смотреть на нее было невыносимо. Он закрыл глаза, потянулся к ней своим разумом и остановил ее сердце.

* * *

Храм найти было несложно. Он оказался всего в трех кварталах оттуда. Фортунато просто прошел по энергетическому следу, оставленному людьми, которые бросили Эйлин в переулке.

Он стоял напротив сложенной из кирпича церкви. Ему приходилось постоянно моргать, чтобы перед глазами все не расплывалось. Следы вели в здание, а еще два или три других уходили прочь. Но Бэлзам все еще оставался внутри. Бэлзам, Кларк и еще дюжина других.

Это было хорошо. Он хотел бы убить их всех, но удовольствуется и теми, кто сейчас там. Их монетами и золотыми масками, их ритуалами и храмом – всем тем, что участвовало в заговоре воцарения чудовищного инопланетного зла на Земле, что проливало кровь, губило чужие души и ломало чужие жизни. Он хотел покончить с этим – раз и навсегда.

Стоял дикий холод, ночь казалась пустотой, бездушной, как космос, высасывала тепло и жизнь из всего, к чему прикасалась. Щеки у Фортунато сначала горели, потом онемели.

Он забрал обратно ту энергию, что отдал Эйлин, но ее оказалось недостаточно.

Несколько секунд он стоял, дрожа от бессильного гнева, готовый броситься в здание с голыми, разбитыми в кровь руками. Потом увидел на углу женщину в коротких черных брючках, кроличьей шубке и боа из искусственного меха – она стояла в классической позе под фонарем. Фортунато медленно поднял руку и махнул ей.

Проститутка остановилась перед ним, окинула его опасливым взглядом.

– Привет, – произнесла она. Кожа у нее была рыхлая, пористая, глаза тусклые. – Хочешь расслабиться?

Он вытащил из кармана куртки стодолларовую купюру и расстегнул брюки.

– Что, прямо здесь, на улице? Да, красавчик, тебя, должно быть, хорошо приперло. – Шлюха оглядела сотню и опустилась на колени. – Бр-р, до чего же асфальт холодный. – Она пошарила у него в штанах и подняла на него глаза. – Черт, а это что за дерьмо? Засохшая кровь?

Он вытащил еще одну сотню. Женщина секунду поколебалась, потом спрятала обе купюры в сумочку и зажала ее под мышкой.

От первого же прикосновения ее губ Фортунато мгновенно пришел в полную готовность. По ногам прокатилась горячая волна, отозвавшаяся болью в коже черепа и в ногтях. Он запрокинул голову и уперся взглядом во второй этаж старой церкви.

Ему хотелось употребить свою силу на то, чтобы оторвать весь квартал от земли и зашвырнуть его в космос, но сил у него сейчас не хватило бы даже на то, чтобы выбить стекло. Он осмотрел кирпичи, деревянные балки и электрические провода и тут заметил то, что искал. Он взглядом проследил трубу газопровода от того места, где она уходила в подвал, до магистрали и обратно, потом начал нагнетать в нее газ, наращивая давление так же, как оно нарастало у него внутри, пока наконец трубы не завибрировали, стены не задрожали, а известка не начала крошиться.

Проститутка подняла глаза и увидела, как по стене разбегаются трещины.

– Спасайся! – крикнула она.

Стук ее каблуков затих вдали; Фортунато протянул руку и нажал пальцем точку у основания члена, поворачивая вспять горячую волну эякуляции. Пах словно объял огонь, а на чердаке храма черная стальная труба согнулась и выскочила из патрубков. Под давлением вырвавшейся струи газа она упала на землю и высекла искры из оштукатуренной деревянной стены.

На мгновение здание вспухло, как будто в него хлынула вода, а потом расцвело шаром коптящего оранжевого пламени. На стену дома, у которого стоял Фортунато, обрушилась лавина кирпичей, но он стоял, не сводя глаз с пожара, пока ему не опалило брови и не начала тлеть одежда. От грохота взрыва по всей улице из окон вылетели стекла, а когда он наконец утих, на смену ему пришел вой сирен и сигнализации.

Он пожалел, что не слышал, как они вопили.

* * *

В конце концов одно такси все-таки затормозило. Водитель хотел отвезти его в больницу, но Фортунато при помощи еще одной сотенной купюры разубедил его.

В свою квартиру он поднимался так долго, как никогда в жизни. В спальне подушки еще хранили аромат духов Эйлин.

Фортунато прошел в кухню, достал литровую бутылку виски и выцедил ее всю, глядя на красное зарево пожара, нехотя угасающее над Джокертауном.

Когда он в конце концов отключился на диване, ему приснились щупальца, влажная упругая плоть и клювы, которые открывались и закрывались с протяжным раскатистым хохотом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю