Текст книги "Козырные тузы"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Джордж Р. Р. Мартин (редактор)
Козырные тузы

Чипу Уайдермену, Джиму Муру, Гейл Герстнер-Миллер и Пэррису, тайным тузам, без которых дикая карта могла бы так и остаться неразыгранной

Льюис Шайнер
Адские медяки

«Pennies from Hell»

Их было, наверное, с дюжину. Фортунато не взялся бы утверждать наверняка, поскольку они не стояли на месте, а пытались взять его в кольцо. У двоих-троих в руках поблескивали ножи, остальные были вооружены спиленными бильярдными киями, автомобильными антеннами – всем, что можно пустить в ход в драке. Джинсы, черные кожанки, длинные, зализанные назад волосы – как минимум трое из них подходили под расплывчатое описание, которое дала ему Кристалис.

– Я ищу некоего Гизмо, – сказал туз.

Они хотели оттеснить его с моста, но пока что не решались перейти к мерам физического воздействия. Слева от него выложенная брусчаткой дорожка уходила наверх, к музею Клойстерс. В парке было безлюдно – уже две недели, с тех самых пор, как им завладели уличные банды подростков.

– Эй, Гизмо, – проговорил один из них. – Что скажешь?

Значит, вот он каков – с тонкими губами и налитыми кровью глазами. Фортунато впился взглядом в ближайшего к нему парня.

– Убирайся, – велел он. Парень попятился; вид у него был нерешительный. Фортунато перевел взгляд на следующего. – К тебе тоже относится. Проваливай.

Этот оказался слабее; он развернулся и побежал.

Больше Фортунато ничего не успел. Острие кия устремилось ему в голову. Фортунато замедлил течение времени, перехватил кий и вышиб им из руки одного из нападавших нож. Он сделал вдох, и время снова побежало с обычной скоростью.

Теперь все явно занервничали.

– Уходите, – приказал он, и еще трое побежали прочь, включая и того, которого назвали Гизмо, – парень рванул вниз по склону, ко входу на станцию метро «193-я улица». Фортунато швырнул кий в обладателя еще одной финки и бросился вдогонку.

Они мчались под гору. Туз чувствовал, что начинает выдыхаться, и решился на выброс энергии, который оторвал его от земли и понес вперед по воздуху. Парнишка перед ним споткнулся и полетел кувырком. В позвоночнике у него что-то хрустнуло, обе его ноги конвульсивно дернулись. Через миг он был мертв.

– О господи! – выдохнул Фортунато, отряхивая с одежды пожухлую октябрьскую листву.

Полиция усилила патрулирование вокруг парка, хотя внутрь заходить не решалась. Однажды они уже пытались выбить ребятишек оттуда, и это стоило жизни двум полицейским. На следующий же день подростки вернулись обратно. Но патрульные следили за обстановкой и неминуемо должны были вмешаться и обнаружить тело.

Он обшарил карманы парня и нашел то, что искал, – медную монетку размером с пятицентовик, бурую, как подсыхающая кровь. Десять лет Кристалис и еще несколько человек караулили, не появится ли что-нибудь подобное, и вот прошлой ночью она увидела, как этот парнишка обронил монетку у нее в «Хрустальном дворце».

При нем не оказалось ни бумажника, ни чего-либо другого, на что стоило бы обратить внимание. Фортунато зажал монету в кулаке и поспешил ко входу в метро.

* * *

– Да, я ее помню, – кивнул Хирам, держа монету уголком салфетки. – Давненько это было.

– В шестьдесят девятом, – уточнил Фортунато. – Десять лет назад.

Хирам кивнул и прокашлялся. И без всякой магии было видно, что толстяку очень не по себе. Черная рубаха без пуговиц и кожаная куртка Фортунато не вполне соответствовали принятому в этом заведении стилю одежды. «Козырные тузы» смотрели на город с вершины Эмпайр-стейт-билдинг, и цены здесь столь же впечатляли, как и открывавшийся из панорамных окон вид.

