Текст книги "Поправки"

Автор книги: Джонатан Франзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Об «Аксоне» Гари понятия не имел, но жалованье ему платили за то, чтобы он был в курсе деятельности таких конгломератов, как «Орфик-Мидленд». Он знал, что братья Рот продали контрольный пакет, чтобы покрыть убытки от канадской золотопромышленной авантюры. «Орфик-Мидленд» пополнила ряды тех расползшихся и потерявших собственное лицо мегакомпаний, чьи штаб-квартиры рассеяны по предместьям американских городов; служащие там замещались, точно клетки в живом организме или, вернее, точно буквы в известной игре в слова, где МОЧА превращается в МОДУ, а затем в ВОДУ. Стало быть, к тому времени, когда Гари дал добро на приобретение очередного крупного пакета акций «Орфик-Мидленд», пополнившего портфель «СенТраста», не осталось уже никаких сотрудников той компании, что ликвидировала третье по количеству рабочих мест сент-джудское предприятие и лишила железнодорожной связи большую часть сельского Канзаса. «Орфик-Мидленд» полностью вышла из транспортного бизнеса. Все, что уцелело от товарных линий «Мидленд-Пасифик», было распродано, и компания целиком сосредоточилась на строительстве и содержании тюрем, производстве изысканных сортов кофе и финансовых услугах; новенький 144-жильный оптоволоконный кабель так и остался закопанным в ненужной более полосе отчуждения. И этой компании отец хранил верность?! Чем больше Гари думал об этом, тем больше злился. Сидел один в кабинете, не в силах подавить нарастающее возбуждение или хотя бы унять дыхание, вырывавшееся из легких с напором локомотивного пара. Он не видел красивого тыквенно-желтого заката, расцветавшего за тюльпанными деревьями по ту сторону железнодорожных путей. Он видел только принципы, извращенные принципы!

Наверно, он просидел бы так целую вечность, одержимо выстраивая обвинительную речь против старика отца, но тут за дверью кабинета что-то зашуршало. Рывком вскочив на ноги, Гари распахнул дверь.

Кейлеб сидел на полу, скрестив ноги, изучая свой каталог.

– Теперь можно поговорить?

– Ты сидел тут и подслушивал?!

– Нет, – возразил Кейлеб, – ты обещал поговорить, когда закончишь с бабушкой. Я спросить хочу. Насчет того, какую комнату можно поставить под наблюдение.

Даже вверх ногами Гари отчетливо видел в каталоге трех– и четырехзначные цены – какие-то предметы в начищенных алюминиевых корпусах, с цветными жидкокристаллическими экранами.

– Новое хобби, – пояснил Кейлеб. – Я хочу установить систему наблюдения. Мама говорит, можно в кухне, если ты не против.

– Ты хочешь установить в кухне систему наблюдения? Это такое хобби?!

– Да!

Гари только головой покачал. У него в детстве было множество увлечений, и долгое время его огорчало, что сыновья ничем не интересуются. Кейлеб, видимо, смекнул, что, услышав слово «хобби», отец разрешает траты, на которые в противном случае вполне мог бы наложить вето. И Кейлеб увлекся фотографией – ровно настолько, чтобы получить от Кэролайн камеру с автофокусом, зеркалку с более мощным телеобъективом, чем у самого Гари, и цифровую мыльницу. Потом он переключился на компьютеры и забыл о них, как только Кэролайн купила ему ноутбук и наладонник. Но Кейлебу скоро стукнет двенадцать, и Гари был сыт по горло. При слове «хобби» теперь срабатывали защитные механизмы. Он вырвал у Кэролайн обещание не покупать мальчику новое оборудование, не посоветовавшись предварительно с ним.

– Вести наблюдение – это не хобби! – сказал он.

– Хобби, папочка! Мама сама и посоветовала. Сказала, начать можно с кухни.

В кухне находится бар, мелькнуло в голове у Гари, – еще один тревожный сигнал депрессии.

– Ладно, мы с мамой обсудим, – посулил Гари.

– Но в шесть часов магазин закроется.

– Можешь денек-другой подождать. Ничего с тобой не случится.

– И так весь день жду. Ты обещал поговорить, а уже вечер!

Раз уже вечер, Гари имел законное право выпить. Бар находится на кухне. Он шагнул в ту сторону.

– Какое именно тебе нужно оборудование?

