Текст книги "Джон Рональд Руэл Толкин. Письма"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

Соавторы: Хамфри Карпентер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Прочел вчера две лекции, затем потолковал с Габриэлем Тервилл-Питром[113]

насчет Кардиффа….. Как раз успел к последней почте с моим кардиффским отчетом. Потом пришлось идти спать (???) в штаб ГО[114]

. По части сна не преуспел – то есть не слишком. Мне отвели комнатушку СЗЗ: ужасно сырую и холодную. Однако благодаря эпизоду, меня весьма растрогавшему, эта ночевка запала мне в душу. Моим товарищем по несчастью оказался Сесил Роут (высокоученый историк-иудей)[115]

. Оказался он человеком просто очаровательным, мягким и кротким (во всех отношениях); так что заболтались мы за полночь. Работающих часов в комнате не было, так что он одолжил мне свои, наручные: и тем не менее сам зашел и окликнул меня без десяти семь, чтобы я не опоздал к Причастию! Просто-таки мимолетный отблеск непадшего мира! Вообще-то я уже проснулся и как раз (как оно обычно за людьми водится) изобретал тысячу причин (иных, нежели усталость и невозможность побриться или хотя бы умыться), чтобы никуда не идти, – дескать, хорошо бы попасть домой пораньше, отпереть двери-окна, снять затемнение и все такое. Но появление этого кроткого иудея и то, как серьезно посмотрел он на четки у моего изголовья, решило дело. К Св. Алоизию я явился в 7.15, как раз вовремя, чтобы исповедаться перед мессой; а домой вернулся незадолго до окончания службы…..Прочел лекцию в 11 (забрав предварительно рыбу[116]

); удалось потолковать по душам с братьями Льюис и Ч. Уильямсом (в «Белой Лошади»)[117]

. Вот, пожалуй, и все мои основные новости. Вот разве что наши грязнухи [118]

не несутся; впрочем, логово их все равно чистить приходится…..

Начиная с сегодняшнего дня буду нумеровать каждое письмо и каждую страницу, так, чтобы ты знал, если что-то потеряется – а суть важных новостей можно будет пересказать заново. Это (№ 1) of Pater ad Filium Natu (sed haud alioquin) minimum:[119]

Fжder suna his бgnum, юбm gingstan nalles unlйofestan[120]

. (Полагаю, профессору древнеанглийского дозволено обращаться на сем языке к бывшему ученику? В случае чего – запрос к цензору.) По-русски писать не умею, а польский мой до сих пор оставляет желать лучшего. Небось бедный старина Поптавский[121]

скоро начнет гадать, как я там продвигаюсь. Ох, и не скоро же смогу я ему посодействовать в составлении нового технического словаря!!! Впрочем, слов, как-нибудь да сложится сам по себе (если, конечно, на земле еще останутся поляки и Польша)….

056 Из письма к Кристоферу Толкину 1 марта 1944 (FS 6)

Касательно «Горе-Лекаря» см. вводные пояснения к письму .

За последние недели я почти ни с кем не виделся, так что не смогу привести ни остроты, ни шутки, ни иного увеселительного словца. Горе-Лекарь снова в Оксфорде! Пожалуй, единственная ниточка, за которую я потянул, – и колокольчик звякнул. Так что вот он – форма, рыжая борода, ленивая улыбка – все при нем, по-прежнему служит во флоте, однако живeт дома, работает в исследовательском бюро (тема – малярия). Он, похоже, всем доволен, бюро – тоже. Все благодаря «Митре»: там-то я и запросил о его местонахождении: дескать, срочно требуется, без него – никак. В ту пору он находился на другой стороне земного шара. Льюис энергичен и весел, как всегда, вот только становится слишком известен – вся эта шумиха не по вкусу ни ему, ни нам. «Петерборо», обычно вполне здравомыслящий, оказал ему сомнительную честь в высшей степени превратным и идиотским абзацем в «Дейли телеграф» за прошлый вторник. Начинался он со слов: «Аскетический мистер Льюис» – !!! Это же надо! За нашу очень недолгую встречу не далее как нынче утром, он «уговорил» три пинты и сказал, что «соблюдает воздержание по случаю Великого Поста». Думаю, все, что мы читаем в печати касательно Тома, Дика и Гарри, соответствует истине примерно на столько же. Лучше бы газетчики оставили в покое людей и попытались понять, что те говорят (если оно того стоит): в любом случае должны же у них быть хоть какие-то критерии, не позволяющие сообщать о людях заведомую неправду, даже если неправда эта (вопреки обыкновению) не является неприятной, досадной или просто оскорбительной…..

