Текст книги "Сэмюэл Джонсон и врата ада"

Автор книги: Джон Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Annotation

Люди в балахонах с капюшонами, чертившие магические символы и читавшие заклинания в подвале дома номер 666, вообще-то не имели в виду ничего дурного. Они всего лишь хотели развеять скуку да еще, быть может, наладить дружеские связи с потусторонним миром. Это не более чем досадная случайность, что их колдовские манипуляции открыли во Вселенной портал, куда устремился сам дьявол.

Но теперь, похоже, человечество обречено – до Хеллоуина, когда разверзнется ад, осталось каких-то жалких три дня. Разве что юный Сэмюэл Джонсон успеет принять меры. Он хоть и одаренный мальчик, но далеко не супермен, – а значит, ему не обойтись без помощи верных друзей, в том числе славного пса по имени Босвелл.

Джон Коннолли

«Сэмюэл Джонсон и врата ада»

Кэмерон и Алистер, эта книга посвящается вам

Ученые не следуют за истиной, это истина следует за учеными.

Доктор Карл Шлекта (1904–1985)

Глава первая,

в которой образуется Вселенная

(отличный момент для начала)

В самом начале, примерно тринадцать миллиардов семьсот миллионов лет назад, существовала очень-очень маленькая точка.^[1] Эта точка была горячей и невероятно тяжелой, и все, чему только предстояло существовать, было втиснуто в самую крохотную на свете сферу. Эта точка, на которую с неимоверной силой давило все, чему когда-либо предстояло существовать, взорвалась и надлежащим образом рассеяла все, что было и будет, по тому, что теперь является Вселенной. Ученые называют это Большим взрывом, хотя на самом деле никакого взрыва не было, потому что все произошло повсюду и одновременно.

Да, и еще кое-что насчет возраста Вселенной. Некоторые утверждают, что Земле всего десять тысяч лет, люди и динозавры жили примерно в одно и то же время, как в «Парке юрского периода» или в фильме «За миллион лет до нашей эры», а эволюции (изменения наследственных признаков, передающиеся из поколения в поколение) не существует и не существовало никогда. Учитывая имеющиеся доказательства, трудно не прийти к мысли, что эти люди, пожалуй, ошибаются. Многие из них также верят, что Вселенная была создана одним бородатым стариком за семь дней, с перерывами на чай и бутерброды. Может, это и правда, но если Вселенная и вправду была создана именно таким образом, это были о-очень долгие дни, примерно по два миллиарда лет каждый, плюс-минус несколько миллионов лет, и бутербродов ушла целая куча.

В любом случае, давайте вернемся к точке и отметим один важный для нас момент. Строительные кирпичики всего-всего, что мы видим вокруг себя, и еще большего количества вещей, которых мы увидеть не можем, разметало взрывом из крохотной точки, и так возникли планеты и астероиды, киты и волнистые попугайчики, вы, Юлий Цезарь и Элвис Пресли.^[2]

Ах да. Еще Зло.

Ведь где-то там присутствовала и всякая пакость – то, что заставляет в целом разумных людей строить козни друг другу. Немножко этой пакости есть в каждом, и самое лучшее, что мы можем, это не допускать, чтобы она слишком часто управляла нашими поступками.

Но точно так же, как приняли определенную форму планеты и астероиды, киты, волнистые попугайчики и люди, в темнейшем из темных мест приняло некий облик Зло. Оно занималось этим, пока Земля остывала, а тектонические плиты перемещались, и когда наконец возникла жизнь, Зло обрело мишень для своего гнева.

До сих пор оно не могло добраться до нас, потому что Вселенная устроена не по вкусу Зла – ну, или так кажется на первый взгляд. Но тварь во тьме была очень терпеливой. Она поддерживала огонь своей ярости и ждала возможности нанести удар…

Глава вторая,

в которой мы встречаемся с мальчиком, его собакой и еще некоторыми людьми, желающими чего-то нехорошего

Тем вечером мистер Абернати открыл дверь, в которую позвонили, и увидел на пороге невысокую фигуру в белой простыне. В простыне были прорезаны две дырки на уровне глаз, чтобы гость мог ходить, ни на кого не натыкаясь, – разумная предосторожность, особенно если учесть, что на нем были еще и очки с толстыми стеклами. Очки сидели на носу поверх ткани, что придавало гостю сходство с близоруким и не очень-то жутким привидением. Из-под края простыни торчали разномастные кроссовки, левый – синий, а правый – красный.