– Всего-навсего камера с микрофоном и датчики. – Кейлеб сунул каталог отцу под нос. – Даже не самые дорогие. За шестьсот пятьдесят. Мама сказала, можно.

Иногда Гари казалось, будто в их семейной истории есть что-то тягостное, о чем его близкие рады бы забыть; только он один все тащит за собой. Кивни он, уступи, и это воспоминание тотчас бы стерлось. Еще один тревожный сигнал.

– Кейлеб, – сказал он, – похоже, что и эта забава тебе скоро наскучит. Удовольствие дорогое, а тебе сразу надоест.

– Нет! Нет! – обиженно запротестовал Кейлеб. – Это страшно интересно, папочка! Это хобби!

– Тем не менее ты быстро остыл ко всему, что мы тебе покупали. А ведь тоже уверял, будто тебе «страшно интересно».

– Это совсем другое дело, – ныл Кейлеб. – На этот раз мне правда интересно, по-настоящему!

Мальчишка явно готов потратить любое количество обесцененной словесной валюты, лишь бы купить отцовское согласие.

– Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? – спросил Гари. – Вечно одно и то же, разве ты не видишь? Сперва тебе очень хочется, а когда вещь покупают – совсем другое дело. Как только она появляется в доме, отношение к ней меняется. Ты понимаешь?

Кейлеб открыл было рот, но удержался от очередной жалобы или мольбы, в глазах сверкнуло лукавство.

– Кажется, понимаю, – смиренно потупился он. – Да-да, понимаю.

– И думаешь, что с новым оборудованием будет по-другому? – уточнил Гари.

Кейлеб сделал вид, будто серьезно обдумывает вопрос.

– Думаю, будет по-другому, – наконец сказал он.

– Ну хорошо, – сдался Гари, – но запомни наш разговор. Я не хочу, чтобы это стало очередной дорогой игрушкой, к которой ты через неделю-другую потеряешь интерес. Ты уже почти подросток, и мне хотелось бы видеть больше сосредоточенности…

– Гари, это несправедливо! – с жаром вступилась за сына Кэролайн. Она вышла, прихрамывая, из главной спальни, одно плечо выше другого, рука за спиной, прижимает к пояснице пакет с обезболивающим гелем.

– А-а, Кэролайн. Не думал, что ты нас слушаешь.

– Неправда, будто Кейлеб небрежен к вещам.

– Конечно неправда! – подхватил Кейлеб.

– Ты вот что пойми, – продолжала Кэролайн, – в новом хобби будет задействовано все. Это гениально! Кейлеб придумал способ использовать все свое оборудование…

– Хорошо, хорошо, рад это слышать.

– У мальчика творческий прорыв, а ты внушаешь ему чувство вины.

Однажды, когда Гари позволил себе вслух усомниться, не подавляют ли они воображение ребенка, заваливая его дорогой техникой, Кэролайн только что не обвинила его в клевете на сына. Среди ее любимых книг о воспитании почетное место занимал научный труд «Технология воображения. Чему современные дети должны научить родителей» некоей Нэнси Клеймор, доктора философии, противопоставлявшей «парадигму исключения» (одаренный ребенок – гений, изолированный от общества) новой «парадигме подключения» (одаренный ребенок – творчески ориентированный потребитель). Авторша утверждала, будто в скором времени электронные игрушки станут такими дешевыми и общедоступными, что ребенку не придется напрягать воображение, рисуя карандашами или выдумывая сказки, вместо этого он будет применять и комбинировать существующие технологии. Эта мысль казалась Гари чрезвычайно убедительной, но оттого не менее пугающей. Когда он был примерно в возрасте Кейлеба, ему нравилось строить модели из палочек от фруктового мороженого.

– Значит, сейчас мы поедем в магазин? – затеребил родителей Кейлеб.

– Нет, Кейлеб, не сегодня, уже почти шесть, – ответила Кэролайн.

Кейлеб даже ногой топнул:

– Вот так всегда! Жду-жду, а потом уже поздно!

– Возьмем фильм напрокат, – предложила мать. – Любую кассету, какую захочешь.

– Не хочу кассету! Хочу камеру наблюдения!

– Не сегодня! – отрезал Гари. – Так что смирись.

Кейлеб удалился в свою комнату, громко хлопнув дверью. Гари пошел за ним, распахнул дверь.

– Довольно! – сказал он. – У нас в доме не принято хлопать дверьми!

– Ты сам хлопаешь!

– Не желаю ничего больше слышать!

– Ты сам хлопаешь!

– Хочешь провести неделю под домашним арестом?

Вместо ответа Кейлеб скосил глаза и втянул губы в рот: теперь от него ни слова не добьешься.

Взгляд Гари скользнул в угол детской – обычно он предпочитал туда не смотреть. Кучами, точно воровская добыча, навалены и позабыты фотоаппараты, компьютер, оборудование для видеосъемки, цена всего этого в совокупности превышала годовое жалованье секретарши, работавшей у Гари в «СенТрасте». Оргия роскоши в логове одиннадцатилетнего мальчишки! Молекулярные шлюзы дрогнули и выпустили наружу различные химические факторы, которые до сих пор с трудом сдерживались. Каскад реакций, вызванных избытком фактора 6, раскрыл слезные протоки, вызвал спазм блуждающего нерва и «ощущение», будто Гари изо дня в день держится на поверхности лишь потому, что не позволяет себе разглядеть скрытую на дне истину. Простую истину – всем предстоит умереть, и сколько б сокровищ ты ни скопил в гробнице, тебя это не спасет.

За окном быстро темнело.

– Ты в самом деле собираешься пустить в ход все это оборудование? – спросил Гари, сглотнув комок в горле.

Кейлеб пожал плечами, так и не выпустив губы на волю.

– Хлопать дверьми не позволяется никому, – примирительно добавил Гари. – И мне в том числе. Ладно?

– Как скажешь, па.

Он вышел из комнаты Кейлеба в сумрачный коридор и едва не столкнулся с Кэролайн – та удирала на цыпочках, в одних носках, обратно в спальню.

– Опять?! Опять?! Я сказал – не подслушивать, а ты!..

– Я не подслушивала. Мне нужно лечь. – И она почти бегом, сильно хромая, устремилась в спальню.

– Беги-беги, все равно не скроешься. Отвечай; зачем ты подслушиваешь?!

– У тебя паранойя. Вовсе я не подслушиваю.

– Паранойя?!

Кэролайн опустилась на огромную дубовую кровать. Выйдя замуж за Гари, она в течение пяти лет дважды в неделю посещала психотерапевта, который на последнем сеансе назвал ее достижения «непревзойденными», и тем самым раз и навсегда опередила Гари в гонке за душевным здоровьем.

– Тебя послушать, у всех, кроме тебя, есть проблемы, – продолжала она. – Точно так же рассуждает твоя мать. Даже не…

– Кэролайн! Ответь только на один вопрос. Погляди мне в глаза и ответь на один вопрос: днем, когда ты…

– Боже, Гари, опять все сначала? Послушай, что ты несешь!

– Когда ты скакала под дождем, носилась как безумная наперегонки с одиннадцатилетним и четырнадцатилетним, ты…

– У тебя мания! Ты ни о чем другом не можешь говорить!

– Носилась под дождем, била по мячу, скользила по мокрой траве…

– Разговариваешь по телефону с родителями, а потом вымещаешь раздражение на нас.

– Ты хромала, прежде чем побежала в дом? – Гари погрозил жене пальцем. – Смотри мне в глаза, Кэролайн, прямо в глаза! Ну же, давай! Посмотри мне прямо в глаза и скажи, что до того ты не хромала!

Кэролайн раскачивалась от боли.

– Ты говоришь с ними по телефону почти час…

– Не можешь! – с горьким торжеством воскликнул Гари. – Ты солгала мне и не хочешь признаться!

– Папа! Папа! – крикнули за дверью. Обернувшись, Гари увидел Аарона – сын был вне себя, голова у него дергалась, красивое лицо искажала гримаса, заливали слезы. – Перестань кричать!

Нейрофактор 26, ответственный за раскаяние, заполнил отделы головного мозга Гари, специально предназначенные для этого эволюцией.

– Все в порядке, Аарон, – пробормотал он. Аарон уже пошел прочь, потом снова повернулся к нему лицом, шагал на месте, делал огромные шаги, порываясь сам не зная куда, пытаясь остановить постыдный поток слез, загнать его обратно в тело, в ноги, в пол, затоптать ногами.

– Папа, папа, пожалуйста, не кричи на нее!

– Хорошо, Аарон, – сказал Гари. – Никто не кричит.

Он хотел положить руку на плечо сына, но Аарон выбежал в коридор. Бросив Кэролайн, Гари поспешил за ним. Ощущение одиночества усилилось: жена успела завербовать в семье надежных союзников! Сыновья готовы стоять за нее против собственного отца. Против отца, который орет на жену. Как прежде его отец. Его отец, ныне впавший в депрессию. Но его отец, когда был в расцвете сил, умел так запугать подростка Гари, что тому и в голову не приходило заступаться за мать.

Аарон упал ничком на постель. В хаосе разбросанного по полу белья и журналов двумя островками порядка оставались труба (с сурдинами и пюпитром для нот) и огромная, расставленная по алфавиту коллекция компакт-дисков, включая полные собрания Диззи, Сачмо и Майлза Дэвиса в подарочных изданиях и множество дисков Чета Бэйкера, Уинтона Марсалиса, Чака Манджоне, Херба Алперта и Даа Хирта, которые покупал Гари, поощряя интерес сына к музыке. Гари присел на краешек кровати.

– Прости, что так расстроил тебя, – заговорил он. – Ты же знаешь, я бываю иногда злобным старым ублюдком. А твоя мама иногда не хочет признать, что она не права. Особенно когда…

– У! Нее! Болит! Спина! – Голос Аарона заглушало пуховое одеяло от Ралфа Лорена. – Она не лжет!

– Я знаю, что у мамы болит спина. Я очень люблю твою маму.

– Тогда не кричи на нее.

– Ладно, не буду. Займемся обедом. – Гари легонько толкнул Аарона в плечо, имитируя дзюдоистский прием. – Что скажешь?

Аарон не шелохнулся. Надо бы подобрать слова утешения, но в голову ничего не приходило. Острый дефицит факторов 1 и 3. Несколько мгновений назад Гари почувствовал, что Кэролайн вот-вот бросит ему в лицо диагноз «депрессия», а если эта идея войдет в оборот, с его мнением в семье и вовсе не будут считаться. Он не сможет ни в чем притязать на правоту, каждое слово сочтут симптомом болезни, и в любом споре Гари окажется в проигрыше.

Сейчас главное – не поддаться депрессии, отразить ее истиной.

– Послушай, – начал он, – вы с мамой играли во дворе в футбол. Скажи мне, прав ли я: она уже хромала, прежде чем вошла в дом?

Аарон резко приподнялся, и секунду Гари надеялся, что правда возьмет верх, но лицо мальчика пошло красно-белыми пятнами негодования.

– Ты отвратителен! – крикнул он. – Отвратителен! – И выбежал из комнаты.

В нормальной ситуации такое не сошло бы Аарону с рук. В нормальной ситуации Гари воевал бы с сыном хоть весь вечер, но вырвал бы у него извинение. Однако теперь эмоциональную биржу – гликемические акции, эндокринную систему, синапсы – постиг крах. Гари чувствовал себя мерзавцем, борьба с Аароном лишь усилит это ощущение, а более тревожного сигнала, нежели чувствовать себя мерзавцем, не существует.

Гари допустил две роковые ошибки. Во-первых, не следовало обещать Кэролайн раз и навсегда отменить Рождество в Сент-Джуде. Во-вторых, сегодня, когда она, гримасничая от боли, хромала по двору, нужно было сделать хотя бы один снимок. Скольких очков стоили ему эти промахи!

– Нет у меня никакой депрессии! – заявил Гари своему отражению в темном окне спальни. Усилием воли – аж кости заломило – он поднялся с постели Аарона и препоясал, так сказать, чресла: он докажет, что способен нормально провести вечер.

По темной лестнице, с «Принцем Каспианом» под мышкой, спускался Джона.

– Дочитал, – похвастался он.

– Понравилось?

– Очень! – воскликнул Джона. – Самая что ни на есть лучшая книга для детей. Аслан сделал в воздухе ворота, люди проходили сквозь них и исчезали. Вышли из Нарнии и вернулись в обычный мир.

– Обними меня, – попросил Гари, присаживаясь на корточки.

Джона обхватил отца руками. Некрепкие еще детские суставчики, щенячья податливость, от лица и волос веет теплом. Гари горло бы себе дал перерезать, выкупая жизнь малыша, он бесконечно любил его и все же усомнился, только ли любви ищет в эту минуту у сына или же создает коалицию, заранее привлекает союзника на свою сторону.

Застой в экономике – так определил свое состояние председатель Совета федерального резерва Гари Ламберт. Требуются срочные вливания джина «Сапфир Бомбея».

В кухне Кэролайн и Кейлеб уже устроились за столом, запивая чипсы колой. Кэролайн положила ноги на стул, сунув под колени подушку.

– Что будем готовить? – спросил Гари.

Жена и средний сын переглянулись, словно отец в очередной раз задал дурацкий вопрос. Судя по крошкам от чипсов, они уже основательно перебили аппетит.

– Гриль-ассорти, полагаю, – вздохнула Кэролайн.

– Да, папа, гриль-ассорти, – подхватил Кейлеб не то с энтузиазмом, не то с насмешкой.

Гари поинтересовался, есть ли мясо.

Кэролайн пожала плечами, набивая рот чипсами.

Джона вызвался развести огонь.

Гари кивнул и достал из морозильника лед.

Обычный вечер. Обычный вечер.

– Если камеру разместить над столом, – начал Кейлеб, – я и часть столовой тоже увижу.

– Зато полкухни не будет видно, – возразила Кэролайн. – Повесь над дверью, сможешь поворачивать в любую сторону.

Укрывшись за дверцей бара, Гари налил поверх кубиков льда четыре унции джина.

– Угол восемьдесят пять градусов? – зачитал Кейлеб по каталогу.

– Это значит, камеру можно направить почти вертикально вниз.

Все так же укрываясь за дверцей бара, Гари хлебнул изрядный глоток горячительного. Захлопнул бар, приподнял стакан с остатками джина повыше, чтобы все, кого это волнует, видели, какую скромную порцию он себе отмерил.

– Прошу прощения, но камера слежения отменяется, – вмешался он в разговор. – Это не хобби.

– Папа, ты сказал – можно, если мне это по-настоящему интересно!

– Я сказал, что подумаю.

Кейлеб яростно затряс головой.

– Неправда! Неправда! Ты сказал – можно, если мне интересно!

– Именно так ты и сказал, – с недоброй усмешкой подтвердила Кэролайн.

– Не сомневаюсь, ты слышала каждое слово. Но на этой кухне камеры слежения не будет. Кейлеб, я запрещаю покупать это оборудование.

– Папа!

– Решение принято и обжалованию не подлежит.

– Ничего страшного, Кейлеб, – успокоила его мать. – Гари, ты не можешь ничего запретить: у мальчика есть свои деньги, и он вправе распоряжаться ими, как ему заблагорассудится. Правда, Кейлеб?

Незаметно для Гари она сделала Кейлебу какой-то знак рукой под столом.

– Точно, у меня есть сбережения. – И опять не поймешь, что в его голосе – энтузиазм, или ирония, или то и другое сразу.

– Мы обсудим это попозже, Кэро, – сказал Гари. Тепло, упрямство, тупость – все дары джина спускались сверху, от затылка, в руки и туловище.

Вернулся пропахший мескитным деревом Джона. Кэролайн открыла новую большую упаковку чипсов.

– Не портите аппетит, ребята, – напряженно произнес Гари, вытаскивая из пластиковых контейнеров еду.

Мать с сыном снова переглянулись.

– Верно-верно, – подхватил Кейлеб. – Надо оставить место для ассорти!

Гари усердно резал мясо, чистил овощи. Джона накрывал на стол, расставляя приборы на равных расстояниях друг от друга – мальчику нравилась симметрия. Дождь перестал, но под навесом было сыро и скользко.

Началось все с семейной шутки: папа всегда заказывает в ресторане гриль-ассорти, папа соглашается ходить только в рестораны, где подают гриль-ассорти. Это блюдо в самом деле казалось Гари необычайно изысканным, прямо-таки упоительно-роскошным: кусочек баранины, кусочек свинины, кусочек телятины, пара тонких нежных сосисочек – словом, классический гриль-ассорти. Гари так любил гриль-ассорти, что и дома стал его готовить. Гриль-ассорти сделался постоянным блюдом в семейном меню наряду с пиццей, едой навынос из китайских ресторанчиков и всевозможными спагетти. Кэролайн вносила свой вклад: каждую субботу доставляла домой тяжелые, пропитанные кровью пакеты с различными сортами мяса и сосисок, и в скором времени Гари уже готовил гриль-ассорти по два, а то и по три раза в неделю, не выходя под навес разве что в самую скверную погоду, и ему это нравилось. Он изобретал рецепты с фазаньими грудками, куриной печенкой, филе-миньон и приправленными на мексиканский лад сосисками из индейки. Пускал в ход цуккини и красный перец. Использовал баклажаны, желтый перец, молодую баранину, итальянскую колбасу. Создал великолепную комбинацию из немецких сарделек, грудинки и китайской капусты. Он наслаждался этим блюдом, наслаждался, наслаждался – и вдруг утратил к нему вкус.

В книге, лежавшей у Кэролайн на ночном столике («Чувствовать себя на ОТЛИЧНО!» Эшли Трэлпис, доктор медицины и философии) Гари наткнулся на термин «ангедония». Содрогаясь от узнавания, от зловещих совпадений, он прочел словарную статью – да, да, вот оно: «психологическое состояние, характеризующееся неспособностью извлекать удовольствие из приятных с обычной точки зрения процессов». Ангедония – больше чем тревожный сигнал, это уже симптом. Гниль охватывает одно удовольствие за другим, плесень, грибок, отравляющий и наслаждение роскошью, и радость досуга, с помощью которых Гари столько лет успешно отбивался от пессимизма своих родителей.

В прошлом году в марте, когда они гостили в Сент-Джуде, Инид заметила, что вице-президент банка, чья жена работает лишь несколько часов в неделю, причем почти бесплатно, на Фонд защиты детей, мог бы готовить и пореже. Гари легко заткнул матери рот: она просто завидует, ведь ее-то муж за всю их совместную жизнь и яйца не сварил. Но, вернувшись к своему дню рождения вместе с Джоной из Сент-Джуда, получив в подарок дорогущую лабораторию для проявки цветной фотопленки, выдавив из себя все необходимые возгласы – «Фотолаборатория! Потрясающе! Как здорово! Как здорово!» – и вновь увидев на столе блюдо с сырыми креветками и жесткими отбивными из меч-рыбы – жарь, дорогой! – Гари призадумался, не была ли мать отчасти права. Под навесом было чудовищно жарко, креветки потихоньку обугливались, рыба пересохла. Навалилась усталость. Казалось, вся остальная его жизнь умещается в короткие антракты между вновь и вновь повторяемыми сценами: он подносит огонь к мескитным дровам и ходит, ходит, ходит вокруг гриля, пытаясь укрыться от едкого дыма. Опуская веки, Гари видел перед собой хромированную поверхность гриля и корчащиеся на адских угольях куски мяса. Горят, горят, точно проклятые. Худшая из пыток – вечное повторение. На внутренних стенках гриля скопился толстенный слой черного обуглившегося жира. Участок земли за гаражом, куда он выбрасывал золу, смахивал не то на лунный пейзаж, не то на площадку цементного завода. Ему надоело, надоело жарить мясо, и на следующее же утро он сказал Кэролайн:

«Мне приходится чересчур много готовить».

«Ну и не надо, – откликнулась она. – Будем есть в кафе».

«Я хочу питаться дома, но готовить поменьше».

«Заказывай на дом».

«Это не то же самое».

«Только тебе одному нужны эти сборища за обеденным столом. Мальчикам все равно».

«Мне не все равно. Для меня это важно».

«Прекрасно, Гари, но мне это безразлично и мальчикам тоже. Так что же, ты хочешь, чтобы мы готовили для тебя?»

Кэролайн не в чем упрекнуть. Когда она работала на полную ставку, Гари не возражал против готовой еды, еды навынос и полуфабрикатов. Получается, теперь он хотел изменить правила, причем не в ее пользу. Но Гари казалось, что меняется самая суть семейной жизни: куда подевалась сплоченность, близость между родителями и детьми, между братьями и сестрами, которая так ценилась в пору его детства?

И вот он снова возится с грилем. В кухонное окно ему было видно, как Кэролайн меряется силами с Джоной – чей палец раньше поддастся. Потом она взяла у Аарона наушники, закивала в такт музыке. С виду – настоящий семейный вечер. Что не так? Или все дело в клинической депрессии человека, заглянувшего в кухонное окно?

Кэролайн вроде бы позабыла про боль в спине, но нет, едва Гари вошел в дом с блюдом дымящегося запеченного животного белка, как она мигом о ней вспомнила. Села к столу боком, ковырялась вилкой в еде, тихонько постанывала. Кейлеб и Аарон с тревогой смотрели на нее.

– Неужели никому не хочется знать, чем кончился «Принц Каспиан»? – спросил Джона. – Неужели никому ни капельки не интересно?

Кэролайн часто мигала, нижняя челюсть у нее беспомощно отвисла, она с усилием втягивала в себя воздух. Гари размышлял, что бы такое сказать, недепрессивное, вразумительное, невраждебное, однако хмель уже давал себя знать.

– Господи, Кэролайн, – проворчал он, – мы все знаем, что у тебя болит спина, что тебе очень плохо, но если ты уже и за столом не можешь сидеть нормально…

Кэролайн молча соскользнула со стула, дохромала с тарелкой в руках до раковины, отправила еду в измельчитель и ушла наверх. Кейлеб и Аарон, едва извинившись, стряхнули туда же свой обед и последовали за матерью. На тридцать долларов мяса выброшено в помойку, но Гари, твердо решив удерживать фактор 3 на должном уровне, выкинул из головы мысль о напрасно погибших животных. Окруженный свинцовым хмельным туманом, он продолжал есть, прислушиваясь к бодрой болтовне Джоны.

– Отличный стейк, папа, мне бы еще кусочек того цуккини, пожалуйста!

Сверху, из гостной, донеслись радостные вопли телерекламы. Гари слегка посочувствовал Аарону и Кейлебу; мать, так отчаянно нуждающаяся в детях, превращающая их в орудие своего счастья, – тяжкая обуза. Он знал это по собственному опыту. Знал и другое: Кэролайн выросла более одинокой, чем он. Ее отец, красивый, обаятельный антрополог, погиб в авиакатастрофе в Мали, когда девочке было одиннадцать. Родители отца, старые квакеры, ко всем обращавшиеся на «ты», оставили внучке половину своего состояния, включая картину знаменитого Эндрю Уайета,[29]29  Уайет, Эндрю (р. 1917) – американский художник-реалист.


[Закрыть] три акварели Уинслоу Хомера[30]30  Хомер, Уинслоу (1836-1910) – американский художник.


[Закрыть] и сорок акров леса возле Кеннетт-сквер, за которые застройщик уплатил астрономическую сумму. Мать Кэролайн – сейчас, в свои семьдесят шесть, она отличалась отменным здоровьем – жила со вторым мужем в Лагуна-Бич и финансировала калифорнийских демократов; каждый год в апреле она приезжала на Восток, причем похвалялась, что не принадлежит к числу «старушенций», сюсюкающихся с внуками. Единственный брат Кэролайн, Филип, смотрел на родню свысока – холостяк, пижон (в карманах пиджака специальные прокладки, чтобы ручка материю не испачкала), специалист по физике твердого тела; мать до смешного не чаяла в нем души. В Сент-Джуде подобных семейств не было. С самого начала Гари не только любил, но и жалел Кэролайн – бедняжка, так рано столкнулась с утратой и заброшенностью! Их с Кэролайн семья будет гораздо счастливее, поклялся он.

Но теперь, после обеда, складывая вместе с Джоной тарелки в посудомоечную машину, Гари прислушивался к раскатам женского смеха на втором этаже, очень громкого смеха, и понимал: Кэролайн поступает с ним очень дурно. Хорошо бы подняться наверх, разогнать их. Но гул джина в голове стихал, и все отчетливее позвякивал тревожный звонок, как-то связанный с «Аксоном».

Почему маленькая фирма предлагает отцу деньги, если их разработка находится на стадии раннего тестирования?

Послание Альфреду составили в юридической конторе «Брэг Нутер и Спей», которая постоянно работала с банками-инвесторами. Это предполагало обычную предосторожность: поставить все точки над «i» в преддверии крупного дела.

– Хочешь поиграть с братьями? – предложил Гари Джоне. – Похоже, им там весело.

– Нет уж, спасибо, – отказался Джона. – Пойду лучше почитаю следующую книгу о Нарнии. Спущусь в подвал – там потише. Пойдешь со мной?

Старая игровая комната в подвале, где все еще работает кондиционер, пол затянут ковром, стены обшиты сосновыми панелями и держится какой-никакой уют, понемногу погибала от мусорной гангрены, которая рано или поздно приканчивает жилое помещение: допотопные стереодинамики, упаковочные пенопластовые прокладки, старые лыжи, ласты и маски в различных комбинациях. Пять больших ящиков и десяток ящиков поменьше занимали давнишние игрушки Кейлеба и Аарона. К ним никто не притрагивался, кроме Джоны да его приятеля, однако и Джона терялся перед таким изобилием и ограничивался археологическими раскопками: полдня посвящал тому, чтобы разобрать, и то не до конца, какой-нибудь из объемистых ящиков, терпеливо сортируя солдатиков и их снаряжение, машинки и домики, по размерам или по фирмам (игрушки, не подпадавшие ни под какую категорию, отправлялись за диван), но обычно не успевал добраться до дна ящика, как приятелю пора было возвращаться домой или самого Джону звали ужинать, и он снова сваливал в ящик все, что сумел откопать. Изобилие игрушек, которое могло бы стать для семилетнего малыша раем на земле, оставалось невостребованным – лишний пример ангедонии, на который Гари отчаянно старался не обращать внимания.

Джона уселся с книгой, а Гари включил «старый» ноутбук Кейлеба, вышел в Интернет и набрал в строке «поиск» слова «аксон» и «швенксвиль». Нашлось два сайта. Первый – портал корпорации «Аксон», однако, когда Гари попытался выйти на этот сайт, выяснилось, что в данный момент он «подвергается обновлению». Вторая ссылка вывела на глубоко запрятанную страницу сайта «Уэстпортфолио биофонд-40» – список «частных компаний, заслуживающих внимания», киберболото орфографических ошибок и дрянных иллюстраций. Страница «Аксона» обновлялась год назад.

Корпорация «Аксон», Ист-Индастриал-Серпентайн, 24, Швенксвиль, Пенсильвания, компания с ограниченной ответственностью, зарегистрирована в штате Делавэр, владелец мирового патента на эберлевский процесс управляемого нейрохемотаксиса.

Эберлевский процесс защищен патентами США 5.101.239, 5.101.599, 5.103.628, 5.103.629, 5.105.996, единственным и исключительным лицензиаром которых является корпорация «Аксон». «Аксон» занимается совершенствованием, продвижением на рынок и продажей эберлевского процесса больницам и клиникам по всему миру, а также исследованиями и разработкой сопутствующих технологий. Основатель и председатель – д-р Эрл X. Эберле, ранее доцент кафедры прикладной нейробиологии медицинского факультета Университета Джонса Гопкинса.

Эберлевский процесс управляемого нейрохемотаксиса, известный также как эберлевская реверсивно-томографическая химиотерапия, революционизировал лечение неоперабельных нейробластом и множества других морфологических дефектов мозга.

В эберлевском процессе применяется управляемое компьютером РЧ-излучение, направляющее карциногены, мутагены и некоторые неспецифические токсины в пораженные ткани мозга, которые тем самым локально активизируются, не причиняя вреда окружающим здоровым тканям.

В настоящее время в связи с ограниченными возможностями компьютерного оборудования эберлевский процесс требует неподвижного положения пациента в цилиндре Эберле в течение тридцати шести часов, пока специально настроенные поля направляют терапевтически активные факторы и их нейтральные носители на участок, пораженный болезнью. Новое поколение цилиндров Эберле должно снизить максимальную продолжительность сеанса лечения до двух часов и менее.

Эберлевский процесс получил в октябре 1996 года полное одобрение Фед. упр. по контролю за продуктами и лекарствами как «надежный и эффективный» метод. Широкое клиническое использование по всему миру в последующие годы, описанное во множестве перечисленных ниже публикаций, подтвердило его надежность и эффективность.

Надежды извлечь из «Аксона» большие бабки померкли: никакой рекламы онлайн не видно. Преодолевая электронную усталость и борясь с электронной мигренью, Гари набрал в строке поиска имя «эрл эберле» и нашел несколько сотен ссылок, в том числе статьи, озаглавленные «Новые перспективы лечения нейробластомы», «Гигантский скачок вперед» и «Эта методика и впрямь может стать чудом». Об Эберле и его сотрудниках писали также в специальных журналах: «Бесконтактная автоматизированная стимуляция клеточных рецепторов 14, 16А и 21. Практическая демонстрация», «Четыре низкотоксичных ферроацетатных комплекса, проникающие сквозь ВВВ», «РЧ-стимуляция коллоидных микроканальцев ин-витро и десятки других статей. Более всего Гари взбудоражила заметка, появившаяся полгода назад в «Forbes ASAP»:[31]31  «Forbes ASAP» – электронная версия бизнес-журнала «Форбс».


[Закрыть]