Текст книги "Миры Джона Уиндема. Том 1"

Автор книги: Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– Всего лишь несколько минут назад с жаром доказывали мне, что Дети убили обоих мальчиков Паули. Если рассматривать эти слова в свете ваших последних рассуждений, получается, что, когда они уничтожают нас, это предумышленное убийство, а когда их уничтожаем мы, это нечто совершенно иное. Любой юрист – гражданский или церковный, безразлично, – нашел бы такое утверждение этически несостоятельным.

Не могу полностью согласиться и с вашей аргументацией в отношении "сходства". Если ваш Бог – есть Бог земной, тогда вы полностью правы, ибо, невзирая на существующую оппозицию этому взгляду, вряд ли сейчас можно отрицать, что Дети были каким-то путем внедрены к нам извне. Ведь ясно, что ниоткуда с Земли они появиться не могли. Но если, как я понимаю, ваш Бог является Богом Вселенной, Богом всех солнц и всех планет, тогда должен ли он иметь универсальный облик? Не будет ли невероятным тщеславием с нашей стороны полагать, что он может проявить себя только в форме, присущей лишь нашей весьма захудалой планете? Наши с вами подходы к данной проблеме могут, конечно, различаться, но…

Зиллейби замолчал, прерванный на середине фразы громкими голосами в холле, и вопросительно посмотрел на жену. Но прежде чем он или она успели встать, дверь внезапно распахнулась и на пороге возникла миссис Брант. С взволнованным восклицанием: "Извините!", обращенным к Зиллейби, она бросилась к мистеру Либоди и схватила его за рукав.

– О, сэр! Нельзя терять ни минуты, – говорила она, задыхаясь.

– Дорогая миссис Брант… – начал было он.

– Вам надо идти, сэр, – перебила она его. – Они все пошли в Грейндж!

Они хотят его сжечь! Вам надо их остановить!

Мистер Либоди смотрел на нее в недоумении, а она все еще цеплялась за его рукав.

– Они уже пошли, – кричала она в отчаянии. – Вы должны остановить их, викарий! Должны! Они хотят сжечь Детей! Торопитесь! Пожалуйста, поторопитесь!

Мистер Либоди встал. Он повернулся к Анжеле Зиллейби:

– Извините меня. Думаю, мне следует… – начал он, но его извинения были прерваны миссис Брант, которая продолжала тянуть его к дверям.

– Кто-нибудь известил полицию? – спросил Зиллейби.

– Да… Нет… Не знаю… Полиция все равно не успеет… Ох, викарий, да не копайтесь же вы! – вопила миссис Брант, силой вытягивая его за порог.

Мы – четверо – обменялись взглядами. Анжела быстро пересекла комнату и закрыла дверь.

– Пойду-ка и я помогу ему, – сказал Бернард.

– Что ж, мы тоже можем пригодиться, – согласился Зиллейби, обернувшись, а я сделал движение, чтобы присоединиться к ним.

Анжела с решительным видом загородила дверь.

– Нет! – сказала она твердо. – Если ты хочешь быть полезным – вызови полицию.

– Это можешь сделать ты, дорогая, а мы пойдем…

– Гордой! – заговорила она сурово, будто делая выговор ребенку. – Остановись и подумай. Полковник Уэсткотт, вы можете принести больше вреда, чем пользы. Здесь ведь хорошо известен ваш интерес к Детям.

Мы стояли перед ней, удивленные и обескураженные.

– Чего ты боишься, Анжела? – спросил Зиллейби.

– Не знаю. Откуда мне знать? Разве того, что полковника просто линчуют.

– Но происходящее может иметь большое значение, – протестовал Зиллейби. – Мы знаем, что Дети могут причинить отдельным людям, и мне хотелось бы увидеть, какие действия они предпримут в отношении толпы. Если допустить, что наши представления о них верны, им достаточно только пожелать – и толпа повернется вспять, кинется прочь. Было бы очень интересно понаблюдать, как…

– Чепуха, – сказала спокойно Анжела с твердостью, заставившей Зиллейби дрогнуть. – Ты прекрасно знаешь, что их методы не таковы. Если бы дело обстояло так, как ты говоришь, они просто заставили бы старшего Паули остановить машину, а Дэвида – выпустить заряд из второго ствола в воздух.

Но они этого не сделали. Они никогда не довольствуются предотвращением поступка. Они всегда контратакуют.

Зиллейби поморгал.

– А ты ведь права, Анжела, – сказал он с удивлением. – Мне это никогда не приходило в голову. Их ответ всегда гораздо сильнее, чем того требуют обстоятельства.

– Да. И как бы они там ни обращались с толпой, я не хочу, чтобы среди этой толпы был ты. Да и вы тоже, полковник, – добавила она, повернув лицо к Бернарду. – Вы нам еще пригодитесь, чтобы вытащить нас из того болота, в котором мы оказались по вашей вине. Я очень рада, что вы здесь. Во всяком случае, на месте происшествия будет кто-то, к кому прислушаются наверху.

– Но может быть, я мог бы понаблюдать… хотя бы с расстояния, – предложил я несколько неуверенно.

– Если у вас есть хоть капля ума, то постарайтесь держаться от греха подальше, – резко ответила Анжела и снова повернулась к мужу.

– Гордон, ты теряешь время. Звони в Трайн, узнай, известил ли кто-нибудь полицию, и попроси обязательно вызвать машины "скорой".

– "Скорой помощи"? А не слишком ли это… преждевременно? – запротестовал Зиллейби.

– Ты высказал предположение, что Дети будут действовать, исходя из своей сущности, но, видимо, не додумал до конца. Я додумала, – ответила Анжела, – и говорю: вызови машины "скорой", а не хочешь – я сделаю это сама.

Зиллейби с видом ребенка, выполняющего неприятное задание, поднял телефонную трубку и шепнул мне:

– Мы даже не знаем… я имею в виду, что все это пока только домыслы миссис Брант…

– Насколько я помню, миссис Брант – надежнейший столп общества, – ответил я.

– Верно, – согласился он. – Пожалуй, рискнем.

Закончив разговор, он задумчиво положил трубку и некоторое время внимательно разглядывал аппарат. Потом решился сделать еще одну попытку.

– Анжела, родная, ты не думаешь, что если с безопасного расстояния…

В конце концов, я один из тех, кому Дети доверяют, они мои друзья и…

– Гордон, не пытайся обмануть меня с помощью такой нелепицы. Просто ты не в меру любопытен. И ты великолепно знаешь, что у Детей никаких друзей нет!

Глава 18
Интервью с ребенком

Начальник полиции графства Уиншир заглянул в Кайл-Мэнор на следующее утро как раз вовремя, чтобы выпить стаканчик мадеры с бисквитом.

– Сожалею, что пришлось потревожить вас, Зиллейби. Жуткое дело, просто жуткое. И ничего не поймешь. В деревне никто толком ничего объяснить не может. Подумал, может, вы сможете рассказать потолковее, чтобы было, так сказать, яснее.

Анжела наклонилась над столом.

– Каковы реальные цифры, сэр Джон? У нас пока нет официальных данных.

– Боюсь, они весьма не утешительны, – он покачал головой. – Одна женщина и трое мужчин убиты. Тринадцать человек в больнице. Трое из них в очень тяжелом состоянии. Несколько мужчин в госпиталь не попали, но выглядят так, будто их следовало бы туда отправить. По всем описаниям настоящий бунт – драка шла без разбора. Но почему? Ни от кого здравого ответа на этот вопрос получить не могу. – Он снова повернулся к Зиллейби.

– Поскольку это вы вызвали полицию и заявили, что у вас тут возможны беспорядки, нам хотелось бы узнать мотивы ваших действий.

– Хорошо, – осторожно начал Зиллейби. – У нас тут ситуация несколько необычная…

Анжела прервала его, вмешавшись в разговор:

– Это была миссис Брант – жена кузнеца, – сказала она и стала живописать уход, викария. – Я уверена, что мистер Либоди сможет рассказать вам больше, чем мы. Видите ли, он там был, а мы нет.

– Точно, он там был, даже умудрился как-то добраться до дому. Только сейчас он лежит в больнице в Трайне, – ответил начальник полиции.

– Ох, бедный мистер Либоди! Он тяжело ранен?

– Боюсь, на этот вопрос не смогу ответить. Врач из больницы сказал, что какое-то время его нельзя беспокоить. Однако продолжим. – Он снова повернулся к Зиллейби. – Вы сказали, что толпа отправилась к Грейнджу с намерением поджечь школу. Каков источник этой информации?

Зиллейби посмотрел на него с удивлением:

– Миссис Брант, разумеется. Моя жена только что сказала вам…

– И это все? Вы что же, сами не пошли и не проверили?

– Э-э-э… нет, – признался Зиллейби.

– Вы хотите сказать, что ничем не подтвержденные слова женщины в полуистерическом состоянии послужили для вас достаточной причиной, чтобы поднять на ноги чуть ли не всю полицию графства и потребовать присылки машин "скорой"?

– На этом настояла я, – вмешалась Анжела голосом, который был весьма далек от теплоты. – И я была совершенно права. Разве "скорая" не понадобилась?

– Но неужели только из-за слов этой женщины…

– Я знаю миссис Брант много лет. Она женщина очень благоразумная.

Тут вмешался Бернард:

– Если бы миссис Зиллейби не отговорила нас отправиться туда, я уверен, что сейчас мы лежали бы в больнице или в помещении еще хуже.

Начальник полиции графства оглядел его.

– Знаете, у меня была очень тяжелая ночь, – сказал он наконец. – Возможно, я чего-то недопонимаю. Вы, мне кажется, хотите сказать, что эта миссис Брант пришла сюда и заявила, будто селяне – простые английские мужчины и женщины – намереваются идти к школьному зданию, набитому ребятишками, к тому же их собственными ребятишками, и…

– Не совсем так, сэр Джон. Мужчины намеревались идти, возможно, и кое-кто из женщин, но, полагаю, большинство женщин было против, – возразила Анжела.

– Ладно, пусть. Значит, эти мужчины – обыкновенные, деревенские честные парни – собирались поджечь школу, полную ребят. И вы в этом не усомнились. Вы тут же приняли это совершенно невероятное известие за истину. Вы не попытались проверить его, не пошли посмотреть своими глазами, что там происходит. Вы только позвонили в полицию – и все это на том основании, что миссис Брант очень благоразумная женщина?

– Да, – ледяным голосом подтвердила Анжела.

– Сэр Джон, – почти так же холодно сказал Зиллейби, – я понимаю, что вы пробыли почти всю ночь на ногах, я с уважением отношусь к занимаемой вами должности, но думаю, что если вы хотите продолжать разговор, то это возможно только в совсем ином тоне.

Начальник полиции покраснел. Он опустил глаза и стал с силой массировать лоб кулаком. Сначала сэр Джон извинился перед Анжелой, потом перед Зиллейби и наконец произнес чуть ли не со слезами в голосе:

– Но я ничего не понимаю. Уже несколько часов как я задаю вопросы, и ровно ничегошеньки не могу выяснить. Нет никаких доказательств того, что эти люди пыталисьподжечь Грейндж, – они до него даже не дошли.

Они просто передрались между собой, эти мужчины и женщины, но произошло это неподалеку от Грейнджа – уже на его территории. Почему?

Во всяком случае не потому, что женщины пытались остановить мужчин или что часть мужчин хотела остановить своих товарищей. Нет, по-видимому, они все прямо из кабачка отправились в Грейндж, никто никого не пробовал останавливать, за исключением священника, которого они не захотели выслушать, и нескольких женщин, поддержавших священника. Но из-за чего заварилась каша? Видимо, из-за чего-то связанного с детьми из этой школы, но разве дети могут послужить поводом для такого бунта? Во всем этом никакого смысла нет, вот и все. – Он опять покачал головой и задумался. – Я помню, мой предшественник – Баджер – говорил, будто с Мидвичем связано нечто дьявольски странное… Клянусь, он был прав! Но что же это было такое?

– Мне представляется, самое лучшее, что можно сделать, это переадресовать вас к полковнику Уэсткотту, – предложил Зиллейби, указывая на Бернарда. И с некоторой долей ехидства добавил: – Его департамент по причинам, о которых я так и не смог получить представления за все предыдущие девять лет, продолжает питать интерес к Мидвичу, так что полковник, надо думать, знает о нас гораздо больше, чем мы сами.

Сэр Джон перенес внимание на Бернарда.

– А из какого же департамента вы будете, сэр? – вопросил он.

Когда он услышал ответ, у него глаза полезли на лоб. Выглядел он как человек, которому не помешала бы хорошая выпивка.

– Я не ослышался? Военная разведка? – спросил он с недоверием.

– Да, сэр, – ответил Бернард.

Начальник полиции затряс головой:

– Сдаюсь! – он посмотрел на Зиллейби с выражением верблюда, ожидающего появления тех самых последних соломинок; что должны переломить ему спину. – Еще и военная разведка к тому же! – пробурчал он.

Примерно в то самое время, когда начальник полиции прибыл в Кайл-Мэнор, один из Детей – мальчик – неторопливо шел по тропинке, что вела к подъездной дороге из Грейнджа в Мидвич. Двое полицейских, болтавших у ворот, прервали свой разговор. Один из них пошел навстречу мальчугану.

– И куда ж ты навострился, сынок? – спросил он довольно дружелюбно.

Мальчик посмотрел на полицейского без всякого выражения, хотя взгляд его странных золотых глаз выдавал напряжение.

– В деревню, – ответил он.

– Лучше не ходи, – посоветовал полицейский. – Там к вам не слишком-то расположены, особенно после вчерашнего, это уж точно!

Мальчик не только ничего не ответил, но даже шага не замедлил. Он спокойно шел вперед. Полицейский вернулся обратно к воротам. Напарник взглянул на него с удивлением.

– Ничего себе! – сказал он. – Про тебя не скажешь, что ты перегружаешь себя работой, а? Мне-то казалось, будто мы обязаны не позволять им шастать туда-сюда, чтоб чего не случилось.

Первый полицейский с выражением удивления на лице смотрел вслед уходящему по тропинке мальчику. Он недоуменно покачал головой.

– Странно это, – с трудом выговорил он. – Чего-то я не пойму. Если будет еще один, ты займись им, Берт.

Минуты через две появилась одна из девочек. Она тоже шла уверенной, немного ленивой походкой.

– Ладно, – сказал второй полисмен, – сейчас она получит от папочки хороший совет, вот увидишь.

И он направился к девочке.

Сделав примерно шага четыре, он круто повернулся и пошел к воротам.

Оба полицейских стояли рядом, глядя, как девушка проходит мимо и идет к дороге.

– Что за чертовщина! – воскликнул второй полисмен, не веря собственным глазам.

– Непонятно, верно? – сказал первый. – Идешь, чтобы сделать что-то, а вместо этого делаешь нечто противоположное. Знаешь, мне это совсем не по душе! Эй! – крикнул он вслед девочке. – Эй! Мисс!

Девочка даже не обернулась. Полисмен бросился за ней, пробежал несколько ярдов, затем резко затормозил. Девушка исчезла за поворотом.

Страж закона пришел в себя, повернулся и зашагал обратно. Он тяжело дышал и был сильно встревожен.

– Не нравятся мне эти дела, – сказал он чуть слышно. – Тут что-то нечисто, ты уж поверь мне…

Автобус из Оппли на пути в Трайн через Стауч останавливался в Мидвиче как раз напротив лавочки миссис Велт. Десять-двенадцать женщин, дождавшись, пока выйдут приехавшие, двинулись к открытой двери, соблюдая подобие очереди. Мисс Латтерли, возглавлявшая ее, взялась рукой за поручень и попыталась было занести ногу на подножку. Из этого ничего не вышло, обе ноги будто приросли к асфальту.

– Поторопитесь, пожалуйста, – сказал кондуктор.

Мисс Латтерли сделала еще попытку, опять не увенчавшуюся успехом.

Потом беспомощно посмотрела на кондуктора.

– Тогда встаньте в сторонку и дайте войти другим, мэм. Через минутку я вам помогу, – посоветовал он ей.

Недоумевая, мисс Латтерли послушалась совета. Миссис Дорри шагнула вперед, чтобы занять ее место и схватилась за поручень. И тоже не смогла продвинуться дальше. Кондуктор протянул ей руку, чтобы помочь, но ее нога категорически отказалась подняться до уровня ступеньки. Миссис Дорри отошла к мисс Латтерли, и обе стали свидетельницами третьей попытки войти в автобус, столь же безуспешной.

– Это еще что? Думаете небось, что это забавно? – спросил кондуктор.

Потом, увидев выражение лиц трех женщин, добавил: – Извините меня, дамы, не хотел вас обидеть. Да что это с вами?

Именно мисс Латтерли, отвлекшись от зрелища бесплодной четвертой попытки, первой заметила одного из Детей. Тот лениво уселся на тумбу, напротив "Косы и камня", лицо его было обращено в сторону женщин, одна нога беспечно покачивалась в воздухе. Мисс Латтерли отделилась от группы женщин и подошла к нему Идя, она внимательно вглядывалась в лицо мальчика.

– Ты ведь не Джозеф, правда?

Мальчик отрицательно покачал головой.

– Мне нужно в Трайн, повидать маму Джозефа – мисс Форшем. Она ранена прошлой ночью. Сейчас лежит в больнице.

Мальчик не отрывал глаз от ее лица. Сделал легкое отрицательное движение головой. На глазах мисс Латтерли выступили слезы.

– Неужели вам мало того горя, которое вы причинили? Вы же просто какие-то чудовища! Ведь все, чего мы хотим, – эго поехать и навестить наших друзей, раненных по вашей вине.

Мальчик ничего не ответил. Мисс Латтерли сделала еще один быстрый шаг в его сторону, потом с трудом сдержала себя.

– Неужели ты не понимаешь? Неужели у тебя нет самых элементарных человеческих чувств? – спросила она дрожащим голосом.

Позади кондуктор то ли удивленно, то ли шутливо сказал:

– Поехали, что ли, дамы? Решайтесь же, наконец! Наша старушка не кусается, знаете ли. А ждать тут целый день нам расчета нет.

Кучка женщин стояла в нерешительности, у некоторых был явно испуганный вид. Миссис Дорри сделала еще одну попытку войти в автобус, но опять без толку. Две женщины повернулись к мальчику и со злобой посмотрели на него. Он ответил им ничего не выражающим взглядом и ни одним движением не выдал своих истинных чувств.

Мисс Латтерли нерешительно повернулась и пошла прочь. Кондуктор рассердился.

– Что ж, если никто не хочет садиться, мы отправляемся. Расписание, знаете ли, штука серьезная.

Никто из сбившихся в кучу женщин даже не шевельнулся. Кондуктор дал резкий звонок, автобус тронулся. Кондуктор проводил взглядом исчезающих вдали женщин и недоуменно покачал головой. Пробираясь вперед, чтобы обменяться впечатлениями с шофером, он пробормотал местную поговорку:

В Оппли – молодцы, в Стауче – хитрецы, в Мидвиче – глупцы.

Полли Растон, драгоценная правая рука своего дяди по делам прихода, с тех самых пор, как она преодолела, хотя и не до конца ликвидировала, разрыв между двумя семьями, везла на автомобиле миссис Либоди в Трайн навестить викария. Его ранения, полученные во время сражения, как сообщил по телефону врач, были болезненны, но не опасны – всего лишь перелом лучевой кости левой руки, трещина в правой ключице и многочисленные кровоподтеки. Викарий нуждался в покое и отдыхе. Он был бы рад, если бы его посетили, так как хотел дать указания в связи с отсрочкой возвращения Домой.

Отъехав ярдов на двести от Мидвича, Полли резко затормозила и начала разворачивать машину обратно.

– Ты что, забыла что-нибудь дома? – спросила миссис Либоди в полном изумлении.

– Ничего я не забыла, просто ехать не могу, вот и все, – ответила Полли.

– Не можешь? – повторила миссис Либоди.

– Не могу, – подтвердила Полли.

– Ну уж, знаешь! – сказала миссис Либоди. – Я полагала бы, что в такое время ты можешь…

– Тетя Дора, я сказала "не могу", а не "не хочу".

– Просто не понимаю, что ты там болтаешь!

– Ладно, – ответила Полли. Она проехала несколько ярдов и снова стала разворачивать машину к Трайну. – Теперь поменяемся местами. Сами поведете машину, – сказала она тетке.

Неохотно миссис Либоди заняла водительское место. Она не любила водить машину, но тут пришлось подчиниться. Они поехали, но точно на том же месте, где Полли нажала на тормоз в первый раз, на него теперь нажала и миссис Либоди. Позади раздался сигнал и пикап с рекламой торговца из Трайна на борту, чуть не задев их машину, проехал мимо. Они смотрели, как он исчезал за поворотом. Миссис Либоди попробовала дотянуться ногой до акселератора, но нога никак не могла нащупать педаль – каждый раз ступня не дотягивалась до нее. Она еще раз попробовала добиться своего – нога, как и раньше, не ступала на педаль.

Полли огляделась и увидела девочку, почти незаметную среди кустов изгороди, внимательно наблюдавшую за обеими женщинами. Полли долго вглядывалась в нее, пытаясь отгадать, кто это.

– Джуди, – позвала Полли, с внезапным предчувствием чего-то дурного, – это твои шалости?

Кивок девочки был еле заметен.

– Перестань сейчас же, – рассердилась Полли. – Нам нужно в Трайн, навестить дядю Губерта. Он ранен. Лежит в больнице.

– Проезда нет, – ответила Джуди, хотя в голосе ее и прозвучала нотка сожаления.

– Но, Джуди! Ему же надо согласовать со мной множество дел на то время, пока он будет находиться в больнице.

Вместо ответа девочка просто покачала головой. Полли почувствовала прилив гнева. Она было набрала в грудь побольше воздуха, но тут, занервничав, вмешалась миссис Либоди.

– Не надо сердить ее, Полли. Неужели вчерашний день не послужил тебе уроком?!

Ее совет даром не пропал. Полли больше не сказала ни слова. Она сидела, глядя на девочку, наполовину укрытую кустами, едва сдерживая слезы бессильной ярости.

Миссис Либоди удалось перевести машину на задний ход. Она нерешительно вытянула ногу и обнаружила, что легко дотягивается до акселератора. Несколько ярдов они проехали задним ходом, потом опять поменялись местами. Полли в полном молчании довезла их до дома викария.

А в Кайл-Мэноре мы все еще не могли найти общего языка с начальником полиции графства.

– Но, – протестовал он, поглядывая из-под нависших бровей, – имеющаяся у нас информация подтверждает ваше заявление, что селяне шли в Грейндж, чтобы его сжечь.

– Именно за этим они и шли, – согласился Зиллейби.

– Но вы также говорили, а полковник Уэсткотт подтвердил, что настоящими виновниками были дети из Грейнджа, что именно они спровоцировали нападение?

– Совершенно верно, – подтвердил Бернард, – но я боюсь, что с этим уже ничего не поделать.

– Вы имеете в виду – нет доказательств? Искать доказательства – это уж наше дело.

– Я имею в виду не отсутствие доказательств, я говорю о неподсудности Детей.

– Послушайте, – произнес начальник полиции с отлично натренированным терпением. – Четыре человека убиты, повторяю – убиты, тринадцать в больнице. Многие сильно избиты. Это не такие события, по поводу которых можно сказать: "Ах, как жаль!" и оставить все, как было. Нам придется вытащить это дело на суд публики, придется решать, кто несет ответственность, и предъявлять обвинения. Поймите вы это.

– Это весьма необычные Дети, – начал было Бернард.

– Слыхал! Слыхал! В этих краях, знаете ли, таких внебрачных полным полно. Старина Баджер что-то такое мне говорил, когда я вступал в должность… Ну, и у многих не все шарики-винтики на месте – отсюда и специальная школа, и все такое прочее…

Бернард подавил вздох.

– Сэр Джон, все это вовсе не потому, что они умственно отсталые.

Специальная школа открыта только потому, что они иные. Морально они ответственны за вчерашнее происшествие, но это совсем не то, что можно подвести под ответственность перед законом. Здесь отсутствует почва для предъявления обвинений.

– Малолетним можно предъявлять обвинения, а также тем, кто несет за них ответственность. Уж не собираетесь ли вы мне доказать, что шайка девятилетних ребятишек может как-то, хотя, будь я проклят, если понимаю как, спровоцировать бунт, в котором убивают взрослых, а потом улизнуть от ответственности и наказания? Фантастика!

– Но я уже несколько раз говорил, что эти Дети – иные. Их календарный возраст не имеет значения, за исключением того, что они все же остаются детьми, что означает, что они могут быть в своих действиях куда более жестокими, чем в своих намерениях. Закон не может на них распространяться, а мой департамент настоятельно требует, чтобы все дело держалось в строжайшем секрете.

– Чудовищно! – возопил начальник полиции. – Об этих закрытых школах мне уже приходилось слышать! Детей нельзя… как это называется… подавлять, что ли? Самовыражение, совместное обучение и тому подобная ересь! Чушь проклятая! Но в случае, если какой-нибудь департамент воображает, будто только по той причине, что школа такого типа случайно находится в ведении государства, ее ученики оказываются в особом положении по отношению к закону и могут считаться ему не подведомственными, то этому департаменту скоро придется пересмотреть кой-какие свои понятия!

Зиллейби и Бернард обменялись безнадежными взглядами. Тем не менее, Бернард решил повторить попытку.

– Эти Дети, сэр Джон, обладают огромной силой воли – небывалой силой, настолько могучей, если она напряжена, что она может быть навязана другим людям. До сих пор закону не приходилось встречаться с подобной формой принуждения, а следовательно, не обладая таким знанием, он его не признает. Поэтому, раз с точки зрения закона подобная форма принуждения не существует, Дети не могут быть обвинены в применении имеющейся у них силы.

Значит, в глазах закона преступление, приписываемое общественным мнением проявлению этой силы, или вообще не имеет места, или должно быть приписано либо другим лицам, либо другим средствам. И согласно букве закона никакой связи между Детьми и имевшим место преступлением быть не может.

– За исключением того, что они эти преступления все же совершили, вы же сами признали это, – ответил сэр Джон.

– С точки зрения закона, они ничего подобного не совершали. И больше того, если бы вам удалось найти формулировку, чтобы предъявить им обвинение, дальше у вас ничего бы не вышло. Они обратили бы свою силу против ваших офицеров. Вы не сможете их даже арестовать, а уж тем более удержать под арестом.

– Давайте оставим подобные тонкости всяким там адвокатишкам, это их хлеб. Все, что нам нужно, это добыть улики, на базе которых можно будет выписать ордер на арест, – заверил его начальник полиции.

Зиллейби с совершенно невинным видом возвел глаза к потолку и стал задумчиво изучать нечто, видимо, находящееся в самом углу комнаты. Бернард имел тот отстраненный вид, какой бывает у человека, пытающегося медленно считать до десяти. Я закашлялся.

– Этот директор Грейнджа – как это там… Торранс? – продолжал начальник полиции. – В общем, тамошний директор, он должен нести персональную ответственность за своих учеников, уж если больше никого нет!

Видал я этого парня прошлой ночью… Скользкий тип… Они все там скользкие, это уж точно. – Мы все старались не смотреть на начальника. – Нам он решительно ничем не помог.

– Доктор Торранс – очень известный психиатр, директорство в Грейндже – лишь временное его занятие, – объяснил Бернард. – Полагаю, что у него были обоснованные сомнения в том, какого курса следует придерживаться, пока он не получит соответствующих указаний.

– Психиатр? – с подозрением переспросил сэр Джон. – А мне показалось, вы сказали, что эта школа не для умственно отсталых.

– Так оно и есть, – повторил терпеливо Бернард.

– Не могу взять в толк, чего он там сомневался? Какие могут быть сомнения, если речь идет о правде? Когда идет полицейское расследование, всегда следует говорить правду. Если вы поступите иначе, у вас будут неприятности, во всяком случае, их следует ожидать.

– Все это не так просто, как кажется, – отозвался Бернард. – Он мог считать, что не в праве раскрывать некоторые аспекты своей работы. Я полагаю, что, если вы разрешите мне сопровождать вас на встречу с ним, он будет больше расположен к беседе и сумеет гораздо лучше разъяснить ситуацию, чем это сделаю я.

Закончив свою речь, Бернард встал, правый глаз у него дергался.

Начальник полиции распрощался с нами сухо. Мы остались вдвоем.

Зиллейби рухнул в кресло и тяжело вздохнул. С отсутствующим выражением лица он потянулся за портсигаром.

– Я не имею чести быть знакомым с доктором Торрансом, – сказал я, – но, тем не менее, глубоко ему сочувствую.

– В этом нет нужды, – отозвался Зиллейби. – Уклончивость полковника Уэсткотта раздражает, но она, как бы сказать, пассивна, что ли. Что же до Торранса, то его стремление уйти от ответа всегда носит агрессивный характер. Если сейчас ему придется прояснять ситуацию для сэра Джона, то это будет вполне справедливым возмездием.

Но что занимает меня в данную минуту, так это поведение вашего друга – полковника Уэсткотта. Вроде бы барьер секретности теперь куда ниже, чем был. Если полковник зашел так далеко, что попробовал сделать ситуацию ясной даже для сэра Джона, думаю, он смог бы и нам открыть побольше.

Интересно, почему он этого не делает? Ведь возникли те самые обстоятельства, которые он так долго старался предотвратить. Мидвичский кот оказался слишком большим для своего мешка. Почему же полковник не проявляет никаких признаков волнения? – Зиллейби снова погрузился в раздумье, тихонько постукивая тонкими пальцами по подлокотнику кресла.

Тут в комнату вошла Анжела. Видно, Зиллейби ощутил ее присутствие даже в той дали, куда увлекли его мысли, так как ему потребовалось лишь небольшое усилие, чтобы вернуться в реальное время и пространство и увидеть выражение лица своей жены.

– В чем дело, родная? – спросил он и добавил, вспомнив: – Я полагал, что ты уехала в Трайн, в госпиталь, отвезти гостинцы нашим больным.

– Отправилась, – ответила она. – И тут же вернулась. По-видимому, нам запрещено покидать деревню.

Зиллейби резко выпрямился в кресле.

– Абсурд! Не может же этот старый дурень арестовать все население!

Как мировой судья… – начал он возмущенно.

– Это не сэр Джон. Это Дети. Они пикетируют все дороги и никому не разрешают уехать.

– Вот как! – воскликнул Зиллейби. – Это в высшей степени интересно.

Любопытно было бы узнать…

– Черта с два любопытно! – ответила ему жена. – Это в высшей степени неприятно и в той же степени нагло. Кроме того, это страшно, – добавила она, – потому что совершенно непонятно, что за всем этим кроется.

Зиллейби спросил, каким путем Дети добиваются своего, и она объяснила, закончив так:

– Это касается только нас – я имею в виду жителей деревни.

Посторонним разрешается уезжать и приезжать, когда им заблагорассудится.

– Но к насилию они не прибегают? – спросил он с беспокойством.

– Нет. Просто приходится останавливаться. Кое-кто пробовал было обращаться к полиции, но, конечно, расследования не дали результатов. Дети их не останавливают, не беспокоят, так что полицейские просто не понимают, из-за чего весь сыр-бор разгорелся. Вообще-то результат есть: тот, кто лишь краем уха слышал, будто все мидвичцы – недоумки, теперь в этом полностью убежден.

– Наверняка у них есть причина – у Детей, я имею в виду, – сказал Зиллейби.

Анжела взглянула на него с неприязнью.

– Вполне возможно, и, вероятно, это может представлять большой научный интерес, что в настоящую минуту меня занимает вовсе не это. Я хочу знать, каким образом блокада может быть прекращена.

– Дорогая, – стараясь успокоить ее, сказал Зиллейби, – твои чувства вполне понятны, но мы уже давно знаем, что, если Детям вздумается вмешаться в нашу жизнь, мы ничем им помешать не сможем. В данном случае, по причинам, о которых я не имею представления, они решили вмешаться.

– Но, Гордон, ведь речь идет об этих несчастных, что лежат в Трайне и которых хотят навестить родственники.

– Дорогая, я не вижу ничего, что бы ты могла сделать, разве что поискать кого-нибудь из Детей и попытаться, исходя из гуманных позиций, объяснить ему свою точку зрения. Он, возможно, рассмотрит твою просьбу, но результат будет зависеть от причин, толкнувших их на такую меру, не так ли?