Текст книги "Поправки"

Автор книги: Джонатан Франзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

«Для меня лично».

«Слушай, Гар, сделай так: позвони Даффи сам, объясни ситуацию, какая у нас тут неразбериха, может, он выделит еще пять сотен. В этом я готов тебя поддержать. В смысле, я виноват, не думал, что их начнут расхватывать, как горячие пирожки. Но ты же понимаешь, Даффи придется вырвать кусок у кого-то изо рта, чтобы скормить тебе. "В мире животных", Гар! Все пташки поразевали клювики: мне, мне, мне! Я поддержу запрос еще на пять сотен, но объясняться с Даффи тебе придется самолично. Порядок, дружище? Идет?»

«Нет, Пудж, не идет, – упорствовал Гари. – Забыл, как я избавил тебя от двадцати тысяч акций рефинансированной "Аделсон Ли"? А еще мы взяли у вас…»

«Гар, Гар, не дави на меня! – взмолился Пудж. – Знаю-знаю. Как я мог забыть "Аделсон Ли"?! Господи, та история до сих пор мне снится. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что пятьсот акций "Аксона" – это вовсе не так плохо, как тебе кажется. Большего для тебя Даффи сделать не может».

«Наконец-то мы заговорили откровенно! – съязвил Гари. – А теперь повтори, что у тебя вылетела из головы моя просьба насчет пяти тысяч».

«Хорошо, я – задница! Спасибо, что сказал. Но я не могу раздобыть для тебя больше тысячи, разве что обратившись на самый верх. Если ты настаиваешь на пяти тысячах, Даффи потребуется санкция от самого Дика Хеви. Ты, кажется, упомянул "Аделсон Ли"? Дик ткнет меня носом в тот факт, что "КорСтейтс" взял сорок тысяч, "Первый Делавэрский" – тридцать, "Ти-Ай-Эй-Эй-Креф" – пятьдесят и так далее. Примитивная математика, Гар! Ты взял у нас двадцать тысяч, мы даем тебе пятьсот. Конечно, я могу попытать Дика, если хочешь. Я выжму еще пятьсот из Даффи, если скажу ему, дескать, теперь и не подумаешь, что еще недавно у него имелась лысина. Уф-ф, чудеса святого Рогейна.[37]37  «Рогейн» – мазь от облысения.


[Закрыть] Но вообще-то в таких ситуациях Даффи – тот же Санта-Клаус. Кто у нас хороший мальчик, кто у нас плохой мальчик? А самое главное: на кого ты работаешь? Честно говоря, чтобы претендовать на такое внимание, какого ты требуешь, тебе бы работать в банке раза в три побольше!»

О да, размер имеет значение. Если только не посулить Пуджу скупить у него при случае какие-нибудь протухшие бумаги за счет «СенТраста» (а это могло стоить Гари работы), на больший кредит он рассчитывать не смел. Но оставался еще моральный кредит – «Аксон» недоплатил отцу за патент. Минувшей ночью, лежа в постели без сна, Гари точил каждое слово четкой, сдержанной речи, которую намеревался обрушить на заправил «Аксона»: «Посмотрите мне прямо в глаза: смеете ли вы утверждать, будто сделали моему отцу вполне разумное и справедливое предложение? Отец принял ваше предложение по личным причинам, но я-то знаю, как вы обошлись с ним. Вы меня поняли? Я вам не старик со Среднего Запада. Я знаю, как вы поступили. И я уверен, вы отдаете себе отчет в том, что я не покину это помещение без твердой гарантии получить пять тысяч акций. Я мог бы также потребовать от вас извинений, но ограничусь деловым соглашением, как принято у взрослых людей. Кстати говоря, это вам ничего не будет стоить. Ничего! Нуль! Зеро!»

– Синаптогенез! – провозгласил представитель «Аксона» на видеоэкране.

7. Нет, это не Священное Писание!

Инвесторы, собравшиеся в Зале В, смеялись без удержу.

– Может, это надувательство? – спросила у Гари Дениз.

– Стали бы они покупать отцовский патент ради надувательства? – отозвался Гари.

Дениз покачала головой:

– У меня от всего этого глаза слипаются.

Вот это Гари было понятно. Он уже три недели маялся бессонницей. Суточный ритм сбился: ночью он ворочался без сна, днем зевал, и все труднее было уговорить себя, будто это личная проблема, а не нейрохимическая.

Молодец он, что все эти месяцы скрывал от Кэролайн множество тревожных сигналов! Интуиция вовремя предупредила, что дефицит нейрофактора 3 – это, кстати, еще нужно доказать! – лишит все его аргументы моральной силы. Теперь Кэролайн скрывала свою враждебность под маской «заботы о здоровье» мужа. Традиционные громоздкие снаряды, к которым Гари прибегал в гражданской войне, не сравнятся с новейшим биологическим оружием. Он ожесточенно нападал на ее личность, она героически сражалась с его недугом.

Пользуясь своим стратегическим преимуществом, Кэролайн осуществила ряд блестящих тактических маневров. Когда Гари еще только набрасывал план боевых действий на первый уик-энд ссоры, он исходил из предположения, что Кэролайн поведет ту же игру, что и в прошлый раз: будет, на манер подростка, скакать с Аароном и Кейлебом, вместе с ними посмеиваясь над бестолковым старым отцом. Вот почему вечером в четверг Гари заложил мину: ни с того ни с сего предложил в воскресенье взять Аарона и Кейлеба на велосипедную прогулку в горы Поконо. Выехать предстояло на рассвете – настоящий праздник мужской дружбы для старших представителей семьи, – а Кэролайн не сможет принять в нем участие, потому что у нее болит спина.

Ответный ход Кэролайн: она с энтузиазмом поддержала это предложение, уговаривала Аарона и Кейлеба поехать и хорошо провести время с отцом. На этих словах Кэролайн делала особое ударение, и Аарон с Кейлебом подхватили, точно по сигналу: «Прокатиться на горных велосипедах, здорово, папа!» И тут до Гари дошло, что происходит, он понял, почему в понедельник вечером Аарон подошел к нему и якобы по своей инициативе извинился за сорвавшийся у него с языка эпитет «отвратительный», почему во вторник Кейлеб впервые за много месяцев позвал отца играть в настольный футбол, почему в среду Джона без всякой просьбы с его стороны принес ему на подносе, на пробковой подставке, второй бокал мартини, собственноручно налитый Кэролайн. Он знал теперь, почему дети сделались такими послушными и заботливыми: потому что Кэролайн сказала им, что отец страдает от клинической депрессии! Блестящий гамбит! Ни на миг он не усомнился, что это именно гамбит, что «забота» Кэролайн насквозь фальшива, это военная тактика, продолжение борьбы против Рождества в Сент-Джуде, ибо в глазах Кэролайн так и не замерцала янтарная искорка тепла, привязанности к мужу.

«Ты говорила мальчикам, что у меня депрессия? – спросил Гари в темноте, с дальнего края супружеского ложа площадью в четверть акра. – Кэролайн! Что ты им наплела про мое психическое состояние? Вот почему все вдруг сделались такими внимательными?»

«Гари, – отвечала жена, – мальчики ведут себя так, потому что хотят, чтобы ты взял их на велосипедную прогулку в Поконо».

«Что-то тут не так».

«Знаешь, у тебя не на шутку разыгралась паранойя».

«Черт! Черт! Черт!»

«Гари, ты меня просто пугаешь».

«Ты крутишь мне мозги! Это подлый прием! Самый расподлейший фокус!»

«Гари, Гари, послушай, что ты говоришь!»

«Ответь мне на один вопрос, – сказал он. – Ты говорила мальчикам, что у меня "депрессия"? "Трудный период"?»

«А разве это не так?»

«Отвечай!»

Жена не ответила. В ту ночь она вообще не произнесла больше ни слова, хотя Гари повторял свой вопрос еще с полчаса, каждый раз делая минутную паузу, чтобы дать ей возможность ответить. Она так и не ответила.

К утру того дня, на который была запланирована поездка, Гари так извелся от недосыпа, что думал только об одном – не свалиться бы с ног. Погрузив три велосипеда в чрезвычайно вместительный и надежный «форд-стомпер» (собственность Кэролайн), он сел за руль, два часа вел машину, потом выгрузил велосипеды и принялся жать на педали – миля за милей по скверным дорожкам. Мальчики умчались далеко вперед. Пока отец нагнал их, они уже передохнули и готовы были гнать дальше. Инициативы они не проявляли, на их лицах читалось дружелюбное ожидание, словно Гари должен был вот-вот в чем-то признаться. С нейрохимией у него становилось все хуже, он едва выдавил из себя: «Давайте-ка съедим сандвичи», и еще: «Перевалим за тот гребень и назад». На закате он уложил велосипеды обратно в «форд», провел за рулем еще два часа и выгрузил велосипеды у порога дома, ощущая острый приступ ангедонии.

Кэролайн вышла навстречу и принялась рассказывать старшим мальчикам, как славно они с Джоной провели время. Дескать, она обратилась в нарнийскуго веру. Весь вечер они с Джоной болтали об Аслане, Каир-Паравеле и Рипичипс и о посвященном Нарнии чате (только для детей!), который Кэролайн отыскала в Интернете, и о сайте К. С. Льюиса, где можно поиграть онлайн в классные игры и заказать классные нарнииские игрушки.

«Там есть диск "Принц Каспиан", – поделился Джона с отцом, – и мне ужасно хочется его опробовать».

«На мой взгляд, действительно интересная игра с хорошим дизайном, – подхватила Кэролайн. – Я научила Джону, как оформить заказ».

«Там Шкаф! – щебетал Джона. – Выделяешь, кликаешь и проходишь через Шкаф в Нарнию, так? А там внутри все эти замечательные приключения!»

Наутро Гари с величайшим облегчением вошел, глубоко оседая и цепляясь за дно, точно побитая штормами яхта, в безопасную гавань рабочей недели. Делать нечего – надо собрать себя по кусочкам, держать курс, не поддаваться депрессии. Несмотря на серьезные потери, он не сомневался, что в итоге победа будет за ним. После первой же ссоры с Кэролайн, двадцать лет назад, когда он сидел в одиночестве перед телевизором (показывали матч с одиннадцатью подачами, в котором играла команда «Филли»), а телефон звонил каждые десять минут, каждые пять минут, каждые две минуты, Гари усвоил: сердечку Кэролайн отчаянно не хватает уверенности. Если лишить ее мужней любви, рано или поздно она постучится маленьким кулачком ему в грудь и уступит во всем.

Однако пока что Кэролайн не дрогнула. Посреди ночи, когда Гари, вконец обозленный и зацикленный, никак не мог сомкнуть глаза, а уж тем более уснуть, жена вежливо, но решительно уклонилась от дальнейших споров. В особенности непреклонно она отказалась обсуждать рождественские планы: мол, слушать разговоры Гари на эту тему – все равно что поощрять алкоголика пить.

«Чего ты хочешь? – допытывался Гари. – Скажи, наконец, чего тебе от меня надо!»

«Я хочу, чтобы ты серьезно подумал о своем психическом состоянии».

«Господи, Кэролайн! Опять, опять, опять тот же ответ!»

Между тем Дискордия, богиня семейных раздоров, пустила в ход компанию авиаперевозок. В «Инквайрере» появилось объявление на целую полосу: «Мидленд-эрлайнз» устраивала распродажу билетов, перелет из Филадельфии в Сент-Джуд и обратно стоил всего 198 долларов. Только четыре даты в конце декабря были исключены из предложения; прихватив всего один день к рождественским праздникам, Гари мог свозить всю семью в Сент-Джуд и обратно (беспосадочный перелет!) менее чем за тысячу долларов. Он попросил своего турагента придержать пять билетов и каждый день возобновлял заявку. Наконец утром в пятницу (распродажа заканчивалась в этот день в полночь) Гари известил Кэролайн, что намерен купить билеты. В соответствии со своей политикой «не обсуждать Рождество» Кэролайн обернулась к Аарону и спросила, подготовил ли он тест по испанскому. Из своего кабинета в «СенТрасте» (вот она, окопная война!) Гари позвонил агенту и санкционировал покупку билетов. После этого он позвонил врачу и попросил выписать ему снотворное, ненадолго, но малость покрепче средств, имеющихся в открытой продаже. Д-р Пирс идею со снотворным отнюдь не одобрил. По его словам, Кэролайн упоминала, что у Гари, возможно, начинается депрессия, и в таком случае снотворное пойдет вовсе не на пользу. Врач пригласил Гари к себе, чтобы обсудить его состояние.

Повесив трубку, Гари позволил себе с минуту помечтать о разводе, но сияющие, идеализированные образы троих сыновей и налетевшие тут же, как стая летучих мышей, страхи о финансовых последствиях мгновенно прогнали эту шальную мысль.

В субботу, в гостях у старых друзей Дрю и Джейми, Гари тайком обыскал их аптечку в надежде найти бутылочку валиума или чего-нибудь в этом роде – увы, опять невезение.

И вот вчера позвонила Дениз и железным голосом – дурной знак! – потребовала пригласить ее на ланч. В субботу она видалась в Нью-Йорке с Инид и Альфредом. Чип и его подружка, сказала Дениз, помахали ей ручкой и скрылись.

Далеко за полночь, лежа без сна, Гари все дивился: неужели такие вот фокусы Кэролайн имела в виду, когда отзывалась о Чипе как о человеке честном, знающем, что он согласен терпеть, а что нет.

– Клетки подвергаются генетическому перепрограммированию и выделяют факторы, способствующие росту нервных окончаний, только при местной активации! – бодро отбарабанила видеокопия Эрла Эберле.

Соблазнительную юную модель со «шлемом Эберле» на голове укладывают в аппарат, который заново научит ее мозг подавать команду ногам.

Модель – унылый вид, сплошное разочарование и мизантропия – придерживает пальцами уголки рта; анимационная врезка крупным планом показывает, как прорастают внутри ее мозга дендриты, формируются новые связи между синапсами. Секунда – и модель улыбается, пока еще скованно, но сама, без помощи рук. Еще мгновение – ослепительная улыбка во весь рот.

8. «Коректолл» – это будущее!

– Корпорация «Аксон» является счастливым владельцем пяти национальных патентов, защищающих права на эту эффективную базовую технологию, – обращается к камере Эрл Эберле. – Эти патенты и еще восемь, находящихся в стадии оформления, образуют непреодолимый вал, ограждающий те сто пятьдесят миллионов долларов, которые мы уже вложили в исследования и разработку процесса. «Аксон» – признанный мировой лидер в этой области. Шесть лет истории компании – это постоянный позитивный баланс, а приток доходов в следующем году, по нашим расчетам, достигнет восьмидесяти миллионов долларов! Потенциальные инвесторы могут быть уверены, что каждый цент из каждого доллара, которые мы соберем пятнадцатого декабря, будет вложен в совершенствование этого замечательного, я бы сказал, исторического продукта! «Коректолл» – это будущее! – говорит Эрл Эберле.

– Это будущее! – восклицает запевала.

– Это будущее! – хором подтягивает стайка смазливых студенточек в дурацких очках.

– Предпочитаю прошлое! – фыркнула Дениз, допивая бесплатную полулитровую бутылку импортной воды.

На взгляд Гари, слишком много людей набилось сюда, в Зал В, не хватает кислорода. Явные проблемы с вентиляцией. Вспыхнул свет, молчаливые официанты веером рассыпались между столами, разнося первые блюда ланча под термокрышками.

– Угадай-ка с трех раз: лосось, – говорит Дениз. – Впрочем, угадаю и с первого: лосось.

В глубине помоста поднялись со своих мест и вышли вперед три фигуры, странным образом напомнившие Гари его медовый месяц в Италии: они с Кэролайн зашли в собор где-то в Тоскане, вероятно в Сиене, памятник архитектуры, внутри высились средневековые статуи святых (раньше они украшали крышу), и каждая статуя вот так же воздевала правую руку, точно приветствующий избирателей кандидат в президенты, и каждая светилась такой же святой и уверенной улыбкой.

Старший из трех блаженных видений, розоволицый, в очках без оправы, простер руку, словно благословляя собравшихся.

– Отлично! – выкрикнул он. – Отлично, друзья! Я – Джо Прагер, главный юрисконсульт по сделкам в «Брэг Нутер». Слева от меня – Мерили Финч, главный администратор «Аксона», справа – Даффи Андерсон, веемогущий дилер «Хеви энд Ходапп». Мы надеялись, что сам «Кудряшка» удостоит нас своим присутствием, но у него все расписано по часам, и в данный момент он дает интервью Си-эн-эн. Так что позвольте мне произнести все положенные предупреждения, – он подмигнул, – и предоставить слово Даффи и Мерили.

– Эй, Келси, отзовись, отзовись, старина! – крикнул юный сосед Гари.

– Предупреждение первое, – начал Прагер. – Прошу всех учесть, что полученные «Кудряшкой» результаты, я подчеркиваю, являются строго предварительными. Первая стадия исследований, ребята! Меня все слышат? Там, сзади? – Прагер вытянул шею и обеими руками помахал в сторону дальних столов, в том числе и того, за которым сидел Гари. – Еще раз, прописью: первая стадия исследований. На данный момент «Аксон» не располагает и ни в коем случае не утверждает, будто располагает санкцией Управления по контролю на проведение второй стадии испытаний. А что после второй стадии? Третья стадия! А после третьей? Многоступенчатый процесс обработки результатов, который сам по себе может отсрочить выход продукта на рынки еще на целых три года! Слышите, ребята, мы имеем дело с чрезвычайно интересными, но абсолютно предварительными данными клинических испытаний. Как говорится, caveat emptor.[38]38  Пусть остережется покупатель (лат.) – юридический термин, означающий ограниченную ответственность продавца.


[Закрыть] Ясно? – Он опять подмигнул. – Ясненько?

Прагер изо всех сил старался удержать на лице строгое выражение. Мерили Финч и Даффи Андерсон тоже прятали улыбки, словно все они принадлежали к тайной секте или знали за собой общий грешок.

– Предостережение второе, – продолжал Прагер. – Эта вдохновенная видеопрезентация не является официальной рекламой. Сегодняшнее выступление Даффи, равно как Мерили, представляет собой экспромт и тоже не является официальной рекламой…

Официант скользнул к столику Гари, водрузил на него блюдо с лососем и чечевицей. Дениз отказалась от угощения.

– Не будешь есть? – шепотом спросил Гари. Дениз покачала головой.

– Право, Дениз! – Почему-то ему стало обидно. – Могла бы и перекусить со мной вместе.

Дениз с непроницаемым видом уставилась на брата и ответила:

– Желудок не вполне в порядке.

– Хочешь уйти?

– Нет. Просто не буду есть.

В тридцать два года она все еще была красавицей, хотя долгие смены у плиты иссушали молодую кожу, постепенно превращая ее в этакую терракотовую маску, и при встречах с сестрой Гари испытывал нараставшую тревогу. Это же его младшая сестренка как-никак. Время заводить мужа и детей безвозвратно уходило, но Дениз, похоже, не ощущала стремительности перемен, не в пример ему. Работа стала для Дениз наваждением, заставлявшим ее трудиться по шестнадцать часов в сутки и лишавшим личной жизни. Гари беспокоился – как старший в семье, он имел все основания беспокоиться, – что к тому времени, когда чары рассеются, Дениз будет уже поздно обзаводиться семьей.

Он быстро доел лосося. Дениз все пила импортную воду.

На подмостках главный администратор «Аксона», сорокалетняя блондинка, умная и боевитая, точно декан небольшого факультета, рассуждала о побочных эффектах.

– За исключением головной боли и тошноты, которых следовало ожидать, – говорила Мерили Финч, – ничего другого пока не обнаружено. Учтите, наша базовая технология широко применяется уже в течение нескольких лет и до сих пор сигналов о каких-либо нежелательных последствиях не поступало. – Финч ткнула пальцем в зал. – Прошу вас, серый «Армани»!

– Разве «Коректолл» не название слабительного?

– Верно-верно, – энергично закивала Финч. – Пишется по-другому, но похоже. Мы с «Кудряшкой» перепробовали чуть ли не десять тысяч названий, пока не пришли к выводу, что для больного «альцгеймером», для человека, страдающего «паркинсоном» или общей депрессией, менее всего важен ярлык. Назови хоть «карцино-асбесто», они все равно выстроятся в очередь за лекарством. Но великая мечта «Кудряшки», мечта, ради которой он готов сделаться мишенью таких вот вульгарных шуток, заключается в том, чтобы лет через двадцать благодаря этому процессу в Соединенных Штатах не осталось ни одной тюрьмы. Посмотрим в глаза реальности: наш век – век прорыва в области медицины. Нет вопросов, появится множество вариантов лечения «альцгеймера» и «паркинсона». Кое-какие из этих продуктов могут выйти в массовое производство раньше «Коректолла». Применительно к большинству мозговых расстройств наш продукт окажется лишь одним оружием из имеющихся в арсенале. Самым лучшим, разумеется, но все же одним из многих. А вот что касается социального недуга, мозга преступника, тут альтернативы даже на горизонте не видать. Либо «Коректолл», либо тюрьма. Это название устремлено в будущее. Мы притязаем на новые материки. Мы водружаем испанский флаг на только что разведанном берегу!

За дальним столиком, где собрались скромные персонажи, одетые в твид, – не то менеджеры профсоюзного фонда, не то распорядители университетских грантов из Пенна или Темпла,[39]39  Пени, Темпл – разговорные названия филадельфийских университетов – Пенсильванского и Университета Темпла.


[Закрыть] – послышался ропот. Долговязая женщина вскочила из-за стола и выкрикнула:

– Вы что же, собираетесь перепрограммировать рецидивиста, чтобы он полюбил работать метлой?

– Это уже в пределах вероятного, да, – ответила Финч. – Один из способов исправления, хотя, пожалуй, не оптимальный.

Противница ушам своим не поверила:

– Не лучший способ?! Да это же вопиющее нарушение этики!

– У нас свободная страна – вкладывайте деньги в альтернативные источники энергии, – со смешком возразила Финч (большинство зрителей было на ее стороне). – Купите дешевые акции геотермальных станций. Фьючерсы гелиоэлектростанций, очень дешевые, очень политкорректные. Следующий, пожалуйста! Розовая рубашка!

– Вы с ума сошли! – громогласно настаивала оппозиционерка. – Или вы вообразили, что американский народ…

– Лапочка! – Финч не постеснялась воспользоваться преимуществом микрофона и усилителя. – Американский народ голосует за смертную казнь. Неужели вы думаете, что ему будет не по вкусу конструктивная социальная альтернатива? Через десять лет посмотрим, кто из нас сошел с ума. Да, розовая рубашка за третьим столиком, слушаю вас!

– Прошу прощения, – не сдавалась дама, – я пытаюсь напомнить потенциальным инвесторам о Восьмой поправке…

– Большое спасибо. Большое спасибо! – отвечала Финч, улыбка конферансье приклеилась к ее лицу. – Раз уж речь зашла о жестоких и необычных наказаниях, вот что я вам советую: пройдите несколько кварталов к северу до Фэрмонт-авеню и полюбуйтесь на «Истерн стейт пенитеншери». Первая современная тюрьма в истории, открыта в тысяча восемьсот двадцать девятом году, заключенные сидят по двадцать лет в одиночке, фантастический процент самоубийств, нулевой исправительный эффект, и – учтите! – до сих пор это основная модель исправительных заведений в США. Конечно, «Кудряшка» не говорит об этом по Си-эн-эн, ребята. Он рассуждает о миллионе американцев с «паркинсоном» и четырех миллионах с «альцгеймером». То, что я говорю вам сегодня, не для общего сведения. Но факт остается фактом: стопроцентно добровольную альтернативу тюремному заключению никак не назовешь жестоким и необычным наказанием. Напротив, из всех мыслимых применений «Коректолла» это – наиболее гуманное. Таково либеральное видение будущего: добровольная, подлинная и окончательная автокоррекция.

Противница, выразительно качая головой – «меня вы ни в чем не убедили», – уже покидала зал. М-р Двенадцать Тысяч Акций «Эксона», сидевший по левую руку от Гари, заблеял ей вслед, приложив обе руки ко рту.

Его примеру последовала молодежь за другими столиками: орали, смеялись, визжали, точно футбольные болельщики, лишь усиливая, как опасался Гари, презрение Дениз к тому миру, в котором он вращался. Наклонившись вперед, Дениз с откровенным изумлением рассматривала м-ра Двенадцать Тысяч Акций «Эксона», аж рот приоткрыла.

Даффи Андерсон, вылитый полузащитник, с широкими лоснящимися бакенбардами (выше росла щетина совершенно другого качества) выступил вперед, чтобы ответить на финансовые вопросы. Он заговорил об отрадном превышении спроса на акции. Сравнил акции с горячими пирожками, а ситуацию в целом – с июльской жарой в Далласе. Он отказался назвать цену, по которой «Хеви энд Ходапп» пустит акции в продажу, обещал назначить честную цену и – морг, морг, морг – предоставить рынку сделать свое дело.

Дениз тронула Гари за плечо и указала на стол позади подмостков, где отколовшаяся от компании Мерили Финч уже принялась за лосося.

– Наша добыча пошла на водопой. Пора нападать.

– Ты о чем?

– Надо записать папу на этот эксперимент.

Идея включить Альфреда во вторую стадию исследований отнюдь не привлекала Гари, но он сообразил, что, затеяв разговор о недуге отца, Дениз вызовет сочувствие к Ламбертам и подкрепит их моральные претензии к «Аксону», а там уж и ему проще будет вырвать свои пять тысяч акций.

– Начинаешь ты, – распорядился он, вставая со стула. – Потом и я задам кое-какие вопросы.

Когда они направились к подмосткам, многие поворачивались им вслед – ах, хороши у Дениз ножки!

– Что именно вам не понятно в словосочетании «без комментариев»? – отшучивался Даффи Андерсон от чересчур назойливого клиента.

Щеки администраторши «Аксона» раздулись, словно у белки. Мерили Финч поднесла к губам салфетку и мрачно глянула на приближавшихся к ней Ламбертов.

– Умираю с голоду, – пробормотала она. Так худышки извиняются, обнаружив свою телесность. – Подождите, через пару минут мы установим столы для дискуссии.

– У нас частный вопрос, – возразила Дениз. Финч с трудом сглотнула – то ли стеснялась, то ли не успела прожевать.

– Да?

Дениз и Гари представились, и Дениз заговорила о письме, полученном Альфредом.

– Мне нужно поесть, – взмолилась Финч, подгребая к себе чечевицу. – По-моему вашему отцу писал Джо. Полагаю, там все улажено, но, если остались вопросы, он рад будет их с вами обсудить.

– Наш вопрос скорее в вашем ведении, – пояснила Дениз.

– Прошу прощения. Еще кусочек, – Финч усиленно зажевала, проглотила очередную порцию лосося и уронила салфетку на тарелку. – Что касается патента, честно сказать, мы подумывали попросту пренебречь авторским правом. Все так делают. Но «Кудряшка» сам изобретатель и хотел поступить по справедливости.

– По справедливости следовало предложить большую сумму! – не вытерпел Гари.

Язык Мерили ощупывал что-то под верхней губой – точь-в-точь как кошка под одеялом.

– Боюсь, ваши представления о достижениях отца несколько преувеличены, – сказала она. – В шестидесятые этими гелями занимались многие исследователи. Открытие электрической анизотропии, насколько мне известно, обычно приписывается одной из лабораторий Корнеллского университета. Кроме того, Джо дал мне понять, что формулировка патента довольно расплывчата. Мозг там даже не упоминается, только «ткани человеческого тела» вообще. В области патентного права справедливость – удел сильного. По-моему, наше предложение было вполне щедрым.

Гари скорчил гримасу «что-поделать-остался-в-дураках» и перевел взгляд на подмостки: Даффи Андерсона уже зажала толпа просителей и поздравителей.

– Отца вполне устроило это предложение, – заверила Дениз. – Он был бы счастлив узнать, как многого вам удалось добиться.

Женщины! Воркуют, все такие милые! Гари чуть не стошнило.

– Не помню, в какой клинике он работает? – уточнила Финч.

– Ни в какой, – ответила Дениз. – Он работал инженером на железной дороге. Оборудовал лабораторию дома, в подвале.

На Финч это произвело впечатление.

– Такую работу проделал любитель?!

Трудно сказать, какой образ Альфреда вызывал у Гари большую злость: презренный старый тиран, сделавший в подвале гениальное открытие и сам себя ограбивший, выбросивший состояние на ветер, или же дилетант-несмышленыш, который, сам того не ведая, дублировал работу профессионалов и тратил скудные семейные средства на то, чтобы оформить патенты с неточной формулировкой, а теперь ему кинули жалкую подачку со стола Эрла Эберле. Обе версии приводили сына в ярость.

В конце концов, может, оно и к лучшему, что старик наплевал на его совет и взял эти деньги.

– У отца «паркинсон», – пояснила Дениз.

– О, как жаль!

– Ну, мы и подумали, нельзя ли включить его в программу испытаний вашего… вашего продукта.

– Вероятно, можно, – кивнула Финч. – Нужно будет спросить «Кудряшку». Мне нравится этот аспект, он заинтересует публику. Ваш отец живет где-то поблизости?

– В Сент-Джуде.

Финч нахмурилась:

– Ничего не получится, если вы не сможете возить его в Швенксвиль дважды в неделю на протяжении как минимум полугода.

– Не проблема, – заявила Дениз и быстро обернулась к Гари. – Верно?

Гари этот разговор вконец осточертел. Здоровье-здоровье, женщины-женщины, мило-мило, нежно-нежно. Он промолчал.

– Как у него с психикой? – спросила Финч. Дениз открыла рот, но слова не шли с языка.

– Все в порядке, – сказала она, собравшись с силами. – В полном порядке.

– Деменция не наблюдается?

Поджав губы, Дениз энергично покачала головой:

– Нет. Иногда слегка теряет ориентацию, но в целом – нет.

– Дезориентация может быть вызвана лекарствами, – прикинула Финч. – В таком случае она излечима. Но деменция, вызванная тельцами Леви, выходит за пределы программы второй стадии эксперимента. И «альцгеймер» тоже.

– Он прекрасно соображает, – сказала Дениз.

– Что ж, если он в состоянии следовать несложным инструкциям и согласится переехать на Восток к январю, «Кудряшка», наверное, постарается включить его в программу. Хороший сюжет.

Финч протянула Дениз визитку, тепло пожала ей руку, менее дружелюбно пожала руку Гари и растворилась в толпе, обступавшей Даффи Андерсона.

Гари последовал за администраторшей, ухватил ее под локоток. Мерили вздрогнула и обернулась.

– Послушайте, Мерили, – заговорил он, понизив голос. Эта интонация означала: а теперь перейдем к делу, мы взрослые люди и не нуждаемся в реверансах и прочей ерунде. – Я рад, что вы сочли историю моего отца «хорошим сюжетом». И спасибо вам большое за пять тысяч долларов. Но уверен: вы нуждаетесь в нас гораздо больше, чем мы – в вас.

Финч помахала кому-то рукой и подняла один палец: дескать, задержусь на минуточку.

– Вообще-то, – оборвала она Гари, – мы в вас вообще не нуждаемся. Даже не понимаю, что вы имеете в виду.

– Моя семья желает приобрести пять тысяч акций вашей компании.

Финч расхохоталась – как менеджер высшего звена с восьмидесятичасовой рабочей неделей.

– Вы – и любой человек в этом зале, – съязвила она. – Вот почему нас обслуживает целый банк. А теперь извините…

Она вырвала руку и исчезла. Гари едва дышал в тисках толпы. Он страшно злился на себя за то, что клянчил, за то, что позволил Дениз явиться на презентацию, а больше всего злился на то, что родился Ламбертом. Широкими шагами он направился к ближайшему выходу, не обращая внимания на Дениз, которая едва за ним поспевала.

Между «Четырьмя временами года» и соседним офисным небоскребом располагался садик, столь густо засаженный растительностью и содержавшийся в столь безукоризненном порядке, что казалось, он тоже составлен из пикселей в кибернетическом раю. Едва двое Ламбертов вошли в сад, Гари дал наконец волю душившему его гневу:

– Где, по-твоему, черт побери, отец будет жить, если переедет сюда?!

– То у тебя, то у меня, – ответила Дениз.

– Ты и дома-то не бываешь, – возразил он. – А в моем доме отец, как известно, не желает оставаться более сорока восьми часов.

– Все будет не так, как в прошлое Рождество, – посулила сестра. – Уж поверь. Если б ты видел их в субботу…

– А как он будет дважды в неделю добираться до Швенксвиля?