В левой руке гость держал пустое ведро. От правой тянулся поводок. Поводок заканчивался у красного ошейника, а ошейник охватывал шею некрупной таксы. Такса уставилась на мистера Абернати, и мистеру Абернати в этом взгляде почудилась неприятно тревожащая степень самосознания. Не будь он человеком здравомыслящим, мог бы подумать, что перед ним собака, понимающая, что она собака, и не очень-то довольная существующим положением вещей. Равным образом пес явно знал, что мистер Абернати – не собака (в общем и целом собаки воспринимают людей как очень больших собак, обучившихся всяким трюкам типа хождения на двух ногах, и подобные фокусы достаточно быстро перестают производить на собак впечатление). Это навело мистера Абернати на мысль, что перед ним воистину очень умный пес – чертовски умный. Животное явно было не в восторге от него, и мистер Абернати поймал себя на том, что его одновременно и раздражает, и слегка огорчает разочарование таксы.

Мистер Абернати посмотрел на пса, потом на маленькую фигурку гостя, потом снова на пса, словно не был уверен, кто из них заговорит.

– Конфеты или смерть! – в конце концов донеслось из-под простыни.

На лице мистера Абернати отразилось полнейшее недоумение.

– Что-что?

– Конфеты или смерть! – повторил гость.

Мистер Абернати открыл рот и закрыл обратно. Вид у него был словно у рыбы, впавшей в задумчивость. Похоже, он совсем растерялся. Он глянул на наручные часы, проверил, какое сегодня число – неужто он, пока шел отворять дверь, не заметил, как прошло несколько суток?

– Сегодня только двадцать восьмое октября, – сказал мистер Абернати.

– Знаю, – отозвался посетитель. – Я подумал, что неплохо будет опередить остальных.

– Что? – переспросил мистер Абернати.

– Что? – повторил гость.

– Почему ты сказал «что»? – не понял мистер Абернати. – Это я сейчас спросил «что?».

– Я знаю. Почему?

– Почему что?

– Ровно это я и спросил, – произнес гость.

– Ты кто такой? – задал вопрос мистер Абернати. У него заболела голова.

– Я привидение, – объяснил гость. – У-у-у! – добавил он слегка неуверенно.

– Я спрашиваю, не что ты такое, а кто ты такой.

– А! – Гость снял очки и откинул с лица простыню. Под простыней обнаружился бледный мальчик лет одиннадцати, с пушистыми светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. – Я Сэмюэл Джонсон из пятьсот первого дома. А это Босвелл, – добавил он и указал на таксу, приподняв ее поводок.

Мистер Абернати, недавно переехавший в этот город, кивнул, как будто услышанное подтвердило все его подозрения. Пес же, уловив свое имя, переместил седалище на крыльцо мистера Абернати и тоже кивнул. Мистер Абернати уставился на него с подозрением.

– У тебя обувь разная, – сказал мистер Абернати Сэмюэлу.

– Знаю. Я не мог решить, какие кроссовки надеть, и надел по одному из каждой пары.

Мистер Абернати приподнял бровь. Он не доверял людям – в особенности детям, – которые не стеснялись демонстрировать признаки индивидуальности.

– Ну так конфеты или смерть? – повторил Сэмюэл.

– Ни то ни другое, – отрезал мистер Абернати.

– Почему?

– Потому что еще не Хеллоуин, вот почему.

– Но я проявил инициативу.

Учитель Сэмюэла, мистер Хьюм, часто говорил о том, как важно проявлять инициативу, хотя всякий раз, как Сэмюэл инициативу проявлял, мистер Хьюм ее, похоже, не одобрял, и это сильно озадачивало мальчика.

– Вовсе нет, – возразил мистер Абернати. – Ты просто пришел чересчур рано. Это не одно и то же.

– Ну пожалуйста, хоть шоколадку!

– Нет.

– Что, даже яблока не дадите?

– Нет.

– Я могу прийти завтра, если это поможет.

– Нет! Убирайся!

И с этими словами мистер Абернати захлопнул входную дверь, оставив Сэмюэла с Босвеллом смотреть на потрескавшуюся краску. Сэмюэл набросил простыню, снова став привидением, и вернул очки на место. Он посмотрел на Босвелла. Босвелл посмотрел на него. Сэмюэл печально качнул пустым ведром.

– Я думал, людям понравится, если пугать их пораньше, – сообщил он Босвеллу.

Босвелл в ответ вздохнул, словно отвечая: «А я тебе что говорил?»

