Текст книги "Принцесса и Гоблин (др.перевод)"

Автор книги: Джордж МакДональд

– Ваше королевское высочество, возможно, помнит, – сказал он, – что у вас у самих есть три цыпочки: одна на одной ноге и две на другой.

– Ха-ха-ха! – победно возгласила королева.

Канцлер продолжал, ободрённый этим знаком монаршей благосклонности.

– Мне кажется, что вам, ваше королевское высочество, легче бы удалось расположить к себе ваших будущих подданных, если бы они увидели, что вы не перестали быть одним из них от того, что имели несчастье родиться от подсолнечной матери, для чего и вам стоило бы подвергнуть себя самого той сравнительно лёгкой операции, которую, только в гораздо более серьёзной форме, вы так мудро намереваетесь проделать со своей будущей принцессой.

– Ха-ха-ха! – вновь возгласила королева, и даже громче прежнего. Король с канцлером – и те развеселились. Заячья Губа что-то заворчал, и в последующие несколько минут остальные продолжали над ним потешаться.

Королева была единственной, кого Керди видел совершенно отчётливо. Она сидела к нему ближе всех, и свет костра ярко освещал её лицо. Керди не сказал бы, что она привлекательна. Нос её расширялся на конце, глаза были прорезаны не горизонтально, а казались двумя перпендикулярно поставленными яйцами, одно на острый, а другое на тупой конец. Рот её не превосходил петлицу для пуговицы – но стоило ей рассмеяться, как он разевался от уха до уха; правда, сами уши сидели чуть ли не посреди щёк.

Страстно желая слышать всё, о чём они ещё будут говорить, Керди отважился сползти ещё ниже по гладкой наклонной поверхности и оказался на приподнятом над полом выступе, где и решил спокойно отсидеться. Но то ли он не был достаточно осторожен, то ли выступ оказался скользким, а только Керди стремительно покатился на самое дно пещеры, увлекая за собой целый ливень грохочущих камней.

Гоблины повскакивали с мест – больше от ярости, чем от испуга, ибо нисколько не сомневались, что в своём собственном дворце им бояться некого. Но стоило им увидеть Керди с киркой в руке, и к их бешенству примешался страх, потому что они решили, что началось вторжение рудокопов. Король, тем не менее, встал в полный рост своих четырёх футов, раздулся на полную ширь трёх футов с половиной, ведь он был прекраснейшим и квадратнейшим из гоблинов, важно выступил вперёд и, выставив перед собой ногу, с достоинством произнёс:

– По какому праву ты врываешься в наш дворец?

– По праву необходимости, ваше величество, – ответил Керди. – Я заблудился и сам не знал, что я во дворце.

– А как ты вообще проник в эти места?

– Через проход в горе.

– Ага-а, ты рудокоп! Вот, и кирка с собой!

Керди взглянул на свою кирку и ответил:

– Я нашёл её, она лежала на земле недалеко отсюда. Я налетел на каких-то диких зверей, они с нею забавлялись. Взгляните сами, ваше величество. – И он показал свои царапины и укусы.

Король был доволен, что пришелец оказался вежливее, чем можно было подумать, судя по рассказам его подданных о рудокопах, потому что отнёс эту вежливость на счёт производимого им самим впечатления. Но более приветливым он от этого не стал.

– Вы сделаете мне одолжение, если немедленно удалитесь из моих владений, – сказал он, стараясь вложить в свои слова побольше сарказма.

– С удовольствием, если ваше величество даст мне проводника, – ответил Керди.

– Я дам вам тысячу проводников, – насмешливым тоном сказал король, словно решил проявить исключительное великодушие.

– И одного вполне достаточно, – ответил Керди. Но король дико взревел, и пещера моментально оказалась битком набита гоблинами. Король приказал что-то одному из них (Керди не расслышал, что именно), и этот приказ стал переходить из уст в уста, пока, наконец, даже самый дальний из гоблинов не оказался оповещён. Тогда гоблины стали наступать на мальчика. Керди почувствовал угрозу и отодвинулся к стене. Гоблины всё приближались.

– Эй вы, держитесь от меня подальше, – заявил им Керди, сжимая свою кирку.

Но они только усмехнулись. Тогда Керди не мешкая приступил к сочинению песенки:

 
«Десять, двадцать, тридцать —
Нечего толпиться!
Двадцать, тридцать, сорок —
Разбежитесь скоро!
Тридцать, сорок, пятьдесят —
Ну-ка, гоблины, назад!
Пятьдесят, шестьдесят —
Ножки босые дрожат!
После семьдесят идёт —
Ну и глупый вы народ!
Восемьдесят следом —
Чур, моя победа!
Дальше будет девяносто —
Победить меня непросто!
Напоследок будет сто —
Не боится вас никто!»
 

Стоило ему начать, как гоблины сразу подались назад и во всё продолжение песни корчили отвратительные гримасы, как будто жевали что-то очень невкусное, кислое и горькое; но, видимо, присутствие короля и королевы придавало гоблинам храбрости, потому что стоило пению закончиться, как они вновь принялись наседать на Керди, протягивая к нему сотни длинных рук, на концах которых извивалось множество пальцев без ногтей. Тогда Керди взмахнул своей киркой. Но поскольку он был столь же добросердечен, сколь и храбр, и не желал кого-либо убивать, он развернул её широким и плоским, как у молотка, концом и нанёс крепкий удар по голове ближайшего гоблина. Как ни тверда у него голова, подумал Керди, а такой удар он всё же почувствует. Не исключено, что тот и почувствовал, поскольку дико вскрикнул и бросился на Керди, чтобы вцепиться ему в горло. Керди вовремя отскочил и в самый последний момент вспомнил об уязвимом месте гоблинов. Он резко бросился к королю и со всей силы врезал его величеству по ногам. Король совсем не по-королевски взвыл и рухнул чуть не в самый костёр. Керди же ринулся в толпу, нанося удары направо и налево. Гоблины с воем кинулись врассыпную, но пещера была так набита ими, что только несколько гоблинов избежали его кирки, а от их криков, наполнивших своды, у Керди уши заболели. Гоблины кучами валились и скакали друг по дружке, стремясь выбраться из пещеры.

Но тут перед Керди появился новый противник – королева. С пылающими глазами, с раздутыми ноздрями и с волосами, вставшими дыбом, она кинулась на мальчика. Она не сомневалась в непробиваемости своих башмаков: те были выдолблены из гранита. Керди многое мог бы снести, чтобы только не бить женщину, будь она даже гоблином, но здесь речь шла о жизни и смерти. Поэтому, забыв о её обутых в гранит ногах, он как следует по ним вмазал. Но она ответила ударом на удар, и с совершенно обратным эффектом. Керди почувствовал сильнейшую боль и почти лишился чувств. Единственное, что его спасло бы, так это удар по гранитным башмакам острым концом кирки, но не успел он даже подумать об этом, как королева подхватила его своими руками и, держа высоко над головой, устремилась через всю пещеру. Затем она с такой силой швырнула его в какую-то расщелину, что он едва не покалечился при падении.

Керди, хоть и распластался недвижимо, всё же не настолько лишился чувств, чтобы не слыхать, как королева диким криком отдаёт какие-то приказания, после которых до слуха мальчика донеслись шлепки множества мягких ножек, сопровождаемые таким звуком, словно по полу волокли что-то очень тяжёлое. Затем последовали раскаты сыплющихся где-то рядом камней. Под этот звук Керди совершенно впал в забытьё, ведь он был здорово побит.

Когда он пришёл в себя, вокруг стояла полнейшая тишина и абсолютная темень, за исключением слабого мерцания в одном углу. Керди подполз к тому месту и обнаружил, что гоблины привалили каменную плиту к расщелине, через которую королева зашвырнула его сюда. Из оставшейся щёлки пробивался один-единственный лучик от костра. Керди и на волос не смог сдвинуть плиту, потому что с другой стороны она была присыпана грудой камней. В слабой надежде нащупать свою кирку мальчик отполз назад, туда, где он лежал до того как пришёл в себя. После безуспешного поиска он понял, что его дело плохо. Он сел прямо и попытался думать, но очень скоро крепко заснул.

19. Гоблины совещаются

Долгонько он, должно быть, спал, потому что когда проснулся, то чувствовал себя превосходно отдохнувшим – даже синяки и раны почти не болели – и очень голодным. А из соседней пещеры раздавались голоса.

Значит, на поверхности земли опять ночь, ведь днём гоблины спят.

Во всеохватной и нерушимой темноте своего подземного мира гоблинам было всё равно, какую пору суток выбрать для сна, а какую для работы; они выбрали для бодрствования ночь лишь в противоположность людям солнечного света, ведь по ночам было меньше вероятности встретиться с рудокопами в недрах горы, когда гоблины сами работали, или на открытом воздухе, когда они выгоняли пастись своих овец или отлавливали диких коз. К тому же с заходом солнца нагорная местность становилась хоть как-то похожа на их родные, такие мрачные области, и терпима для их кротовых глаз, упорно избегавших любого источника света кроме своих костров и факелов.

Керди вслушался и вскоре понял, что речь идёт о нём.

– Ну и сколько это будет продолжаться? – спросил Заячья Губа.

– Пару дней, я бы сказал, – ответил король. – Это несчастные хиляки, все эти люди солнечного света, которые вечно хотят есть. Мы-то неделями можем обходиться без еды, и нам только лучше, но мне рассказывали, что они едят по два или по три раза на день! Поверишь ли? Они что, пустые внутри? Не то что мы: почти сто процентов – крепкая плоть да кости. Так что – неделя голодовки, и он загнётся.

– Если уж позволите и мне сказать слово… – встряла королева. – Я ведь тоже обладаю правом голоса в этом вопросе, верно?

– Негодник полностью в твоём распоряжении, жёнушка, – ответил ей король. – Он – твоя собственность. Ты ведь собственноручно его поймала. Нам одним это ни за что бы не удалось.

Королева расхохоталась. Сейчас она, похоже, была в лучшем расположении духа, чем в прошлую ночь.

– Я только хотела сказать, – продолжала она, – что жалко будет, если пропадёт так много свежего мяса.

– Чем ты слушаешь, супруга? – возмутился король. – Да само понятие «смерть от голода» указывает на то, что мы не собираемся давать ему мяса, ни свежего, ни копчёного.

– Не такая уж я тупица, как ты иногда думаешь, – огрызнулась её величество. – Я имела в виду, что пока он будет помирать от голода, на его костях не останется никакой поживы.

Тут король прыснул со смеху.

– Хорошо же, жёнушка, получай его, если желаешь. Со своей стороны я на него не претендую. Мне кажется, он слишком жёсткий для еды.

– Не собираюсь я его есть! Слишком много чести наглецу! – возразила королева. – Но почему наши бедные животные должны лишаться такой пищи? Наши котики и собачки, наши поросятки и мишки найдут его вкусненьким.

– Ты – лучшая в мире хозяйка, моя дорогая королева! – воскликнул её муж. – Будь по-твоему. Привести его сюда да позвать слуг, чтобы немедленно его прирезали! И поделом. Этот невежа докопался до нашей самой отдалённой крепости, вот ведь напасть! А то свяжем его по рукам и ногам и отдадим на растерзание в нашем Большом зале. Да ещё и иллюминацию устроим.

– Ой как здорово! – разом воскликнули королева и её сынок-принц, всплеснув в четыре руки. А принц вдобавок отвратительно пришлёпнул своей заячьей губой, словно собирался тоже прикинуться кровожадным зверем.

– Вот только, – добавила королева, немного поразмыслив, – слишком с ним много хлопот. Что и говорить: несчастные они твари, но уж за ними глаз да глаз! Сама не пойму, как это мы со всеми нашими недюжинными способностями, с нашими знаниями и мощью до сих пор позволяем им существовать? Почему бы нам не уничтожить их вовсе и не захватить их скот и пастбища? Нам, разумеется, незачем селиться в их ужасной стране! И цвета-то там чересчур кричащи. А вот как скотный двор – сгодится. Глаза наших животных понемногу привыкнут, а если они и ослепнут – не страшно, спокойнее будут жиреть. Но мы бы также разводили их рогатый скот и прочую живность, от которой сами получали бы разную вкуснятину – сыр да сливки, которые нынче мы только по случаю можем пробовать, когда нашим храбрецам удаётся стащить немного с ферм.

