Текст книги "Брюс Ли. Путь воина"

Автор книги: Джон Литтл

Пожалуйста, не воспринимайте все сказанное в том смысле, что Брэндон не гордился, что он сын своего отца, – он, совершенно очевидно, очень гордился этим, и по праву. Он на самом деле был очень красноречив, описывая положительное влияние, которое оказал отец на его собственное развитие, и вклад Брюса Ли в боевые искусства, производство фильмов и философию. Тем не менее Брэндон признавал абсолютную необходимость личного роста и развития вне пределов огромного и неоспоримого творческого наследства его отца. Большую часть своей сознательной жизни Брэндон стремился достичь независимости ума, тела и духа, и, достигнув этой цели, он смог освободиться. Хотя это может показаться парадоксальным, но в действительности именно через буквальное восприятие и применение философии своего отца Брэндон освободился от его тени.

Этот процесс, как вы, вероятно, теперь хорошо понимаете, предполагал самопознание и самовыражение через то, что его отец называл «стать мастером жизни», и, по прихоти судьбы, Брэндон для этого предпочел те же средства, что и его отец: боевые искусства и кино. Брэндон в значительной степени сосредоточился на последнем, где, как он знал, лежит его подлинная страсть. Со временем он слился со своей истинной природой, которую выражал честно и до конца в своих фильмах.

Поступая таким образом, он обрел мир, принимая себя таким, каков он есть, и в том числе принимая тот факт, что он – сын своего отца. Незадолго до смерти он стал открыто говорить о том, что гордится родством. Иначе говоря, через трудный процесс самореализации бремя обид было полностью снято с его плеч.

Разрешение проблем через процесс самореализации – тема этой книги, и это также тот философский резервуар, из которого в течение жизни черпали, несмотря на различия своих личностей, и отец и сын.

Когда во время разговора в тот день мы перешли к теме боевых искусств, Брэндон оживился. Он без утайки рассказал о своей программе тренировок, говорил о том, что он относится к боевым искусствам как к средству для достижения умственного и физического познания самого себя.

Мне действительно интересен тот момент, которого достигаешь, когда ты на самом деле падаешь от усталости, занимаясь чем-то, будь то силовая тренировка или кардиоваскулярные упражнения. Интересно посмотреть, насколько это вопрос физический и насколько – умственный. Когда говоришь себе: «Все, я больше не могу», и если на самом деле бросишь себе вызов, что-то вроде: «Так, вот стоит человек, он приставил пистолет к виску твоей матери и говорит: “Сделай еще один раз (то, чем ты занимаешься, – скажем, прыгай через скакалку еще одну минуту)… тогда я не выстрелю, если не сделаешь – выстрелю", – и посмотри, сможешь ли ты это сделать!» Нужно пытаться бросать себе вызов подобным образом. Я считаю, что на каком-то уровне нужно превращать это в своего рода игру, чтобы продолжать делать те глупости, которыми ты там занимаешься и которые причиняют тебе столько беспокойства!

После таких тренировочных экспериментов Брэндон многое узнавал о самом себе в смысле пределов своих умственных и физических возможностей. Боевые искусства стали для Брэндона не только средством самообороны, в них он обнаружил подлинный глубокий смысл кунг-фу. Через боевые искусства ему открылись его физические способности, эмоциональные силы и даже абсолютное чувство духовности: «Боевые искусства – это занятие, которое, по моему мнению, способно принести человеку глубокое продолжительное духовное переживание – если человек открыт им».

Я спросил его, как же ему удалось почерпнуть до такой степени духовное чувство просвещенности из занятия, которое было настолько физическим. И здесь его слова приобрели особую убедительность:

Ну, я бы сказал так: когда идешь по пути совершенства в боевых искусствах, а вы знаете, что по этой дороге двигаешься постоянно, в конце концов подходишь к внутренним преградам, которые пытаются остановить тебя и не дать тебе стремиться к овладению мастерством. Эти преграды, по существу, – такие вещи, как предел возможностей, предел силы воли, ваших навыков, природных способностей, мужества, то, как вы воспринимаете успех и как – неудачи. И как только вы преодолели каждую из этих преград, вы в результате узнали что-то о самом себе. И иногда то, что вы узнаете о самом себе, может, как кажется, сообщить личности определенный духовный смысл.

Я спросил его, имел ли он в виду под духовностью человеческую душу в самопознаватсльном смысле слова. Его ответ доказывал проникновение в самую суть вопроса:

Да, но это не только самопознание, но и через знание себя знание также других. Забавно, насколько действительно постигаешь вещи задним умом, понимаете? Можешь смотреть, как кто-то проходит через то же, что и ты, и только тогда видишь это ясно, когда сам прошел через это. И я думаю, что, пока продолжаешь это, приобретаешь определенную духовность.

Забавно, что каждый раз, когда подходишь к реальной преграде своему развитию, снова становишься ребенком. Это очень интересное ощущение – снова отойти на уровень незнания того, что делаешь. Мне кажется, когда это происходит, перед тобой открывается простор для учения и роста – если идешь вперед с поднятой головой и не говоришь: «К черту все это! Займусь чем-нибудь другим!»

На каком-то этапе нашей жизни мы сводим свою деятельность к вещам, которые мы уже знаем, как делать. Вы понимаете, по той причине, что не хочешь снова оказаться перед лицом собственного незнания того, что делаешь, не хочешь снова почувствовать себя любителем. Я думаю, что это не очень хорошо. Намного интереснее и, как правило, важнее для развития личности поставить себя в положение, когда не знаешь, что должно произойти, чем делать опять и опять то, что уже знаешь, и тебе известен основной результат за три-че-тыре шага вперед в любом направлении.

В том, что говорил Брэндон, было много мудрости, а при его словах о том, что человек становится ребенком, чтобы расширить свой жизненный опыт и, следовательно, свою духовность, мне на ум сразу пришли слова Лао-цзы, который писал:

Того, кто обладает многими добродетелями, можно уподобить ребенку.

Как и его отец, Брэндон оказался не по годам проницателен в отношении рода человеческого. Мне он показался мудрым старым философом, облаченным в тело молодого человека, а его рассуждения на эти темы привели меня в восхищение. Именно во время нашей беседы Брэндон фактически сделал ставшее классическим заявление о концептуальной основе очень неклассического боевого искусства джит кун до своего отца:

Понимаете, это интересно. Когда люди спрашивают меня во время интервью, каков в целом мой «стиль», я обычно говорю, что мой отец, пока был жив, создавал искусство джит кун до, и меня обучали именно ему. Поскольку так сказать проще. Однако в действительности я чувствую, что так говорить – слишком просто, потому что искусство джит кун до было очень личным выражением боевых искусств моего отца, и он сам, фактически, сказал в одной из своих записей, незадолго до смерти, что, если джит кун до станет предметом споров в мире боевых искусств, то есть люди будут спорить о том, что джит кун до есть то или джит кун до есть это, или же скажут: «Мы хотим основать школу джит кун до», он бы предпочел, чтобы это понятие просто умерло. Потому что оно не предназначено для того, чтобы стать еще одной священной коровой. Я имею в виду, что он намеревался убить много священных коров. Поэтому я всегда чувствую себя немножко глупо, когда говорю: «Я занимаюсь джит кун до», хотя меня, безусловно, обучали именно этому. Точнее было бы сказать, что я занимаюсь моей собственной трактовкой джит кун до. Совершенно так же, если быть откровенным, как любой другой, кто практикует джит кун до, – потому что именно для этой цели искусство джит кун до и предназначалось.

Дэни Иносанто, мой сифу (и человек, который руководил третьей школой боевых искусств в Лос-Анджелесе в конце 60-х годов), всегда говорит о преподавании «концепций джит кун до». Иначе говоря, об обучении концепциям, определенному образу мышления, стоящему за боевыми искусствами, в противоположность обучению техническим приемам. Что касается меня, такой подход представляет собой что-то вроде иллюстрации разницы между тем, чтобы дать человеку рыбу, и тем, чтобы научить его ловить рыбу. Вы можете научить человека определенному блоку, и тогда он знает этот блок; или же вы можете научить концепции, которая стоит за этим блоком, и тогда вы дали ему целую область для размышлений, благодаря ей он вырастет и разовьется в самого себя. Он сможет сказать: «О, я вижу, если это концепция, тогда можно, наверно, сделать так или так и все равно остаться верным этой концепции». Именно это в основном и стоит за джит кун до. Именно это призвано создать увлеченного своим делом, свободного в выборе форм мастера боевых искусств.

Брюс Ли не смог бы сказать лучше.

Глава 15
Вехи

Как-то в начале 1973 г. Брюс Ли набросал письмо молодому человеку, который обратился к нему с просьбой об обучении его философии боевых искусств джит кун до. В то время Ли был слишком занят (он занимался продюсированием фильмов, писал сценарии, выступал в качестве режиссера, ставил хореографию и снимался в главных ролях), и у него не оставалось времени для преподавания. Изящно отклоняя просьбу, Ли написал: «В смысле времени – у меня не будет его достаточно, чтобы преподавать, но я желал бы – когда время позволит – выразить себя честно или «открыть себя» вам – стать своего рода вехой для путника».

Путника в данном случае звали Джон, но совет Ли относится ко всем тем из нас, кто хотел бы идти по жизненному пути в поисках истины. Следуя своей философии, Ли понял, что наиболее просвещенная форма преподавания в том, чтобы быть не «дающим истину», но, скорее, «указывающим на истину»; в том, чтобы показать ученику направление, в котором находится собственная истина последнего, – в надежде, что ученик в конце концов ее найдет. Ли еще уточнил смысл своих слов, добавив: «Мой опыт поможет, но я настаиваю на своем утверждении, что искусство – я имею в виду настоящее искусство – нельзя передать. И кроме того, искусство никогда не бывает декорацией, никогда не служит для приукрашивания. Искусство – это процесс непрерывного роста и развития (в смысле НЕДОСТИЖИМОСТИ предела!)».

Ли считал, что дорога к истине и от истины к сатори состоит из многих тропинок – по необходимости. Люди, как ранее говорил Ли, разные, у них разные потребности, желания и устремления, и хотя у всех нас один и тот же биологический корень, индивидуальное выражение личности и собственного «я» отличается крайним разнообразием. В своем письме Ли далее писал: «Понимаете, Джон, когда у нас будет возможность поупражняться, вы убедитесь, что ваш образ мыслей явно отличается от моего. Искусство, в конце концов, – это средство обретения «личной» свободы. Ваш путь – не мой путь. Точно так же мой путь – не ваш».

В то время как личные письма Брюса Ли в достаточной степени служили вехами для того, чтобы направлять по дороге жизни, они были не единственной формой, через которую Ли помогал своим ученикам стать всем тем, на что они были полностью способны. Деятельный писатель и публицист, он скрупулезно записывал свои мысли, наиболее ярко отражающие его философские воззрения. Стиль, которым Ли нередко предпочитал пользоваться для изложения своих концепций и идей, – это освященный веками китайский стиль поэтического афоризма:

 
Изменяться с изменением – это неизменное состояние.
 
 
Жизнь – это непрерывный процесс установления связей.
 
 
Быть не напряженным, но готовым. Не думать, но и не мечтать. Быть не закрепленным, но гибким. Освобождение от неприятного ощущения заключенности в какие-то рамки. Это означает быть совершенно и спокойно живым, сознающим и бдительным, готовым для всего, что может произойти.
 
 
Человек, поскольку он творческая индивидуальность, намного важнее, чем любой стиль или система.
 
 
Истина, дающая свободу, – это реальность только тогда, когда она прочувствована и пережита самой личностью; это истина, которая переступает пределы стилей или отдельных дисциплин.
 
 
Знания недостаточно; должно быть применение. Желания недостаточно; должно быть действие.
 
 
Хороший учитель защищает учеников от своего влияния.
 
 
Для подлинного совершенства требуется простота.
 
 
Людей делает сила воли – успех отбирает у человека упорство.
 
 
У пустых голов длинные языки.
 
 
Если каждый поможет своему соседу, никто не останется без помощи.
 
 
Вчерашние мечты часто становятся завтрашней реальностью.
 
 
Если хочешь хорошо исполнить свой долг, сделай просто чуть-чуть больше, чем требуется.
 
 
Пессимизм затупляет лезвия инструментов, которые нужны для успеха.
 
 
Оптимизм – вера, которая ведет к успеху.
 
 
Цель не всегда предназначается для достижения, она нередко служит просто для того, чтобы к ней стремиться.
 
 
Одна из важных причин неудачи – отсутствие сосредоточенности.
 
 
Позерство – это представление дурака о славе.
 
 
Если не хочешь споткнуться завтра, говори правду сегодня.
 
 
Самообразование делает великих людей.
 
 
Если думаешь о чем-то, что это невозможно, ты тем самым делаешь это невозможным.
 
 
Если любишь жизнь, не трать время, ибо время – это то, из чего сделана жизнь.
 

Даже в самых банальных сторонах повседневной жизни и общения Брюс Ли был способен усмотреть скрытый смысл. Завершим эту главу словами самого Ли, которыми он закончил свое письмо Джону, в надежде, что эта последняя веха, возможно, окажется вам полезной в процессе вашей собственной духовной реализации:

Встретимся мы или нет, помните, что искусство «живет» только там, где есть абсолютная свобода. Когда все обучение отброшено прочь, когда ум (если есть такая определяемая словами субстанция) совершенно не осознает свою работу, когда «я» исчезает, искусство джит кун до обретает совершенство.

Глава 16
Боевые искусства как аллегория. Фильмы Брюса Ли

Брюс Ли был, как говорил его старший ученик, Дэниел Ли, «великим учителем». Ли всегда стремился узнать что-то новое о самом себе и об окружающем мире. Он чувствовал потребность поделиться знаниями, которые он приобрел, со своими друзьями и учениками. В мире боевых искусств существует немало историй о людях, которые посещали Ли в его доме в Бел Эйр и задерживались, зачарованные, до рассвета, пока учитель подолгу рассуждал о способах борьбы, дзэн и человеческих взаимоотношениях.

Не удивительно, что, когда Ли начал все больше и больше вовлекаться в кино, он выбрал средства массовой информации образовательным инструментом для обучения массовой аудитории различным философским принципам, которые, возможно, до этого момента не принимались людьми во внимание. Сам Ли именно так сказал в интервью газете «Гонконг Стандарт» в начале 1973 г.:

Пришло время, когда кто-то должен что-то делать с кино здесь, в Гонконге. Уже просто недостаточно снимать душевных героев, которые преданы делу, увлечены им и к тому же профессионалы. Думаю, в Юго-Восточной Азии у меня особая роль. Публику нужно просвещать, и тот, кому предстоит эта работа, должен отвечать за нее. Мы имеем дело с массами и должны создавать что-то, что дойдет до них. Мы должны просвещать их шаг за шагом. Мы не можем сделать это за один раз. Именно этим я сейчас занимаюсь. Получится у меня или нет, покажет время. Но это не то, что я чувствую себя призванным, я – призван.

С этой целью Ли пытался рассказать всему Западу о восточной культуре, так как считал, что страх и раздоры, порожденные невежеством, можно устранить с помощью просвещения. Боевые искусства, например, были явно азиатской практикой в те годы, когда Ли жил там, но если западная аудитория сочла их интересными, она могла по-другому взглянуть и на азиатскую культуру, которая породила эти искусства. Точно так же восточная аудитория Ли могла узнать из фильмов, что в западной культуре есть по крайней мере некоторые пути, которые имеют определенную ценность.

Результатом приверженности Ли идее просвещения было то, что из каждого его фильма можно извлечь определенную мораль. Он так говорил об этом:

«Я надеюсь снять здесь [в Гонконге] фильм со многими уровнями – то есть такой, в котором вы можете, если хотите, только наблюдать за фактами, или же вы можете взглянуть поглубже, если вам покажется это интересным».

Такая структура яснее прослеживается с каждым последующим фильмом, Брюс Ли добивается все большего успеха и популярности у публики, продюсеры и режиссеры предоставляют ему все больше свободы выражения в создаваемых им фильмах. Из каждого его фильма можно вынести множество уроков (и это одна из причин, по которой они выдерживают многократные просмотры). Попытаюсь представить некоторые наиболее значительные философские уроки, которые содержатся в четырех его фильмах. Я поразмышляю также о тех уроках, которые могли бы содержаться в фильме «Игра со смертью», если бы Ли смог закончить его. Этот фильм он намеревался сделать кинематографической демонстрацией своего искусства и философии джит кун до.

«Кулаки ярости» (1971 г.)

По мнению друга и последователя Ли Дэна Ино-санто, Ли использовал «Кулаки ярости» (в Гонконге этот фильм вышел под названием «Большой босс»), чтобы преподать воинский урок должного подхода к групповому нападению.

Если вы просмотрите отснятый материал о боях, вы заметите, что он начинается со злобного нападения на первого человека. Главная идея здесь заключается в том, чтобы уничтожить лидера или лучшего бойца как можно более жестоко, чтобы психологически запугать группу. Проба на вкус собственной крови со сбивающим с толку видом полнейшего презрения к боли – вот другая уловка, цель которой запугать противника. Если вам повезет, деморализованная группа в страхе разбежится. Если нет, следующее, что вы должны сделать, – это переместиться в сторону и создавать такие ситуации, где вы сможете сражаться только с одним человеком.

Урок, однако, на самом деле глубже, чем чисто демонстрация техники боя. Он переносит нас назад к даосской концепции ву-син, или «бездумности». Это не означает пустой ум, в котором исключаются все эмоции, точно так же это и не случай простого владения самим собой, хладнокровие и спокойствие ума. Хотя эти качества важны, но именно непривя-занность – неделание паузы, чтобы проанализировать переживание субъекта или ситуацию, – является корневым значением термина. В истинном ву-син нет ничего, что нужно было бы пытаться сделать, ибо принимается все, что происходит в каждый следующий момент, – и на это следует мгновенная реакция. Например, если Ли окружен множеством противников, которые намереваются причинить ему физический вред, на него нисходит спокойное, отстраненное чувство осознания происходящего. Это дополнительное, неконкретное понимание, которое является своего рода расширением Дао. Ему нельзя научить, его можно только воспринять, прочувствовать. Его полное воздействие осознается через наблюдение за способом, которым человек реагирует на истинную природу Дао. Ли говорил:

Понятие концентрации в кунг-фу не несет в себе общепринятый смысл ограничения внимания рамками одного чувственного объекта, это просто спокойное осознание всего, что происходит здесь и сейчас. Такого рода концентрацию можно наблюдать у публики во время футбольного матча: она не сосредоточивает внимание на одном отдельном игроке, который владеет мячом, а держит в поле зрения все поле. Таким же образом ум мастера кунг-фу сосредоточен не на одной какой-то части противника. Это особенно важно, когда имеешь дело с несколькими противниками.

В итоге Ли реагирует – мгновенно, как эхо – на звук, на любое движение или атаку, которую предпринимают его противники. Иначе говоря, поскольку он в состоянии во время сражения сохранять отстраненность ума, он способен одолеть врага.

Другой урок, который можно извлечь из этого фильма, – «искусство умирать», отрешенность от страха смерти – или, точнее говоря, от страха потерять власть над жизнью. В кульминации фильма, после того как Ли обнаруживает, что все его родные были жестоко убиты, он в оцепенении бредет к берегу протекающей неподалеку реки, чтобы посидеть, размышляя о своей жизни и о том, что с ней стало. Внезапно он вскакивает на ноги и бросает все свои вещи – символически избавляется от последнего, что связывает его «этим миром» – в реку, таким образом окончательно отрешая себя от мирских забот.

Он умер для страха личной потери, в том числе страха потери жизни, поскольку он теперь принял тот факт, что он действительно стал мертвецом – а мертвецам нечего терять. Ли, таким образом, способен идти дальше, не обремененный больше заботами, не сдерживаемый самим собой. Он постиг искусство умирать. Приведем слова Ли из телесериала «Лонг-стрит»: «Принять поражение – научиться умирать – значит освободиться от этого».

Когда герой Ли это принимает, он освобождается и заново рождается со знанием, что он больше не бессильное, оторванное от всего судно, дрейфующее во вселенском океане, но, по сути, одно целое со всем процессом развития. Как писал сэр Эдвин Арнольд, «отказываясь от самости, Вселенная взращивает “я”».

«Китайские контакты» (1971 г.)

В этом фильме Ли преподает несколько уроков рукопашного боя, а также делает ряд заявлений на тему расизма и нравственных ценностей. Тема расизма вступает в действие во время попытки Ли войти в позорный парк «Шанхай», где действительно на рубеже веков повесили табличку с надписью «Собаки и китайцы не допускаются». Ли, который всегда был убежден, что «под этим небом живет только одна семья», пытается войти в парк. Когда ему не дают это сделать и затем оскорбляют, он предпринимает соответствующие действия, показывая тем самым, что человеческие существа не должны выказывать терпимость в ответ на нетерпимость. Иными словами, попытка низвести другие расы до положения неразумных существ может в дальнейшем дорого обойтись.

В фильме также раскрывается, как личность, свободная для самовыражения, может восторжествовать над системой убеждений, представленных здесь двумя стилями – японским каратэ и русской борьбой. Убеждение, присущее большинству стилей, что практикующие именно это искусство непобедимы благодаря национальному происхождению или идеологии представляется в фильме как безосновательное. Ли делает упор на то, что успех в единоборствах зависит от самой личности человека и – что еще более важно – от силы воли этой личности. Как он сам однажды сказал репортеру из Тайваня,

…вы должны обладать абсолютной решимостью. Худший противник, который может вам встретиться, это тот, чья цель стала навязчивой идеей. Например, если человек решил откусить вам нос, независимо от того, что с ним произойдет в процессе осуществления этого, у него есть все шансы добиться в этом успеха. Он может быть тоже жестоко избит, но это не остановит его на пути к поставленной цели. Вот это настоящий боец.

В этом фильме и в определенной степени во всех его фильмах Ли учит конфуцианскому идеалу воздаяния добром за добро и справедливостью – за зло. Отнять человеческую жизнь – нравственно дурной поступок, не важно, каким бы справедливым ни показалось такое преступление. Это еще одна тема, которую Ли включил в свои фильмы. По сути, в одной из сцен, которую придумал Ли, но которая так и не появилась в его последнем фильме «Выход Дракона», его герой произносит следующие слова: «Мастер боевых искусств должен нести ответственность за самого себя и встречаться лицом к лицу с последствиями своих поступков».

В фильме «Китайские контакты» Брюс Ли вершит суд над японскими воинами – мастерами боевых искусств, которые постоянно унижали и убивали его соотечественников. Однако вместе с актом правосудия приходит осознание того факта, что этот процесс требует отнять другие жизни, то есть совершить нравственно дурное деяние. Герой Ли, Чен-чен, осознает это и достойно принимает наказание (в конце фильма он без страха смотрит на взвод солдат, который должен расстрелять его). Ли в интервью с тайваньским репортером следующим образом комментировал этот эпизод фильма:

Я не верю в поддержку насилия. Я думаю, это пагубное дело – поддерживать насилие… Не считаю, что следует использовать насилие и агрессию в качестве сюжета для фильмов. Прославление насилия – это плохо. Вот почему я настаивал на том, что Чен-чен, герой, которого я играл в фильме «Кулаки ярости» (в Северной Америке он шел под названием «Китайские контакты»), должен умереть. Он убил много людей и должен за это заплатить.

Однако Ли также учил в этом фильме, что человек никогда не должен идти против сути ли, отдавая кому бы то ни было выражение своей подлинной природы или развитие, даже если плата за такое естественное развитие духа – смерть. Брюс Ли обсуждал нравственную сторону этого аспекта со своим другом и старшим учеником Дэниелом Ли в телефонном разговоре в 1971 г.

БРЮС ЛИ: В конце [фильма] я умираю под пулями. Но это заслуженная смерть, потом. у что она означает, понимаешь, (оправдание) школы Чинг By, китайцев и всего этого. Я выхожу и говорю: «Черт тебя побери, приятель. Вот я!» Бум! Я прыгаю, делаю прыжок в воздух, кадр останавливают, и затем ба-ба-ба-банг! Как в конце фильма «Батч Кэссиди и Санданс Кид», кроме того, что кадр останавливают, когда я в воздухе, понимаешь.

ДЭНИЕЛ ЛИ: Очень достойный конец.

БРЮС ЛИ: Именно – ну, конечно, в китайском стиле.

Иными словами, вы не должны бояться последствий приверженности естественному пути, необходимому, чтобы выполнить до конца ваши потенциальные возможности.

«Возвращение дракона» (1972 г.)

Наверно, первая идея этого фильма – что любой ценой нужно избегать ограниченности ума. В одной из сцен фильма Брюс Ли присутствует на тренировке каратэ нескольких людей, уединившихся в глубине коридора. Он спрашивает человека, который привел его на эту выгодную позицию, занимается ли он сам с этими мастерами. Человек качает головой. «Не-а, – презрительно говорит он, – это иностранщина!» Этому человеку, националистически настроенному китайцу, не интересно то, что имеет некитайское происхождение.

