355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джордж Акерлоф » Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой » Текст книги (страница 11)
Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 22:50

Текст книги "Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой"


Автор книги: Джордж Акерлоф


Соавторы: Роберт Шиллер

Жанр:

   

Экономика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Почему мы так легкомысленно относимся к сбережениям?

Влияние иррационального начала стало для нас очевидно, когда мы общались со своими студентами. На одной из своих лекций Роберт Шиллер спросил их: «Почему бы вам не откладывать 30 или больше процентов своего дохода?» Такой вопрос должен был повергнуть аудиторию в шок, поскольку среднестатистический житель США ни цента не сберегает «на черный день». Но, как ни странно, реакция была спокойной, и все студенты пришли к выводу, что такая экономия не потребует больших жертв. Они отметили, что в этом случае тратили бы столько, сколько студенты, получившие дипломы пятнадцать или двадцать лет назад, поскольку реальные доходы увеличиваются примерно на 2% в год, а тогда люди жили не хуже.

В конечном итоге все это означает, что студенты просто не задумываются над этим вопросом. Поэтому они весьма подвержены влиянию иррационального начала, которое и определяет объем сбережений населения, столь важный для экономики. В краткосрочном плане увеличение желательного уровня сбережений под воздействием внешних причин всего на два процентных пункта может подтолкнуть экономику к спаду, что мы, похоже, и наблюдаем сейчас. В долгосрочном плане это приведет к значительному увеличению накопленных богатств. Так что именно во влиянии иррационального начала на сбережения и следует искать ключ к пониманию нашей экономической неустойчивости и перспективы роста.

Долгосрочные последствия и значение сложных процентов

Разбогатеть можно множеством способов. Изобретите, например, факс. Получите монополию на операционную систему для большинства работающих в мире компьютеров. Купите золотой рудник, только что прекративший производство из-за слишком высокой себестоимости и ждите, пока цена на золото не подскочит до $1 000 за унцию. Станьте лучшим хирургом страны. Станьте адвокатом и выиграйте громадный коллективный иск. Унаследуйте большое состояние. Кто-то так и поступает, но большинство считает, что все здесь слишком зависит от удачи.

При этом существует (или, во всяком случае, существовал в недавнем прошлом) один доступный для всех способ стать относительно богатым – а именно сэкономить кучу денег. Вложить их на долгий срок в фондовый рынок, где норма прибыли с поправкой на инфляцию составляет 7% годовых. Давайте представим неких Кристину и Дэвида, которые в двадцать лет начали откладывать по $10 000 в год и делают это в течение десяти лет. Свои сбережения они инвестируют в фондовый рынок – с расчетом изъять их, когда выйдут на пенсию. В этом случае, даже если после тридцати лет они не отложат ни гроша, их ждет безбедная старость. Ведь если рынок сохранит тенденцию, которой он придерживался на протяжении последних ста лет, то к шестидесяти пяти годам у Кристины и Дэвида будет более $3 миллионов. А если они продолжат делать сбережения и после тридцати, то станут еще богаче.

История выдуманных нами Кристины и Дэвида отражает основные положения экономической теории выдающегося экономиста-консерватора Мартина Фельдштейна, который считал своей личной миссией побудить отдельных людей и целые страны делать больше сбережений. Благодаря чудесам, творимым сложным процентом, даже весьма незначительное увеличение сбережений (особенно сделанное в молодом возрасте) окупится сторицей, когда человек уйдет на покой.

Кстати, один из авторов этой книги получил прямую выгоду от учения Фельдштейна. В 1970-х, когда Гарвард принял очередную группу молодых профессоров, в том числе и супругу Джорджа Акерлофа Дженет Иелен, университет сразу же начал делать взносы на их пенсионные счета. Однако на эти счета не начислялось никаких процентов, пока их владельцы не заполнят распоряжения о том, как инвестировать деньги. Дело было несложное, от силы на полчаса. Но Фельдштейн заметил, что большинство профессоров заполнили свои декларации только спустя пять-шесть лет, уже когда покидали Гарвард (лишь немногие из них получили постоянные места в штате). Дженет сразу прислушалась к советам Фельдштейна, и с тех пор семья стала богаче на $15 000. Неплохой доход за полчаса работы – и хороший пример того, что такое сложный процент.

Но когда мы рассказываем о сложном проценте своим студентам, у них от скуки закрываются глаза. Они осознают, что смогут таким образом обеспечить себе безбедную старость, но с трудом представляют, зачем это нужно. Наши студенты не в состоянии представить себя стариками и понять, на что будут тратить эти «лишние» деньги. А если сбережения достанутся внукам, то что будут делать с ними те? Откроют ли такие деньги большие возможности перед ними или, наоборот, испортят их? Будут ли внуки им благодарны или воспримут все как должное?

Похоже, наши студенты так всерьез и не задумывались о тех долгосрочных возможностях, которые открывает сложный процент, а когда мы предъявляем им факты, они не в состоянии вникнуть в вопрос и дать определенный ответ, сколько же готовы отложить. Они просто до конца не осознают, что смысл и цель сбережений – обеспечить себе будущее. Обсуждение этих тем с молодежью показывает, насколько абсурдны выстраиваемые экономическими теоретиками модели, в которых молодые люди деловито подсчитывают, сколько они выгадают или прогадают, потратив деньги не сейчас, а в будущем.

А когда люди не в состоянии руководствоваться в этом вопросе экономическими соображениями, они обращаются к другому источнику – своему иррациональному началу. И тут вступают в действие такие элементы нашей теории, как уверенность, доверие, всевозможные тревоги и страхи, а также истории о нынешней и будущей жизни.

Роль фрейминга

Нет ничего удивительного, что в разных странах принято по-разному относиться к сбережениям. Где-то чистые сбережения составляют до трети национального дохода, а где-то это отрицательная величина. В начале 1980-х уровень личных сбережений в США составлял около 10%. В последнее время он снизился до отрицательных значений. Увеличилось количество личных банкротств и столь же резко упал объем накоплений, что явно связано со снижением нормы сбережений. Разный уровень сбережений и у разных людей: это проявляется в частности, в размере пенсионных накоплений [216]216
  Venn and Wise (2000).


[Закрыть]
.

Такой разброс – загадка для принятой сейчас экономической теории сбережений, согласно которой люди делают выбор между тем, чтобы отложить свои средства или потратить их. Они постоянно думают, что лучше: потратить доллар сегодня или сохранить его на будущее. В последнем случае возникает дополнительная ожидаемая выгода в виде аккумулированного процента. Как мы убедимся, такая теория работает, но только в определенном контексте, поскольку отражает лишь часть соображений, заставляющих нас копить деньги. Между тем эта теория явно противоречит многим фактам. В частности, она вообще не замечает существующего разброса в объеме отложенных денег. Почему сбережения столь чувствительны к малейшим сигналам и к любым институциональным изменениям? Чтобы понять это, существующую теорию следует значительно дополнить.

Мы считаем, что сбережение – отчасти результат общепринятых базовых экономических мотиваций. Люди хотят подкопить деньжат на старость, оставить что-нибудь детям в наследство, завещать церкви или своему учебному заведению. Но общепринятая теория не позволяет детально объяснить это поведение. Решение о потреблении или сбережении определяется во многом историями о нынешней и будущей жизни. Именно они создают фрейминг, который определяет ответ на простой вопрос: «Что лучше: сэкономить этот лишний доллар (юань, динар) или потратить его?» Истории все время меняются, внося элемент иррационального начала в решение о сбережении.

Влияние фрейминга распространяется на несколько уровней. Его можно видеть в торговых центрах, где люди оплачивают кредитными картами покупки, от которых отказались бы, немного подумав. Есть экономические эксперименты, демонстрирующие влияние фреймов на желание сберегать или тратить. Фрейминг в действии можно наблюдать и в том, как по-разному относятся к этому вопросу в разных странах, например в США и Китае. Растет число банкротств физических лиц в США – тут тоже сыграл свою роль фрейминг, потому что все меньше людей стали воспринимать это как личную неудачу [217]217
  Ф.Х. Бакли и Маргарет Бриниг (F. Н. Buckley and Margaret Brinig 1998) отмечают, что почти троекратное увеличение числа зарегистрированных личных банкротств между 1980 и 1992 гг. не связано со смягчением закона о банкротстве. Они доказывают, что рост количества банкротств объясняется изменением общественных норм, в частности касающихся социального консерватизма, нетерпимости к нарушению обещания и чувства стыда.


[Закрыть]
.

Понять, сколько денег откладывать, а сколько тратить – непросто, ведь трудно представить себя в отдаленном будущем и решить, сколько денег понадобится. Некоторые вообще стараются не думать о будущем. Поэтому в такой ситуации мы весьма внимательно прислушиваемся к разного рода сигналам – то есть действиям и взглядам окружающих. Так, на уровень потребления и сбережений могут влиять патриотические настроения, возраст и социальная среда. Так, в Америке считается, что сбережения надо делать главным образом на старость, а молодой человек, задумывающийся о таком отдаленном будущем, выглядит странным. Сигналы могут быть и более прямыми. Например, кредитная карта как будто так и кричит: «Трать! Трать!» А обязательные взносы в рамках пенсионных программ и предлагаемые «по умолчанию» способы размещения этих средств тоже воспринимаются как рекомендации.

