Текст книги "Куколка"

Автор книги: Джон Роберт Фаулз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В:То бишь двадцать пятого апреля?

О:Да. Там нас ждут лошади, на которых спозаранку мы отправимся по дороге на Стейнс, где встретимся с мистером Бартоломью, его слугой и девицей. Так и вышло. Мы увидали их за милю до Стейнса.

В:Откуда они приехали?

О:Не ведаю, сэр, об том ничего не говорилось. Может, переночевали в Стейнсе, выехали, а затем повернули обратно. Во всяком случае, компания наша в городе не останавливалась.

В:Встретились без происшествий?

О:Безо всяких. Не скрою, в душе имелось легкое томленье, как перед приятным, но рискованным приключеньем.

В:Что вам заплатили до начала путешествия?

О:Согласно уговору, я получил свой и Джонсов задатки. На расходы.

В:Сколько?

О:Десять монет мне, одну – Джонсу. Золотом.

В:А остальное?

О:В последний день со мной рассчитались векселем, который я обналичил.

В:Где?

О:У мистера Бэрроу с Ломбард-стрит.

В:Тот, что торгует с Россией?

О:Он самый.

В:Идем дальше. Мелочи отбросьте. Подробно изложите, как вы поняли, что мистер Бартоломью не тот, за кого себя выдает.

О:Скажу по чести, подозренья не замешкались. И часу не проехали, как доверье мое пошатнулось. Я следовал за Джонсом, кто буксировал вьючную лошадь. Есть разговор, шепнул мой выпивоха, но ежели недосуг, язык попридержу. Говори, разрешил я. Глянув на девицу, что амазонкой ехала с Диком, он и говорит: мистер Лейси, говорит, кажись, я уже видал сию дамочку, но только, сдается мне, никакая она не служанка. И рассказывает, что два-три месяца назад видел, как она входила в бордель, что за Сент-Джеймсом. Бывший с ним приятель поведал, что девица сия лакомый – извинюсь за выраженье – кусочек в заведенье, кое попросту кличут «У мамаши Клейборн». Вообразите, как я был ошарашен, сэр! «Да верно ль?» – наседаю на Джонса. Тот завилял: поклясться не могу, ибо видел мельком, да еще при факеле, может, и обознался, но уж больно похожа. Признаться, я оторопел, мистер Аскью. Слыхал я об доходах от сего ремесла и об том, что знакомым сластолюбцам бандерши поставляют девок на дом, но в голове не укладывалось, чтоб этакую мамзель отправили в дальнюю поездку. Да и зачем? Мерзко думать, что мистер Б. меня так подло обманул, к тому ж немыслимо, чтоб известная шлюха вдруг нанялась в служанки. Короче, сэр, я сказал Джонсу, что он определенно ошибся, но при удобном случае пусть порасспросит девицу – может, что и прояснится.

В:Не знал ли Джонс прозвища той шлюхи?

О:Ни клички, ни имени, сэр. Сказал лишь, что завсегдатаи окрестили ее Стыдливицей.

В:Отчего так?

О:Распаляя похотливый аппетит, всегда изображала целомудрие.

В:В строгом платье?

О:Видимо, так.

В:Джонс переговорил со служанкой?

О:Да, в тот же день. Но девица отмолчалась. Сказала только, что родом из Бристоля, да еще, мол, не терпится ей увидеть хозяйку.

В:Выходит, она была в курсе вашей мистификации?

О:Да, но говорить об ней не стала. Дескать, ей велено молчать. Чрезвычайно робка, отчитался Джонс: чуть слышно шепнет «да» иль «нет», а то и просто кивнет. Он уж сам засомневался и решил, что ошибся, – уж больно скромна. В общем, сэр, наши подозренья на время рассеялись.

В:С мистером Б. об том говорили?

О:Нет, сэр. Лишь на прощанье, об чем еще скажу.

В:С девицей он не секретничал?

О:Ни разу не подметил, сэр. Казалось, она его интересует не больше, чем сундук иль иная поклажа. Должен сказать, почти все время он ехал один и не раз просил извиненья за свою, как он выразился, угрюмую неучтивость отшельника, но просил понять, что мыслями он не здесь, а в будущем. Тогда я не придал этому значенья, сочтя его повеленье естественным для полного надежд влюбленного.

В:Таким манером он избегал докуки притворства?

О:Теперь и я так думаю.

В:В общем-то, говорить вам было не об чем?

О:Так, болтали кое об чем, ежели вдруг ехали рядом. В первый день такого и не припомню. Говорили об пейзаже, лошадях, дороге и подобном. Только не об нашей затее. Он расспрашивал меня об жизни и вроде как охотно слушал байки про моего деда и его покровителя, но, полагаю, скорее из учтивости, нежели подлинного интереса. Чем дальше мы отъезжали, тем больше он замыкался. К тому ж наш уговор запрещал мне допытываться. Я мало что выведал. Да, мистер Аскью, мой персонаж в «Опере нищего» потешался над сэром Робертом Уолполом, но, поверьте, актер на сцене и актер в жизни – два разных человека. Ей-же-ей, в тот первый день, минуя пустоши Бэгшота и Кэмберли, я вовсе не чувствовал себя Робином-Мошной, но чрезвычайно опасался встречи со своим прототипом, коей, благодаренье Богу, не случилось.

В:Пустое, Лейси, вы отвлеклись.

О:Осмелюсь возразить, сэр, не пустое. Я пересказываю нашу беседу, в коей похвально отозвался об принципе нынешнего правительства quieta non movere ^{100} , на что мистер Б. ответствовал неодобрительным взглядом. Я настоятельно просил его объявить свое мненье, и тогда он сказал, что сэр Роберт бесспорно хорош в управленье делами нации – ибо глупец не изловчится угождать одновременно помещикам и купцам, – однако упомянутый мною основополагающий принцип его руководства порочен. Откуда возьмется лучшая жизнь, ежели в нынешней ничего не менять? Не кажется ли мне, что божественная цель Создателя вполне ясна: мы подобны кораблю в безмерном океане времени, коему свобода передвиженья и выбора дарована вовсе не затем, чтоб вечно стоять на приколе там, где его спустили на воду. Вскоре миром будет править купеческий интерес, что уж заметен в государевых людях, чьей честности достанет на пару недель, а на месяц уже и не хватит; меркантильностью пропитаны все, от последнего лоточника до торговца-богача. Затем он печально улыбнулся и добавил: «Сказать такое отцу я не дерзну». «Отцы всегда стремятся взрастить сыновей по своему подобию», – ответил я, а он подхватил: «И до скончания века ничего не менять – увы, сие я знаю, Лейси. Сын, не склонивший голову перед родительским „Актом об корпорациях“ ^{101} , проклят и не имеет права на существованье».

В:Об отце еще что-нибудь говорил?

О:Не упомню, сэр. Вот разве что на первой встрече сказал, что батюшка слишком суров, а в другой раз обругал его старым дураком, присовокупив, что братец ничем не лучше. Тогда же он поведал, что, в общем-то, равнодушен к политике, и привел мненье учителя математики Сондерсона ^{102} , у коего обучался в Кембридже: тот считал, что политика сродни облакам, застящим солнце, то бишь помеха истине.

В:С чем был согласен?

О:Так я понял. Помнится, еще он сказал, что можно б легко отказаться от трех четвертей сего мира – дескать, на его сужденье, для души в нем много лишнего. Однако больше говорил об ученом наставнике, кто, будучи слепым, силой ума одолел сей изъян, чем снискал любовь и уваженье своих подопечных.

В:Об вере и церкви высказывался?

О:Лишь однажды, сэр. Как-то раз на дороге, вернее, на обочине мы увидали вдребезги пьяного священника, над коим стоял слуга, дожидавшийся, когда его господин будет в силах оседлать коня. Мистер Б. выказал отвращенье – мол, нынче подобное слишком распространено, и посему нечего удивляться, что у подобных пастырей разбредается стадо. В дальнейшей беседе он объявил, что ненавидит лицемерье. «Господь, – сказал он, – недаром укутал свое таинство покровами, но Его посредники слишком часто их используют, чтоб закрыть глаза пастве, кою ведут к невежеству и пустым предрассудкам». Мол, он верует в спасенье души, однако на Страшном суде человеку зачтутся дела его, а не показное благочестье. Только ни одна официальная церковь сего не признает, ибо сие означало б ее отказ от земной власти и роли божественного наследника.

В:Слова вольнодумца. Вы их осудили?

О:Нет, сэр, я счел их благоразумными.

В:Благоразумно поносить официальную церковь?

О:Не церковь, но фарисеев, мистер Аскью. В нашем мире актеры не единственные лицедеи. Виноват, таков мой взгляд.

В:Он приведет вас к бунту, Лейси. Долой начальника, долой контору. Но хватит досужей болтовни. Где вы заночевали?

О:В Бейзингстоке, гостиница «Ангел». Поутру выехали в Андовер и далее в Эймсбери, где провели следующую ночь.

В:Похоже, вы не слишком торопились?

О:На второй день пуще замешкались, ибо мистер Бартоломью изъявил желанье осмотреть языческий храм в Стоунхендже. Пришлось ночевать в Эймсбери, хотя я думал, что поедем дальше.

В:Проволочка вас удивила?

О:Да, сэр.

В:Хорошо, прервемся. Мой помощник озаботится, чтоб вас покормили, а ровно в три продолжим.

О:Миссис Лейси ждет меня к обеду, сэр.

В:Не дождется.

О:Можно ее известить, что я задержан?

В:Нельзя.

Продолженье допроса под присягой, того же дня и года

В:Ночевка в Бейзингстоке прошла спокойно?

О:Без происшествий, сэр. Изображая племянника, на людях мистер Б. оказывал мне всяческое почтенье и уступил лучшие покои. Ужинали в моей комнате, ибо в общие залы он нигде не входил. Откушав, тотчас прошел к себе – мол, ты, Лейси, волен в своем досуге, каковой будет гораздо приятнее вне общества этакого буки, как я. С тем мы расстались.

В:Стало быть, вы не знаете, чем он занимался?

О:Нет, сэр. Наверное, читал. При нем был сундучок, который он называл «путевой библиотекой». В Тонтоне, где нам пришлось делить одну комнату, после ужина мистер Б. его открыл и сразу погрузился в чтенье.

В:Там были книги иль бумаги?

О:И то и другое. Он сказывал, сие математические пособья, кои отвлекают его от беспокойных мыслей.

В:Не уточнил, какого рода пособья?

О:Нет, сэр.

В:И вы не спросили?

О:Зачем? Мой ум не приспособлен для этаких материй.

В:Заглавий книг не разглядели?

О:Я видел труд сэра Исаака Ньютона, однако не припомню его латинского названья. Об сем ученом муже мистер Б. отзывался с величайшим уваженьем, кое внушил ему упомянутый мною кембриджский наставник мистер Сондерсон. Как-то в дороге господин попытался растолковать мне ученье сэра Исаака об дифференциалах и интегралах. Признаюсь, сэр, я чувствовал себя дубина дубиной и вежливо его известил, что он понапрасну сотрясает воздух. В другой раз он заговорил об древнем монахе, открывшем числовую последовательность. Ну этакую простоту я смекнул – складываешь два последних числа и получаешь новое: один, два, три, пять, восемь, тринадцать, двадцать один и так до бесконечности ^{103} . Мистер Б. верил, что в природе скрыта сия последовательность, ибо она – божественная шифра, кою надлежит копировать всему сущему. Мол, греки знали секрет соразмерности и потому открыли «божественную пропорцию» ^{104} , равную, кажется, целой и шести десятым. Дескать, во всем, что нас окружает, можно найти сию последовательность – в расположенье лепестков, листьев и прочем.

В:Сильно ль занимала его сия «божественная шифра»?

О:Да нет, упомянул как диковину.

В:Не утверждал ли он, будто проник в некие тайны природы?

О:Пожалуй, нет, мистер Аскью. Вернее сказать, что он подметил, но не вполне постиг сии тайны.

В:Вас не удивили подобные рассужденья, а также путевая библиотека, прихваченная в поездку, далекую от научных целей?

О:Капельку, сэр. Я все больше убеждался, что человек он необычный, а уж как влюбленный-то – и подавно. Видимо, был настолько увлечен научными делами, что не хотел их прерывать даже на время отлучки для похищенья возлюбленной.

В:И последнее: в том сундучке вы не приметили механизма, обилием медных колесиков напоминавшего часы?

О:Нет, сэр.

В:Но вы ж видели сундук открытым?

О:Сверху лежали бумаги, а что под ними – не ведаю.

В:При вас он не пользовался таким механизмом?

О:Нет, сэр.

В:Хорошо. Теперь Эймсбери.

О:Есть еще кое-что касательно Бейзингстока.

В:Слушаю.

О:Та служанка, Луиза… Джонс рассказал, что ей отвели комнату, хотя обычно горничных поселяют к гостиничной прислуге. Питалась она тоже отдельно – еду приносил немой. Было заметно, что девица его сразила. Мы подивились, но еще в толк не взяли.

В:Он тоже ее сразил?

О:Непонятно, сэр, но мгновенный отлуп ему не дали. Позже еще кое-что сообщу.

В:И что, так везде – спала и питалась отдельно?

О:Да, сэр, ежели имелась комната. Скажем, в Уинкантоне хозяин заартачился – мол, где сие видано? Призвали мистера Б., и он велел исполнять ее требованья. Сам я того не видел, знаю от Джонса.

В:Теперь к Эймсбери.

О:Стало быть, мистер Б. сказал, что там мы задержимся, ибо он желает осмотреть кромлех. После обеда я был приглашен составить ему компанию. День выдался погожий, ехать недалече, а я любопытствовал глянуть на сооруженье, кое оказалось не столь уж внушительным и громоздким. Вы там бывали, сэр?

В:Видел на гравюрах. Слуги вас сопровождали?

О:Только Дик. Спешившись, мы прошлись меж глыб. К моему удивленью, мистер Б. выказал знакомство с сим местом, хотя, по его словам, тоже впервые его посетил.

В:Как так?

О:Он пустился в рассказ об варварских верованьях, предназначенье каменных перемычек, первоначальном виде сооруженья и всяком прочем. Озадаченный, я спросил, где он почерпнул сии познанья, на что он усмехнулся: мол, уверяю тебя, без посредства черной магии. Оказалось, он знаком с достопочтенным антикваром мистером Стакли ^{105} из Стамфорда, видел его рисунки и карты, беседовал с ним. Мистер Б. упомянул и другие труды об памятнике, однако, по его мненью, точка зрения мистера Стакли заслуживала наибольшего вниманья.

В:Значит, он стал разговорчив?

О:О да, сэр. Соловьем заливался. Признаюсь, его познанья впечатлили меня больше самого памятника. Затем он этак ненароком спросил, верю ль я в древние приметы благоприятных дней. Я не нашелся что ответить. Хорошо, сказал мистер Б., спросим иначе: назначишь ли ты премьеру новой пьесы на пятницу, тринадцатое число? Пожалуй, воздержусь, ответил я, хоть оно суеверье. Так скажут многие, ответил он, но они заблуждаются. Мистер Б. потянул меня за собой и указал на валун в полусотне шагов – мол, ежели смотреть из центра, в Иванов день солнце всходит точно над ним. Один ученый, имя его я запамятовал, сие подметил и заключил, что храм нарочно так устроен, чтоб в середину лета светило поднималось именно над той глыбой. «Знаешь, Лейси, – сказал мистер Б., – древние владели секретом, ради коего я б отдал все, что имею. У них был жизненный меридиан, а я свой никак не найду. Они обитали во мраке, однако ж имели светоч, а я живу на свету, но бреду вслед за призраками». «Однако прелестная цель, ради коей вы отправились в путь, – заметил я, – вовсе не призрак». Мистер Б. опешил, но тотчас улыбнулся: «Ты прав, я заплутал в дебрях». Помолчав, он продолжил: «Не странно ль, что мы с опаской входим в храм дикарей, ведавших то, чего мы не в силах постичь, пред чем даже великий мыслитель сэр Исаак Ньютон беспомощен, как дитя?» Я не понял, об каком тайном знанье он говорит, и мистер Б. пояснил: мол, речь об том, что Бог суть вечное движенье. А сие сооруженье – его первый планетарий. Известно ль мне подлинное названье сего каменного нагроможденья? Полчище Исполинов, пляска Гога и Магога. Местные верят, что в Судный день камни сии запляшут. Но и сейчас они кружат в танце, только мы сего не видим.

В:Как вы отнеслись к его словам?

О:Сказано было легко, сэр, будто в насмешку над моим невежеством. За что я ему попенял, шутейно. Он заверил, что речь его не таит издевки, в ней только истина. «Мы, смертные, – сказал он, – закованы в тюремные железы своих чувств и оттого краткий жизненный срок пребываем в слепоте, ибо для Господа время – одна сплошная вечность, мы ж подразделяем его на прошлое, настоящее и будущее, точно пьесу». Затем обвел рукой глыбы и добавил: «Ужель тебя не восхищает, что еще до возникновенья Рима и рожденья Христа дикари, воздвигнувшие сии камни, знали нечто, чего не могут постичь даже наши Ньютоны и Лейбницы?» Далее он уподобил человечество несведущей публике, коя не подозревает, что актеры произносят вызубренный текст, и тем паче не догадывается об существованье автора и режиссера. На что я возразил: уж об Авторе, сочинившем свою священную пьесу, мы определенно знаем. Мистер Б. усмехнулся и парировал: он-де не отрицает существованье подобного Автора, но просит оставить ему право сомневаться в нашем представленье об Нем, ибо мы скорее персонажи сочиненья, кои не ведают об своей вымышленности и мнят себя вполне реальными, не понимая, что, будучи сотворенными из несовершенных слов и идей, служат совсем иным целям. В нашем воображенье мы придаем великому Автору всего сущего человеческий облик, словно королю, кто и жесток, и милостив. Однако на самом деле об нем и его целях мы знаем не больше, чем об Луне иль том свете… Знаете, мистер Аскью, я уж хотел оспорить сей выпад, в коем слышалось презренье к нашей религии, но он вдруг оборвал беседу и поманил слугу, ждавшего неподалеку. «Стакли просил сделать кое-какие измеренья, – сказал мне мистер Бартоломью. – Дело весьма нудное, не хочу злоупотреблять твоим терпеньем».

В:Стало быть, вас отшили?

О:Выходит, так, сэр. Наверное, он подумал: что-то я разговорился, найду-ка повод, чтоб помолчать.

В:Как вы считаете, что подразумевалось под великою тайной, нам неподвластной?

О:Чтоб ответить, придется забежать вперед, сэр.

В:Забегайте.

О:В тот день больше мы не виделись. Утром, минуя кромлех, я ухватился за возможность возобновить беседу и выяснить, в чем состоял секрет древних. «Они знали, что ничего не знают, – сказал мистер Б. Потом спросил: – Я отвечаю загадками?» Дабы он стал разговорчивей, я кивнул. «Мы, нынешние, – продолжил мистер Б., – испорчены своим прошлым, ученостью и историками; чем больше мы знаем о былом, тем меньше ведаем о будущем, ибо мы, как уже сказано, персонажи сочиненья, коим чужой волей предназначено быть добрыми иль злыми, счастливыми иль несчастными – кому что выпадет. Те же, кто устанавливал и обтесывал каменные глыбы, жили до начала сочиненья, в настоящем без прошлого, что нам невозможно представить. Мистер Стакли полагает, кромлех построен друидами, кои явились из Земли обетованной и с собою принесли семена христианства. Я ж уверен, что они отчасти проникли в тайну времени. Даже римские историки, заклятые враги друидов, признавали, что по полету птиц и форме печени те умели предсказать будущее. Наверняка они были способны на большее, об чем поведал бы кромлех, исхитрись кто прочесть его математические знаки. Вот зачем понадобились измеренья». Мистер Б. верил, что древние до последней страницы знали историю нашего мира. «Вот как ты назубок знаешь Мильтона» ^{106} , – сказал он. Я, мистер Аскью, в дорогу взял великое творенье поэта, и мистер Б. поинтересовался, что я читаю.

В:Как вы откликнулись?

О:Подивился, что те, кто умел прозреть будущее, были порабощены римлянами, а затем сгинули вообще. «Они были провидцами и наивными философами, но не могли состязаться с римлянами в военном искусстве, – сказал мистер Б., а потом добавил: – Так ведь и Христа распяли».

В:Но ведь прежде он говорил, что человек волен выбирать и менять свой путь. Почему ж теперь он утверждал обратное – мол, судьба каждого предначертана и можно лишь прочесть будущее неизменных персонажей уже сочиненной пьесы иль книги?

О:Именно об том я его и спросил, мистер Аскью. Он ответил, что мы вольны в мелочах: скажем, готовя роль, я свободен в выборе платья и облика, но в главном обязан подчиниться автору и представить задуманный им образ. Видимо, промысел Божий существует, но невозможно поверить, что Господь пребывает в каждом деянье и каждом человеке, злом и неправедном, равно как добром и достойном, и допускает, чтоб чада его безвинно претерпевали беды и муки, кои повсеместно мы наблюдаем.

В:Весьма опасный взгляд.

О:Согласен, сэр. Я лишь передаю его слова.

В:Ладно. Стало быть, вы воротились в Эймсбери.

О:Там я увидел Джонса, удившего плотву, и часок с ним посидел, ибо вечер был славный. В гостинице меня ждала записка от мистера Б., в коей он извещал, что ужинать не будет, поскольку сильно притомился и хочет пораньше лечь.

В:Как вы сие восприняли?

О:Никак, сэр, я еще не досказал. Я и сам шибко устал, а потому вскорости улегся и спал без задних ног. Кто ж знал, что спозаранку заявится Джонс с весьма странной историей? Он квартировал вместе с Диком. В полночь, даже чуть раньше – часы еще не отбили последнюю четверть, – Джонс пробудился и услыхал, что сосед его вышел из комнаты. По естественной надобности, решил он. Но тут сквозь бой часов со двора доносится шум. Джонс подходит к окну и, хоть ночь безлунная, различает три фигуры: Дик, кто ведет в поводу двух лошадей с обвязанными копытами, его хозяин и служанка. Больше никого, уверенно отвечал он на мой дотошный расспрос.

В:Все трое выехали со двора?

О:Так точно, сэр. Джонс было кинулся за мной, но приметил, что они без поклажи, и решил дождаться их возвращенья. С час бдел, но затем Морфей его одолел. С петухами продрал он глаза и видит: Дик дрыхнет как ни в чем не бывало.

В:Может, ему пригрезилось?

О:Думаю, нет, сэр. Конечно, трепло он изрядное, но передо мной изгаляться не станет, да еще по этакому поводу. Кроме того, встревожился он за нас обоих, ибо зародилось у него одно подозренье. Должен сказать, накануне к девице я присмотрелся и в россказнях о борделе напрочь разуверился. Воленс-ноленс, на театре дамочки того сорта хорошо известны. В ней же не было никакой развязности, хотя, несмотря на всю ее скромность, некая опытность сквозила. Еще я подметил, что Джонс прав насчет Дика: малый прям пожирал ее глазами. Как ни странно, подобное вниманье ее ничуть не тяготило, но вроде как даже нравилось, ибо временами она одаривала парня улыбкой. Сие показалось нарочитым, будто девица играла роль.

В:Так что за подозренье?

О:А ну как, сказал Джонс, история мистера Бартоломью и его возлюбленной доподлинна во всем, кроме одного – местоположенья юной леди? Что, ежели пару дней назад ее и впрямь держали взаперти, но только не там, где мы полагаем, а в Лондоне, где мистер Бартоломью впервые ее повстречал? Понимаете, к чему он клонил, сэр?

В:Мол, вы пособничаете уже свершившемуся похищенью?

О:Я был ошарашен, мистер Аскью. Чем больше размышлял я над своими наблюденьями, тем ярче вырисовывалась вся картина: юная леди изображала благосклонность к Дику, чтоб нас обмануть. Джонс предположил, что ночная отлучка имела целью тайное венчанье. Тогда разъяснялась и задержка в Эймсбери, имевшая столь несущественный предлог. Во всем том было лишь одно хорошее: коль так оно обернулось, то в наших услугах боле не нуждаются, об чем нас вскоре известят. Не стану повторять все наши гипотезы. Сходя вниз, я боялся узнать, что мистер Бартоломью с новобрачной уже отбыли.

В:Оказалось, нет?

О:Никак нет, сэр, и никаких перемен в нем я не заметил. Мы собрались в путь, но я был в совершенной растерянности, не зная, как подступиться к разговору об ночном происшествии. С Джонсом мы условились, что в удобную минуту он шутейно об нем намекнет девице – может, удастся что-нибудь вытянуть.

В:Удалось?

О:Отнюдь, хоть он улучил минутку, чтоб ее попытать. Поначалу девица будто смутилась, Джонс поднажал, и тогда она, осерчав, намертво замолчала.

В:Отрицала, что покидала гостиницу?

О:Именно так, сэр.

В:Скажите вот что: позже вас не уведомили об цели ночной поездки?

О:Никто, сэр. Увы, как и многое другое, сие осталось тайной.

В:Хорошо. На сегодня довольно, меня ждут другие дела. Завтра быть здесь ровно в восемь. Без всяких яких, понятно? С вами еще не закончено, сэр.

О:Совесть – мой поводырь, мистер Аскью. Не сумлевайтесь.