Ли выговаривает ему за такой узколобый подход: «Если тебе это поможет, когда ты попал в переделку, ты должен научиться пользоваться этими приемами. И не важно, откуда они. Тебе следовало бы это понять!»

Поскольку Ли сам разрабатывал сюжет этого фильма, в его сценарии, как в капсуле, заключалась личная философия Ли – джит кун до: поскольку мы постоянно учимся, любой стиль или система, которая претендует на то, что она содержит окончательное слово истины или все ответы, является ошибочной. В данном случае речь идет о том, что в каждом виде боевых искусств есть чему поучиться, и ни одно из них не содержит всех ответов на вопросы всех людей и каждого человека в отдельности.

Ли также подчеркивал необходимость навязать свой ритм противнику и не позволить другим диктовать вам свои условия – если вы хотите восторжествовать над противником. Во время поставленной Ли классической сцены сражения между ним самим и последователем стиля танг су до, Чаком Норрисом, Ли сначала обнаруживает, что проигрывает, но потом ему удается навязать противнику свой темп и заставить Чака принять его условия. И поскольку стиль Норриса слишком окостенелый, а сам он учился только этому стилю, он не знает, как выйти из него или приспособиться к тому, что происходит. Из-за неспособности адаптироваться к меняющимся условиям он погибает. Как сказал Ли репортеру из газеты «Вашингтон Стар»: «Проблема в том, что обстоятельства должны диктовать что делать. Но слишком многие смотрят на «то, что есть», с позиции «того, что должно быть».

Позиция Ли в фильме «Возвращение Дракона» заключается в том, что стиль, который всегда приносит победу, – это стиль «без стиля». Иными словами, не должно быть никакого метода, поскольку метод попросту загоняет в ловушку или ставит в жесткие рамки. Человеку же, напротив, нужны возможности для выбора и свобода ими пользоваться. Выражаясь его словами: «Должны быть только инструменты, чтобы использовать их как можно более эффективно. Высшее искусство – когда нет искусства. Лучшая форма – это отсутствие формы».

К концу сражения с Норрисом, когда герою Ли Танг Лунгу ничего другого не остается, как убить героя Норриса, Колта, Ли с помощью движений и жестов показывает, что жизнь он не хотел бы отнимать. В этой сцене присутствует глубокое чувство печали от потери человеческой жизни, потому что был избран путь сохранения чести. Колт, хотя сначала он выступает как наемник, мог бы поднять руки вверх и тем самым остановить сражение, как только исход его начал склоняться в пользу Ли. Вместо этого он предпочитает продолжать бой, принимая возможную смерть.

Иначе говоря, в смерти есть честь, если человек предпочитает умереть с честью. Последние поступки Колта были благородны, потому что они были следствием нравственного и честного намерения. Сразу после того, как Танг Лунг лишает Колта жизни, он берет верх формы для каратэ Колта и его черный пояс (которые были сброшены перед схваткой) и кладет их на тело Колта в знак того, что душа его противника заслуживает уважения.

Этим поступком Ли проводит мысль о том, что это нормально – уважать ближнего, даже если человек оказался вашим противником в ситуации «жизнь или смерть», если этот другой был искренен в своих убеждениях. Если люди говорят вам только то, что вы хотите от них услышать, или если они готовы продаваться за деньги, сражаясь за дело, в которое не верят, тогда они не достойны уважения. Но если кто-то заблуждается, но честно верит всем сердцем, что он прав, как герой Норриса в этом фильме, в этом случае его действия отражают чистоту и искренность его души, а именно эти два качества заслуживают уважения со стороны людей.

Это, пожалуй, самое важное из всего, чему учит фильм «Возвращение Дракона», самый значительный урок – урок честного самовыражения. Вот как Ли сам комментировал этот сюжет фильма американскому журналисту Алексу Бен Блоку: «Это в самом деле простой рассказ о деревенском мальчике, который отправился куда-то, не зная даже языка, но как-то ему удается подняться, потому что он честно и просто выражает себя».

Когда Блок задал ему вопрос: «А в ваших фильмах вы выражаете себя?», Ли ответил: «Да – то есть честно и настолько, насколько я могу».