Текст книги "Среди живых (ЛП)"

Морис был чернокожим стариком шестидесяти двух лет от роду, и на вечеринке в честь выхода на пенсию седых волос на его голове было гораздо больше, чем в нашу первую встречу. Мы никогда не были близки, как некоторые напарники в нашем участке. Мы не шатались по спортивным барам после смены с целью опрокинуть пару рюмок или выпить по кружке пива. Мы не смотрели трансляции спортивных игр друг у друга в гостях. Мы не делились советами в семейных делах – не то чтобы у меня была семья, чтобы об этом говорить.

Может, дело в расовом различии. Или в разнице в возрасте. Но, несмотря на тот факт, что между нами не было глубокого душевного контакта, я буду скучать по работе с ним.

Стоя у кухонного стола, я сквозь балконную дверь смотрел на прогуливающегося Мориса. Смеясь, он пытался удержать в руках бутылку пива, пластиковую тарелку с жареной колбасой и стопку компакт-дисков. Морис выглядел по-настоящему счастливым. Я полагал, что он готов к отставке – не то, что те ребята с многолетними отточенными навыками, которых, по слухам, выгоняли и заменяли молодыми баранами, согласными работать за половину зарплаты.

Морис поставил диски на кипу бумаг возле старенького бумбокса и осушил бутылку одним глотком. Я подумал, раз уж он в отставке, то можно заманить его в долгое путешествие на дно бутылки, но потом почувствовал вину за такие мысли. Ведь Морис не сделал мне ни единого замечания по поводу «аураселя» – принял я его или нет, или мучился отходняком после выходных, когда «случайно» принимал удвоенную или утроенную дозу. Ни разу.

Наверное, это и есть настоящая причина, почему я буду очень по нему скучать.

Отвернувшись от балкона, я направился обратно по коридору, пытаясь вспомнить, где в этом доме ванная. И случайно завернул в комнату, набитую чернокожими детишками, в основном подростками, которые сразу же умолкли. Кивнув им, я подумал, достаточно ли дружелюбно выглядел или показался им каким-то жутким белым уродом, и направился в подвал, где, если мне не изменяла память, находилась столярная мастерская Мориса с редко использующимся туалетом.

– Это он, Виктор Бэйн, – прошептал один из детей так громко, что я смог уловить это обычным слухом. Не то чтобы я был в состоянии уловить хоть что-то шестым чувством, учитывая как глубоко я плавал в чудесном тумане «аураселя», да и особо чутким слухом не обладал. – Он был напарником моего отца по «жуткой команде».

Я подавил желание вернуться в комнату и объяснить малявке Мориса, что их папаша начал бы срать кирпичами, услышь он такое выражение в своем доме. Но это привело бы к многословной дискуссии о гражданских правах, бла-бла-бла… Плюс я был абсолютно уверен, что если к ним ворвется жуткий белый урод, то никаких сомнений в жуткости команды у них не останется.

Вслепую пошарив в поисках выключателя по стене лестницы, ведущей в подвал, я наконец понял, что свет внизу уже горит. И сделал себе мысленную заметку в понедельник подколоть Мориса, напомнив, что существуют лампочки мощнее сорока ватт. Но ведь в понедельник Мориса не будет. Черт.

Дав глазам привыкнуть к полумраку, я медленно спустился в подвал. Представил, как дети Мориса рассказывают обо мне своим родственникам и друзьям. Для всех было очевидно, что в нашей команде именно я представлял экстрасенсорную половину, поскольку Морис был таким же экстрасенсом, как кирпичная стена, и чертовски этим гордился.

Паранормальный следственный отряд состоит из двух противоположностей. «Психи» – копы-экстрасенсы – выделывают всякие сверхъестественные штуки, как от них и ожидают. А «тугие» – я не указываю ни на кого пальцем – не воспринимают психогенные воздействия от преступных элементов, одаренных шестым чувством. Поначалу было трудно привыкнуть ходить повсюду с человеком, от которого исходит столько же эманаций, как от вчерашнего бутерброда с ветчиной. Но я привык к напарнику и достаточно повзрослел, чтобы разглядеть всю практичность нашей пары.

На полпути в подвал я залез в карман джинсов и среди ниток и смятых оберток от жвачки нашел таблетку «аураселя». Пытался нащупать еще, но обнаружить удалось только одну. С собой я брал три. Может, уже две принял? Помню одну в машине. О, и еще одну, когда в нее сел сержант Варвик. Иронично. Глотать наркоту на расстоянии плевка от того, кто может серьезно урезать мой драгоценный запас.

Проглотив «аурасель», я схватился за дверь ванной и чуть не врезался в детектива Джейкоба Маркса, золотого мальчика из двенадцатого участка, работающего в отделе по борьбе с сексуальными преступлениями.

Здоровенный парень, темноглазый лакомый кусочек с аккуратной бородкой и короткими черными волосами, выглядящими так, будто он каждую неделю посещает парикмахерскую. Издалека он всегда казался мне мускулистым, когда стоял во время пресс-конференций высокий и гордый позади своего сержанта, расхваливающего его работу над громкими делами перед работающими камерами и вспышками фотоаппаратов. Но вблизи его мышцы впечатляли еще больше, да и в ширину он оказался как два меня.

Кажется я извинился и отступил на пару шагов. Принятый на лестнице “аурасель” прилип к нёбу, и я с усилием сглотнул, беспокоясь, что безобидная желатиновая оболочка вот-вот растворится и выпустит горькое и противное содержимое прямо на язык. “Аурасель” не сдвинулся.

– Ну-с, – сказал Маркс, проворно протискиваясь мимо и задевая своими накачанными грудными мышцами мое плечо. Я стоял, разинув рот и пытаясь не подавиться. – Вот ты и остался без своего “тугого”.

Замечание, что грубо называть Мориса “тугим”, застряло где-то в районе таблетки, когда до меня дошло, что Маркс не только знает кто я, но и чем занимаюсь, хотя больше фразочка смахивала на флирт. Детектив Маркс – педик? Кто бы мог подумать? И кроме того, он тоже “тугой”.

Или он просто придурок, а померещившиеся заигрывания соорудил мой мозг из-за прихода от двух таблеток «аураселя» и нескольких затяжек.

Я пожал плечами и поднял бровь. Лучше всего быть уклончивым. Особенно, когда доступны всего лишь пять чувств, да и те весьма расплывчаты.

Маркс оперся о верстак Мориса и скрестил руки на груди. В этой позе он раза в три увеличился в объеме, а футболка так сильно натянулась на бицепсах, что казалось вот-вот треснет.

– Очередь из новых партнеров уже выстроилась?

Мне показалось, что “партнер” было произнесено кокетливо, смахивая на “сексуальный партнер”. Но даже мой затуманенный “аураселем” мозг полагал, что это слишком притянуто за уши. Мне не на что было опереться, поэтому я сунул руки в карманы джинсов и немного ссутулился, как делают дети, стесняясь того, что они выше своих одноклассников. Маркс был такой же высокий, как и я. Мне нравится это в мужчинах.

– Вообще-то, это большой секрет, – сказал я, и похвалил сам себя, что не выпалил это скороговоркой. – Думаю, сотня претендентов наберется.

Маркс склонил голову набок, разглядывая меня. Горечь «аураселя» начала расползаться по основанию языка, и я судорожно сглотнул – снова безрезультатно.

– Скорее уж тысяча с лишним, – сказал Маркс, – но до начала собеседований девяносто процентов все равно отсеются.

Неужели больше тысячи человек хочет стать “тугой” половиной Паранормального Следственного Отряда, расследующего убийства? Если бы я не задыхался, то наверняка почувствовал бы себя польщенным. Подавив кашель, сглотнул еще пару раз. Ресницы намокли от слез. А Джейкоб Маркс оттолкнулся от верстака и почти прижался ко мне.

– Что у тебя во рту? – спросил он своим низким сексуальным, почти мурлыкающим голосом. Приподнял мое лицо за подбородок и, вынудив раскрыть рот, провел своим языком по внутренней стороне моей верхней губы. – “Аурасель”? Самый мощный подавитель псиактивности?

Откуда ему знать, каков “аурасель” на вкус? Я, может, и спросил бы, если бы мог говорить. Или хотя бы дышать, если уж на то пошло. Пропихнув руки между нами, я оттолкнул Маркса, пока меня на него не вывернуло. Раковина была всего в шаге от меня, поэтому я открыл оба крана и набрал в рот теплой воды, пытаясь выполоскать таблетку из моего мягкого нёба. Наконец эта вонючая штука отлепилась и проскользнула дальше по горлу, оставив после себя ощущение, похожее на химический ожог. Я выхлебал еще пару горстей воды из-под крана и поплескал на лицо, на всякий случай.

И уставился в раковину, на воду, стекающую с моих волос. Вот это да. Джейкоб Маркс вроде как поцеловал меня, а я был так занят, давясь таблеткой, что даже не понял этого. Когда от двери снова раздался голос Маркса, я все еще как будто ловил отходняк после роскошного, горячего, почти анонимного секса. Судя по всему, мне так и не удалось отпугнуть Маркса.

Его отражение в зеркале шкафчика с лекарствами встретилось со мной взглядом.

– Один из пятисот человек – сертифицированный экстрасенс, и каждый из них старается всячески задавить свой дар. Что заставляет вас это делать? – спросил он. Голос его звучал дружелюбно, но взгляд говорил о более сложных чувствах.

Ему что, не известны факты и цифры? Я провел рукой по своим мокрым волосам. Зеркало отразило меня с безумной копной черной соломы на башке. Не мешало бы подстричься.

Я открыл дверцу настенного шкафчика, надеясь найти там какой-нибудь ополаскиватель для рта, типа «Листерина», чтобы смыть вкус «аураселя», но не нашел ничего, кроме флакона лосьона для тела «Джергенс» и пары пожелтевших упаковок аспирина, завалявшихся со времен Рейгана.

– Ты же ПсиКоп, – сказал я, оглянувшись на Маркса. – Почему бы тебе не спросить у своего напарника?

– Каролине таблетки не требуются, – ответил он. Я решил, что если они и трахаются друг с другом, то это точно не моего ума дело.

Обычно такое настырное любопытство бесило меня. Но сегодня я не обычный, а с тремя проглоченными «аураселями», поэтому решил поддержать игру.

– Молодчина Каролина, – сказал я. – А мертвецам нравится разговаривать с Каролиной? День и ночь напролет? Мучая деталями своей смерти?

– Каролина умеет определять, когда люди лгут.

– Человек-полиграф, – сказал я, мне показалось это очень умным.

Если у вас есть федеральная лицензия, то вам не требуется чье-либо согласие для использования своих сверхъестественных способностей. Но вам понадобится ордер, подписанный судьей, чтобы проверить кого-то на детекторе лжи.

– Ну, тогда не удивительно, что вы ловите так много извращенцев.

Маркс расплылся в улыбке, больше похожей на ухмылку, и я подумал, что он наслаждается своей работой даже больше, чем можно себе представить.

– Ее дар очень помогает, – сказал он. – У Каролины всего лишь второй уровень, а преступники бывают невероятно хитрыми, – он пнул дверь ванной и запер ее.

Щелчок маленького замка показался крайне неубедительным, учитывая, что любой коп наверху мог бы вынести эту дверь, даже не вспотев. Но, может быть, конфиденциальность ванной поможет нам остаться незамеченными.

Маркс отпустил меня и остановился улыбочкой на лице, раздражающей, но сексуальной, обрамленной аккуратной козлиной бородкой. А я гадал, чего он ждет. Еще одного остроумного ответа? Третья таблетка «аураселя» подействовала, и я едва шевелил мозгами, поэтому просто сократил между нами расстояние, закинул руки ему на шею и сам поцеловал.

На его языке чувствовался вкус пива, но это было так приятно, будто я сам опрокинул бутылку-другую на вечеринке. Мне хотелось бы выпить, но алкоголь ослабляет мою защиту, как ничто другое, и еще больше усиливает голоса. Так что я не пью.

Он обхватил меня одной рукой за пояс, а другой принялся мять мой зад через джинсы, демонстрируя свою силу. Я цапнул его за нижнюю губу, и он, хмыкнув мне в рот, прижался своей ширинкой к моей.

Маркс вжал меня лопатками в держатель для полотенец и стал целовать жестко, потираясь об меня, а его сладкий язык смывал с моего горечь.

Я завозился с пуговицами и молниями, пытаясь вытащить наши члены на свет ванной моего бывшего напарника. Маркс уступил мне инициативу и выглядел вполне довольным. Хотя, наверняка, подцепив кого-нибудь, обычно ведет себя грубее. А я вынужден ловить любой выпадающий шанс и уповать на «аурасель» или, в крайнем случае, на собственные руки. Я страшно ненавижу тройнички, когда один из участников – покойник.

У Маркса был крепкий, толстый, налитой кровью и каменно твердый член. На его фоне мой показался более тонким и изящным. Он взял в руку оба наших члена, крепко сжал и стал дрочить, пока я, зажав между ладонями его лицо, томно вылизывал его рот.

«Он знает», – подумал я, и хотя он сжимал сильнее, чем мне нравилось, тело все равно откликалось на его действия напряжением бедер и теплом в основании позвоночника. «Он знает, кто я. И знает, чем я занимаюсь. И все равно готов дрочить мне».

Я зарылся пальцами в его коротко стриженные волосы, и он застонал мне в рот, рука, обхватывающая нас, задвигалась быстрее. Я хрипло выдохнул и приласкал мочку его уха, легкими поцелуями прошелся вдоль скулы. Всосал его язык.

Кончая, он отодвинулся, чтобы все видеть. Сжал свой член сильнее, сперма потекла по костяшкам, и его лицо неожиданно понравилось мне гораздо больше. Открытое и уязвимое в этот момент. Не красивый и самоуверенный детектив, каким всегда казался этот человек, а просто кончающий вместе со мной парень. Его рот был прекрасен – немного припухший от поцелуев. Я представил этот рот на своем члене, погружающий меня в нежное, влажное тепло. От этого мои бедра скрутила судорога, и накатил оргазм. Получился недурственный энергетический всплеск, учитывая количество наркоты в моем организме, и первая струйка моего семени украсила низ футболки Маркса и штанину его черных джинсов.

Я выстрелил еще раз, уже слабее, на его обнаженное предплечье, тихо хихикнув, а затем еще раз. Маркс смотрел на меня, по-прежнему держа наши члены в ладони, а затем тоже расплылся в широкой улыбке. Перед глазами у меня прыгали звездочки, и я был рад твердому камню стены позади меня и большому копу передо мной. Держась за его плечи, я никак не мог придумать ни одной причины, чтобы уйти.

Кто-то забарабанил в дверь.

– Бэйн? Ты там?

Я вжался лбом в плечо Маркса и осторожно выдохнул. Проигнорировать бы не вышло, ведь это был не кто иной, как сержант Варвик. И его голос и интонация требовали ответа.

– Да, сержант.

Маркс медленно, дразняще поглаживал мой член, выдавливая последние капли семени.

– Ты нужен мне в участке. Немедленно.

В воскресенье? Когда мы все на вечеринке, кто-то уже напился, кто-то закинулся колесами, а кому-то даже обломилась удача?

В любом случае, паршиво.

– Ясно, – сказал я.

Я хотел кинуть что-нибудь в унитаз, чтобы прозвучало, будто я отложил большую личинку, но тогда пришлось бы или вылавливать этот предмет самому, или подрядить Маркса побыть сантехником. Вместо этого я взял туалетную бумагу и постарался пошуршать ей погромче.

– Буду через минуту.

Мы услышали звук шагов Варвика, поднимающегося по лестнице. Лицо Маркса вернулось в полицейский режим, проницательные, темные глаза просканировали пространство, пока он анализировал предположения, толпящиеся у него в голове.

– Видимо, случилось что-то серьезное, – сказал он, отрывая кусок туалетной бумаги и оттирая мою сперму со своей ноги.

========== Глава 2 ==========

Сержант Варвик был квадратным мужчиной средних лет с толстой шеей. Его пепельные волосы редели на макушке, но, по крайней мере, ему хватало порядочности не шокировать всех вокруг ужасным начесом. Он восседал за громыхающим металлическим столом, вертел ручку между большим и указательным пальцами, как делал всегда в состоянии раздражения.

– Бэйн, это твой новый напарник – Лиза Гутиеррез. Четыре года работала в отделе по расследованию убийств в Лас-Вегасе и Альбукерке. Гутиеррез, Виктор Бэйн.

Лиза Гутиеррез, судя по внешности и акценту, была латиноамериканкой. Длинные, темные волосы, завязанные в хвост, так сильно стягивали кожу ее чистого, без макияжа лица, что мне было почти больно смотреть на нее. Она была молода, лет двадцати пяти, скорее всего, на предыдущей работе была патрульной. И, должно быть, совершила нечто экстраординарное, раз получила такое назначение – работу, в которой отказали тысяче человек, если верить Марксу.

Я постарался выглядеть сосредоточенным, тряся ее руку, но, видимо, не мог заставить отвести от нее глаз. Три чертовых «аураселя», три, не считая принятого прошлой ночью, и весь мир казался сделанным из сахарной ваты с небольшими вкраплениями дерьма и усмешек. Я только прибыл с вечеринки и уповал на Господа, что от меня не разит сексом. Оставалась надежда, что встреча получится короткой, и мне, возможно, удастся это скрыть. Хотелось закурить, чтобы завуалировать табачным дымом любые неуместные запахи, которые успели ко мне прицепиться.

– Ты что, под наркотой? – спросил Варвик. Невероятно профессионально с его стороны унизить подчиненного в момент его знакомства с новым напарником. Это такой новомодный прием для укрепления командного духа, применяющийся в Лос-Анджелесе.

– Я был на прощальной вечеринке у напарника, – отрезал я, решив сознаться в одной принятой таблетке «аураселя», но никак не в трех. Без очень дорогостоящего и длительного теста невозможно доказать, что я принял три штуки. – Думаете, мне хотелось, чтобы идиот, повесившийся в своем гараже, таскался за мной весь день? И позвольте вам сообщить, что идея грандиозной вечеринки была не моей.

Варвик стал крутить ручку быстрее, на его лице заходили желваки.

– Детективу Бэйну разрешено принимать «аурасель», когда он не на дежурстве… – пустился он в объяснения.

– Подавитель псиактивности, – сказала Гутиеррез. – Я знаю, что это такое. И скажите мне, что такого необычного в этом деле, что вы вызвали Бэйна, а не поручили работу дежурной команде.

Варвик моргнул, а затем подтянул к себе коробку с манильскими сигарами, открыл и пристально изучил ее содержимое, явно собираясь с мыслями. Я сунул руки в карманы, чтобы удержаться и не “дать пять” Гутиеррез. Она вдруг превратилась в резкого и профессионального сотрудника полиции и наверняка могла дать мне сто очков вперед. Но, черт возьми, мне она понравилась.

*