Разброс в сбережениях объясняется склонностью к спонтанным действиям, свойственной людям, в сочетании с восприимчивостью к вышеописанным сигналам. Неудивительно, что многие рекомендации, построенные на общепринятой теории сбережений, которая, в свою очередь, основывается на базовых понятиях экономики и, следовательно, ничего не может сказать об этих сигналах, – часто оказываются попросту ошибочными.

Экономисты Херш Шефрин и Ричард Тейлер провели эксперимент, который демонстрирует любопытное свойство людей. Они задали испытуемым вопрос: «Сколько вы потратите, если вам неожиданно дадут $2 400?» и предложили им три ситуации. В первой это был дополнительный бонус на работе, выплачиваемый в объеме $200 в месяц на протяжении предстоящего года. Медианное значение потраченной суммы в этом случае составило $100 в месяц, или $1200 в год. Во второй ситуации речь шла об однократной выплате $2400 в текущем месяце. Медианное значение на сей раз показало $400 сразу и еще по $35 ежемесячно на протяжении следующих одиннадцати месяцев, т. е. $785. Третья ситуация предполагала получение наследства, которое будет на пять лет положено в банк под проценты; в конце этого срока испытуемый получит те же $2400 плюс все проценты (так что текущая стоимость наследства – все те же $2400). В этом случае медианное значение составило ноль [218]218
  Shefrin and Thaler (1988). Данные по американским домохозяйствам, согласно Обследованию потребительских расходов, подтверждают, что процент дивидендов, расходуемый на потребление, выше, чем направляемый на потребление процент доходов от прироста капитала (Baker et al. 2006).


[Закрыть]
.

Рациональная экономическая теория предполагает, что во всех трех ситуациях испытуемые потратят одинаковое количество денег. Шефрин и Тейлер интерпретировали этот эксперимент так: в зависимости от ситуации люди мысленно кладут свои деньги на условные счета – текущие доходы, депозитный счет и будущие доходы, с которыми они обращаются совершенно по-разному. Объем денег, предназначенных для трат, зависит от того, как человек формулируют для себя ответ на вопрос: «Сколько мне нужно оставить в виде сбережений?»

Из всего этого очевидным образом следует, что на объем сбережений важнейшее влияние оказывают контекст и точка зрения. Анализируя психологические фреймы, мы можем даже угадать, что думают по поводу своего будущего наши студенты и доценты Гарвардского университета.

Представим себе вчерашнюю аспирантку, только что получившую место профессора в Гарварде. Она по праву гордится защищенной (наконец-то!) диссертацией. Работает она не где-нибудь, а в Гарварде – лучшем из лучших университетов мира. Прежде всего аспирантка будет жить в соответствии с ожиданиями, что привели ее сюда, – и уж в последнюю очередь будет думать о заполнении бланков, касающихся ее ухода на далекую-далекую пенсию. Так же примерно думают и наши студенты. Их волнует прежде всего то, как они завоюют мир, а в этих условиях мысли о старости воспринимаются как нечто нездоровое. Как можно думать о пенсии, когда еще и карьера-то толком не началась?

Неопределенность механизмов, влияющих на решение об откладывании денег на будущее, подтверждается и другими исследованиями. Ричард Тейлер и Шломо Бенарци разработали специальный план сбережения средств под названием «Сбереги больше завтра» и внедрили его на одной производственной фирме средних размеров. Цель плана – преодолеть свойственное работникам желание откладывать решение этого вопроса до последнего. План позволял указать не только какой процент нынешней зарплаты, но и какой процент будущей, увеличивающейся со временем компенсации, следует откладывать на пенсионный счет. Даже такая не очень агрессивная мера позволила изменить объем сбережений. Работники предпочли откладывать довольно скромную долю своих текущих доходов, но при этом выделили на сбережения значительно большую часть будущих прибавок к своим зарплатам и окладам. В течение короткого времени средний уровень сбережений удвоился [219]219
  Thaler and Benartzi (2004). Уровень сбережений повысился с 4,4% до 8,8% (стр. S174). Такое поведение также объясняется посредством «теории перспектив» Канемана и Тверски (Kahneman and Tversky (1979). Согласно ей, фрейминг играет важную роль при принятии решений и люди резко отрицательно относятся к потерям. В контексте исследования Тейлера и Бенарци, работники не хотят жертвовать нынешним уровнем своего потребления.