По-прежнему очень холодно. Прошлой ночью шел снег. Однако мартовское солнце набирает силу, это точно. Кустики желтых крокусов уже расцвели, а бело-лиловые только вылезают; на ветвях – зеленые почки. Я вот гадаю, а как тебе – сезоны «в обратном порядке» к югу от экватора? У вас там, наверное, что-то вроде начала сентября, так? Мое самое первое воспоминание о Рождестве – это паляще-жаркий день[122]

.

057 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 30 марта 1944 (FS 12)

Вчера виделся с обоими бр. Льюис и обедал с К. С. Л.: просто-таки выход в свет! Сей неутомимый труженик прочел мне кусок нового своего произведения! А сам меня так и теребит, чтобы я свою книгу заканчивал. В нажиме со стороны я и впрямь нуждался, так что, наверное, даже отзовусь; но от «каникул» уже добрая половина прошла, а экзам. дебри только-только расчищены.

058 К Кристоферу Толкину

Описание поездки в Бирмингем, куда Толкин был приглашен на обед, устроенный новым директором его бывшей школы короля Эдуарда; с тех пор, как Толкин там учился, школа переехала в новое здание в другой части города.

З апреля 1944 ( FS 13 )

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой!

В прошлый четверг вечером написал тебе микрофильмированное письмо[123]

, но, к сожалению, отослать его в пятницу не удалось, а в субботу я спозаранку в страшной спешке укатил в Брам. Так что ушло оно только сегодня. От тебя со времен последнего, от 13 марта (доставлено 28), – никаких вестей. Насчет пятницы ничего толком не помню, крометого, что утро убито на хождение по магазинам и стояние в очередях: результат – кус пирога со свининой; да вот еще в колледже пообедал – обед оказался жутко скверный и удручающе скучный, так что я счастлив был оказаться дома еще до девяти. Опять вернулся к «Хоббиту», понемножечку его поклевываю. Начал работу (тяжкую и нудную) над главой, где речь вновь заходит о приключениях Фродо и Сэма; чтобы настроиться, переписывал и шлифовал последнюю написанную главу (Камень Ортанка). Суббота – незабываемый день. Пасмурный, сырой, мерзкий. Все равно встал около девяти. На велосипеде допилил до Пембрука, там оставил машину и фонари. Успел на поезд 9.30, каковой (не иначе как только потому, что выехал я с запасом) отправился из Оксфорда вовремя (!!!), впервые в истории человечества, и в Брам опоздал всего на несколько минут. В одном вагоне со мной оказался офицер Королевских ВВС («крылышки» этой войны: побывал в Южной Африке, хотя на вид и староват) и очень приятный офицер-американец, из Новой Англии. Я терпел их болтовню, сколько мог, но едва янки принялся разглагольствовать о «феодализме» и его влиянии на английскую систему классовых различий и социальное поведение, я открыл огонь. Бедный олух, конечно же, ни тени представления не имел ни о «феодализме», ни об истории в целом – он оказался инженером-химиком. Однако из американской головы «феодализм» ни за что не вышибешь, точно так же, как и «оксфордский акцент». Думаю, какое-то впечатление я на него произвел, сказав, что английская манера обращения с носильщиками, дворецкими и торговцами имеет такое же отношение к «феодализму», как небоскребы – к вигвамам краснокожих, или обычай снимать шляпу перед дамой – к современным методам сбора подоходного налога; однако держу пари, он остался при своем мнении. Впрочем, мне удалось-таки вбить в его голову некое смутное представление о том, что «оксфордский акцент» (под этим термином он любезно подразумевал мой) не «обязаловка» и не «выпендреж», но нечто вполне естественное, усвоенное во младенчестве, – и потому ровным счетом нечего феодального и аристократического в нем нет; напротив, это изобретение вполне себе среднего класса, сиречь буржуазии. После того как я сообщил ему, что его собственный «акцент» мною воспринимается как английский, по которому прошлись грязной губкой, и в общем и целом наводит английского наблюдателя на мысль (ложную) о нации неряшливой и невоспитанной, тем более в сочетании с американской привычкой сутулиться, – вот тут-то мы даже подружились. Мы выпили прескверного кофе в привокзальном буфете на Сноу-Хилл и распрощались.

Я пошел побродил немного по «родному городу». Если не считать ужасающей горы обломков (напротив того самого места, где когда-то стояла моя школа), похоже, город не слишком-то пострадал; во всяком случае, не от рук врагов. Что город действительно портит – так это рост огромных, унылых, безликих современных зданий. А хуже всего – гнусное многоэтажное сооружение на месте школы. Я долго не выдержал; а тут еще призраки прошлого, что встают над мостовой; так что я сел на трамвай на том же самом углу, где обычно на него садился, чтобы ехать за город, на стадион. По раздолбанной (тут и там изрытой бомбами) Бристоль-Роуд до Эдж-бастон-Парк-Роуд к 12.15 (на полчаса раньше, чем следовало). Не буду утомлять тебя своими впечатлениями от омерзительных, абсолютно третьесортных новых школьных построек. Просто попытайся себе представить, как здание, с которым не сравнится большинство оксфордских колледжей, заменено на некое подобие школы совета для девочек, – и ты поймешь и оценишь мои чувства. И чувства нового директора, по всей видимости. В своей послеобеденной речи он намекнул (если не сказал прямо), что приходится им несладко и школа вовеки от удара не оправится, если ничего так и не будет сделано. Присутствовало около 120 «старичков» (приглашали 220); многие – моего поколения. Этих лиц я не видел с тех самых пор, как был в твоем возрасте; и с многими сумел бы соотнести разве что инициалы , но не имена. Все Старожилы-Эдвардианцы помнят инициалы. К вящему моему изумлению, я обнаружил, что меня помнят главным образом за мои подвиги в рэгби (!!) и за приверженность к цветным носкам…..

059 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 5 апреля 1944 (FS 14)

Я твердо намерен закончить книгу и серьезно взялся задело: засиживаюсь допоздна; необходимо массу всего перечитать заново и исследовать подробно. И до чего же тягомотное это дело – снова включаться в работу. Я вернулся к Сэму с Фродо и пытаюсь продумать их приключения.

Несколько страниц – а с меня уже семь потов сошло: на данный момент они как раз встречают Голлума на краю пропасти. Сколько же труда вложил ты в перепечатку, как же красиво переписаны главы! До чего ж мне не хватает рядом моего личного секретаря и критика.

060 К Кристоферу Толкину (микрофильмированное письмо)

К тому моменту Кристофер уже прибыл в Южную Африку и находился в лагере в Трансваале.

13 апреля 1944 ( FS 15 )

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой: твое авиаписьмо от 25 марта (?), со штемпелем от 28 числа, пришло нынче утром: и добро ему пожаловать. Весточки от меня, надо думать, уже начали поступать: я писал примерно дважды в неделю. Не буду комментировать твое письмо, хотя мне оч. жаль. Воображаю, что чувствуешь ты! Особенно насчет отмененного отпуска. Кстати, письмо твое было «deur Sensor oopgemak»[124]

. Похоже на то, что с самого сентября ты ничего толкового не делал! Тоже скучаю по тебе ежечасно; мне без тебя страх как одиноко. Конечно же, у меня есть друзья, да только вижусь я с ними крайне редко. Впрочем, сейчас вроде бы стало чуточку полегче. Сегодня помогал с приемом кадетов (такая же орава, как всегда), но, насколько я понимаю, в этом триместре они уже – не моя забота; о радость! Вчера почти два часа общался с К. С. Л. и Чарльзом Уильямсом (сбежал пораньше, потому что в 12.20 должен был пообедать с М. и П.[125]

; с обедом не сложилось, так что пришлось нам вернуться домой). Прочел последнюю главу: ее одобрили. Начал следующую. По возможности попрошу перепечатать несколько лишних копий, чтобы послать тебе. Кажется, вот и все новости….. Собственно говоря, сегодня вечером иду в Модлин: К. С.Л., Уорни[126]

(книгу пишет; весьма захватывающую), Ч. У., Дэвид Сесил[127]

и возм. Горе-Лекарь (по-прежнему при бороде и в форме): для меня – целое событие….. А теперь вернусь-ка ненадолго к Фродо с Голлумом. Завтра, как только отошлю вот это, напишу больше….. Суббота, 15. Боюсь, не отослалось. В четв. очень приятно провел время. Явились все, кроме Сесила; засиделись за полночь. Лучшим развлечением оказалась глава из будущей книги майора Льюиса – на тему, мне неинтересную: двор Людовика XIV; однако написана она весьма остроумно (и эрудированно). Вот о заключительной главе нового произведения К. С. Л. я не столь высокого мнения – это моральная аллегория или «видение», основанное на средневековом мифе о «Рефригериуме», согласно которому погибшие души время от времени отправляются на отдых в Рай. Сегодня утром выкроил часок-другой на сочинительство и довел Фродо почти до врат Мордора. Днем косил лужайку. Миссис К.[128]

благополучно вернулась из Кармартена в четв., привезла съедобные гостинцы….. До десяти вечера вкалывал научениях, устал страшно, затем поужинал с семьей и отправился «спать» в окружной штаб. Не преуспел: просто-таки глаз не сомкнул. Штаб стоит на самом шоссе: ночами ужасно шумно….. Сегодня мы с М. чаевничаем с Николом Смитом[129]

, а я ужинаю с Элейн[130]

и прочими на небольшой вечеринке для донов. Славная неделька выдалась. А на следующей неделе начинается триместр, и работы из Уэльса уже пришли[131]

. И все-таки буду продолжать «Кольцо» всякий раз, как удастся выкроить минутку…..

061 Из письма к Кристоферу Толкину 18 апреля 1944 (FS 17)

Сегодня великий день – пришла целая кипа твоих писем, так что позавтракали мы с большим опозданием….. Твои рассказы, цензуре не подвергшиеся, меня глубоко огорчили, но не удивили. Как мне это все напоминает мой собственный опыт! Только в одном мне повезло больше: радио в ту пору еще не изобрели. Полагаю, некие благие задатки в нем есть, но на самом-то деле оно по большей части превратилось в оружие для глупца, дикаря и злодея, дабы с его помощью угнетать меньшинство и уничтожать мысль. Радиослушание убило умение слушать. Могу лишь надеяться, что никаких новых «Альтмарков»[132]

тебя не ждет! Я всегда был против твоего выбора рода войск (он устарел на целую войну); но по крайней мере авиация избавит тебя по большей части от животного ужаса боевой службы на земле – скажем, окопной войны, что выпала мне. Даже ХП[133]

в сравнении с этим – просто Рай земной, да и «Альтмарк» (вероятн.) немногим хуже. По крайней мере, сейчас тебе урывками удается читать. Я очень рад. Господь благослови тебя. Рys dуgor юu geюyld hafa wйana gehwylces, swб ic юe wйne to[134]

. Да позволят мне цензор (и ты) процитировать древнего английского поэта, – а я не могу избавиться от мысли, что эти строчки куда уместнее в обращении отца к сыну, нежели в речах юного Беовульфа (примерно твоего возраста), к седобородому Хродгару! Ъre жghwylc sceal ende gebidan worolde lнfes: wyrce se юe mуte domes жr dйape[135]

. Холодный, суровый совет; во многом зависит как от «того, кто сможет», так и от того, что подразумевать под «dуm».

Я удивляюсь, что, отведав и невзлюбив прямо противоположное, ты также проникся антипатией к «манерам» стопятидесятилетней давности (примерно), как их описывает Джейн [Остин]. От этого всего мало что осталось, вот разве что пережитки правил поведения за столом (среди убывающего меньшинства). Но на самом деле жизнь они несказанно упрощали и сглаживали, снижали трения и неопределенность; маскировали или даже сдерживали (как и правила поведения за столом) неизменных кота, волка и пса, что таятся под самой нашей светской шкурой…..

Надеюсь повидать завтра утром К. С. Л. и Чарльза У. и прочесть мою новую главу – о переходе через Мертвые болота и о приближении к Вратам Мордора; я ее практически закончил. В воскресенье убил сколько-то времени, отвечая на письмо из Восьмой армии (!). Я таких получаю великое множество, но это оказалось презабавным. «Профессора королевской кафедры английского языка» просили вынести решение в споре, из-за которого столовая некоего легкого зенитного полка Королевской артиллерии раздираема войной фракций: как правильно читается имя поэта Купера (Cowper). На кон поставлены Большие Деньги. Письмо было от адъютанта (который сего поэта, похоже, «в беспутной молодости» читал, причем даже «Задание»). Не могу избавиться от мысли, что в Армии встречаются проблески ума и образованности, – может, и ты в один прекрасный день на службе с чем-то подобным столкнешься (mais je le doute). Сочтя, что недостойно «профессора королевской кафедры» выносить решение в вопросе Больших Денег, я послал ответ в самом что ни на есть дельфийско-оракульском духе, сообщив адъют. куда больше информации, нежели тот, я полагаю, хотел. Не то чтобы приходилось сомневаться в том, что сам поэт называл себя Купер (Cooper ) (фамилия его – не более чем вариант старого написания): oup, owp в английском языке передается через оор : нет там никаких aup (как в латыни): так что – stoup, group, soup, а раньше также и droup, stoup (глагол), troup, coup(er), whouping-cough, loup и т. д. (не говоря уже о mum, toumb ). Вчера нас навестил Ф. Пакнем[136]

: он организует в нашем городе объединенный Христианский Совет, куда войдут представители всех конфессий; то же самое сейчас происходит и в 50 других городах. В Совет я вступил, но от предложенной должности секретаря отказался (уж будь уверен!). Триместр уже можно считать что начался: час занимался с мисс Салю[137]

. Вторую половину дня убил на водопровод (ликвидировал потоп) и вычищал курятник – уже с большей охотой, ведь птицы обильно несутся (вчера опять 9). Чудесное сегодня выдалось утро. Туман, вроде как в начале сент., в котором солнце – как перламутровая пуговица (8 утра, на самом деле 6), вскорости сменился безмятежной голубизной, на цветах и листьях – серебристый отсвет весны. Листочки уже распустились: бело-серые на айве, серо-зеленые на молодых яблоньках, ярко-зеленые на боярышнике, даже ленивцы-тополя украсились сережками. Нарциссы смотрятся изумительно, но трава растет так быстро, что я чувствую себя парикмахером, очередь к которому ну никак не убывает (и не китайцев, нет, чтобы чик – и готово!)

Выразить не могу, как я по тебе скучаю, дорогой ты мой. Я бы и не возражал, будь ты счастливее или занимайся ты делом более полезным. До чего же все это глупо! – а война умножает глупость на 3, а затем возводит во вторую степень: так что драгоценные дни человека подчиняются формуле (3x)², где х=стандартная человеческая бестолковость (и это прескверно). Однако надеюсь, что впоследствии опыт в том, что касается людей и вещей, хоть и болезненный, окажется небесполезен. Мне он пригодился. Касательно того, что ты говоришь или намекаешь о «местных» условиях: мне они знакомы. Не думаю, чтобы они сильно изменились (даже к худшему). Я слыхивал, как о них рассуждает моя матушка; и с тех пор та часть мира меня особенно интересует. Обращение с цветными повергает в ужас едва ли не всякого приезжего из Британии, и не только в Южной Африке. К сож., немногие сохраняют это благородное чувство надолго. Про положение дома ничего не скажу. Ты (полагаю) услышишь по радио все, что в моих силах тебе рассказать. На сегодня у нас все благополучно. Ждем. Интересно, долго еще осталось? Наверное, нет. Из газет узнал, что в Канаде выпуск экипажей сокращается; да и повсюду в целом авиационных экипажей готовят все меньше. Из твоего письма вроде бы следует, что ты уже не надеешься приехать в В.Б. для окончания подготовки. Надеюсь все же, что все сложится иначе. Но кто знает? Все мы – в руках Господа. В дурные времена довелось нам родиться; но вряд ли по чистой случайности. Береги себя всеми подобающими способами (aequam serva mentem, comprime linguam[138]

)…

062 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 23 апреля 1944 (FS 18)

Утром в ср. прочел вторую главу, «Путь через Мертвые болота», Льюису и Уильямсу. Они одобрили. Я уже и третью почти закончил: «Врата Земли Теней». Но история подчиняет меня себе; я уже целых три главы написал там, где предполагалась одна! И слишком многое ради этого запустил. С головой в нее ушел; приходится силой отрывать себя от книги, чтобы заняться проверкой экзаменационных работ и лекциями (начинаются со вторника).

063 К Кристоферу Толкину 24 апреля 1944 (FS 19)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой Крис!

Твое авиаписьмо….. пришло нынче утром, во время завтрака. Я позволил себе редкую роскошь поваляться в постели, с тостом с домашним повидлом (в последнее время апельсинов и лимонов полным-полно) и твоим письмом. День Св. Георгия прошел бессобытийно; я «дежурил», не смыкая глаз, до 1.30 утра, а тогда решил отправиться на покой: сейчас так тепло, что можно спать с открытыми окнами, и сигнал тревоги непременно услышишь. Я как раз задергивал занавески, как вдруг заметил оч. яркий белый свет на ю.-з., и, не успел я забраться под желанные простыни, как тут-то и взвыла Улиссова Угроза[139]

. Так что в постель я вернулся уже после 3.30, заснул не раньше 4, проснулся не раньше 8.45, встал не раньше 9.45….. Остаток утра провел в городе, за мелкими делами; среди прочего – сжал нивы на голове; урожай обильный: видать, почва до сих пор плодородная. «Митра»[140]

стояла запертой! Пива не пробовал с прошлого четверга, когда наш бочонок опустел, а нового так и не поставили. Завтра у меня лекции, так что прервусь ненадолго…..

Ср. 26 апреля…..Вчера ощутил последствия воскресной ночи. Спозаранку съездил в город, исполнил кое-какие формальности по завещанию для миссис Райт[141]

, прочел скверную лекцию, ½ часа общался с Льюисами и Ч.У. (в «Белой лошади»); скосил три лужайки, написал письмо к Джону, поборолся с неподатливым эпизодом «Кольца». На данный момент мне необходимо знать, насколько позже луна встает каждую ночь в преддверии полнолуния и как именно тушат кроликов! Льюиса нынче утром не было; он получил должность лектора Кларка в Кембридже и по средам спозаранку уезжает туда, на лекции в 5 вечера…..

3.45, ср. Рекордное собрание колледжа (12 ½ минуты)! Вернулся, обнаружил, что Бидди опять разбила яйцо (уже, наверное, седьмое); отчаявшись, что этим делом займется «птичница», поразвлекся на славу, ловя ее (курицу, то есть), чистя ее, приводя в порядок, дезинфицируя птичку – а потом и себя. Грр! Четвертой лужайке придется подождать. Очень рад, что тебе удалось-таки побывать в церкви в конце Страстной недели, хотя не очень-то доволен этими твоими «собратьями-христианами» (even-chris-tians, как это называлось в др. – и среднеанглийском)[142]

. Однако ж тут ничем не поможешь. Единственное, что утешает, так это внезапно пришедшая мысль: один из них, возм., судит о себе несправедливо, – не без оснований, пожалуй, исходя из того, как человек выглядит и как себя ведет; но при этом он столь же далек от истинного видения своего внутреннего «я», как и любой из нас. God anawat[143]

. Но проповеди! До чего же кошмарны, правда? Большая их часть, по крайней мере. Разгадка этой тайны, пож., не так уж и проста; однако частично в том, что «риторика» (а проповедование в эту область как раз и входит) – это искусство, для которого требуется (а) врожденный талант и (б) образование и практика. Здесь пользуются инструментом оч. сложным, куда сложнее пианино, и, однако ж, большинство исполнителей уподобляются человеку, который садится за пианино и рассчитывает взволновать слушателей, нот при этом вообще не зная. Искусству возможно научиться (при наличии малой толики способностей), и, по-своему, эффекта оно достигнет, даже будучи совершенно чуждо искренности, праведности и т. д. Но проповедование усложняется еще и тем, что мы от него ждем не только эффектного исполнения, но правды и искренности, – по крайней мере, ни единое слово, ни интонация, ни оттенок не должны наводить на мысль о наличии пороков (таких, как лицемерие, тщеславие) или недостатков (таких, как недомыслие, невежество) в проповеднике.

Для хороших проповедей необходимо искусство, и добродетель, и знания. Истинным проповедям требуется некая особая благодать, что пределов искусства не преступает, но приходит словно по наитию или «вдохновению»; воистину порою кажется, что Дух Святой вещает человеческими устами, наделяя проповедника и искусством, и добродетелью, и пониманием, коих ему недостает; однако такие случаи нечасты. А порою мне кажется, что от человека образованного вовсе не требуется подавлять в себе критическое начало; просто следует его сдерживать, непрестанно пытаясь относить правду (если она есть), даже в виде штампов, исключительно к себе самому! Непростое упражнение…..

Твой рассказ о путешествии в Йо-бург в Великий Четверг ужасно меня позабавил….. Если окажешься в Блумфонтейне – я вот гадаю, стоит ли еще то маленькое старое каменное здание банка (Южноафриканский банк), где я родился. И сохранилась ли могила отца. Я так ничего и не предпринял на этот счет, но, сдается мне, матушка распорядилась поставить там каменный крест или отсюда его выслала[144]

. (А. Р. Толкин умер в 1896 г.). Если нет, так могилу уже, возм., и не найдешь, разве что остались какие-нибудь записи…..

064 К Кристоферу Толкину 30 апреля 1944 (FS 20)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой!

Вот, решил послать тебе еще одно авиаписьмо вместо микрофильмированного, в надежде подбодрить тебя чуть больше….. Я по тебе ужасно скучаю, и выносить это все невероятно трудно, как из-за тебя, так и из-за меня самого. Сплошной ущерб от этой войны, не только материальный, но моральный и духовный, – как же тяжко тем, кому приходится все это выносить. Так было всегда (вопреки поэтам), так будет всегда (вопреки пропагандистам), – нет, конечно же, не пойми меня превратно: было, есть и будет необходимо встречать это все лицом к лицу в нашем жестоком мире. Но столь коротка людская память, столь быстро сменяются поколения, что уже лет через тридцать останутся лишь единицы или вообще никого из напрямую переживших то, что действительно «пробивает» До самого сердца. Обожженная рука расскажет о пламени убедительнее всего прочего.

Порою меня просто в ужас повергает мысль о том, сколько же повсюду в мире в настоящий момент человеческого горя: миллионы людей оторваны друг от друга, досадуют и злятся, растрачивают свои дни попусту – не говоря уже о пытках, боли, смерти, утратах, несправедливости. Будь страдания зримой субстанцией, эту погруженную в ночь планету почти полностью окутало бы густое темное марево, сокрыв ее от изумленных небес! А последствия всего этого обернутся по большей части злом – с исторической точки зрения. Но, разумеется, исторический подход – далеко не единственный. Все явления и все деяния обладают значимостью сами по себе, помимо «причин» и «результатов». Ни один человек не в состоянии оценить, что на самом деле происходит в настоящем sub specie aeternitatis. Знаем мы только то (в значительной степени по собственному опыту), что зло пускает в ход громадные силы и с неизменным успехом – да только тщетно; оно лишь подготавливает почву, на которой пустит ростки нежданное добро. Так оно происходит в общем и целом; так оно происходит с нашими собственными жизнями…..Однако всегда есть надежда, что для нас все сложится удачнее, и даже на здешнем, временном плане, по милости Божией. И хотя нам необходимы вся наша врожденная человеческая храбрость и мужество (а необъятный запас человеческой храбрости и выносливости просто поражает, не правда ли?), и вся сила нашей веры, чтобы выстоять перед лицом приключившегося с нами зла (что приключается и с другими, по Божьей воле), все равно нам дано молиться и надеяться. Для меня это так. А ты стал для меня столь драгоценным даром в пору горя и душевных терзаний; и твоя любовь, что открылась мне почти сразу же, как ты появился на свет, предрекла мне, словно вслух, на словах, что мне суждено вечно утешаться уверенностью: так будет всегда. Возможно, будь на то воля Божия, очень скоро мы встретимся снова, «в здравии и единстве», мой дорогой; и, конечно же, та особая связь между нами сохранится и за пределами жизни; с учетом, разумеется, тайны свободы воли, благодаря которой любой из нас двоих может отказаться от «спасения». В таком случае Господь, надо думать, распорядится иначе!….

Во вторник прочел две лекции; провернул одно хлопотное дело в городе; ужасно устал, так что даже к Льюису на «сеанс» не пошел. Надеюсь увидеться с ним завтра и прочесть еще немного «Кольца». История снова разрастается и разветвляется во все стороны (вчера весь день над ней сидел, забросив многое другое) и развивается самым неожиданным образом. В новых главах Фродо и Сэм уже переправились через Сарн Гебир, спустились вниз с утесов, встретили и временно приручили Голлума. Гол-лум провел их через Мертвые болота и мордорские отвалы; хоббиты затаились у главных ворот, убедились, что внутрь не пробраться, и отправились к тайному проходу близ Минас Моргула (бывший М. Итиль). Выяснится, что это – гибельный Кирит Унгол, и Голлум их предаст. Но пока они все в Итилиэне (чудесный край, как оказалось); пришлось здорово повозиться с тушеным кроликом; а потом их захватили гондорцы; на глазах у хоббитов они напали из засады на армию свертингов (смуглокожих южан), идущую на помощь Мордору. Огромный слон доисторических размеров – боевой слон свертингов – вырвался на волю; так сбылось заветное желание Сэма поглядеть на олифанта; про этого зверя у хоббитов есть детский стишок (хотя сам олифант считается существом легендарным). В следующей на очереди главе они доберутся до Кирит Унгола и Фродо попадет в плен. Вот стишок, который цитировал Сэм: «Серый как мышь, /Рост-выше крыш, / Нос – как змея, / Гулко топаю я. /Иду – мнется трава, / Трещат дерева. / В пасти – рога-дуги; / Живу я на Юге. / Вислые уши; / Издревле по суше / Я хожу-брожу, / На земле не лежу. / Толстокожий гигант, / Я зовусь – олифант. / Стар, могуч, тяжел – / Всех зверей превзошел. / Те, кто меня встречали – / Забудут едва ли. / Кто не видел, тот / Небылицей сочтет. / Но я – олифант, / Бессмертный гигант». Надеюсь, что-то от «детского стишка» в этом есть. В целом Сэм ведет себя вполне достойно и репутацию свою оправдывает. А с Голлумом обращается, вроде, как Ариэль с Калибаном…..

Судя по траве и деревьям, можно подумать, что май уже в разгаре. А вот в небесах – мятеж и рев. Теперь в саду не побеседуешь, даже крича в полный голос, кроме как в час ночи и в семь вечера; разве что погода совсем плохая, «нелетная». Хотелось бы мне, чтобы этот треклятый двигатель «внутреннего страдания» вовеки не изобрели! Или (что еще труднее, поскольку человечество в целом и инженеры в частности сущие идиоты и при этом еще и, как правило, злокозненны) чтобы его использовали в разумных целях – сам не знаю, в каких…..