– Об этом стоит подумать, – сказал король, – и я даже удивляюсь, почему тебе первой это пришло в голову, разве что у тебя гениальный дар завоевателя. Но ты справедливо заметила: есть в них что-то такое, что доставляет нам хлопоты, и было бы лучше, если я правильно тебя понял, чтобы этот мальчишка сперва поголодал пару деньков. Это поубавит ему прыти.

 
«– Гоблин, гоблин, где твой дом?
– Ни на суше, ни в реке.
– Что ты долбишь долотом
Под землёй на верстаке?
 
 
– Я отвечу, как сумею:
Неспроста по камню бью —
Из булыжника себе я
Туфлю кожаную шью!
 
 
– Где же нити, где игла,
Для подошвы кожа?
– Мне б игла не помогла
И подошва тоже.
 
 
Раз пустым стоит корыто,
Так не выльется вода.
Раз подошва из гранита,
Не прорвётся никогда!»
 

– Это ещё что за звуки? – вскрикнула королева, вся содрогнувшись от головы, напоминающей медный горшок, до гранитных башмаков.

– Скорее всего, – мрачно произнёс король, – это существо солнечного света горланит в своей норе.

– Прекрати этот отвратительный шум! – доблестно вскричал крон-принц, вскочив на ноги и подбежав к груде камней, за которой находилось Кердино узилище. – Сейчас же, а то голову оторву!

– Попробуй! – крикнул Керди и вновь затянул:

 
– Гоблин, гоблин, где твой дом?
– Ни на суше, ни в реке.
 

– Ох, не снести мне этого! – воскликнула королева. – Как мне хочется снова потоптать его отвратительные цыпочки своими гранитными башмаками!

– По-моему, нам лучше отправляться спать, – сказал король.

– Но ещё рано, – возразила королева.

– Я бы на вашем месте отправился спать, – сказал Керди.

– Нахал! – с величайшим презрением воскликнула королева.

– На нашем месте быть невозможно, – с достоинством произнёс король.

– И верно, – согласился Керди и начал новую песенку:

 
Гоблин, гоблин, марш в кровать —
Начинаешь ты зевать;
Королеве помоги
Снять в постели башмаки.
Что за ноги! Вот так весть!
Там же цыпочек не счесть!
 

– Ложь! – яростно завизжала королева.

– Кстати, это мне напомнило, – сказал король, – что с тех пор, как мы поженились, я так и не видел твоих ножек, моя дорогая. Ты же можешь снимать свои башмаки хотя бы в постели! А то у меня самого от них все ноги в синяках.

– Захочу – сниму, захочу – нет, – огрызнулась королева.

– Ты должна поступать, как угодно твоему муженьку, – возразил король.

– Ну уж нет! – отрезала королева.

– Тогда я настаиваю.

Тут король, по всей видимости, приблизился к королеве с целью последовать совету Керди, ибо мальчик услышал звон оплеухи и громкий вопль короля.

– Будешь ещё настаивать? – злобно крикнула королева.

– Отнюдь, жёнушка, отнюдь. Ты только не волнуйся.

– Прочь руки от ног! – победно воскликнула королева. – Я иду спать. А вы как хотите. Но пока я королева, спать я буду обутой. Это моя королевская привилегия. Заячья Губа, марш в кровать!

– Иду уже, – сонно отозвался Заячья Губа.

– И я тоже, – прибавил король.

– Идёшь, так пошли, – отрезала королева. – И будь паинькой, не то я...

– О нет, нет и нет! – простонал король.

Гоблины удалились, их бубнение затихло. Но костра они не потушили, и теперь пробивавшийся луч света был даже ярче, чем прежде. Керди решил, что самое время вновь что-нибудь предпринять. Он изо всех сил упёрся в плиту плечом, но результат был таким же, как если бы он попытался сдвинуть каменную стену. Всё, что оставалось Керди, это сидеть и ждать.

20. Путеводная нить принцессы

Тем же утром принцесса проснулась от испуга. В комнате стоял ужасный шум – мешанина рычания, шипения и возни, производимая какими-то животными, которые непонятно чем здесь занимались, – скорее всего, дрались. Но, вспомнив наказ прабабушки, что ей следует делать, если она испугается, принцесса немного успокоилась. Она немедленно сняла колечко с пальца и засунула его под подушку. При этом она почувствовала, что кольцо будто хочет выскочить у неё из ладони, словно кто-то тянет за ниточку. «Это, должно быть, моя прабабушка», – решила принцесса и настолько осмелела, что даже потратила целую минуту, чтобы надеть свои изящные маленькие туфельки, вместо того чтобы ринуться из комнаты босиком. Обуваясь, принцесса заметила длинный небесно-голубой плащ, переброшенный через спинку стула, стоящего возле её кровати. Раньше этого плаща не было в её гардеробе, и всё-таки сейчас он был словно специально для неё приготовлен. Принцесса накинула плащ себе на плечи, затем, оттопырив указательный палец правой руки, нащупала прабабушкину ниточку, вдоль которой тут же и отправилась, ожидая, что ниточка приведёт её прямиком к старинной лестнице. Достигнув двери, принцесса обнаружила, что ниточка опустилась вниз и бежит теперь у самого пола, так что девочка едва  на четвереньки не становилась, чтобы только не потерять ниточки. А потом, к удивлению и даже к испугу принцессы, ниточка вовсе не повела её к лестнице, а свернула в противоположную сторону. По знакомым узеньким коридорчикам она тянулась почти до кухни, и всё-таки, не доходя до неё, вновь свернула вбок и привела принцессу к двери, выходившей на небольшой задний дворик. Поскольку некоторые из служанок уже встали, дверь стояла распахнутой. Ниточка тянулась через дворик, всё так же у самой земли, до калитки в заборе, выводящей на горную тропку. Пройдя сквозь калитку, ниточка поднялась на уровень пояса, отчего принцессе стало гораздо легче держаться за неё.

А ведь принцессин испуг был вызван сущей ерундой. Большой чёрный кот поварихи, преследуемый терьером экономки, пробегал мимо дверей её спальни, которая не была как следует притворена, и двое проказников забежали в комнату, чтобы устроить там генеральное сражение. Как это они не разбудили няню, остаётся загадкой, но я подозреваю, что старая леди из башни тут как-то замешана.

Утро выдалось тёплым, нежно веял ветерок. Тут и там принцессе попадались поздние примулы, но она не останавливалась, чтобы с ними поздороваться. Небо покрывали небольшие облака. Солнце ещё не встало, но их пушистые бочки уже были освещены его светом и приняли вид оранжевой и золотой бахромы. Роса круглыми каплями лежала на листьях и бриллиантовыми серёжками висела на травинках вдоль дороги.

«Какая прелестная паутинка!» – подумала принцесса. Это и впрямь было похоже на паутинку, длинную и волнообразно колеблющуюся в отдалении на одной их круч. Но время для летающих паутинок ещё не подошло, и Айрин скоро поняла, что на самом деле это её ниточка, блестевшая в свете утренней зари. Куда она тянулась, принцессе было невдомёк, к тому же никогда ещё в своей жизни принцесса не выходила из дому до восхода солнца; но этим прохладным и свежим утром всё казалось ей таким прекрасным, полным какого-то обещания, что принцесса чувствовала себя счастливой и думать не думала о страхах.

Сначала ниточка всё тянулась в гору, но затем внезапно завернула влево, вниз и вывела принцессу на ту самую тропу, на которой они с Лути повстречали Керди. Но сейчас принцессе это и в голову не пришло, поскольку в утреннем свете ей открылись чудесные, далёкие-далёкие виды, от которых захватило дух. Принцесса видела дорогу, уводящую за горизонт, по которой приезжал её папа-король со своим сверкающим отрядом, при звуке горна, разрывающего воздух, и признала в этой дороге старого друга. А ниточка вела её по тропе всё вниз да вниз, затем немного вверх и снова всё вниз. Вот тропа сделалась неровной и каменистой, но ниточка и не думала с неё сворачивать. Временами, ведя вдоль ниточки своим розовым пальчиком, Айрин перепрыгивала через ручейки, с журчанием сбегавшие по склону. А дорога становилась всё бугристее и круче, местность делалась глуше, и Айрин невольно задумалась, не слишком ли далеко она зашла. Обернувшись, чтобы бросить взгляд на свой дом, она не увидела ни дома, ни садика, один лишь вздымающийся за ней бесплодный и каменистый горный склон, закрывший всё на свете. Но ниточки вела её, и принцесса не отступала. Небо делалось светлее; первые солнечные лучи вдруг осветили верхушку скалы прямо перед принцессой, словно туда опустился с неба сияющий ангел. Тропа упиралась в эту скалу, да и ниточка вела прямо к ней. Девочка вздрогнула от макушки до пят, когда увидела, что ниточка и в самом деле тянется в какую-то расщелину, из которой выбегал ручеёк. Он словно радовался, что выбирается на свет, а вот принцессе предстояло войти в темноту.

Но она не колебалась. Расщелина, правда, была достаточно высока, чтобы девочке не пришлось наклоняться. Некоторое время из-за спины ещё падал свет, но после первого же поворота он пропал, и принцесса зашагала в полнейшей темноте. Самое время забояться по-настоящему! Принцесса не переставая нащупывала ниточку – то впереди себя, то позади, и, продвигаясь дальше и дальше во мраке пустотелой горы, всё чаще вспоминала свою прабабушку: и о чём они с ней разговаривали, и какая она была добрая, и какая красивая, и её прекрасную спальню, и пламенеющие розы, и большую люстру, способную светить сквозь каменные стены. Нет, не могла ниточка привести её сюда сама по себе, без ведома прабабушки! Но как же нелегко двигаться вперёд, когда тропа делается слишком крутой и особенно когда пошли места, где приходится спускаться по неровным ступеням, а иногда и по приставным лестницам. Так попадала принцесса из одного узкого хода в другой, пока не оказалась у небольшого пролома, через который вынуждена была пролезать на коленках. И с другой стороны пролома её ждало всё то же самое.

«Попаду ли я когда-нибудь снова домой?» – подумала девочка раз, другой, третий, сама удивляясь собственной храбрости и начиная верить, будто движется всего-навсего в каком-то увлекательном сновидении. Иногда ей слышался шум воды – смутное бульканье за стеной; временами раздавались звуки ударов, которые, становясь всё ближе и ближе, в конце концов стихали позади. И не сосчитать, сколько приходилось ей поворачивать, подчиняясь натяжению ниточки.

Наконец она завидела смутное красноватое сияние и наткнулась на слюдяное окошко, обойдя которое, попала прямо в пещеру, где румянились тлеющие угли костра. Здесь ниточка начала приподниматься. Сперва она поднялась до уровня головы, но и это было ещё не всё. Что будет делать принцессе, если она не сможет дотянуться до ниточки? Не тащить же ниточку вниз к себе! Она же порвётся! И всё-таки продолжение своей ниточки принцесса видела едва ли не под потолком, где та поблескивала красным в свете тлеющих углей, совсем как огненный опал её колечка.

И вот тут принцесса наткнулась на внушительную груду камней, сваленных у самой стены пещеры. Принцесса взобралась на эту груду, нащупала свою ниточку – и тут же потеряла её вновь, так как та исчезла меж камней. Сиди теперь и любуйся на чёрную стену! На какое-то ужасное мгновение принцессе подумалось, что прабабушка бросила её. Ведь ниточка, которую далеко за морями сплели пауки и которую её прабабушка, сидя в лунном свете, смотала в клубок, закалила в пламени роз и привязала к колечку с опалом, эта ниточка покинула её – скрылась там, куда принцесса не сможет за ней последовать, привела её в эту ужасную пещеру и бросила!

«Да когда же я проснусь?» – подумала принцесса, с трепетом осознавая, что никакой это не сон. Она упала на колени и заплакала. Хорошо ещё, что она не догадывалась, какие страшные существа, одно из которых носит каменную обувь, спят сейчас в соседней пещере. Но она также не подозревала, кто находится по другую сторону каменной плиты.

Вдруг принцессе пришло в голову, что ведь никто не мешает ей пойти вдоль ниточки назад, выбраться из горы и вернуться домой. Она вскочила и нащупала ниточку. Но когда она обернулась, чтобы ухватить ниточку позади себя, та словно пропала из-под пальцев. Впереди – всё в порядке, ниточка тянется к верхушке каменной кучи, а позади – нет её нигде! И не видно её, как прежде, в свете потухающей золы. Принцесса зарыдала от отчаяния и рухнула на камни.

21. Бегство

Пока принцесса лежала и всхлипывала, она продолжала машинально ощупывать нить, раз за разом проводя по ней пальчиком до самых камней, в которых та скрывалась; и всякий раз принцесса (всё так же машинально) пыталась просунуть меж камней свой пальчик – далеко, насколько можно. Внезапно у принцессы появилась мысль, что можно попытаться убрать парочку камней, чтобы посмотреть, куда ниточка тянется дальше. Как же она раньше не догадалась, вот умора! – решила принцесса и вскочила. Страх её испарился, она вновь поверила в то, что прабабушка не для того дала ей ниточку, чтобы та завела её неизвестно куда и бросила одну. Принцесса принялась расшвыривать камни с самой верхушки груды, то хватая их по два и по три зараз, то с трудом приподнимая обеими руками один-единственный. Расчистив немного свою ниточку, она увидела, что та поворачивает прямёхонько вниз. Груда камней напоминала пирамиду: к основанию она сильно расширялась, поэтому, чтобы следовать за нитью, принцессе приходилось отбрасывать всё больше камней. И это было ещё не всё: вскорости принцесса обнаружила, что ниточка, которая сначала уходила вертикально вниз, вдруг повернула горизонтально – сначала в одну сторону, затем в другую, а потом и вовсе стала петлять под разными углами, так что принцесса начала опасаться, не придётся ли ей раскидать всю эту кучу, чтобы высвободить ниточку. Эта мысль чуть не привела её в отчаяние, но Айрин героически принялась за работу, не тратя времени попусту и подбадривая себя тем, что куча хоть медленно, но уменьшается, зато такая же вырастает по другую сторону потухшего костра. Кроме того, ей не позволяло пасть духом ещё одно обстоятельство: ниточка не лежала на камнях свободно, а была всё так же крепко натянута. Значит, её прабабушка где-то держит другой конец.

Она добралась уже до середины кучи, когда от неожиданности замерла и чуть кубарем с неё не скатилась. Совсем близко от её уха какой-то голос затянул песню:

 
«Гоблин, гоблин, э-ге-гей!
Что ты строишь из камней?
Гоблин, гоблин, ай-ай-ай!
Надорвёшься невзначай.
Гоблин, гоблин, ой-ой-ой!
Не бери такой большой.
Гоблин, гоблин, у-гу-гу!
Я от смеха не могу.
Гоблин, гоблин, ы-гы-гы!..»
 

Но тут Керди запнулся – не так-то просто подобрать спросонья рифму к «ы-гы-гы»! А может, он вспомнил о своём первоначальном намерении притвориться ослабевшим от голода. Но и этой отрывочной песенки было достаточно, чтобы Айрин узнала голос.

– Это же Керди! – радостно вскрикнула она.

– Тс-с! – вновь откуда-то донёсся голос. – Говори потише.

– Почему? Ты же сам только что вовсю распевал! – удивилась Айрин.

– Но они ведь и так знают, что я здесь. А ты кто такая?

– Я Айрин, – ответила принцесса. – А вот тебя я отлично знаю. Ты Керди.

– Вот это да! А зачем ты здесь, Айрин?

– Меня большая-большая прабабушка сюда привела, и мне кажется, я теперь знаю, зачем. Ты, наверно, не можешь выбраться?

– Верно, не могу. А что ты делаешь?

– Разбрасываю эту огромную кучу камней.

– Вот молодец эта принцесса! – радостно (но не очень громко) воскликнул Керди. – Но не представляю, как ты здесь оказалась.

– Моя прабабушка велела мне идти вдоль по ниточке.

– Яснее не стало, – сказал Керди, – но, раз ты здесь, остальное неважно.

– Ещё как важно! – возразила Айрин. – Я ведь пришла сюда только ради моей прабабушки.

– Ты расскажешь мне об этом, когда мы выберемся отсюда. Нельзя терять времени, – сказал Керди.

И Айрин вновь принялась за работу – так же рьяно, как и вначале.

– Слишком много здесь этих камней, – проговорила она. – Быстро их не раскидать.