[Закрыть]
.

Еще одно наблюдение вновь указывает на взаимосвязь между пенсионными взносами и тем, как люди определяют свою норму сбережений. Главным образом по просьбе поведенческих экономистов в 1998 г. были приняты поправки к законам о налогово-льготных пенсионных планах (401 (k)). Конгресс США разрешил компаниям автоматически открывать программы пенсионных сбережений для своих служащих, которые могут отказаться от этого, заполнив специальную форму. С тех пор эта практика становилась все более распространенной среди американских компаний. В результате стало намного легче стимулировать пенсионные сбережения, и число работников, пользующихся этими программами, выросло с 75% до 85—95% [220]220
  Gale et al. (2005).


[Закрыть]
. Здесь важно отметить, что большинство работников оставляют свои взносы в точности на уровне, заданном по умолчанию [221]221
  Madrian and Shea (2001).


[Закрыть]
. Похоже, они просто не знают, сколько именно им надо сберегать, и предпочитают полагаться на «автоматику».

Анна Мария Лусарди и Оливия Митчелл провели исследование, которое показало, как мало людей сознательно планируют свои сбережения (а следовательно, и не стоит удивляться, что количество откладываемых денег может в большой степени зависеть от самых разных советов и указаний). Они включили вопросы о планировании пенсий в анкету, которая раздается участникам опроса о качестве здравоохранения и пенсионного обеспечения в США (его участниками становятся случайно выбранные американцы старше 50 лет). Любопытно, что, хотя большая часть заполнивших анкету уже были на пенсии, только 31% из них указали, что когда-либо пытались составить подобный план [222]222
  Lusardi and Mitchell (2005, стр. 11).


[Закрыть]
. А из них только 58% сказали, что план разработать им удалось [223]223
  Ibid., стр. 12.


[Закрыть]
. Мы находим в высшей степени примечательным, что у столь малого числа людей возникают мысли о том, как они проведут значительную часть своей сознательной жизни.

Кстати, не следует забывать, что пенсионный возраст длится довольно долго. На сегодняшний день мужчина пятидесяти лет с вероятностью 48% доживет до восьмидесяти. Пятидесятилетняя женщина проживет еще тридцать лет с вероятностью 62%. И не такая уж редкость для женщины дожить до девяноста (доживают 26%) [224]224
  Многие аномалии, связанные со сбережением, см. в: Shiller (1982), Grossman et al. (1987), Campbell and Deaton (1989) и Deaton (1992). Холл и Мишкин (Hall and Mishkin 1982) объясняют некоторые из этих аномалий разделением индивидов на потребителей, у которых возможности брать в долг ограниченны, и тех, у кого таких ограничений нет. Ши (Shea 1995b) приводит доказательства, что ни ограниченная возможность получения кредита, ни «близорукость» не могут полностью объяснить предсказуемость потребления; он предполагает, что предсказуемость уровня потребления в значительной степени объясняется наличием у людей «отвращения к потерям». Шефрин и Тейлер собрали некоторые данные по аномалиям и составили поведенческую модель, включающую некоторые лучшие черты модели жизненного цикла Андо и Модильяни (Ando and Modigliani 1963) и приспособили ее к известным особенностям человеческого поведения (Thaler 1994). Более обстоятельное обсуждение этих вопросов см.: Thaler (1994).


[Закрыть]
.

Почему ошибаются традиционные теории сбережения

Внешне бессистемный характер сбережений, неумение откладывать деньги, чувствительность к фреймингу – все это замечательно уже тем, что никак не вписывается в правила решений по сбережениям, о которых говорят экономисты.

Кейнс полагал, что большинство людей почти не задумываются о том, сколько им оставить денег на будущее. По его представлениям, они лишь автоматически реагируют на изменения в своих доходах: «Люди склонны, как правило, увеличивать свое потребление с ростом дохода, но не в той же мере, в какой растет доход» [225]225
  Keynes (1973 [1936], стр. 96).


[Закрыть]
. Между этим взглядом на потребление и загадкой разброса в сбережениях, которой посвящена данная глава, нет никакого противоречия. Более того, аккуратная оговорка Кейнса как раз и есть признание отсутствия определенности, свойственного, по нашему мнению, решениям о сбережении. Но после Кейнса взгляды экономистов на потребление стали «закостеневать», и предположение, что сбережения есть результат рациональных оптимизационных решений, тихой сапой возвратилось в экономическую науку.

Экономисты искали более точную модель, которую можно было бы взять за основу эконометрических исследований. Из появившейся в то время теории оптимального управления и динамического программирования они выработали представление, будто люди точно оценивают все дополнительные выгоды от расходования денег в различные моменты времени. Сегодня это основная парадигма исследований не только в макроэкономике, но и во многих других направлениях экономики [226]226
  Холл (Hall 1978) обнаружил яркое подтверждение этой максимизирующей модели, показав, что совокупное потребление в CLIIA на протяжении времени приблизительно представляет собой случайное блуждание. Однако последующие данные породили другие интерпретации (Blinder et al. 1985; Hall 1988). Кэрролл и Саммерс (Carroll and Summers 1991) обнаружили свидетельство, опровергающее гипотезу «случайного блуждания», в том, что индивидуальное потребление склонно следовать предсказуемым изменениям дохода в течение жизненного цикла, хотя потом Кэрролл (2001) слегка пошел на попятную по части этих выводов. Ши (Shea 1995а) нашел подтверждения того, что изменения в индивидуальном потреблении можно спрогнозировать, используя данные о будущих доходах, заложенные в профсоюзных контрактах.


[Закрыть]
.

Разумеется, сбережения осуществляются тогда, когда люди имеют экономические мотивы для этого. Теория, учитывающая только такие мотивы, на самом деле корректно и обоснованно прогнозирует один из наиболее очевидных аспектов потребления – потребление на протяжении жизненного цикла [227]227
  Modigliani and Brumberg (1954) and Friedman (1957).


[Закрыть]
. Она справедливо полагает, что большая часть населения США и других стран в среднем склонна в молодости накапливать определенный капитал, а затем постепенно тратить его в пожилом возрасте. Даже для тех, кто не слишком последовательно планирует будущее – о них-то мы и пишем в нашей главе, – это положение не является поразительным откровением. Даже те, кто сберегает, не придерживаясь четких планов, демонстрируют в своих поступках рациональное начало, вполне достаточное для объяснения их поведения. Но общепринятая теория почти ничего не говорит о том, почему в сбережениях существует такой разброс. Значит, в каком-то очень важном аспекте она либо неполна, либо неточна.

Примечательно и то, что, хотя в рамках стандартной экономической теории предполагается, что решения по сбережениям являются оптимальными, эту теорию нельзя использовать для анализа вопросов, которые больше всего волнуют нас в сфере сбережения. Если решения людей по поводу сбережений действительно оптимальны, тогда в любом случае они сберегают ровно столько, сколько нужно. Но подобными предположениями мы лишь отмахиваемся от проблемы, а не решаем ее.

Согласно нарисованной нами картине, люди не очень задумываются, когда начинают делать сбережения. Гораздо большее влияние на них оказывают «сигналы» – различные формальные и психологические фреймы. И в результате большинство людей сберегают недостаточно денег, что делает их уязвимыми в старости.

Недостаточность сбережений – это, разумеется, весьма распространенное понятие в большинстве развитых стран. В одном американском социологическом опросе 76% респондентов заявили, что они сами недостаточно откладывают средств. В другом предлагалось ответить на два вопроса: «Сколько вы сберегаете?» и «Сколько, по-вашему, вы должны сберегать?» Примерно 10%-ная разница (с поправкой на уровень дохода) в ответах на эти два вопроса указывает, что люди считают, что надо бы откладывать значительно больше [228]228
  Как изложено в: Angeletos et al. (2001, стр. 47), со ссылками на: Bernheim (1995) и Farkas and Johnson (1997).


[Закрыть]
. Компенсируя этот недочет, правительства большинства развитых стран оказывают значительную поддержку пожилым пенсионерам. Помимо того, большое число работодателей откладывают часть зарплаты работников в пенсионные фонды, а также субсидируют их. Многие виды вкладов не облагаются налогами. И все-таки, несмотря на все эти меры, все знают, что сбережения большинства семей никак не дотягивают до уровня, необходимого для поддержания привычных объемов потребления после выхода на пенсию [229]229
  Энген и др. (Engen et al. 1999, стр. 97) приходят к противоположному выводу. Они сравнивают реальное богатство домохозяйств с предполагаемым, рассчитанным с помощью оптимизационной модели с поправкой на норму временного дисконтирования (3%). Используя данные из Опроса общественного мнения о качестве здравоохранения и пенсионного обеспечения в США, а также включив в понятие богатства, в частности чистую (т.е. за вычетом долговых обязательств) рыночную стоимость находящейся в собственности недвижимости, они обнаружили, что реальное богатство 60,5% домохозяйств превышает медианные значения оптимального богатства, рассчитанного с помощью калиброванной модели. Мы же обращаем внимание на другой результат, вытекающий из их имитационных расчетов. Если исключить из определения богатства стоимость инвестиций в основное место жительства и принять норму межвременного дисконтирования равной нулю, то только 29,9% людей достигнут предпенсионного возраста (60 или 61 год), имея больше оптимального медианного богатства для их возрастной группы. Мы, как и авторы исследования, считаем нулевую норму дисконтирования более верной исходя из своих эмпирических и умозрительных умозаключений. Это соответствует очевидному стремлению людей не снижать уровень своего потребления при нулевой процентной ставке и позволяет одинаково учитывать уровень полезности для разных возрастов. Мы исключили стоимость основного места жительства исходя из того, что пенсионеров ничто не вынуждает покидать свой дом по финансовым соображениям или прибегать к обратной закладной.


[Закрыть]
.

Нередко эти вопросы становятся главными в политической повестке дня. Администрация Буша не сталкивалась с серьезным сопротивлением своим принципиальным предложениям, пока не попыталась приватизировать систему социального страхования. И здесь общество впервые оказало ей сопротивление. Среднестатистическая американская гражданка, возможно, и не гений по части финансового планирования, но имеет, по крайней мере, общее представление о том, насколько будет зависеть от социального страхования в старости. Гэри Бартлесс из Института Брукингса провел исследование, точно определяющее эту зависимость [230]230
  Письмо от Гэри Бартлесса, таблица под названием «Доля социальных выплат по источникам и по квинтилям дохода для населения от 65 и старше».


[Закрыть]
. Он разделил население от 65 лет и старше на квинтили (группы по двадцать процентилей) в зависимости от дохода. В каждой из четырех нижних квинтилей (от 0 до 80-й процентили) более половины дохода, не являющегося зарплатой, поступало от органов социального страхования, причем в трех нижних квинтилях средства, поступающие от социальных органов, значительно преобладали. То, что подавляющее большинство населения зависит от системы соцстраха, объясняет как общественную реакцию на предложения администрации о ее приватизации, так и популярность социального страхования как программы. Люди зависят от нее, потому что их собственные пенсионные сбережения крайне скудны.

У Джорджа Акерлофа, который входил в один из второстепенных консультационных экономических комитетов во время избирательной кампании Джона Керри [231]231
  Кандидат на пост президента США от Демократической партии во время избирательной кампании 2004 г. (прим. ред.).


[Закрыть]
в 2004 г., есть личный опыт, подтверждающий это. С первого до последнего собрания, которые проходили раз в две недели, Акерлоф настаивал, чтобы Керри высказался в поддержку сохранения социального страхования в существующем виде. Настойчивость его была такова, что ближе к выборам Остан Гулсби (ныне ведущий советник президента Барака Обамы) стал шутить: «А теперь выслушаем Джорджа, который поведает нам, что Керри должен развести демагогию на тему соцстраха». Однако Керри воздержался от критики предложения Буша о приватизации, поскольку не сумел разработать план, способный сохранить существующие схемы социальных выплат без дополнительного вливания средств со стороны. Мы тогда понимали эту проблему, но не считали ее первостепенной. Согласно оценке института Брукингса, сохранение социального страхования на текущем уровне потребует затраты в размере 2% от налогооблагаемого дохода [232]232
  Aaron and Reischauer (1999, стр. 174).


[Закрыть]
. Мы считали и продолжаем считать, что ошибка Керри стоила ему президентского кресла.

Сбережения и национальное богатство

Рассмотрим еще один вопрос, связанный со сбережениями. Не секрет, что у разных государств разный уровень национального богатства: у богатых доход на душу населения может быть в 200 раз больше, чем у бедных, и даже почти в 1 000 раз, если включить в это сравнение Люксембург и Бурунди [233]233
  Без учета паритета покупательной способности ВВП на душу населения в Люксембурге превосходит тот же показатель для Бурунди в 897 раз (Central Intelligence Agency, 2008).


[Закрыть]
. Доходы и богатство зависят от степени свободы торговли в стране, от квалификации населения, от географических условий, текущих и прошлых войн, степени развитости политических и юридических институтов. В последнее время экономисты подчеркивают роль научно-технического прогресса как главного фактора экономического роста. Но классические экономисты, такие как Адам Смит, особое внимание уделяли накоплению капитала посредством сбережений.

Даже сегодня многие страны, особенно в Восточной Азии, относятся к его теориям со всей серьезностью. Стратегию сбережения они избрали своим способом борьбы с бедностью [234]234
  Кстати, как уже давно известно, существует сильная историческая связь (в виде корреляции по разным странам) между уровнем сбережений и темпами экономического роста различных государств (см., напр.: Modigliani 1970 and Carroll и Weil 1994).


[Закрыть]
. Самое яркое подтверждение этому – Сингапур, где в 1955 г. учредили Центральный фонд социального обеспечения, который можно сравнить с придуманной Тейлером и Бенарци программой «Сбереги больше завтра». Только кому и сколько платить, решает государство. Сначала сумма отчислений от работника и работодателя составляла по 5%, однако потом, в 1983 г., этот показатель вырос до 25% (таким образом в фонд стали отчислять 50% зарплаты!). Уровень взносов плавающий, и сейчас высокооплачиваемые работники в возрасте 25—50 лет отдают государству 34,5% своей компенсации, а их работодатели – 20% [235]235
  См.: http://ask-us.cpf.gov.sg/?prof=mem


[Закрыть]
. В результате не просто формировался пенсионный фонд, из которого тут же выплачивалась зарплата имеющимся пенсионерам, а эти средства действительно инвестировались. Благодаря Фонду валовой уровень национальных сбережений в Сингапуре на протяжении нескольких десятилетий составлял приблизительно 50% [236]236
  Peebles (2002).


[Закрыть]
.

Автор этого плана, Ли Куан Ю, долгое время занимавший пост премьер-министра Сингапура, – возможно, один из самых выдающихся экономических мыслителей XX века. Его «сберегательная» экономика стала примером для Китая, который принял на вооружение успешный опыт Сингапура и уже несколько десятилетий показывает существенный экономический рост. Разное отношение к сбережениям в Китае и США, находящихся на противоположных концах спектра, позволит разобраться, почему в этом вопросе бывает такой разброс.

Уровень сбережений в Китае один из самых высоких в мире, по этому показателю эту страну опережают Сингапур и Малайзия. Своим поразительным экономическим успехам с начала 1980-х Китай во многом обязан именно этому [237]237
  В принятых сейчас методах измерения роста влияние сбережений на рост ВВП представляет собой произведение «доли капитала» (это, как правило, от 1/4 до 1/3) на темп роста запаса капитала. При коэффициенте капиталоемкости, равном трем, и чистой норме сбережений в 1/3 запас капитала будет расти с темпом 1/9. Вклад сбережений в рост ВВП тогда составит между 1/36 и 1/27.


[Закрыть]
. Общий валовой объем сбережений (включая амортизацию) в Китае с учетом личных, корпоративных и государственных сбережений (превышение налогов над расходами) за последние годы приблизился к половине ВВП. Валовой объем личных сбережений в 1990-е превышал 20% и остается высоким до сих пор.

На протяжении многих десятилетий правительства как США, так и Китая стремились всячески заставить людей откладывать больше. В начале 1950-х в США появились специальные налоговые льготы – личные пенсионные счета, льготные пенсионные планы 401 (k) и 403 (b) и казначейские сберегательные облигации.

В коммунистическом Китае, где не было подоходного налога, население заставляли сберегать больше за счет пропагандистских кампаний, в том числе агитационных плакатов, которые некоторые коллекционируют. На плакате 1953 г. изображена группа счастливых рабочих, вносящих деньги в Народный банк Китая в обмен на государственные облигации. На плакате 1990 г. герой коммунистической пропаганды Лэй Фэн с улыбкой выводит на копилке слово «Сберегай!». В этот же период на улицах китайских городов появились большие красные транспаранты: «Да здравствуют сбережения!». Именно этим патриотическим кампаниям Китай обязан своему нынешнему высокому уровню сбережений.

Современная экономическая история Китая началась в 1978 г., спустя два года после смерти председателя Китайской коммунистической партии Мао Цзэдуна. В своей эпохальной речи на третьем пленуме XI съезда КПК вице-премьер Дэн Сяопин недвусмысленно заявил, что правительство будет поддерживать частные инвестиции. Так началась эпоха китайского экономического чуда.

В конце 1970-х небольшие китайские деревни, например Хуаси и Лютуань, осуществили инвестиции в местное производство. Успех принес им славу, они стали образцом для всего Китая. В этих деревнях сбережения – в виде труда или денег, вложенных в местные предприятия, – были, по сути, требованием, выдвинутым старейшинами.

Один из наших студентов, Энди Ди У, отправился по нашей просьбе в деревню Лютуань, чтобы проинтервьюировать ее мэра Шао Чанцзуэ [238]238
  Последующая информация взята из интервью, проведенных лично Энди Ди У.


[Закрыть]
. Мы хотели узнать, как руководство сумело заставить людей пойти на такие жертвы для укрепления бизнеса. Шао Чанцзуэ руководил деревней несколько десятков лет – все то время, что она превращалась из бедной социалистической общины в образец бережливости и предприимчивости для всего Китая.

Еще в 1972 г. Шао сам положил начало переменам в Лютуани, нелегально поставив у себя сталеплавильную печь. Когда реформы позволили легализовать этот бизнес, в 1982 г. он передал печь деревне, жители которой стали акционерами его предприятия. На вопрос о том, что же заставило мэра передать свою собственность деревне, Шао ответил: «По разным причинам. Самая главная: я не хотел выделяться на фоне односельчан. Если бы они оставались нищими, тогда как я процветал, я бы чувствовал себя ужасно. Хочу иметь возможность смотреть в глаза своим землякам. Разве можно процветать, когда вокруг все бедные?»

Когда Энди попросил объяснить, как такие взгляды уживаются с припаркованным возле его дома BMW – 765, Шао сказал, что купил эту машину для сына. «Кроме того, многие жители деревни могут позволить себе такой автомобиль. Просто они его не покупают. Мы, старики, на самом деле не очень любим все это, а молодежь, вроде вас, обожает модные машины и стильную одежду. А мы по-прежнему берем пример с Лэй Фэна: главное – умеренность и борьба с суровыми условиями жизни», – добавил он.

Шао рассказал, что, уговаривая сограждан инвестировать в предприятие, он взывал к чувству патриотизма и коллективизма: «Я использовал три довода. Во-первых, у нас происходили изменения. Дэн Сяопин сделал Китай открытой страной, которую нам предстояло изменить и улучшить. Во-вторых, расположенные у нас предприятия должны были пойти на пользу всем ее жителям. В-третьих, я признался, что десять лет тайно занимался бизнесом, и знаю, как он устроен, так что моему управленческому опыту можно доверять. И земляки мне поверили, а я был благодарен им за это. Жители Лютуани любят свою страну и свою деревню, они готовы сделать все, чтобы изменить ее к лучшему».

Из такого энтузиазма жителей Лютуани и других деревень зародилась и стала завоевывать воображение китайского народа национальная история – история усилий и самопожертвования. Усилия прикладывал каждый гражданин, которым двигал патриотизм. Китайцы почувствовали, что в стране начинается новая историческая эпоха, которая вознесет их к вершинам достижений человечества. Китай восстановит свою былую славу, а самооценка каждого его жителя повысится. Сейчас для китайца бедность не зазорна, поскольку страна находится в переходном состоянии. Но однажды он с удовольствием расскажет внукам историю своей борьбы и самопожертвования.

Торговая галерея и кредитная карта

В Соединенных Штатах ситуация совершенно обратная. То, что мы поклоняемся торговым моллам и кредитной карте, свидетельствуют о нашем наплевательском подходе к сбережениям.

Любовный роман между американцами и их кредитными карточками выражается одной строкой статистики: у американских граждан на руках более 1,3 миллиарда кредитных карт. Это означает, что на каждого мужчину, женщину и ребенка в США приходится более четырех кредитных карт. Для контраста: на 1,2 миллиарда жителей Китая приходится всего 5 миллионов кредиток.

Некоторые экономисты полагают, что покупки посредством кредитных карт сыграли значительную роль в падении уровня сбережений в США. Приведем здесь некоторые экспериментальные данные. Ричард Файнберг, профессор кафедры потребления и розничной торговли в университете Пердью, задал испытуемым вопрос: станут ли они совершать покупки, если в поле их зрения окажется чужая кредитная карта? Оказалось, что при такого рода сигнале люди готовы совершить не только больше покупок, но и сделать это значительно быстрее. Файнберг сделал вывод, что у американцев выработался своего рода рефлекс – «стимул в виде кредитной карты вызывает ассоциацию с покупками» [239]239
  Feinberg (1986, стр. 355).


[Закрыть]
.

Дразен Прелек и Дункан Симестер провели другой эксперимент, в ходе которого устроили аукцион билетов на местное спортивное соревнование среди студентов МБА. Некоторым участникам было предложено платить кредитной картой, другим – наличными, но при этом оплачивать покупку было одинаково удобно. В результате те, кто использовал кредитку, платили на 60—110% больше тех, кто пользовался наличными [240]240
  Prelec and Simester (2001).


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю