Текст книги "Затерянный в Нью-Йорке"

Автор книги: Джон Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Один дома II: Потерянный в Нью-Йорке

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вечерний Монтаун светился праздничными огнями.

После памятных, захватывающих событий, произошедших на Линкольн-стрит, минул ровно год. Город готовился к новому Рождеству.

На улицах уже стояли разнаряженные елки, витрины супермаркетов и небольших магазинов сверкали роскошным убранством, действуя возбуждающе на психику горожан. Стоило кому-нибудь зайти в хотя бы один из них, как содержимое кошельков значительно оскудевало. Зато взамен они радостно тащили размалеванные коробки с белыми шелковыми лентами, завязанными в роскошные банты.

На то они праздник, чтоб безрассудно тратить деньги, тщательно собираемые семьей целый год.

Именно в канун Рождества можно позволить себе что-то особенно безрассудное. К примеру, купить яркое красное платье с оголенными плечами, хоть этот цвет тебе страшно не идет, да и плечи уже… пятьдесят четвертого размера.

А веселое и романтичное семейство Маккальстеров придумало новую, еще более крутую затею. Они решили встретить Рождество во Флориде, в плавках, под горячим тропическим солнцем в окружении могучих тамошних пальм.

Маккальстеры вновь пригласили любимых родственников составить им компанию в предстоящем туре, предварительно оплатив проезд и номера в гостинице. Конечно, дружественные и экономные Ненси и Фрэнк не могли отказаться от столь заманчивого предложения. Прижимистая парочка была готова лететь хоть в Антарктиду, лишь бы кто-нибудь оплатил эти расходы.

Они заранее прикатили в Монтаун всей своей многочисленной сворой, заполнив и без того людный дом Маккальстеров визгливыми голосами и превратив его опять в муравейник.

Вечер накануне отъезда был особенно оживленный. Взад-вперед сновали и взрослые, и дети, впопыхах собирая предметы первой необходимости для солнечной Флориды. Они уже успели устать от холодной зимы, тяжелых курток, сапог и шуб и с нетерпением ожидали, когда наконец вновь окунутся в «лето», в теплые голубые волны Атлантики. Все были радостно возбуждены.

К тому же сегодня в школе, в которой учатся младшие Маккальстеры, состоится рождественский бал. А Кевин и Баз будут солировать в хоре.

Наводя праздничный марафет, члены семейства одновременно вели и усиленную подготовку к отъезду, заталкивая в чемоданы и сумки панамки, плавки, шлепанцы, кремы для загара и прочую «пляжную» дребедень.

Все успели здорово проголодаться, но заняться ужином было некому, так как каждый усердно занимался только собой.

– Я не знаю, почему в этом доме никто не может заказать даже несчастную пиццу, – ныла рыжая Дженни, которая за прошедший год успела здорово растолстеть и теперь, как капля воды, походила на мать.

– Слушайте, мои солнечные очки никто не видел?

Сьюзен безуспешно бродила по комнатам, расспрашивая каждого о пропаже. Но все только равнодушно пожимали плечами. После приезда гостей в доме царил такой беспорядок и балаган, что искать что-либо просто не имело смысла.

– Зачем ехать во Флориду, если ты собираешься надевать солнечные очки? – вслух рассуждала Кэт.

Она считала, что в очках не загорит лицо.

Баз спустился по лестнице вниз. Он уже упаковал свой багаж и направлялся на кухню, чтобы выпить стакан молока. Он был в черном костюме и белой накрахмаленной рубашке, готовый к предстоящему выступлению в школе.

– Береги свои красивые глаза, – кинул он очкастой Кэт свою соленую шуточку.

– Кто бы говорил, – хмыкнула та, окидывая взглядом неуклюжего толстяка База, – ты просто завидуешь.

Фрэнк выходил из кухни со стаканом бренди. Он столкнулся с братом в дверях.

– Не налегай на выпивку, приятель, – бросил ему Питер Маккальстер, – а то мы уже упаковали резиновые простыни.

* * *

Кевин сидел в своей комнате и возился с карманным переводчиком. По телевизору показывали диснеевские мультфильмы.

– Дорогой, ты уже собрался? – в комнату вошла его мама Керри.

Миссис Маккальстер выглядела особенно элегантно. На днях она посетила парикмахерскую. Ей сделали необыкновенно оригинальную стрижку, омолодившую ее не несколько лет. Новое кремовое платье изящно облегало еще достаточно стройную фигуру, делало ее выше и грациозней.

– Да, конечно, – Кевин сунул ей свой магнитофон с записанным голосом.

– Ты упаковал все вещи, которые я тебе приготовила?

– Да, да!

Кевин то и дело щелкал, переключая на магнитофоне различные кнопки.

– Кстати, ты знаешь, что бабушка Пенелопе подарила тебе? – миссис Маккальстер стояла у зеркала и поправляла прическу.

– Нет. Но я могу угадать.

Вообще-то Кевина не очень интересовали подарки бабушки Пенелопе. Наверняка это была какая-нибудь нелепая майка или тапочки дона Ледаке. Она никогда не дарила пристойных вещей. Несмотря на возраст, а ей уже, слава Богу, шел семьдесят первый год, она имела необыкновенно богатое воображение с причудливыми пристрастиями к персонажам детских сказок. Кевину даже хотелось иногда не получать от нее подарков совсем. Все равно эти глупые проявления бабушкиных причуд без дела валялись в его шкафах, занимая лишнее место.

– Ты почти угадал, но не совсем, – миссис Маккальстер достала сверток из сумки, стоящей на комоде. – Непотопляемый клоун, с которым можно играть в бассейне и… даже на море.

Она вручила ему прозрачный пакет, в котором на плоской картонке было распластано пучеглазое резиновое чудовище, размалеванное во все цвета радуги.

Ну, конечно, в стиле бабушки Пенелопе! Кевин в этом не сомневался.

– Я просто дрожу от волнения, – он равнодушно отложил в сторону разноцветный пакет.

Миссис Маккальстер подкрашивала губы. Сегодня ей надо хорошо выглядеть. На балу будет много знакомых, сотрудников из компании Питера, а их дети учатся в той же школе, что и ее сыновья.

– А зачем мы поедем во Флориду?

Кевину страшно не нравилось эта сумасбродная идея родителей. Там ведь даже нет рождественских елок. Да и вообще как можно отмечать Рождество при тридцатиградусной жаре и в плавках?! Тем более без рождественской елки. Глупо и неоригинально.

– Ну ничего. Мы купим искусственную или, в крайнем случае, нарядим пальму, – миссис Маккальстер рассмеялась.

По телевизору показывали рекламный ролик самой знаменитой в Нью-Йорке гостиницы.

В праздничные дни гостиничный бизнес процветал, то и дело шли один за другим рекламные ролики.

«И, наконец, дамы и господа, мы с удовольствием предоставляем вам возможность провести рождественские каникулы в лучшей нью-йоркской гостинице „Плаза“. Для того, чтобы забронировать номер, звоните по телефону…».

Кевин с восхищением смотрел на шикарные рестораны, бассейны, просторные холлы и фойе роскошных отелей и записывал на свой портативный магнитофон. Он должен знать информацию о лучших гостиницах страны. Мало ли, что может случиться в жизни. Кевин всегда был предусмотрительным малым.

В комнату вошел отец в элегантном сером костюме.

– Ты не знаешь, где батарейки для камкодера?

– Я поставила их заряжаться, – Керри оценивающе осмотрела мужа.

Питер достал из розетки адаптер. Он приблизился к жене, показывая свой новый галстук.

– Ну как?

– Этот гораздо лучше!

Питер Маккальстер ценил утонченный вкус жены и внимательно прислушивался к ее советам, если дело касалось парфюмерии и гардероба.

– Кевин, надень галстук. А то еще опоздаем на рождественский бал.

– Я не могу, – ответил Кевин. – Он в ванной. А там сейчас дядя Фрэнк. Он сказал мне, если я зайду и увижу его голым, то уже никогда не стану мужчиной. Я не знаю, что это означает, правда.

Родители переглянулись и засмеялись: ну и Фрэнк! Надо же такое придумать.

– Да он, наверное, шутит. Ты забеги в ванную, возьми свой галстук и больше никуда не смотри, – посоветовал отец.

– Ты думаешь? И он не будет меня ругать? – Кевин знал противные замашки «любимого» дядюшки.

– Ну что ты, Кевин. Конечно, нет, – улыбалась мама. – Тебе же нужно собраться на бал.

Кевин поплелся в ванную. Он осторожно подошел к двери. Слышался шум воды, доносились песни Стинга.

Кевин приоткрыл дверь и заглянул. За полиэтиленовым занавесом, в такт музыке, под душем вытанцовывал голый дядя Фрэнк, делая какие-то очень странные жесты, и подвывал в такт популярному певцу.

Нащупав свой галстук на бельевом ящике, Кевин застыл от неожиданности и изумления. Вот уж не думал, что добропорядочный и исключительно правильный дядюшка Фрэнк увлекался нелепыми танцами в голом виде.

А тот ничего не замечал: размахивал руками, тряс бедрами, то взвизгивая, то подпрыгивая, подвывая все громче и громче.

Кевин включил магнитофон. Надо записать такой замечательный вокал. Пусть послушает тетя Ненси, какими скрытыми талантами обладает ее увалень-муж.

Тут дядя Фрэнк высунул из-за занавеса свою намыленную голову.

– Чего уставился, маленький извращенец? А ну, убирайся отсюда!

Кевин попятился назад и быстро захлопнул за собой дверь.

А дядя Фрэнк продолжал веселиться.

* * *

Большой концертный зал школы был переполнен. Сверкали гирлянды на нарядных елках. Все вокруг было торжественно и празднично. Хор пел рождественские песни. Публика с замиранием сердца слушала тоненькие голоса своих ненаглядных чад.

Многочисленное семейство Маккальстеров занимало один из первых рядов. Керри любовалась своими детьми.

– Сейчас будет петь Кевин, – шепнула она мужу.

Питер Маккальстер передал ее слова Ненси, чтобы та разбудила Фрэнка, мирно храпевшего и нарушавшего идиллическую гармонию между зрителями и исполнителями. Ненси толкнула мужа. Он всегда был безразличен к настоящему искусству. Да и Ненси не сильно-то разбиралась в классической музыке, но посмотреть на племянников – было свято.

– Сейчас будет петь Кевин, – шепнула она ему.

– А… – Фрэнк встряхнулся от крепкого сна, навалившегося внезапно, и протер глаза. – Кевин… Да, да.

Кевин стоял посередине, во втором ряду. Зазвучала замечательная мелодия старой рождественской песни о Санта-Клаусе и серебристом снеге, по которому он шагал, разнося подарки детям. Тоненький голосок Кевина зазвучал трогательно и нежно.

Но вдруг в зале раздался хохот. Потом стали смеяться в хоре. Кевин продолжал петь. Он сразу ничего не сообразил. А между тем весь зал умирал от хохота. Что такое? Дядя Фрэнк ржал как лошадь, держась за живот. Только родители и тетя Ненси смотрели встревоженно, а мама кому-то грозила пальцем.

Кевин обернулся. Оказывается, негодяй Баз держал над ним горящие свечки, словно рога, и этим забавил публику.

«Ах ты, жирная свинья! Ты еще будешь смеяться!» – Кевин не на шутку разозлился. Он не терпел таких насмешек. Изо всех сил он толкнул толстяка-брата. Тот, не удержавшись на ногах, зашатался и грохнулся на пол со стула, задев стоявших рядом детей. Остальные хористы попадали за ним. Начался переполох. Словно по цепочке, дети валились с ног на сцену. В конце концов все поющие и не поющие со свечками в руках полетели в одну кучу.

Только Кевин остался стоять в гордом одиночестве, в растерянности держа свою свечку.

Искусственная елка, стоявшая на самом краю сцены, внезапно пошатнулась и полетела прямо на голову сидевшей у рояля пианистке миссис Мейсон. Та, перевернувшись несколько раз в воздухе вместе со своим стулом, с грохотом рухнула на пол и лишилась чувств.

Все произошло буквально в одну секунду. Зал замер в ужасе. Таких приключений еще не было на рождественских концертах.

– Кевин! – закричала миссис Маккальстер.

Она испытывала горький стыд за собственных детей. Она готова была провалиться сквозь землю.

В зале начался переполох. Родители бросились спасать своих несчастных и ни за что ни про что пострадавших чад. Подняли несчастную миссис Мейсон, школьного аккомпаниатора, старую деву. Бедняжка, от страха лишилась чувств. Да и здорово пострадала. Елка была тяжелой. Удивительно еще, как это игрушки не расцарапали ей лицо.

Зал шумел. Возмущенная публика дискутировала о невоспитанности и распущенности современного поколения. И во всем обвиняли родителей, так дурно воспитавших своих детей.

Опозоренные Маккальстеры поспешили удалиться. Керри плакала от гнева и стыда. Она не знала, за какие грехи Бог наградил ее сумасшедшими детьми. Они всегда ей приносили одни неприятности. Особенно Кевин. Он так груб и несдержан.

А Питера Маккальстера произошедшее представление только рассмешило. Все это он считал очень забавным. И только. Его дети не лишены чувства юмора. Это прекрасно!

Разве можно этого не понимать? Он, конечно, как порядочный отец прочтет им строгую нотацию о правилах хорошего поведения, но разве это стоит того, чтобы беспокоиться?

* * *

После неудавшегося бала семейство Маккальстеров вернулось домой. По дороге Керри немного успокоилась и отчасти согласилась с мужем, что произошедшее – не более чем милые детские шалости, которые свойственны детям в таком возрасте. Но пожурить «шалунов» сочли обязательным.

Вся семья собралась в уютной гостиной при горящем камине возле нарядной рождественской елки.

Вначале отец с напускным серьезным видом прочитал лекцию о морали и нравственности, о правилах этикета, поругал детей за «непростительную выходку», потребовал, чтобы подобные вещи были в последний раз и, едва не рассмеявшись в конце, сел в свое кресло.

Баз с не менее строгим выражением лица встал и, поправив галстук, произнес речь.

– Уважаемые дамы и господа присяжные, – в комнате воцарилась тишина.

Все смотрели на База, разинув рты. Такого начала никто не ожидал.

– Я хотел бы принести извинения членам моей семьи за те неудобства, которые я вам причинил. Моя шутка была неуместной и преждевременной.

– Ну я бы не сказал! – хихикнул дядя Фрэнк.

Выходку племянничка он находил забавной и остроумной. Главное, Баз надсмеялся над дурачком Кевином, которого с рождения дядя Фрэнк не выносил.

Баз, изображая раскаявшегося и глубоко сожалеющего о своем поступке, продолжал свой монолог.

– Кроме того, я хотел бы извиниться перед моим братом Кевином, – и, повернувшись к нему, воодушевленно произнес: – Прости меня, Кевин. Я поступил плохо.

Раздался шквал аплодисментов. Его покаяние всех растрогало, ему восторженно рукоплескали.

– Браво, Баз!

– Молодец!

– О, Баз, – Керри блаженно улыбалась. – Это было очень любезно с твоей стороны.

Она гордилась старшим сыном. Он уже почти взрослый и умеет осознавать свои ошибки.

Кевин сначала растерялся. Он не мог поверить, что самодовольный, эгоистичный Баз искренне раскаялся и осознавал свою вину перед ним. Это просто невероятно и на него совсем непохоже.

И Кевин был прав. Такие хитрецы, как Баз, не умеют раскаиваться или признавать свои ошибки.

Садясь на свое место, Баз тихонько шепнул:

– Ну что, здорово я тебя подставил?!

На его квадратном лице мелькнула ехидная улыбка.

Гадина! Кевин пуще прежнего возненавидел его. Ведь толстый негодяй смеялся не только над ним, но оставлял в дураках и всю семью, искренне верившую ему и от души восхищавшуюся его благородным поступком.

– Кевин, может быть, и ты что-нибудь скажешь нам? – обратилась к нему мама.

И взгляды достопочтенных членов семейства Маккальстеров переключились на Кевина. Воцарилось всеобщее молчание. Баз и дядя Фрэнк ехидно улыбались. Им было интересно послушать, как упрямец Кевин станет просить прощения.

Но тот отнюдь не был глупцом и прочитал все это по наглым выражениям их физиономий.

Ну уж нет! Унижаться перед толстым уродом он не станет!

– Я абсолютно не сожалею о случившемся, – сказал Кевин и сразу заметил, как лица, смотревшие на него с ожиданием, перекосились. – Я сделал то, что должен был сделать. Он унижает меня, и я ему показал. О! Вы все такие дураки. Вы верите в его ложь. Он же смеется над всеми вами. И мне плевать на вашу дурацкую поездку во Флориду. Кому в тропическим климате придет в голову встречать Рождество?!

Кевин облегченно вздохнул. Теперь он все сказал. С чистой совестью он направился к выходу. Ему нечего было делать среди этих баранов, до которых не доходили здравые мысли.

Двоюродные братья и сестры оторопели. Кевин всегда был упрямым и, как говорится, мальчишкой «себе на уме», но подобной распущенности и сумасбродства они не ожидали услышать.

Миссис Маккальстер побледнела. Кевин всегда доставлял ей неприятности.

– Кевин, если ты сейчас уйдешь, тебе придется спать на третьем этаже.

– С удовольствием!

– Да, да! Со мной!

Очкастый Фулер потягивал пепси-колу и улыбался. Он мало что понимал в происходящих разборках, но подобные споры его забавляли.

Баз сидел в своем кресле у окна, опустив голову, изображая несправедливо обвиненного страдальца.

– Лучше бы придумали что-нибудь новое, – недовольно буркнул дядя Фрэнк.

Он бросил на племянника взгляд, полный ненависти. Гнусный заморыш! Он до сих пор не мог простить прошлогоднего Рождества. Только Кевина он считал виновным в том, что просидели весь праздник как на иголках, вызванивая по полициям и аэропортам. Ему пришлось самому оплачивать расходы по возвращению домой. Ведь Питеру и Керри было уже не до них.

– Смотри, не испорти мне опять путешествие, – прошипел дядя Фрэнк. – Твой отец хорошенькие денежки платит.

– Ах, извините, господин паршивый певец! Я не хотел испортить вам веселье.

Кевин хлопнул дверью.

Жаль, что он не видел перекошенные физиономии членов его семейства. От столь неслыханной дерзости у дяди Фрэнка побагровели уши. Он знал, что имел в виду Кевин, обзывая его «паршивым певцом». Ну и мерзавец! Будь он на месте его отца, немедленно отшлепал бы Кевина как следует. Но Питер не видел ничего серьезного в поступках сына. Резкие словечки и вспыльчивый характер он списывал на переходный возраст. Да и вообще считал лишней тратой времени обращать внимание на подобные выходки.

Все молчали, затаив дыхание, как на суде в ожидании приговора. Но и у Керри, и у Питера, и у Фрэнка как будто что-то заледенело во рту. Все трое только тяжело вздыхали. У них просто не было слов.

Баз покачивал головой.

– Трудный подросток. Да.

Внутри у него все ликовало. Он опять вышел чистым из воды. Все грешки само собой списались на дурачка Кевина. Так ему и надо! Ха-ха-ха!

* * *

Кевин лежал, уткнувшись в подушку, на чердаке и рассуждал о несправедливости жизни.

– Сплошные уроды! Придурки! Кретины! – так он величал членов любимого семейства.

Он вновь хотел остаться один. Как глуп он был тогда, поверив, что они исправятся и станут другими. Черта с два! Эти дегенераты не способны ничего видеть и замечать, а тем более не способны меняться. Лучше бы они не возвращались тогда.

Слепые тупицы! Как можно не видеть лжи и фальши этого наглого толстяка База! Как они могут так слепо верить ему? Причем, подобные истории не редкость. И он всегда хитро выкручивался, оставляя его, Кевина, крайним.

О, как избавиться от них опять? Вот было бы здорово, если бы они забыли о нем завтра утром. Он замечательно проведет время один. По крайней мере, не услышит нудных нравоучений отца и ехидных насмешек База.

– Привет! – в комнату вошла мама.

Но Кевин не хотел ее видеть. Она такая же, как все. Она не любит его. Для их всех он, Кевин, лишь тяжелый груз, заноза, камень, висящий на шее.

– Знаешь, прошлый раз, когда мы собирались отправляться в путешествие, по-моему, у нас всех были аналогичные проблемы. Но пострадала главным образом я, – Керри Маккальстер надолго запомнила мучительные скитания в аэропортах, долгую тряску в грузовом фургоне в компании фанатов-музыкантов. – Я не хочу, чтобы это опять произошло.

Кевин поджал губы. А вот ему очень хотелось, чтобы прошлогодний сюрприз повторился.

– Баз извинился перед тобой.

Кевин вскочил с кровати. Таких упреков он выносить не мог.

– Да! Извинился! Но потом тут же обозвал меня!

– Он не имел в виду то, что говорил. Он просто подыгрывал вам, – мама была спокойна и невозмутима. Она ничуть не сомневалась в своей правоте и безгрешности любимого сыночка.

Кевин отвернулся к стене. Разговор он считал бесполезным. Они все словно свихнулись и не хотели ничего понимать.

– Ну хорошо. Ты посиди тут, подумай. А когда будешь готов извиниться перед Базом и остальными членами нашей семьи, можешь спуститься вниз.

– Никогда! Слышишь, никогда я не извинюсь перед этим уродом. Лучше я поцелую бревно.

– Хорошо, тогда тебе придется провести здесь ночь.

– Отлично. Я никому не могу доверять в нашей семье. Если бы у меня были деньги, я бы один отправился куда-нибудь на Рождество и прекрасно провел бы все время без вас.

У миссис Маккальстер просто не было слов. Она смотрела на разъяренного ребенка, пытаясь понять причину его неуживчивости с людьми. В душе он был добродушным и наивным. Она знала это, но несносный характер…

– Прошлый раз тебе повезло, – сказала она. – Твое желание сбылось. Может, и на этот раз оно осуществится.

– Весьма на это надеюсь.

Керри тяжело вздохнула, качая головой. Спорить с маленьким упрямцем было лишней тратой времени. У нее еще куча дел. Нужно собрать вещи Фулера. Питер положил недостаточное количество резиновых простыней. Да и приготовить бутерброды на завтрак не мешало бы.

Ни сказав ни слова, она вышла.

Кевин остался один на один со своими мыслями, переживаниями, обидами. На дворе шумел ветер, раскачивая ветви голых деревьев.

Кевин смотрел на звездное небо. В мыслях он вновь обращался к всемогущему Санта-Клаусу с просьбой помочь избавиться от ненавистной семьи. Теперь он окончательно в ней разуверился и разочаровался. И больше в ней не нуждался. Он вполне может жить самостоятельно. Год назад это получилось у него просто здорово. Ему не нужны никакие братья и сестры. От них только лишние неприятности и проблемы. Вот если бы он был у родителей один, тогда, возможно, все происходило бы по-другому. Они любили и жалели бы его, как единственного ребенка, больше заботились бы о нем, внимательнее относились бы к его проблемам. Но, к сожалению, безрадостные переживания не уводили от действительности.

В конце концов ему надоело думать о мерзавце Базе, о том, как ему отомстить, и Кевин погрузился в сладкие предрождественские сны.

А за окном падал снег, гудел ветер, мороз рисовал на стекле великолепные сказочные картинки.

* * *

Утро стояло серое и мрачное. Крыльцо заметало снегом. Ветер гонял по аллеям обрывок вечерней газеты, в котором сообщалось, что «мокрые» бандиты Гарри Томсон и Марвин по кличке Синий глаз сбежали из тюрьмы во время бунта, устроенного заключенными пенсильванской тюрьмы.