Текст книги "Потерянный рай"

Автор книги: Джон Мильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Чтоб на Земле чередовались жар

Несносный и подобный же мороз;

Зима седая с Севера на зов

Должна являться, с Юга – летний зной

Солнцестоянья. Бледный шар Луны

К своим обязанностям призван был;

Пяти другим планетам – их круги

Предписаны, вращенья и аспекты

На шесть частей, четыре и на три

И противостоянья, что сулят

Беду, и сроки определены

Зловещих сочетаний; сонму звёзд

Недвижных сказано, когда струить

Влиянье пагубное и какой

Звезде, взойдя при Солнце иль зайдя,

Способствовать возникновенью бурь;

И ветры были по своим местам

Расставлены; им даден был указ

Когда реветь, вздымая берега,

Моря и воздух; гром оповещён,

Когда ему свирепо рокотать

В своём воздушном, пасмурном дворце.

Одни твердят, что Ангелам Господь

Земные сдвинуть полюсы велел

На двадцать с лишним градусов; с великим

Трудом они центральный этот шар

Столкнули вкось. Иные говорят,

Что Солнцу было ведено свой бег

От равноденственной стези сместить

На тот же самый угол и, Тельца

Минуя, и сестёр – семь Атлантид,

Все выше возноситься, – к Близнецам

Спартанским и тропическому Раку,

Оттуда предпринять обратный путь,

Ко Льву спуститься; Деву и Весы

Оставить позади и донестись

До Козерога, – областям земным

Даруя смены годовых времён;

Иначе непрерывная весна

Земле бы улыбалась круглый год

Цветами, дни равнялись бы ночам,

За исключением полярных стран,

Где день безнощный вечно бы светил,

Поскольку Солнце низкое, взамен

Большого расстоянья от Земли,

Ходило б незакатное, кружа

По горизонту; Запад и Восток

Безвестны были б жителям; снегов

И стужи бы не знал Эстотиланд,

А также отдалённые края

На юг от Магелланова пролива.

В проклятый миг вкушения плод

Сменило Солнце путь, как бы узрев

Тиестов пир: иначе как бы мог

Ещё безгрешный, населённый мир

Язвящей стужи, знойной духоты

Избегнуть, неминуемых теперь?

Хоть перемена средь небесных сфер

Была неспешной, вскорости она

Явленья следственные повлекла

На суше и на море: звёздных бурь

Неистовство, миазмы и пары

Тлетворные, туманы, облака,

И воздух стал зловредным и чумным.

От Норумбеги северной, от гор

Суровых, самоедских берегов,

Круша затворы медные, Борей

И Кекий шумный, Фракий и Аргест

Ревучий, бури взяв на рамена,

Вооружившись градом, снегом, льдом,

Гнетут леса, морей вздымают глубь.

Навстречу, с Юга, к ним стремится Нот

И чёрный Африк от Сьерра-Леоне,

Гоня громады громоносных туч,

Их путь пересекает поперёк;

С восхода и заката Эвр, Зефир

Свирепствуют, нисколько не слабей,

А вкупе с ними свищут им в бока

Сирокко и Либеккио. Сперва

Средь неживой природы разожглось

Неистовство, но дочь Греха – Вражда,

Посредством Злобы, вскоре привела

Смерть к бессловесным тварям. Зверь восстал

На зверя, птицы кинулись на птиц,

И рыбы ополчились против рыб.

Отвергли все растительную снедь

И начали друг друга пожирать.

Пред Человеком твари с этих пор

С почтеньем не стояли, но стремглав

Бежали прочь, не то ему вослед

Косились яростно. Таков зачин

Бессчётных внешних бедствий, и Адам

Их умноженье часто примечал,

Хотя в непроницаемой тени

Укрылся – жертва скорби, – но в душе

Горчайшую он чувствовал беду

И, ввержен в бурный океан страстей,

Пытался облегченье тяжких мук

В печальных сетованьях обрести:

"– О, пагуба счастливца! Юный мир

Преславный, неужели он исчез,

И я, венец недавний этой славы,

Былой счастливец, проклят, принуждён

От Божества скрываться и бежать,

Чьё лицезренье было искони

Моим блаженством высшим? Но прийму

Злосчастный жребий, горькую судьбу,

Когда б на этом исчерпалась казнь;

Я поделом наказан и стерплю

Заслуженную кару, но конца

Ей нет; все то, что выпью или съем,

Все то, что от моих родится чресл,

Подвержено проклятью. О, слова,

Столь сладостно звучавшие: "Плодитесь

И множьтесь!" Нынче страшно им внимать!

Что множить и плодить мне суждено,

Помимо новых на мою главу

Проклятий? Кто в грядущие века,

Терзаясь мною навлечённым злом,

Проклятье на меня не обратит,

Воскликнув: "Горе, Праотец, тебе,

Адам нечистый! Вот благодарить

Кого нам надобно!" Проклятьем впредь

Признательность мне будут выражать,

И, кроме собственного, – на меня

Проклятья всех потомков как шальной

Обрушатся отлив, соединясь

В природном средоточье, и хотя

На место надлежащее падут,-

Падут в среду родную тяжким грузом.

О, мимолётные услады Рая,

За вас я вечным горем заплачу!

Просил ли я, чтоб Ты меня, Господь,

Из персти Человеком сотворил?

Молил я разве, чтоб меня из тьмы

Извлёк и в дивном поселил Саду?

Но если к собственному бытию

Я волей не причастен, то велят

Закон и справедливость обратить

В первоначальный прах меня опять.

Я этого хочу; Твои дары

Вернуть желаю, не имея сил

Безмерно трудные Твои блюсти

Условия, на коих бы возмог

Дарованное благо удержать,

Которого я вовсе не искал.

Утраты этой было бы вполне

Достаточно для кары; так зачем

Ты безысходную прибавил скорбь?

Твой суд непостижим. Но, говоря

По правде: слишком поздно я ропщу;

Мне надо бы условья отклонить

Заранее. Бедняк! Ты принял их.

Никак, хотел ты благом завладеть,

А после опорочить договор?

Без твоего согласья создал Бог

Тебя; но если б твой ослушный сын

На обличенье возразил отцу:

"Зачем ты дал мне жизнь? Я не просил

Об этом!" – разве дерзостный ответ

Ты принял бы? Ведь сын твой порождён

Не прихотью твоей, но естеством,

Тебя ж хотеньем Собственным воздвиг

Творец и на служение Себе

Избрал; от Божьей милости была

Твоя награда; посему Он прав

Любую казнь тебе определить.

Я покоряюсь. Верен Божий суд

И беспорочен приговор. Я – прах

И отойду во прах. О, жданный миг,

Когда б ни грянул! Отчего же длань

Господня медлит казнь осуществить,

Назначенную в день Грехопаденья?

Почто живу я дольше, не пойму;

Почто, карая смертью, длит Господь

Мне жизнь и наказанье заодно

Неумирающее? Я готов

С восторгом встретить смерть и стать землёй

Бесчувственной, -в неё блаженно лечь,

Как в лоно материнское! Покой

Я там вкусил бы и сладчайший сон

Невозмутимый, и в моих ушах

Грозящий голос Божий, словно гром,

Не грохотал бы, страх бы не терзал

Прозреньем худших бедствий для меня

И для моих потомков. Лишь одним

Смущён: быть может, я не весь умру,

И чистое дыханье жизни, дух

Живой, который Бог в меня вдохнул,

Не будет уничтожен, наряду

С телесной оболочкой, и тогда

В могиле, а не то в ужасном месте

Другом (кто знает?), вживе суждено

Мне умирать. Чудовищная мысль,

Коль скоро истинна! Но почему?

Ведь грех дыханьем жизни совершён;

Так что же смертно, если не душа,

Причастная и жизни и греху,

Поскольку плоть – безжизненна, безгрешна?

Итак, умру я весь. На этом пусть

Сомненья успокоятся. Постичь

Дальнейшее людской не в силах ум.

Бог бесконечен, но неужто месть

Господня бесконечна? Не таков

Приговорённый к смерти Человек.

Как может Бог обрушить вечный гнев

На тварь конечную, чьё бытие

Смерть пресекает? Может ли Господь

Бессмертной сделать смерть? Но этим Бог

В противоречье странное впадёт,

Что невозможно даже для Творца

И слабость означало бы скорей,

Чем всемогущество. Ужели Он

Изволит, ради мести, вознести

Конечное в казнимом Человеке

До бесконечного, чтоб утолить

Гнев ненасытный, и продолжить казнь

Сверх меры персти бренной, преступив

Закон Природы, каковой гласит,

Что действие причин подчинено

Не протяженью сфер, присущих им,

Но свойствам и возможностям вещей,

Подверженных причинам. Ну, а вдруг

Смерть – вовсе не единственный удар,

Все чувства отнимающий зараз,

Как думал я, – но мук безмерных ряд,

Что непрерывно множатся, растут;

Я их сегодня начал ощущать

В себе и вне себя, и эта боль

Продлится до скончания времён.

О, горе! Страх, подобно грому, вновь

Мою незащищённую разит

Главу! Итак, навек воплощены

В единстве нераздельном – я и смерть.

Но не один я отягчён судьбой,-

Во мне потомство проклято моё.

Прекрасное наследье, сыновья,

Вам откажу! О, если б, расточив

Его дотла, оставил вас ни с чем,

Меня благословили б вы, лишась

Смертельного подарка, но теперь .

Лишь проклянёте! Отчего за грех,

Одним свершённый, будет род людской,

Невинный, совокупно осуждён?

Невинный ли? Что может от меня

Родиться, кроме с ног до головы

Растленных поколений, ум и воля

Которых, в непотребстве закоснев,

Не только станут грех мой повторять,

Но и к нему стремиться? Разве им

Возможно оправданье обрести

Пред ликом Господа? Но, перебрав

Сомненья все, я должен оправдать

Всевышнего, и сколько б я ни сплёл

Уловок ложных, доводов пустых

И тщетных умствований, – все ведут

К воззренью твёрдому: виновник сам

Я первый и последний; корень зла

И порчи – лишь во мне; хула должна

Пасть на меня, – о, если бы и гнев

Сразил меня, единого! Мечта

Безумная! Ты в силах ли снести

Безмерный груз, тяжело всей Земли,

Вселенной всей, хотя б с твоей женой

Прескверной это бремя разделил?

Все, что тебя прельщает и страшит,

Надежду на прибежище равно

В зачатке губит. Не было и нет

Несчастнее тебя, и не сыскать

Ни в прошлом, ни в грядущем образца

Такой беды. Возмездьем и грехом

Ты уподоблен только Сатане.

О, Совесть! В бездну ужаса и мук

Меня ты ввергла; я не нахожу

Исхода, падая все глубже, глубже!"

Так, сам с собою, вслух роптал Адам

В глухой ночи, что боле не была

Целебной, кроткой, свежей, как досель,

До преслушанья; чёрный воздух в ней

Теперь царил, с туманом наряду

И наводящей трепет, влажной мглой,

Где Совести нечистой все вокруг

Казалось ужасающим вдвойне.

Адам лежал, простершись, на земле,

На ледяной земле, и проклинал

Своё рожденье, упрекая Смерть

За то, что медлит казнь осуществить.

Он вопрошал: "– Зачем ты, Смерть, нейдешь,

Чтоб трижды вожделенным покарать

Меня ударом? Истина ужель

Своё нарушит слово? Божий суд

Ужель неправосудным хочет стать?

Но Смерть не поспешает на призыв;

И, несмотря на вопли и мольбы,

Не ускоряет медленных шагов

Небесный суд. О, рощи я леса,

Источники, долины и холмы,

Я вас ещё недавно обучал

Иными отзвуками отвечать

На голос мой; совсем иную песнь

Приветно повторяла ваша сень!"

В отчаянье сидела в стороне

Понуро Ева; муки увидав

Адама, подошла к нему, стремясь

Утешной речью скорбь его смягчить;

Суровым взором он жену отверг:

"– Прочь с глаз моих, змея, – пристало так

Тебя наречь за то, что ты в союз

Вступила с Гадом. Ненавистна ты

И лжива, словно Змий; недостаёт

Обличья лишь и цвета, чтоб, явив

Коварство скрытое, предостеречь

Созданья прочие: не доверять

Твоей небесной внешности, дабы

Она, лукавство адское тая,

Сетями не опутала бы их.

Я был бы вечно счастлив без тебя,

Когда б не спесь твоя, пустая страсть

Бродяжить, не отвергли б наотрез

Остережений мужа, в грозный миг

Опасности, сомненьем оскорбясь

Моим оправданным. Ты показать

Себя возжаждала хоть Сатане,

Мечтая провести его, но Змием

Была обманута, а я – тобой.

Я, созданной из моего ребра,

Тебе поверил, стойкой, мудрой счёл,

Благоразумной и от козней всех

Предохранённой; разгадать не смог,

Что это не душевные твои

Достоинства, но только внешний блеск,

Что ты ребро, не боле, и к тому

Кривое от природы, да и влево

Наклонное, как вижу я теперь,

Откуда взято; лучше бы его

Отбросить сразу, ежели в числе

Излишним оказалось! О, зачем

Творец премудрый Небеса Небес

Мужами – Ангелами заселил

И напоследок создал на Земле

Новинку – обольстительный изъян

Природы? Отчего подлунный мир

Мужчинами одними не наполнен,

Как Небо Духами, где женский пол

Отсутствует? Ужель других путей

Продолжить род людской Он не сыскал?

Тогда бы не стряслось такой беды

И много худших, будущих невзгод,

Бессчётных смут – последствий женских ков

И связей с женщинами; ибо муж

Подругу подходящую вовек

Не обретёт, довольствуясь женой,

Которую просчёт и неуспех

Ему дадут; желанную добыть

Ему удастся редко, по вине

Её непостоянства; узрит он,

Что легкомысленница предпочла

Не столь достойного; а если даже

Взаимностью ответит на любовь,-

Ей воспрепятствуют отец и мать;

Иль поздно он избранницу найдёт,

Цепями брака скованный с другой,

Жестокой, ненавистной и позор

Навлёкшей на него. Отсюда жизнь

Людская будет горестей полна

Несметных и разбит семейный мир!"

Он смолк и отвернулся, но в слезах,

С развихренными прядями волос,

Не отступала Ева и, к ногам

Адамовым униженно склонись,

Их обняла, о милости моля:

"– Не покидай меня! Свидетель – Небо,

Насколько я люблю тебя и чту

Сердечно! Неумышленно ты мной

Обижен, по несчастью оскорблён!

Обняв твои колена, я прошу

Смиренно: нежных взоров не лишай

Страдалицу, – всего, чем я жива,-

Благих советов, помощи твоей

В безмерной этой скорби. Ты один

Мне сила и опора; без тебя

Куда я денусь? Где ухоронюсь?

Пока мы живы, – может, краткий час,-

Да будет лад меж нами. Долей злой

Сплочённые, сплотимся же тесней

Противу ненавистного Врага,

Которого явил нам приговор,

Противу Змия лютого! За всє,

Что нас постигло, не питай вражды

Ко мне, погубленной и превзошедшей

Тебя в несчастье. Оба мы грешны:

Пред Богом – ты, но я грешна вдвойне,-

Пред Богом и тобой. Вернусь туда,

Где осудили нас; там вопиять

Я стану, докучая Небесам,

Чтоб отстранился от твоей главы

Их приговор и лишь меня разил -

Единую виновницу невзгод

Твоих! И пусть меня, одну меня

Карает справедливо ярость Божья!"

Она, рыдая, смолкла. Вид жены

Униженной и распростёртой ниц,

Прощенья ждущей за вину свою,

В слезах осознанную, наклонил

Адама к жалости, и сердце он

Смягчил над кающейся, что досель

Отрадой лучшей для него была

И жизнью всей, а ныне, сокрушась,

У ног его молила отпустить

Обиду, нанесённую ему.

Столь привлекательное существо

Умильно заклинало прежний лад

Восстановить, советами помочь!

Адам обезоружен; вскоре гнев

Его остыл; подругу приподняв,

Он с кротким словом обратился к ней'

"– Беспечная! Торопишься опять

В желаньях безрассудных! Понести

Ты хочешь кару общую одна;

Увы! Сперва свою принять изволь;

Во всем объёме Божий гнев стерпеть

Не в силах ты, коль нынче, восприяв

Лишь долю малую, так тяжело

Досадою моей удручена.

О, если бы ходатайства могли

Переменить решенья Божества,

К судилищу, тебя опередив,

Я поспешил бы, громче бы молил

Со мной расправиться и пощадить

Твой легкомысленный и слабый пол,

Мне вверенный и небреженный мной!

Но подымись! Не будем осуждать

Друг друга; мы и так осуждены.

Не лучше ль нам в любви соревноваться:

Как бремя горя нашего верней

Взаимно облегчить; ведь смертный срок,

Нам возвещённый, не наступит вдруг,

Но ежели я правильно сужу,-

К нам будет шаг за шагом это зло,

Как вечер угасающего дня,

Неспешно близиться, усилив гнев

Страданий, что достались нам в удел

И нашему несчастному потомству!"

В ответ сказала Ева, ободрясь:

"– Меня печальный опыт научил,

Сколь малую ты цену придаёшь

Моим словам, что оказались впрямь

Оплошными; их затаённый вред

Дальнейшими событьями доказан.

Но как я ни грешна, ты мне опять

Вернул благоволенье и приязнь;

Надеясь и любовь твою вернуть,-

Единственную в жизни или смерти

Отраду сердца, – я не утаю

Раздумий, что р смятенной родились

Моей душе и могут облегчить

Страданья наши или их пресечь.

Мучителен, прискорбен этот путь,

Но все же с нашим горем не сравним

И легче на него решиться нам.

Коль мы судьбой грядущей смущены

Потомства, обречённого страдать

И умереть (печально быть виной

Злосчастья племенам от наших чресл,

Произвести на гнусный этот свет

Бездольных отпрысков, которым жить

В скорбях придётся, пищей под конец

Проклятому чудовищу служа),

Ты властен окаянным племенам

Не дать родиться, их не зачинать.

Бездетен ты – останься таковым,

Прожорливую Смерть перехитрив;

Тогда насытить нами лишь двумя

Желудок алчный доведётся ей.

Но ежели жестоким ты сочтёшь

И тяжким, – неразлучно быть со мной,

Любя, общаясь, видясь день за днём,

Воздерживаться от законных прав

Любви, от брачных сладостных объятий,

И безнадёжно подле существа,

Сгорающего от взаимных чувств,

Желаньями томиться, что ничуть

Не меньшие беда и маета,

Чем кары предстоящие, – давай

Покончим разом и освободим

Себя и семя наше ото всех

Грозящих ужасов; отыщем Смерть,

А не найдём – её исполним долг

Руками собственными над собой.

Зачем дрожать от страха и в конце

Стать жертвой Смерти, если к ней пути

В избытке? Мы кратчайший изберём,

Разрушив разрушеньем разрушенье!"

Так высказалась Ева, или речь

Дальнейшая оборвана была

Отчаяньем. Столь пристально она

О Смерти думала, что свежий цвет

Ланит её смертельно побледнел.

Но Евины советы не могли

Поколебать Адама; вознесясь

Гораздо прозорливейшим умом

К надеждам лучшим, он ей возразил:

"– Твоё презренье к жизни и тщете

Утех телесных некие черты

В тебе являют, и они стократ

Достойней, благороднее вещей,

Тобою презираемых. Но мысль

О саморазрушенье перевес

Твой губит; не презрение лежит

В её основе, но тоска и страх

Утраты жизни и усладных благ,

Тобой ценимых. Если ты исход

Желанный в Смерти видишь, возмечтав

Избегнуть приговора, знай, что Бог,

Без спору, наказующую длань

Предусмотрительно вооружил,

И от возмездья нам уйти нельзя

Подобным способом; но я боюсь,

Что Смерть похищенная не спасёт

От присуждённой кары, и Господь,

Прогневясь пуще, Смерть устроит в нас

Ещё при жизни. Нет, изобретём

Решенье лучшее! Сдаётся мне,

Его нашёл я, вспомнив приговор

И тщательно обдумав те слова,

В которых нам предсказано, что Змия

Глава сотрётся семенем Жены.

Ничтожная награда, если здесь

Не мыслится, как я сообразил,

Великий наш противник Сатана,

В обличье Змия обольстивший нас.

Главу его стереть! Вот это месть

Достойная! Но мы её навек

Лишимся, если руки на себя

Наложим иль бездетность изберём,

Как предлагаешь ты; избегнет Враг

Возмездья, присуждённого ему,

А с нас, виновных, взыщется вдвойне.

Итак, не будем больше говорить

О самочинной смерти, о бесплодье

Намеренном, которое надежд

Лишает, нетерпеньем отдаёт,

Враждой, досадой, спесью, мятежом

Противу Бога и Его Суда,

Противу справедливого ярма,

На нас возложенного. Вспомяни,

Сколь милостиво нам Господь внимал

И сколь безгневно, безукорно Он

Судил! Уничтоженья ждали мы

На месте, придавая смысл такой

Понятью Смерти; что ж произошло?

Тебе он муки тягости предрёк

И чадородия, но эта боль

Вознаграждается в счастливый миг,

Когда, ликуя, чрева твоего

Ты узришь плод; а я лишь стороной

Задет проклятьем, – проклята Земля;

Я должен хлеб свой добывать в трудах.

Что за беда! Была бы хуже праздность.

Меня поддержит труд и укрепит.

Господня благость безо всяких просьб

О нас промыслила: чтоб нам вреда

Ни холод, ни жара не нанесли,

Всевышний, недостойных пожалев,

Своею дланью в день Суда одел.

А если мы к Нему прильнём с мольбой,

С вниманьем большим Он отверзнет слух

И сердце к состраданью преклонит.

Он способы премудро преподаст,

Как нам суровость годовых времён

Перенести, укрыться от дождя,

От града, льда и снега; вот уже

Небесный свод на разные лады

Их шлёт на гору нашу; между тем

Порывами сырые ветры веют,

Взметнув зеленокудрую листву

Развесистых деревьев: верный знак,

Что надо отыскать приютный кров

И обрести тепло, дабы согреть

Немеющие члены; и пока

Нас не покинуло на произвол

Ночного холода светило дня,-

Лучи его собрав и отразив,

Им в снедь дадим сухое вещество,

Иль воздух попытаемся поджечь

Соудареньем или треньем двух

Предметов, по примеру облаков,

Вступивших в битву, или грудь о грудь,

Порывом ветра сшибленных сейчас

И породивших молнийный огонь,

Что, вкось низринувшись, воспламенил

Сосны и пихты смольную кору,

И это пламя шлёт издалека

Приятное тепло и в силах греть

Не хуже солнца; пользоваться им

И средствами другими, исцелить

Способными или исправить зло,

Что наши прегрешенья навлекли,-

О милости молящих, нас Господь

Наставит. Мы, при помощи Творца,

Удобствами такими овладев,

Без страха сможем нашу жизнь прожить,

Пока последний не вкусим покой

И отойдём во прах, – родной наш дом.

Всего же лучше – воротясь опять

К судилищу, благоговейно пасть

Пред Богом, о прощенье умолять,

Покорно исповедуя вину,

И землю изобильно оросив

Слезами, воздух вдохами сердец

Унылых сокрушённо огласить,

В знак непритворности и глубины

Смирения и скорби неизбывной!

Он сжалится над нами, сменит гнев

На милость. Ведь когда, казалось, Он

Негодовал и был особо строг,

Что выражал Его приветный взор,

Как не участье, кротость и любовь?"

Так Пращур, каясь, молвил, и ничуть

Не меньше Ева каялась; потом

Пошли туда, где их Господь судил,

Униженно пред Ним простёрлись ниц,

Покорно исповедали вину

И землю оросили током слез,

Окрестный воздух вздохами сердец

Унылых сокрушённо огласив,

В знак непритворности и глубины

Смирения и скорби неизбывной.

КНИГА ОДИНАДЦАТАЯ

Сын Божий представляет Отцу молитвы кающихся Прародителей и ходатайствует о прегрешивших. Господь принимает ходатайство, однако объявляет, что они не могут долее обитать в Раю, и посылает Архангела Михаила с отрядом Херувимов для удаления Прародителей из Рая но повелевает прежде открыть Адаму события грядущих времён. Сошествие Михаила. Адам указывает Еве на некие зловещие предзнаменования, видит приближающегося Михаила и идёт навстречу. Архангел возвещает о предстоящем выдворении из Рая. Стенания Евы и смиренные просьбы Адама. Архангел возводит Праотца на высокую гору и являет ему в видении все, что произойдёт до потопа.

С покорством покаянная чета,

Склонись, молилась, ибо Благодать,

С Престола милосердия сойдя,

Их осенила, камень из сердец

Исторгла, обновлённую, взамен,

Живую плоть любовно возродив,

Исполненную вздохов несказанных,

Что на крылах молитвы, к Небесам,

Любого красноречия быстрей,

Взлетали; но в супругах обличал

Величественный образ – не убогих

Просящих; нет! – молитва их была

Не менее существеннее той,

С которой Пирра и Девкалион

Предстали пред святилищем Фемиды

Как древнее предание гласит,

Хотя позднейшее, чем наш рассказ,-

И с трепетом просили у богов

Потопом истреблённый род людской

Восстановить. Прямой стезёй летя

На Небо, Прародителей мольбы

Завистливыми ветрами с пути

Не отклонялись и, по сторонам

Развеянные, не блуждали втуне,

Но в Эмпирейские вошли Врата;

Заступник величайший облачил

Их фимиамом, что на алтаре

Курился золотом; они взвились

К престолу Вседержителя, и– Сын

Представил их, возвеселясь, Отцу,

За грешников ходатайствуя так:

"– Воззри, Отец! Вот первые плоды

Земные, милосердием Твоим

Взращённые, воспринятым людьми!

Молитвы эти, вздохи – в золотом

Кадиле, с фимиамом заодно,

Я, Твой Первосвященник, приношу,-

Плоды, что от семян произошли,

Которые Ты в сердце заронил

Адама сокрушённое; они

Намного сладостней плодов любых,

В Эдеме зреющих на древесах,

Возделанных Адамом, до того,

Как он попрал запрет. Склони Твой слух

К мольбам и воздыханиям внемли

Безмолвным! Неискусен Человек

В молитвословиях, но Мне дозволь

Их толковать; ведь Я его Ходатай,

Умилостивление за грехи,

Все добрые, недобрые дела,

Им совершённые, Мне одному

Вмени; значеньем собственных заслуг,

Я первые – возвышу, искупит

Вторые – смерть Моя. Прими, Отец,

Меня и, заодно со Мной, прими

Душистый фимиам его молитв.

О примиренье! Пусть он проживёт,

Прощённый, дней положенных число.

Хотя и грустных, до тех пор, когда

Осуществится смертный приговор,

Который отменить Я не прошу,

Но облегчить, – и смерть его к другой,

Гораздо лучшей жизни воскресит,

Где, Мною искупленные, вовек

Пребудут в ликованье и блаженстве,

Единое со Мной образовав,

Как составляю Я с Тобой одно!"

Отец безоблачный и светлый рек:

"– Твоё заступничество за людей

Приемлю, ибо Мной предрешено.

Однако людям дольше жить в Раю

Закон, предписанный Природе Мной,

Не дозволяет. Чистый мир стихий

Бессмертных, чуждый грубым веществам,

Нестройным смесям, сочетанью скверн,

Теперь извергнет повреждённых прочь,

Извергнет, словно грубую болезнь,

В такой же грубый воздух, где во снедь

Дана им пища бренная, дабы

Их к разрушению расположить,

К распаду, под воздействием греха,

Что все сгубил, нетленное растлив.

Два дара Человеку Я вручил,

Создав его, – блаженство и бессмертье.

Безумно он утратил первый дар,

Затем увековечил бы второй

Его беду, когда бы Смерть к нему

Я не привёл и повелел ей стать

Последним исцеленьем от невзгод;

И после жизни, полнотой мытарств

Испытан, благочестьем убелён

И подвигами веры, ото сна

Могильного внезапно пробудясь,

В День воскресенья мёртвых из гробов,

Для новой жизни, возвратится вновь

Он, с новым небом, новою Землёй,

Со всеми праведными – к Божеству.

Но созовём синод Блаженных; пусть

От Эмпирейских дальних рубежей

Обширных явятся; не утаю

От них Мой приговор. Им довелось

Узреть, как Я недавно покарал

Виновных Духов; да узнают ныне

Судьбу, которую определил

Для Человечества, и хоть верны

Неколебимо, – крепче утвердят

Приверженность надёжную свою".

Он смолк, и Сын великий подал знак

Блистательному стражу, что стоял

Невдалеке; страж вострубил в трубу,

Быть может, в ту, взывавшую поздней,

При нисхожденье Бога на Хорив;

Её, быть может, некогда услышат,

Гремящую в День Страшного Суда.

Трубленье Ангельское разнеслось

По всем краям Небесным; отовсюду -

Из амарантовых, счастливых кущ,

От берегов ручьёв живой воды,

Где Дети Света, в радостном кругу,

Общались меж собой, – они спешат

На Царский зов, занять свои места;

С Престола высочайшего Господь

Веленье всемогущее изрёк:

"– Сыны Мои! Вот, как один из нас

Отныне стал Адам; вкусил он плод

Запретный и Добро и Зло познал.

Пускай гордится веденьем Добра

Утраченного, разуменьем Зла

Приобретённого; но был бы он

Счастливей, если б знал Добро одно,

А Зла не ведал вовсе. Он весьма

Скорбит, раскаиваясь и моля

Прощенья: это Мною внушено,

Однако, предоставленный себе,

Он суетен и шаток; посему,

Дабы он к Древу Жизни не простёр

Длань дерзновенную и не вкусил,

Чтоб стать бессмертным, даже не мечтал

О вечной жизни, изгоню его

Из Рая, для возделанья земли,

Откуда взят, – воистину, приют

Ему гораздо свойственней теперь!

Сверши Моё веленье, Михаил!

Из Херувимов избери бойцов

Пылающих, дабы коварный Враг,

В поддержку Человеку иль стремясь

Эдем присвоить праздный, новой смуты

Коварной бы не произвёл; спеши

И беспощадно грешную чету

Из Рая выдвори; запрещено

Топтать святое место нечестивцам,-

Им возвести, что изгнаны они

Со всем своим потомством навсегда,

Но грозно приговор не объявляй

Суровый, чтоб их вовсе не сразить;

Я вижу, как, смягчась, они вину

Оплакивают. Ежели приказ

Покорно примут Мой – не откажи

Им в утешенье, поучи, наставь,

Открой Адаму – что произойдёт

В грядущем, как тебя Я вразумлю,

Упомяни завет Мой о грядущем

Восстановленье в семени Жены

И горемычных с миром изведи.

С восточной стороны, где доступ в Рай

Всего удобней, – учреди посты

Из Херувимов, пламенем меча

Широковеющим, Мой сад укрой,

Пускай страшит оно издалека

Всех приближающихся и замкнёт

Дороги к Древу Жизни, чтобы Рай

Не обратили Духи Зла в притон,

Моими Древесами завладев,

И с помощью похищенных плодов

Не соблазнили б сызнова людей".

Он смолк. Архангел вмиг пустился в путь,

С ним Херувимов блещущая рать,

И каждый Херувим – четверолик,

Как Янус двоекратный; все бойцы -

Многоочиты; их тела везде

Усеяны глазами без числа

И недреманней Аргусовых глаз;

Аркадская бы флейта усыпить

Их не могла бы – сельская свирель

Гермеса, ни его снотворный жезл.

Тем часом Левкотея, пробудись,

Приветствовала мир священным светом

И землю бальзамической росой

Кропила вновь; Адам прервал тогда

Молитву, и Праматерь прервала,

И оба снова силы обрели,

Ниспосланные свыше, – некий луч

Надежды, что в отчаянье самом

Блеснул утешно, радость пополам

Со страхом. В разногласье этих чувств,

Адам, с бывалой милостью, к жене

Склонился и такую начал речь:

"– Я верю, Ева, что обилье благ,

Доступных нам, ниспослано с Небес.

Не верится, чтобы от нас могло

Подняться к Небу нечто, повлияв

На мысли Всеблаженного Творца,

И волю преклонить Его; меж тем

Молитва тёплая, короткий вздох

Людского сердца – могут вмиг достичь

Престола Миродержца. С той поры,

Как Бога оскорблённого смягчить

Мольбой решил я, на колена пал

И сердце сокрушённое отверз,

Мне кажется – Он милосердно слух

Склонил и кротко внял. В моей душе

Мир воцарился вновь, и я обет

Всевышнего внезапно вспомянул,

Что семя некогда твоё сотрёт

Главу Врага; об этом, устрашённый,

Забыл я, но отныне убеждён,

Что горечь смерти миновала нас

И мы пребудем живы, не умрём.

Возрадуйся же, истинная мать

Людского рода, мать живых существ!

Жив Человек тобою, и живёт

Для Человека всяческая тварь".

Но Ева грустно молвила в ответ:

"– Достойна ль я, виновная, носить

Такое имя? Должная во всем

Тебе помощничать, я приспешила

Твою погибель; подобают мне

Упрёки, недоверие, позор.

Но мой Судья безмерно милосерд,

Я первая преступно прийела

На Землю Смерть, а Он меня вознёс

И благодатно удостоил стать

Истоком первым жизни; также ты -

Весьма великим званьем наделил.

Хоть по заслугам зваться я должка

Совсем иначе. Нас, однако, ждёт

Работа в поле. Нам в поту лица

Теперь трудиться ведено, хотя

Ночь напролёт не спали мы. Гляди!

О наших треволненьях не печась,

Заря, как прежде, розовой тропой

С улыбкой шествует, и мы пойдём!

Теперь я от тебя не отдалюсь

Вовеки, где б ни ждал урочный труд,

Отныне – целодневный, но доколь

Мы обитаем здесь, – что отягчить

Способно столь приятные прогулки?

Пускай мы пали, будем жить в Раю,

Довольны тем, что обитаем здесь".

Так чаянья Праматерь излила

В смирении глубоком, но Судьба

Иное уготовала. Сперва

Природа знаменья дала, явив

На воздухе, на птицах, на зверях.

Недолгий, розовый рассвет померк,

И в воздухе, что сразу потемнел,

Юпитерова птица, с вышины

Парящего полёта своего,

На двух пернатых дивной красоты

Ударила и ринулась вдогон;

И первый ловчий, царь лесов, с холма

Крутого устремился за оленем

И ланью – нежною четой лесной,

Прелестнейшей; спасения ища

От хищника, они бежали прочь,

К Вратам восточным Рая, и, следя

Глазами за оленями и львом,

Встревоженный Адам сказал жене:

"– О Eвa! Измененья нам грозят!

Немые Небо знаки подаёт,

Вещая о намереньях своих,

Не то остерегая от надежд

На упраздненье кары, ибо смерть

На малое число коротких дней

Отсрочена. Как дальше будем жить

И долго ли – кто знает? Лишь одно

Известно: прах – мы оба, и во прах

Вернёмся, и не станет вовсе нас.

Зачем иначе этот знак двойной

Погони в воздухе и на земле,

Все в том же направленье, на Восток?

Зачем Восток до полдня потемнел,

А Запад – ярче утренней зари,

И облако слепящей белизны

С лазоревых снижается высот? -

Небесное укрыто нечто в нем!"

Он не ошибся. В облаке отряд

Посланцев Божьих с яшмовых Небес

Спустился, на холме расположась.

Величественный вид, – когда б не страх

Телесный, не сомненье в этот миг

Не замутили Праотцу глаза.

Не величавей ангельским полком

Иаков был в Маханаиме встречен,

Где в поле он увидел ратный стан

И лучезарных стражей у шатров;

С блистанием не большим, на горе

Пылающей, огнистые войска

Возникли в Дофаиме, оным днём,

Когда Сирийский царь, чтоб завладеть

Единым человеком, как злодей

Напал, без объявления войны,

На город весь. Державный Иерарх,

Оставив на холме блестящий строй