К тому же он захватил с собой свое последнее приобретение, смуглую блондинку по имени Каролина, ночь с которой стоила пять сотен. Маленькая, но не хрупкая, с детским личиком и вполне развитым телом, эта девушка будила совершенно определенные чувства. На ней были обтягивающие джинсы и розовая шелковая блузка, на которой не мешало бы застегнуть пару пуговок. Стоило ей пошевелиться, как Хирам начинал беспокойно ерзать. Его смущение явно доставляло ей немалое удовольствие.

– Дело в том, что в прошлый раз я показывал тебе не эту монетку. Это другая.

– Поразительно. Просто не верится, что тебе попались целых две, и обе в таком хорошем состоянии.

– Думаю, ты смело можешь выражаться без обиняков. Я нашел ее у парня из одной из тех банд, которые наводнили Клойстерс. Она болталась у него в кармане. Первая попала ко мне от одного сопляка, который баловался оккультизмом.

Ему до сих пор было трудно об этом говорить. Тот парень убил трех его гейш: изрезал на куски в каких-то своих темных целях, которые Фортунато до сих пор так и не смог понять. Он продолжил жить своей жизнью, обучал своих женщин искусству любви, постигал тантрическую силу, которой наделил его вирус дикой карты, но в остальном вел себя тише воды ниже травы. Когда же это начинало ему надоедать, он проводил день или неделю, пытаясь раскрутить какую-нибудь зацепку из тех, что оставил после себя убийца. Монету. Последнее слово, которое он сказал, – «Тиамат». Еле уловимый след чьего-то присутствия, который Фортунато почувствовал на чердаке у мертвого мальчишки, но так и не смог распознать.

– Ты хочешь сказать, что в них есть нечто сверхъестественное? – спросил Хирам и метнул взгляд на Каролину, которая томно потягивалась в кресле.

– Я просто хочу, чтобы ты еще разок взглянул на нее.

– Ладно, – кивнул Хирам. Обедающая публика вокруг них позвякивала вилками и бокалами и переговаривалась – так негромко, что голоса напоминали журчание далекого ручейка. – Как я наверняка уже говорил, эта монета очень похожа на американский цент чеканки тысяча семьсот девяносто четвертого года, вышедший из-под кустарного пресса. Их могли украсть из какого-нибудь музея, нумизматической лавки или из частной… – Он умолк. – М-м-м. Ты только взгляни на это.

Он протянул монету и ткнул в нее пухлым пальцем, не касаясь, однако, поверхности.

– Видишь, вот здесь, в самом низу этого венка? Здесь должна быть дуга. Но на этой монете она похожа на черт знает что.

Фортунато пригляделся к монете, и на какую-то долю секунды ему показалось, будто он падает. Листья венка превратились в щупальца, кончик ленты раздвоился, словно клюв, дуга стала бесформенной плотью, кишащей множеством глаз. Фортунато уже видел такое прежде – в книге по шумерской мифологии. Подпись под рисунком гласила: «Тиамат».

– Тебе нехорошо? – забеспокоилась Каролина.

– Все в порядке. Продолжай, – велел он Хираму.

– Чутье подсказывает мне, что это подделка. Но кому надо подделывать монету достоинством в один цент? И почему фальшивомонетчик не позаботился о том, чтобы состарить ее хотя бы самую малость? Словно только вчера отчеканили.

– Не вчера, если это чем-то тебе поможет. Аура обеих говорит о том, что ими долго пользовались. Я бы сказал, им самое меньше лет сто, а то и под двести.

Хирам стиснул пальцы.

– Единственное, чем могу помочь, – это порекомендовать тебе одну женщину, которая разбирается в этих делах получше моего. Ее зовут Эйлин Картер. Она заведует небольшим музеем на Лонг-Айленде. Мы с ней одно время… гм, общались. На тему нумизматики. Она даже написала пару книжиц по оккультной истории нашей округи. Он записал в блокнотике адрес и аккуратно вырвал листок. Фортунато взял бумажку и поднялся.

– Спасибо тебе.

– Послушай, как думаешь… – Он облизал губы. – Думаешь, обычному человеку безопасно хранить у себя такое?

– Например, в коллекции? – спросила Каролина.

Хирам опустил глаза.

– Конечно, когда ты разберешься с ними. Я заплачу.

– Когда с этой историей будет покончено, – пообещал Фортунато, – ты сможешь забрать их себе.

* * *

Эйлин Картер было хорошо за тридцать, и в ее каштановых волосах уже кое-где пробивалась седина. Она взглянула на Фортунато сквозь стекла очков в прямоугольной оправе, потом перевела глаза на Каролину. И улыбнулась.

Фортунато проводил с женщинами большую часть жизни. Каролина при всей своей красоте была особой неуверенной в себе и ревнивой, сидела то на одной диете, то на другой и неумеренно пользовалась косметикой. С Эйлин все обстояло совершенно по-другому. Появление в ее кабинете ослепительно красивой Каролины, похоже, вызвало у нее лишь легкое изумление. Что же до Фортунато – полунегра-полуяпонца в кожаной куртке и с непомерно раздутым благодаря вирусу дикой карты лбом, – то она словно бы и не находила в нем ничего необычного.

– Вы принесли монету? – спросила она.

Говоря с ним, Эйлин Картер смотрела прямо ему в глаза. Ему давно приелись женщины с внешностью моделей. У этой же был нос с горбинкой, веснушки и примерно с дюжину лишних фунтов. Но больше всего ему понравились ее глаза. Зеленые и блестящие, с маленькими лучиками морщинок в уголках.

Он положил монету на стол, и женщина склонилась над ней, пальцем поправила на переносице очки. На ней была зеленая фланелевая рубаха, вырез которой, насколько Фортунато смог разглядеть, также усеивали веснушки. От ее волос приятно пахло шампунем.

– Можно узнать, откуда она у вас?

– Долго рассказывать. Я – друг Хирама Уорчестера. Если нужно, он может поручиться за меня.

– Этого мне достаточно. Что именно вас интересует?

– Хирам сказал, не исключено, что это подделка.

– Секундочку. – Эйлин вынула со стеллажа у себя за спиной какую-то книгу. Двигалась она порывисто и полностью отдавала себя тому делу, которым была занята в данный момент. Она раскрыла книгу и полистала страницы. – Вот, нашла.

Несколько секунд женщина внимательно разглядывала обратную сторону монеты, покусывая при этом нижнюю губу. Губы у нее были аккуратные, четко очерченные и очень подвижные. Он вдруг поймал себя на том, что гадает – а каковы они на вкус?

– Вот она, – проговорила Эйлин. – Да, это подделка. Ее называют центом Бэлзама. Как здесь написано, в честь Черного Джона Бэлзама. Он отчеканил их в Катскилльских горах где-то на рубеже девятнадцатого столетия. – Она взглянула на Фортунато. – Похоже, это имя мне знакомо, только понятия не имею откуда.

– Черный Джон?

Она пожала плечами и снова улыбнулась.

– Можно мне оставить ее у себя? Всего на несколько дней. Может быть, мне удастся выяснить что-нибудь еще.

– Хорошо.

Из ее кабинета был слышен шум океана, и от этого все происходящее казалось чуточку менее зловещим, чем на самом деле. Он дал ей свою визитку – ту, где было указано только его имя и телефон. Когда они выходили, Эйлин Картер улыбнулась и помахала Каролине, но та словно и не заметила.

Потом, уже в поезде, Каролина спросила:

– Тебе ведь страшно хочется с ней переспать, верно?

Фортунато улыбнулся и ничего не ответил.

– Боже ж ты мой! – в ее голосе явно проступил хьюстонский акцент. Фортунато уже и не помнил, когда слышал его в последний раз. – С этой старой коровой!

У него хватило ума не препираться с ней. Его реакция действительно оказалась чрезмерно острой, туз сознавал это. Отчасти она объяснялась действием феромонов, особой химией сексуальности, которую он научился распознавать задолго до того, как изучил ее научную подоплеку. Но в присутствии этой незнакомой, в сущности, женщины Фортунато вдруг почувствовал себя очень легко, а с тех пор, как дикая карта преобразила его, такое случалось нечасто. Она, похоже, не испытала совершенно никакой неловкости.

«Хватит, – сказал он себе. – Ты ведешь себя, словно мальчишка».

Каролина, которая уже успела овладеть собой, положила руку ему на бедро.

– Дай мне только добраться до дома, – пообещала она, – а там уж я найду способ заставить тебя выбросить ее из головы.

* * *

– Фортунато?

Он перехватил трубку левой рукой и бросил взгляд на часы. Было девять утра.

– Угу.

– Это Эйлин Картер. На прошлой неделе вы оставили у меня монету.

Он уселся в постели – всю сонливость с него как рукой сняло. Каролина перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой.

– Да, я помню. Ну, удалось что-нибудь узнать?

– Похоже, я напала на след. Как вы смотрите на то, чтобы проехаться за город?

Она заехала за ним на своем «фольксвагене», и они отправились в Шендейкен, небольшой городишко в Катскилльских горах. Он оделся как можно проще, в джинсы, темную рубаху и старую спортивную куртку. Но ни своего происхождения, ни отпечатка, который наложил на него вирус, он, разумеется, скрыть не мог.

Они остановились на асфальтированной площадке перед белой дощатой церквушкой и не успели выйти из машины, как дверь церкви открылась. На пороге появилась пожилая женщина в дешевом трикотажном костюме; голову она повязала шарфом. Она несколько раз с ног до головы смерила Фортунато взглядом, но в конце концов все же подала ему руку.

– Эми Фэйрборн. Вы, должно быть, те самые люди из города.

Эйлин представилась, и женщина кивнула.

– Могила там, – махнула она рукой.

Надгробие представляло собой строгую прямоугольную мраморную плиту, расположенную за белой кладбищенской оградой поодаль от остальных могил. Надпись над ней гласила: «Джон Джозеф Бэлзам. Скончался в 1809 году. Да сгноит Господь его душу».

Ветер запутался в складках куртки Фортунато, донес до него слабый аромат духов Эйлин.

– Темная это история, – начала Эми Фэйрборн. – Теперь уж никто и не разберет, где там правда, а где – вымысел. Бэлзама все считали колдуном, и жил он на отшибе от остальных, в горах. Впервые о нем в наших краях услышали году в тысяча семьсот девяностом. Никто не знает, откуда он здесь взялся, говорят только, что откуда-то из Европы. Старая песня. Чужак, да еще и живет особняком, вот его и винят во всех смертных грехах. Коровы кислым молоком подоились или выкидыш у кого случился – все он виноват.

Фортунато кивнул. Сейчас он сам чувствовал себя чужаком – а еще обнаженным, уязвимым. Повсюду, куда ни глянь, виднелись только деревья и горы, лишь справа от него на вершине холма, словно древняя цитадель, возвышалась старая церковь. Природа, по его мнению, была хороша лишь тогда, когда существовала в виде островка в центре города.

– Однажды вдруг невесть куда пропала дочь кингстонского шерифа, – продолжала Фэйрборн. – Это случилось в начале августа тысяча восемьсот девятого года. Как раз в ту пору, когда празднуют Ламмас. Шериф собрал мужчин, они вломились в дом к Бэлзаму и обнаружили девушку, раздетую и распростертую на алтаре. – Женщина сверкнула зубами. – Так рассказывают. Бэлзама застукали в каком-то чудном наряде и в маске. С ножом размером с вашу руку. Как пить дать собирался ее прирезать.

– Что за наряд? – спросил Фортунато.

– Монашеская сутана. И песья маска – как говорят. В общем, остальное можете сами представить. Его вздернули, дом подожгли, землю засыпали солью, а дорогу, что вела к дому, перегородили засекой.

Фортунато вытащил из кармана монету; другая так и осталась у Эйлин.

– Ее, если я не ошибаюсь, называют центом Бэлзама. Вам что-нибудь об этом известно?

– Да, у меня самой дома таких штуки три или четыре. Время от времени их вымывает из могилы дождем. Что в землю ушло, то когда-нибудь наверх да выйдет, как говаривал мой муж. А он здешнего народу немало схоронил.

– Эти монеты похоронили вместе с ним? – уточнил Фортунато.

– Все, что нашли. Когда поджигали дом, в подполе их целый бочонок отыскался. Видите, какие красные? Говорят, от высокого содержания железа или что-то в этом роде. А тогда болтали, будто бы он добавлял в медь человечью кровь. Как бы там ни было, монеты из конторы шерифа пропали. Большая часть народу считала, что это жена Бэлзама с ребеночком их увели да и были таковы.

– У него была семья? – спросила Эйлин.

– Их мало кто видел, но да, у него была жена, и сын тоже. Когда Бэлзама повесили, они сбежали в город. Так, во всяком случае, говорят.

* * *

На обратном пути ему удалось немного разговорить Эйлин, и женщина рассказала ему кое-что о себе. Родилась она на Манхэттене, в конце шестидесятых получила степень бакалавра изобразительных искусств в Колумбийском университете, пробовала себя в общественной деятельности и социальной работе, но забросила это занятие – со стандартным набором жалоб.

– Система никогда не изменялась достаточно быстро для меня. И я, если можно так выразиться, сбежала в историю. Понимаете? Когда занимаешься историей, лучше видишь, откуда что берется.

– Но почему вы выбрали именно оккультную историю?

– Я не верю во все эти штучки, если вы это имели в виду. Вы смеетесь? Почему вы смеетесь надо мной?

– Потом объясню. Продолжайте.

– Это просто вызов. Обычные историки не принимают такие вещи всерьез. Работы там непаханый край, множеством интереснейших явлений никто так толком и не занимался. Орден ассасинов, Каббала, Дэвид Хоум, Кроули. – Она бросила на него взгляд. – Да сколько же можно? Расскажите мне, что здесь такого смешного?

– Вы не задали ни единого вопроса обо мне. Это очень мило с вашей стороны. Но вы должны знать, что у меня вирус. Дикая карта.

– Я вижу.

– Он наделил меня огромной силой. Астральная проекция, телепатия, обостренное сознание. Но единственный способ управлять этой силой, заставить ее служить мне – тантрическая магия. Это как-то связано с активизацией энергетического потока в позвоночнике…

– С кундалини.

– Да.

– Вы говорите о настоящей тантрической магии. Интромиссия. Менструальная кровь. Ну и все прочее в том же духе.

– Верно. Это все, что касается дикой карты.

– А есть и еще что-то?

– Да. То, чем я зарабатываю на жизнь. Я – сутенер. Сводник. Я держу контору девочек по вызову, которые берут за ночь по тысяче долларов. Вы еще не испугались?

– Нет. Разве что самую малость. – Она бросила на него еще один взгляд искоса. – Наверное, это прозвучит глупо. Вы как-то не вяжетесь у меня с образом сводника.

– Мне не очень нравится это название. Хотя я и не пытаюсь откреститься от него. Мои женщины не обычные проститутки. Моя мать – японка, она учит их искусству гейши. У многих из них есть степень доктора философии. Ни одна не принимает наркотики, а если какой-то из них надоедает такая жизнь, то она переходит на другую должность в нашей организации.

– В вашем изложении это выглядит весьма высокоморально.

Она была готова осудить его, но Фортунато не собирался позволить себе отступить.

– Нет, – покачал он головой. – Вы же читали Кроули. Он не признавал обычную мораль, и я тоже ее не признаю. «Делай, что пожелаешь, вот единственный Закон». Чем больше я узнаю, тем тверже прихожу к выводу, что в ней, в одной этой фразе, заключено все. Она – и угроза, и обещание.

– Зачем вы говорите мне все это?

– Потому что вы нравитесь мне, меня тянет к вам, а это может обернуться не слишком удачным стечением обстоятельств для вас. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

Она сжала руль обеими руками и уставилась на дорогу.

– Я в состоянии позаботиться о себе.

«Надо было держать рот на замке», – выругал он себя, хотя и знал, что это не так. Лучше пусть она уйдет сейчас, пока он не влип окончательно.

Несколько минут спустя Эйлин нарушила молчание.

– Не знаю, стоит ли рассказывать вам это или нет. Я показала эти монеты разным людям. В магазинах оккультной литературы, лавках магических принадлежностей… и прочих местах. В мискатонском книжном магазине я наткнулась на одного человека по имени Кларк. Похоже, монета по-настоящему его заинтересовала.

– Что вы ему сказали?

– Что она досталась мне от отца и мне стало любопытно. Он начал задавать мне вопросы, занимаюсь ли я оккультизмом, случались ли в моей жизни сверхъестественные события, ну и так далее в том же духе. Мне не составило труда рассказать ему то, что он хотел услышать.

– И?

– И он предложил свести меня с кое-какими людьми. – Через несколько секунд она добавила: – Что-то вы опять примолкли.

– Я считаю, что вам не стоит туда идти. Это опасно. Вы лично можете сколько угодно не верить в оккультизм. Дело в том, что дикая карта все изменила. Человеческие мечты и верования теперь могут обернуться реальностью. И причинить вам зло. Даже убить.

Эйлин покачала головой.

– Я всю жизнь слышу одну и ту же песню. Но не вижу ни одного тому доказательства. Можете спорить хоть всю дорогу, но я не изменю своего мнения. Пока я не увижу все своими глазами, не поверю.

– Ловлю на слове.

Фортунато выпустил свое астральное тело из физической оболочки и вылетел перед машиной. Он встал на дороге и обрел видимый облик в тот самый миг, когда машина врезалась в него. Сквозь лобовое стекло он увидел, как расширились глаза женщины. С соседнего сиденья бессмысленно таращилось на него его собственное физическое тело. Эйлин закричала, взвизгнули тормоза, и он нырнул обратно в свою оболочку. Их несло прямо на деревья, и Фортунато резко выкрутил руль, чтобы не въехать в них. Машина заглохла и выкатилась на обочину.

– Что… что…

– Прошу прощения.

Похоже, сила его убеждения оставляла желать лучшего.

– Это же вы были на дороге!

Она все так же сжимала руль, и руки у нее тряслись.

– Это была простая… демонстрация.

– Демонстрация? Да вы напугали меня до полусмерти!

– Я еще ничего не сделал. Понимаете? Мы имеем дело с каким-то культом, которому несколько сотен лет и в котором приносят людей в жертву, это как минимум. А может быть, и еще что-нибудь похлеще. Куда как похлеще. Я не готов отвечать за последствия, если вы влезете в это дело.

Эйлин завела мотор и вывернула на дорогу. Лишь четверть часа спустя, когда они ехали по шоссе «1-87», она сказала:

– Получается, вы теперь не совсем человек, да? Раз смогли так меня напугать. Хотя и говорите, что я вам небезразлична. Именно об этом вы и пытались меня предупредить.

– Да, – кивнул он.

Голос у нее изменился, стал каким-то более отстраненным. Он ждал, не скажет ли она что-нибудь еще, но женщина лишь кивнула и вставила в стереосистему кассету с Моцартом.

* * *

После этого между ними все будет кончено. Однако через неделю Эйлин Картер позвонила ему и предложила пообедать в «Козырных тузах».

Фортунато уже ждал за столом, когда она вошла. Он знал, что она никогда не сможет выглядеть как манекенщица или одна из его гейш. Но с одобрением отметил, что свои достоинства женщина подала наиболее выигрышным образом: на ней была серая фланелевая юбка, белая хлопчатобумажная блузка, темно-синий кардиган, а в волосах – широкий черепаховый обруч. Почти никакой косметики: она лишь подкрасила ресницы да слегка тронула губы блеском.

Он поднялся, чтобы отодвинуть для нее стул, и едва не врезался в Хирама. Повисла неловкая пауза. В конце концов Эйлин протянула руку, и Хирам склонился над ней, задержался в таком положении – чуть дольше, чем следовало бы, – и удалился. Секунду-другую Фортунато смотрел ему вслед. Он надеялся услышать что-нибудь о Хираме, но она не приняла его намек.

– Очень рад вас видеть, – проговорил он.

– И я тоже.

– Несмотря на то… на то, что случилось в прошлый раз?

– Следует ли мне расценивать это как извинение?

– Нет, хотя я искренне об этом сожалею. Я сожалею, что втянул вас в эту историю и о том, что мы не встретились при других обстоятельствах. Я сожалею, что каждый раз, когда мы видимся, между нами стоит это отвратительное дело.

– Я тоже.

– И я боюсь за вас. Я ввязался во что-то, с чем никогда прежде не сталкивался. Это все эта… эта шайка, секта, культ – называйте ее как хотите. И я ничего не могу узнать о ней.

Официант принес меню и воду в хрустальных бокалах. Фортунато кивком отпустил его.