– Докуда ты добралась? – спросил Керди.

– Почти до половины кучи, но вторая половина намного больше.

– Мне кажется, тебе нет нужды заниматься нижней частью кучи. Ты видишь плиту, прислонённую к стене?

Айрин пригляделась, потрогала пальцами и вскоре действительно нащупала края плиты.

– Да, вот она.

– Тогда вот что, – поспешно заговорил Керди. – Когда очистишь от камней плиту примерно до середины или чуть больше, я попытаюсь её толкнуть.

– Но мне нужно следовать ниточке, – возразила Айрин. – Освободить её от камней.

– Тебе бы всё сочинять! – возмутился Керди.

– А вот сам увидишь, когда освободишься, – ответила принцесса и ещё усерднее принялась разбрасывать камни.

Но вскоре она убедилась, что то, о чём просил её Керди, и то, чего требовала от неё ниточка, было одним и тем же. Ибо принцесса заметила, что, следуя изгибам нити, она не только очистила плиту от камней, но что как раз чуть ниже середины плиты ниточка проскользала в зазор между плитой и стеной – именно туда, где Керди сидел взаперти, так что принцесса уже не могла следовать за ниточкой, пока плита преграждает ей путь. Выяснив это, она радостно зашептала:

– Вот, Керди! Теперь, если ты как следует её толкнёшь, она отвалится.

– Тогда отойди в безопасное место, – посоветовал Керди. – И скажи, когда можно толкать.

Айрин спрыгнула с кучи и прижалась к стене сбоку.

– Давай, Керди, – приказала она.

Керди изо всех сил нажал на плиту своим плечом. Плита рухнула на кучу камней, а Керди выполз из образовавшегося отверстия.

– Ты спасла мне жизнь, Айрин, – прошептал он.

– Ох, Керди, как здорово! Давай скорее убежим из этого ужасного места.

– Это легче сказать, чем сделать, – ответил мальчик.

– Да нет, это очень легко сделать, – возразила Айрин. – Надо только идти вдоль по моей ниточке. Она обязательно выведет нас отсюда, я уверена.

И принцесса вновь начала нащупывать ниточку у поваленной плиты, пока Керди проверял в темноте, не валяется ли где-нибудь его кирка.

– Вот она! – воскликнул он. Но тут же разочарованно добавил: – Нет, это не она! Тогда что же это? Факел, доложу я вам. Это здорово! Я бы сказал, даже лучше, чем кирка. А ещё лучше, если бы не было тех дурацких каменных башмаков! – так он закончил, а затем раздул золу и зажёг факел.

Когда он встал и высоко поднял факел, чтобы вглядеться в непроницаемую тьму огромной пещеры, он заметил, как Айрин исчезла в расщелине, через которую он только что выбрался сам.

– Ты куда это? – изумился он. – Там же нет выхода. Я там сидел взаперти.

– Я знаю, – отозвалась Айрин. – Но туда ведёт моя ниточка, и я должна идти за ней.

– Вот заладила; что за ребёнок! – пробормотал Керди. – Но нужно же проследить, как бы с ней чего не случилось. Сама скоро поймёт, что оттуда нет выхода, и мы выберемся вместе.

И он опять прополз поверх плиты в расщелину, держа в руке факел. И вот, оглядевшись в месте своего недавнего заточения, он не увидел Айрин! Зато Керди заметил, что хотя расщелина была очень узкой, она была гораздо длиннее, чем он полагал, потому что в противоположной от входа стороне потолок опускался очень низко, и там расщелина переходила в узкую нору, конца которой было не видать. Принцесса, должно быть, полезла туда. Он опустился на колени и, помогая себе одной рукой (в другой он держал факел), пополз вслед за ней. Нора изгибалась, иногда она становилась настолько узкой, что Керди едва мог протиснуться, а иногда она делалась такой высокой, что нельзя было разглядеть потолка. И всё же нора по-прежнему была узкой, слишком узкой, чтобы в неё могли протиснуться гоблины – а они, по-моему, тоже считали, что Керди ни за что не протиснется в эту нору. Мальчика уже одолевало сильное беспокойство – не случилось ли чего с принцессой, как вдруг он услышал её голос у самого уха. Она прошептала: