Текст книги "Бастион одиночества"

Автор книги: Джонатан Летем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

– Вы смеетесь?

– Смеюсь?

– Мы не делаем фильмы о поразительных взлетах и падениях.

– Что, простите?

– Вы как будто шутите, честное слово.

Меня охватило неодолимое желание задушить Джареда.

– Если бы вы позволили мне закончить свой рассказ, уверен, сценарий заинтересовал бы вас.

– Дилан, он нам не подходит.

– Но… Я очень хочу, чтобы вы выслушали меня до конца.

– А вы мне нравитесь, мистер.

Я подождал, не добавит ли Джаред к этой фразе еще что-нибудь, затем сказал:

– Спасибо.

– У вас пять минут. – Джаред растопырил пальцы, показывая – «пять», откинулся на спинку дивана и вновь закрыл глаза.

– «Арестанты» – одно из наиболее ярких событий в истории поп-музыки, оставшихся неизвестным широкой публике, – сказал я. Продолжать рассказ получалось с трудом, но у меня не было выбора. – Пятидесятые годы, пятеро черных парней за решеткой, некоторых упекли на целый век, другие отбывают более короткие сроки, все пятеро – жертвы предрассудков и несправедливости Юга при Джиме Кроу. Пятеро заключенных создают группу из любви к музыке. Они поют настолько замечательно, что им устраивают прослушивание. Начальник тюрьмы выписывает всем пятерым особые пропуска, по которым те могут выйти за пределы тюрьмы, чтобы поехать в «Сан». 1953 год – время, когда возле той же звукозаписывающей студии крутится чудаковатый парень по имени Элвис Пресли. Но главный герой фильма не он, а Джонни Брэгг – ведущий солист «Арестантов». Когда ему было шестнадцать лет, его подружка в приступе ревности навела на Джонни копов, заявив, будто он ее изнасиловал. Полицейские повесили на него еще шесть преступлений, которые они не могли раскрыть. Целых шесть! Джонни Брэгга приговорили к шестистам годам заключения. – Почти всю информацию я взял из аннотации Колина Эскотта к компакт-диску «Арестантов», а кое-что выдумал, просиживая в размышлениях над вырезками из старых газет. Этого было вполне достаточно. Я все больше увлекался сценарием, все чаще и чаще возвращался к нему мыслями. – Рано утром по дороге в «Сан Рекордс» Брэгг выглядывает из окна автобуса, видит пустующий кинотеатр для автомобилистов и говорит: «Вы только посмотрите на это жуткое кладбище». Ему двадцать шесть, он просидел в тюрьме уже десять лет.

– Кошмар, – задумчиво заметил Джаред.

– И вот их записывают. Они создают сингл, на двух сторонах. Элвис Пресли в этот момент тоже на студии, совсем молодой. Они с Брэггом становятся друзьями. Между прочим, в действительности все так и было. Какого-нибудь актера эпизодическая роль Пресли могла бы просто осчастливить. Как Вэла Килмера, сыгравшего в «Таинственном поезде».

– Не смотрел.

– Не много потеряли. «Таинственный поезд» – фильм так себе. Но вернемся к «Арестантам». В общем, они записывают сингл и отправляются назад в тюрьму. Казалось бы, на этом история могла бы и закончиться, так? Могла бы, если бы песня «Гуляя по дождю» не превратилась в хит. Настоящий хит. Люди постоянно названивают в радиостудии, чтобы поставили эту песню еще и еще раз. А «Арестанты» ни о чем не подозревают, потому что у них в камерах нет радио. До тех пор, пока к ним не начинают приходить письма от совершенно незнакомых людей. Ребята становятся звездами, и это приводит начальство тюрьмы в полную растерянность. Они звонят губернатору, спрашивают совета, пытаются придумать, как быть.

Джаред кивнул, как мне показалось, одобрительно и чуть подался вперед, очевидно, представляя себе на ролях второго плана белых актеров – Джина Хэкмана, Мартина Ландау, Джеффри Раша.

– Начальство выбирает либеральный путь решения проблемы и объявляет «Арестантов» исключительным примером перерождения преступников. С этого момента парни получают право ездить на радиостудии для участия в записи музыкальных передач, давать концерты, продолжать записываться в «Сан». Публика требует освобождения своих кумиров, а сами «Арестанты» записывают песню, восхваляющую губернатора – «Фрэнк Клемент, человек всесильный», – прося помилования. Но мысль об освобождении музыкантов не всем приходится по душе. Те парни, которые упрятали Брэгга за решетку, само собой, не в восторге от этой идеи. Обстановка накаляется перед выборами, на которых губернатор мечтает одержать победу. Вопросы расового притеснения встают в этот период особенно остро.

– Я вспомнил о ККК.

– Да, конечно. Причем в пятидесятые годы в Теннесси куклуксклановцы действовали, уже не прячась под капюшонами. – В эти подробности, может, и не стоило вдаваться. Но я во что бы то ни стало хотел добиться своего, а некоторые факты могли сыграть мне на руку. Я страстно желал, чтобы Голливуд меня услышал. – Итак, на губернатора давят со всех сторон, он подает парням надежду, одобряет их творчество и подумывает о том, чтобы даровать им свободу – упоминает о них в своих радиовыступлениях, естественно, преследуя при этом и личные интересы. Его оппонент-республиканец тем временем работает в противоположном направлении: пытается убедить общественность втом, что освобождение «Арестантов» станет катастрофой. «Добропорядочные граждане Теннесси надеются, что не все находящиеся в тюрьме убийцы запоют в один прекрасный день», – с такими речами он обращается к избирателям.

– М-да. Что ж, мне нравится.

– Позвольте, я опишу вам одну сцену, по-моему, она главная в фильме. На концертах «Арестантов», разумеется, фотографировали. Они выходили на сцену – которую наверняка окружал конвой, – выступали и сразу же ехали назад в тюрьму. А у ребят жены, семьи – но общаться с кем бы то ни было они не имели права. Жаль, что я не захватил с собой эти фотографии, Джаред, если бы вы взглянули на них, сразу многое поняли бы. – Я старался изо всех сил, делая «Арестантов» все более реальными, описывая их пот, боль, любовь, вызывая их к жизни в этом кабинете, равно как и в скучающем мозгу Джареда. Мне страстно захотелось, чтобы они втиснулись в этот мирок, в котором ничто не задерживалось, я вдруг ощутил, что едва ли не создан для подобных миссий. – Их концерты напоминали выступление «Битлз» на стадионе «Ши». Или концерты Элвиса. Плачущие, рвущиеся вперед женщины. Не толпа девочек-подростков, а матери этих ребят, бабушки, тети, любимые с детьми на руках. Они сходят с ума, разрывают в клочья носовые платки, падают в обморок, а «Арестанты» поют. Их музыка настолько потрясающая, что сердца поклонников бьются, будто птицы в клетках. На выступлениях присутствует и та девица, что подставила Джонни Брэгга. Она стоит в толпе неистовствующих женщин и жалеет, что так обошлась с ним, она до сих пор в него влюблена.

– О господи.

– Это еще не все. Когда волна плача и стонов захлестывает публику, «Арестанты» тоже теряют контроль над собой. Они хотят продолжить петь, но не могут. От матерей и всех остальных женщин их отделяет совсем небольшое расстояние. Они тоже начинают плакать, опираются друг о друга, сжимая микрофоны, или опускаются на стулья. Любая попытка приблизиться к родным тут же пресекается охраной. Это как «Герника», Джаред. Такие кадры никогда не сотрутся из памяти.

– Я почти вижу это. – Мне показалось, Джаред потрясен вырисовавшейся перед его глазами картиной и собственным воображением.

– Не сомневаюсь. На чем мы остановились? А, да. Губернатор. Его заваливают письмами, ему уже кажется, что он скачет верхом на тигре, и зверь вот-вот сожрет наездника. Короче говоря, губернатор принимает решение освободить кое-кого из «Арестантов». Его оппоненты беснуются, но он поступает, как задумал, следуя совету своего хитроумного помощника. Тот говорит, что Джонни Брэгга нужно оставить в тюрьме. Брэгг отбывает немыслимо большой срок, пишет песни и выступает в роли ведущего вокалиста, он гений. Если группу расколоть таким образом, ее история скорее всего сразу же закончится.

– О нет!

– Это ужасно, но так оно и было. На волю выпустили четверых «Арестантов» – всех, кроме одного. Люди ждут, что и Брэгга скоро освободят, мечтают услышать его новые песни. Но счастливый конец – всегда редкость. Противники губернатора изводят его разного рода обвинениями, и дабы выдать себя за борца с криминалом, он в очередном обращении к избирателям подчеркивает, что намеренно оставил Брэгга за решеткой. Начальство тюрьмы моментально лишает певца всех привилегий. Его музыкальная карьера практически растоптана.

– Вот это да!

Действительно, вот это да. И откуда я только взял все это? Моим сценарием уже заинтересовался бы, наверное, сам Оливер Стоун.

– Но Брэгг не прекращает заниматься музыкой и создает новую группу «Мэригоулдз». Время идет, вытягивая из Брэгга жизнь. В пятьдесят шестом году Джонни Рэй выпускает пластинку «Гуляя по дождю», и Брэгг получает чек на четырнадцать тысяч долларов. Таких денег он никогда в жизни не видел. Потратить их на что-то нет возможности. «Мэригоулдз» записывают несколько песен на студии «Экселло Рекордс», но хитами не становится ни одна из них.

– Что это за название такое – «Мэригоулдз»?

– Это была пора цветочного бума. «Мэригоулдз» – бархатцы, «Клоуверз» – клевер, «Поузиз» – маленькие букетики. А несколько лет спустя в моду вошли жуки.

– Ага.

– Брэгга отпускают на свободу лишь в пятьдесят девятом – через шесть лет после выхода в радиоэфир первого хита «Арестантов». А спустя год его снова подставляют – обвиняют в ограблении и попытке убийства, хотя на самом деле он украл всего-то два с половиной доллара. Ужасно. Клевещут на него опять же белые женщины, заявляют, будто он хотел на них напасть. Брэгг притягивает к себе подобного рода обвинения, как магнит. Но речь идет о типичном расовом противостоянии. Просто этот парень ходит с чересчур независимым видом – белые не могут этого вынести. Его опять упекают за решетку – по-другому полиция поступить не в состоянии.

– Не знаю, понравится ли вам эта идея, но мне в роли Брэгга представляется Дензел Вашингтон.

– Слушайте дальше: в шестидесятом году Элвис Пресли возвращается домой после службы в армии и по пути заезжает в тюрьму повидаться с Брэггом. Только вообразите себе: тот самый восемнадцатилетний мальчишка, который бродил по «Сан Рекордс», прислушиваясь к музыке «Арестантов», теперь считается самым популярным певцом на всей планете. Он помнит Брэгга и до сих пор дорожит его дружбой. Заключенный афроамериканец и Король. Об этом становится известно прессе, но огласка имеет значение лишь для Элвиса. О Брэгге никто уже не говорит, «Арестантов» вспоминают с трудом. Элвис предлагает ему нанять опытного адвоката, но Брэгг говорит, что сам все уладит. Письменных подтверждений этого разговора нет, но Брэгг добивается встречи с начальником тюрьмы и заявляет, что, если его не отпустят на свободу максимум через девять месяцев, он подаст апелляцию в Верховный суд США.

Я сделал паузу.

– И?..

– Его продержали в заключении еще семь лет.

– Немыслимо.

– В шестидесятые Брэгг вновь создает группу под названием «Арестанты», принимая в нее и белого музыканта. Наступает эпоха интеграции. Остальным заключенным это приходится не по душе, и на светлокожего музыканта нападают во время прогулки во дворе. Выйдя на свободу, Брэгг женится на белой женщине. Копы останавливают его, когда он просто идет с женой по улице.

– Подождите, хорошо? Остановитесь. Больше ничего не говорите.

Я видел, что Джаред приходит во все большее волнение. Он вскочил с дивана и с выкаченными глазами пошел к столу.

– Что-то не так?

– Все в порядке, Дилан. Просто… Кому еще известны эти сведения?

– Вы первый, кому я выдаю их. – Я давно решил, что на подобный вопрос отвечу именно так. Еще раз повторять, что история «Арестантов» жаждет быть услышанной тридцать с лишним лет, не имело смысла. Я ничего не выдумал. Быть может, в каком-нибудь офисе другой автор перелистывал сейчас страницы произведения, основанного на этих же событиях.

Я набрался смелости и спросил:

– Вам понравилось?

– О чем вы говорите, Дилан! Ваш рассказ просто сногсшибателен. Только мне надо кое о чем подумать, не возражаете? Надо подумать. Сегодня пятница, да?

– Гм, да.

– Так. Это значит, что до понедельника я никого не смогу разыскать.

– Не совсем вас понимаю.

– Куда вы планируете направиться после нашей встречи?

Я решил, что не должен рассказывать Джареду о «Запретном конвенте».

– В отель.

– Это вы так шутите?

– Даже и не пытаюсь.

– Понимаете, какая-то часть моего «я» очень не хочет выпускать вас из этого офиса, пока мы не решим, как нам быть, пока я не получу от вас согласие встретиться со мной еще раз, гм… скажем, дня через четыре. Салфетку?

– Да, пожалуйста. – Рассказывая о несчастьях Джонни Брэгга, я прослезился. Интересно, многие ли из посетителей Джареда приходили в столь же сильное волнение? Не исключено, что все.

Джаред поставил коробку с салфетками на диван, вернулся к столу и наклонился к микрофону внутренней связи.

– Майк.

– Да?

– Майк, я только что услышал нечто грандиозное. Не зря я все время твержу: предсказать, что произойдет с нами завтра, просто невозможно. К тебе в офис входит знакомый какого-то твоего случайного знакомого, писатель по имени Дилан, и предлагает фантастический материал.

– Невероятно, – ответил Майк.

– Действительно невероятно.

– Здорово.

– Майк, мы должны немедленно найти агента для мистера Эбдуса.

– Будет сделано.

Джаред посмотрел на меня.

– Я тороплю события, Дилан, но имейте в виду: на заработанные на вашей истории деньги мы с вами обеспечим наших детей.

– Хорошо бы. – Я высморкался.

– Если я не сделаю этот фильм, просто удавлюсь.

– Насколько я понимаю, вы собираетесь им заняться?

– Вы все правильно понимаете, черт побери. – Джаред ликовал и по вполне понятным причинам. На горизонте обрисовались знаменательные события, и в самом центре их развития должен был оказаться именно он. – Я хотел бы получить от вас готовый сценарий.

– На бумаге я зафиксировал эту историю лишь частично, – солгал я.

– Но ведь я как-то должен рассказать о ней другим. Я не могу пойти к ним с пустыми руками. Нам нужно, чтобы все, вами рассказанное, было записано.

– Мне потребуется на это какое-то время.

– Может, вы вообще не приступали еще к написанию?

– Угадали.

– Плохо, Дилан, очень, очень плохо. Мне нужен этот сценарий прямо сейчас.

Система внутренней связи щелкнула.

– Джаред?

– Что?

– Я не нашел агента.

– Майк, я десять раз повторял тебе брать у людей контактные телефоны!

– Я и сам могу об этом позаботиться, – сказал я полушепотом, защищая Майка.

Джаред повернулся ко мне.

– Мы не в игры здесь играем, – сказал он.

– Я тоже. Давайте я сначала свяжусь со своим личным агентом, а? – Никакого агента у меня не было, более того, я не имел ни малейшего представления, где его искать. – Правда, он еще ничего не знает про этот сценарий.

– Если вы полагаете, что я выпущу вас отсюда со сценарием в голове, вы просто ненормальный. И не смотрите на меня так, Дилан. Это моя картина, у меня на подобные вещи чутье.

– Замечательно, – сказал я, вскидывая руки в попытке утихомирить безумие Джареда. – Мы оба сильно взволнованы. Просто скажите, что мне следует сделать.

– Позвоните своему агенту прямо отсюда.

– Что?

Джаред тоже поднял руки.

– Садитесь за мой стол. Обещаю, что не стану подслушивать – выйду в коридор. – Он сделал несколько шагов к двери. – Садитесь и звоните.

– Но я…

– Мой кабинет полностью в вашем распоряжении, дружище. Идите же. Садитесь за стол.

У меня не было выбора. Я прошел к столу и уселся в кресло. Джаред закрыл за собой дверь, но перед тем ткнул в меня пальцем и сказал:

– Передайте ему, я буду удерживать вас в заложниках, пока не получу гарантии.

– Ладно.

Когда он исчез, я набрал свой домашний номер и, естественно, нарвался на автоответчик. Эбби ушла в университет. Я нажал на рычаг, не оставив сообщения, достал записную книжку и позвонил Рандольфу Тредуэллу из «Уикли». К счастью, он был на месте.

– Спасай меня, – сказал я.

– Ты был на встрече?

– Я до сих пор на встрече. Он вышел из кабинета, чтобы я позвонил своему агенту, а у меня нет никакого агента. Я сижу за его столом.

– Очень интересно, – бесстрастным тоном произнес Рандольф.

– У Джареда всегда так… гм… скачет настроение?

– Я почти не знаю его. А что?

– По-моему, он вбил себе в голову, что нам обоим стоит завести детей. Чтобы засыпать их баксами.

– Таков большой бизнес, – невозмутимо проговорил Рандольф. – Если все складывается удачно, денег бывает целое море. Постарайся не упустить этот шанс.

– Спасибо за совет.

– Заедешь после встречи ко мне? Долго ты собираешься пробыть в Лос-Анджелесе?

– Я встречаюсь с отцом в Анахайме.

– В Анахайме? Что он там забыл?

В дверном проеме показалась голова Джареда.

– Мне пора, – сказал я Рандольфу и положил трубку.

– Чем все закончилось?

– Прощу прощения?

– Я пытался кратко пересказать сценарий Майку – про черных ребят, про тюрьму, про Элвиса. И не могу вспомнить, говорили вы, чем все закончилось, или нет.

– По-моему… нет, – осторожно ответил я.

– И?..

– Гм… Полагаю, Джонни Брэгг попадал в тюрьму и выходил на волю еще пару раз. Но музыку не бросал. Хотя хитов у него больше не получалось.

– А «Арестанты»?

– Они, наверное, умерли.

– Может, придумаем «великое возрождение»?

Я пожал плечами – почему бы и нет? Я и так уже сильно переврал историю Джонни Брэгга. Возрождение ничего не добавило бы. Даже великое.

– И что насчет Элвиса? Его роль в фильме очень важна. Особенно тот момент, когда он приезжает в тюрьму. Вы даже заплакали, когда об этом рассказывали. Помните?

Может, Элвису следовало вмазать начальнику тюрьмы по физиономии, а потом лично освободить Брэгга? Или пусть их обоих, Брэгга и Пресли, закуют в кандалы и отправят куданибудь на каменоломни. Там их совместное пение зазвучало бы просто изумительно.

– Окончание этой истории не особенно интересное, – сказал я. – Она просто продолжается. Но место действия для финальной сцены мы с вами наверняка могли бы придумать исключительное. Может, это будут тюремные ворота. Джонни Брэгг проходит через них в последний раз. Свободный человек.

– Окончание должно быть обнадеживающим.

– Так и сделаем.

– Атех парней, которые на самом деле все это совершили, поймали?

– Что совершили?

– Ну, убивали всех этих женщин.

– Об убитых женщинах я не сказал ни слова. А что касается изнасилований… Нет, никаких громких раскрытий преступлений и разоблачений в фильме не должно быть. Брэгг просто становится старым, поэтому его оставляют в покое.

– Сколько ему лет?

Я задумался.

– Не исключено, что он еще не умер.

Когда девять лет назад Колин Эскот писал аннотацию к диску, Джонни Брэгг был еще жив и давал интервью. Его байки и составили половину моего рассказа. Я несколько лет мечтал съездить в Мемфис и лично с ним побеседовать, но постоянно откладывал это дело, работая над другими проектами, за которые получал деньги от контор, подобных «Дримуоркс». По крайней мере так я себя оправдывал.

– Не умер?

– Вероятно.

– Вероятно?

Да! Не умер! Вероятно! – захотелось мне проорать.

– Ему сейчас семьдесят с лишним.

– А точных данных у вас нет?

– Я все выясню.

– Это серьезная проблема, Дилан. – Джаред провел по волосам рукой и нахмурился, непонятно о чем тревожась. – Можно мне вернуться за стол?

– Так как мы договоримся? – спросил я, пустив его в кресло.

Продолжая хмуриться, Джаред сел, положил ногу на ногу, потер пальцами переносицу, затем подбородок. Казалось, он трезвеет после попойки или остывает от оргазма, или приходит в себя, покурив крэк. Я задумался, как часто с ним случается подобное.

– Вы пришли ко мне и поведали историю еще живого человека, – произнес Джаред с чувством глубокого сожаления. – Для ее экранизации нам потребуется приобрести права, заключить соответствующие договора. Мы можем столкнуться с массой проблем.

– А вдруг Брэгг мечтает, чтобы о нем все узнали? – предположил я.

– Да, это не исключено. Но меня смущает окончание, Дилан. Что-то в нем не то.

Он сказал об этом так, будто только что просмотрел уже отснятый и смонтированный фильм и остался недоволен. Будто нам сейчас следовало лишь довести дело до конца и понести неизбежные убытки.

– Все слишком неконкретно: он выходит на свободу, опять возвращается в тюрьму, его группа так и не возрождается. И потом, я думал, та женщина появится еще в каком-нибудь эпизоде – которая плакала в толпе.

Ужасно, но я почувствовал, что Джаред прав.

– Может, закончить фильм пораньше? Например, после первого освобождения Брэгга?

– Сомневаюсь, что это изменит что-либо.

– Ну ладно, – пробормотал я беспомощно.

– Слушайте, я никому не стану рассказывать об этом сценарии, пока мы его не причешем, не сделаем из него конфетку, идеальное попадание мяча в корзину. Давайте вместе подумаем, как нам быть с концовкой, договорились? Я понесу этот сценарий к руководству только тогда, когда он станет безукоризненным.

– Понимаю.

– Вы поговорили со своим агентом?

– Э-э… гм… Он сказал примерно то же, что и вы.

– Неудивительно. Агенты разбираются в подобных вещах.

– И… – Я совсем растерялся. – Что же дальше?

– Все зависит от ваших дальнейших действий. Они определят судьбу сценария.

– Гм… Хорошо.

– Я верю в вас, мистер Эбдус.

– Спасибо.

– По сути, нет ничего страшного в том, что осуществление нашего плана ненадолго отложится. Всему свое время.

– Да.

– Вы на машине? Я бы хотел заняться своими делами.

– Мне надо позвонить…

– Конечно, конечно, но, пожалуйста, от Майка.

Я вышел в соседнюю комнату, протянул Майку визитку Николаса Броли и попросил набрать номер.

– Джаред потрясен, – прошептал Майк, округлив глаза.

– Надеюсь, он скоро придет в норму.

Я прождал на автостоянке с рюкзаком в руке минут, наверное, пятнадцать, пока не подъехал Николас Броли. Человека с «Оскаром» я больше не видел. Радио в такси было настроено все на ту же волну, и, когда я сел на заднее сиденье, зазвучала ненавистная мне с детства песня «Уайлд Черри» «Сыграй фанки». Но нынешний тридцатипятилетний рок-критик давно знал то, о чем тринадцатилетний подросток – жалкая жертва притиснений во дворе школой № 293 – и понятия не имел: «Уайлд Черри» были группой белых парней. Песня, ставшая настоящим обвинительным актом всего моего подросткового существования, оказалась не чем иным, как печальной пародией рок-певцов со Среднего Запада на самих же себя. Догадавшись об этом однажды, я не раз задавался потом вопросом: было бы мне легче тогда, в тринадцать лет, если бы я знал историю этой песни с самого начала? Быть может, нет. Ведь даже с опозданием открывшуюся мне истину я не воспринял как утешение: с меня точно сорвали украденную или взятую взаймы одежду, лишив возможности сострадать самому себе. Хотя сострадать не было причин. Смешно.