– Я встречался с Кларком, – продолжил он. – Задал ему кое-какие вопросы, упомянул Тиамат, но в ответ получил лишь бессмысленный взгляд. И он не притворялся. Я заглянул в его голову. – Он перевел дыхание. – Он не помнил о вас.

– Но это невозможно. – Эйлин покачала головой. – Вы вот так сидите и рассуждаете о том, как прочитали его мысли. Должно быть, это какое-то недоразумение, вот и все. Вы точно уверены?

Фортунато отчетливо различал ее ауру. Она говорила правду.

– Я точно уверен.

– Я виделась с Кларком вчера вечером и могу поклясться, что он помнил меня. Он отвел меня на встречу с группой людей. Они – члены какого-то культа, или общества, или как его еще можно назвать. Эти монеты – что-то вроде опознавательного знака.

– Вы узнали их имена, адреса или что-нибудь еще?

Отрицательный жест.

– Я узнала бы их в лицо. Одного из них называли Романом. Очень красивый, даже чересчур, если вы понимаете, что я имею в виду. Другой был совершенно ничем не примечательным. Гарри, если я правильно помню.

– У этой группы есть название?

– Они о нем не упоминали. – Эйлин пробежала взглядом меню: вернулся официант. – Медальоны из телятины, пожалуй. И бокал шабли.

Фортунато заказал салат-коктейль и пиво «Бекс».

– Но зато я узнала кое-что другое, – продолжала она. – Я все пытаюсь выйти на след жены и сына Бэлзама. Ну, они могли бы дать зацепки к тому, чтобы распутать эту историю. Сначала я попробовала прибегнуть к стандартным детективным приемам, отыскать записи о рождении, смерти и заключении брака. Безрезультатно. Тогда я решила поискать среди оккультистов. Знаете журнал «Абрамелиново обозрение»?

– Нет.

– Это что-то вроде обзора публикаций по оккультизму. Там-то семейка Бэлзама и всплыла. Есть такой Марк Бэлзам, который за последние несколько лет опубликовал не меньше дюжины статей. Большинство из них печаталось в журнале под названием «Нектанеб». Ни о чем вам не говорит?

Фортунато покачал головой.

– Какой-то демон? Судя по названию, я должен бы его знать, но что-то не припомню.

– Можно делать ставку, что он состоит в том же обществе, что и Кларк.

– Из-за монет.

– Именно.

– А что насчет этих подростковых банд, которые терроризируют Клойстерс? Я забрал монету у одного из этих сосунков. Какая между ними может быть связь?

– Пока не вижу. Может быть, статьи прояснили бы что-нибудь, но этот журнал – настоящий раритет. Мне пока не удалось найти ни одного экземпляра.

Принесли заказ. За едой она наконец-то упомянула о Хираме.

– Пятнадцать лет назад он был куда привлекательнее, чем можно подумать сейчас. Немного грузноват, но море обаяния. Хорошо одевался, чувствовал, что и когда сказать. И разумеется, всегда знал самые потрясающие рестораны.

– И что же произошло? Или это меня не касается?

– Не знаю. Что вообще может произойти между двумя людьми? Думаю, главная причина в том, что он чересчур болезненно относился к собственному весу. А теперь я могу то же самое сказать о себе.

– И совершенно напрасно. Вы очень красивая. Вы могли бы заполучить любого мужчину, какого захотите.

– Можете не считать себя обязанным флиртовать со мной. Ну, то есть, я отдаю должное вашему обаянию, сексуальной энергии и всему прочему, но мне не хочется, чтобы вы испробовали ее на мне и манипулировали мной.

– Я вовсе не пытаюсь вами манипулировать, – возразил Фортунато. – Если я проявляю к вам интерес, то это потому, что я этот интерес испытываю.

– Вы всегда действуете так напролом?

– Да. Похоже на то. Я смотрю на вас, а вы все время мне улыбаетесь. Это сводит меня с ума.

– Хорошо, попытаюсь больше не улыбаться.

Он вдруг понял, что чересчур на нее давит. Женщина аккуратно примостила нож с вилкой на тарелку и сложила рядом салфетку. Фортунато отставил недоеденный салат. Внезапно в мозгу у него что-то щелкнуло.

– Как, вы сказали, назывался тот журнал? Ну, где печатался Бэлзам?

Она вытащила из сумочки клочок бумаги.

– «Нектанеб». А что?

Фортунато сделал официанту знак принести счет.

– Послушайте. Вы не согласитесь заехать ко мне? Никаких глупостей. Это очень важно.

– Надо полагать.

Официант поклонился и взглянул на Эйлин.

– У мистера Уорчестера… неотложное дело. Но он попросил меня передать вам, что этот обед – подарок от заведения.

– Поблагодарите его от моего имени, – велела женщина. – Скажите ему… скажите ему спасибо.

* * *

Когда они добрались до квартиры, Каролина еще спала. Она демонстративно оставила дверь спальни приоткрытой и голышом прошествовала в ванную, после чего уселась на край кровати и медленно натянула одежду, начав с чулок и пояса с подвязками.

Фортунато, не обращая на нее никакого внимания, принялся рыться на книжных полках, которых теперь стало так много, что они занимали всю стену гостиной. Или Каролина научится обуздывать свою ревность, или ей придется сменить область деятельности. Девушка процокала к двери на своих десятисантиметровых каблуках, и Эйлин улыбнулась ей.

– Она очень красивая.

– И вы тоже.

– Не заводите.

– Это вы начали. – Он передал ей «Египетскую магию» Баджа.[1]1
  Бадж, Эрнест Альфред Уоллис (1857–1934) – английский востоковед и археолог.


[Закрыть] – Пожалуйста. «Нектанеб».

– «… Прославленный маг и мудрец, он обладал глубочайшими познаниями во всех науках египтян».

– Все сходится. Помните песью маску Черного Джона? Интересно, этот его культ – не египетское ли масонство?

– О господи. Вы что, читаете мои мысли?

– Мне кажется, что имя «Бэлзам» может быть измененным на американский манер «Бальзамо».

– Джузеппе Бальзамо из Палермо, – проговорила Эйлин.

И грузно опустилась на кушетку.

– Более известный миру, – добавил Фортунато, – под именем графа Калиостро.

* * *

Фортунато передвинул кресло так, чтобы оказаться напротив нее, и уселся, уткнувшись локтями в колени.

– Так когда его арестовала инквизиция?

– Примерно в тысяча семьсот девяностом, так? Его поместили в какую-то тюрьму. Но его тело так и не было найдено.

– Существовали подозрения в том, что он был связан с орденом иллюминатов. Предположим, они выкрали его из камеры и нелегально переправили в Америку.

– Где он объявился под именем Черного Джона Бэлзама. Но в какие тайны он был посвящен? Зачем ему понадобились монеты? И человеческие жертвы? Калиостро был обычный жулик, авантюрист. Все, к чему он стремился, – красивая жизнь. Убийство как-то не в его духе.

Фортунато передал ей «Ведьм и Колдунов» Дараула.

– Давайте выясним. Если, конечно, у вас нет более интересных занятий.

* * *

– Англия, – сказала Эйлин. – Тысяча семьсот семьдесят седьмой год. Вот когда это произошло. Его приняли в масонский орден двенадцатого апреля в Сохо. После этого масонство всецело завладевает его жизнью. Он основывает братство египетских масонов, начинает раздавать деньги и завлекать к себе всех высокопоставленных масонов, каких может.

– И что все это дало?

– Предположительно он предпринял какую-то поездку по сельской Англии и вернулся оттуда – цитирую – «другим человеком». Его магические силы возросли. Из авантюриста он превратился в подлинного мистика.

– Ясно, – кивнул Фортунато. – А теперь послушайте вот это. Вот что пишет Толстой о франкмасонстве: «Первейшая и главнейшая цель нашего ордена… заключается в сохранении и передаче потомкам одной важной тайны… тайны, от которой, возможно, зависит судьба всего человечества».

– Все это начинает пугать меня до чертиков, – заметила Эйлин.

– Это еще не все. Существо, изображенное на обороте цента Бэлзама, – шумерское божество по имени Тиамат. Именно с нее Лавкрафт списал своего Ктулху. Это исполинское бесформенное чудовище родом со звезд. Есть мнение, что идею для своей мифологии Лавкрафт подсмотрел в секретных документах своего отца. Его отец был масон.