Сэмюэл в последний раз с надеждой взглянул на дверь мистера Абернати – а вдруг тот передумает и вынесет что-нибудь, ну хоть один-единственный орешек? – но та была бесповоротно закрыта. Чета Абернати поселилась на этой улице не так давно, но их дом был самым большим и самым старым в городе. Сэмюэл надеялся, что Абернати нарядят свое жилище к Хеллоуину или, может, превратят его в дом с привидениями, но после приема, оказанного мистером Абернати, мальчик решил, что это вряд ли. У жены мистера Абернати всегда был такой вид, словно она только что откусила от кислющего лимона и ищет, в кого бы тайком плюнуть. Нет, решил Сэмюэл, дом Абернати не будет играть особой роли в праздновании нынешнего Хеллоуина.

Как показали дальнейшие события, Сэмюэл серьезно ошибся.

Мистер Абернати молча и неподвижно стоял у двери. Он смотрел в глазок, пока не убедился, что мальчик с собакой ушли, потом запер дверь и повернулся. На лестничных перилах за ним висел черный балахон с капюшоном: такой балахон вполне мог бы надеть скверный монах и пойти пугать людей, чтобы те хорошо себя вели. Мистер Абернати натянул балахон и спустился в подвал. Если бы Сэмюэл увидел мистера Абернати в этом одеянии, он бы пересмотрел свое мнение насчет того, желает ли мистер Абернати проникнуться духом Хеллоуина.

Мистер Абернати не был счастлив. Он женился на женщине, ставшей миссис Абернати, поскольку хотел, чтобы кто-нибудь заботился о нем, советовал ему, что надеть и что съесть, и чтобы благодаря этому у него оставалось больше времени на размышления. Мистер Абернати писал книжки, в которых советовал людям, как стать счастливее. В этом он вполне преуспел, по большей части потому, что целыми днями грезил, отчего бы мог стать счастливее он сам – например, если бы он не был женат на миссис Абернати. Еще он тщательно следил за тем, чтобы никто из читателей его книг никогда не встретился с его женой. Потому что тогда читатели сразу догадались бы, насколько несчастлив сам мистер Абернати, и тут же перестали бы покупать его книжки.

Теперь же, чувствуя тяжесть балахона на плечах, он спустился по лестнице в темную подвальную комнату. Там его ждали три человека, все в таких же одеяниях. На полу была нарисована пятиконечная звезда. В ее центре стояла железная жаровня с ярко рдеющими углями. По углям были рассыпаны крупинки благовоний, и потому подвал заволокло густым благоуханным дымом.

– Кто это был, дорогой? – спросил один из облаченных в балахон. Он произнес слово «дорогой», как топор палача мог бы произнести «тюк», отсекая чью-то голову, если бы умел разговаривать.

– Да тот придурочный мальчишка из пятьсот первого дома, – ответил мистер Абернати жене, потому что это именно она задала вопрос. – Со своей собакой.

– Что ему понадобилось?

– Он колядовал.

– Но ведь еще не Хеллоуин.

– Знаю. Я так ему и сказал. По-моему, с ним что-то не в порядке. И с его собакой, – добавил мистер Абернати.

– Ну, он уже ушел. Глупый мальчишка.

– Может, продолжим? – произнес из-под другого капюшона мужской голос. – Я хочу домой, смотреть футбол.

Мужчина, сказавший это, был довольно толстым, и балахон туго обтягивал его живот. Звали его Реджинальд Рэнфилд, и он плохо понимал, почему стоит посреди этого дымного подвала в балахоне, который ему мал размера на два, если не больше. Его притащила сюда жена, а спорить с Дорис Рэнфилд не решался никто. Она была даже крупнее и толще, чем муж, но и вполовину не такая хорошая, как он, а поскольку мистера Рэнфилда трудно было назвать хорошим, становилось ясно, что миссис Рэнфилд – очень неприятная особа.

– Помолчи, Реджинальд, – велела миссис Рэнфилд. – Что ты вечно ноешь? Мы веселимся.

– Да ну? – удивился Реджинальд.

Он не находил ничего веселого в том, чтобы торчать в холодном подвале и, будучи наряжен в колючий балахон, пытаться вызвать с того света демонов. Мистер Рэнфилд не верил в демонов, хотя и подозревал иногда, что его приятель, мистер Абернати, каким-то образом умудрился жениться на сущей чертовке. Он боялся миссис Абернати, как слабые мужчины часто боятся сильных женщин. Однако же Дорис настояла, чтобы они пришли и повеселились вместе с новыми друзьями, недавно переехавшими в Биддлкомб. Миссис Абернати и миссис Рэнфилд познакомились в книжном магазине, где обе покупали литературу про призраков и ангелов. С этого и началась их дружба, в которую со временем оказались вовлечены мужья. Мистеру Рэнфилду на самом деле не нравилась чета Абернати, но у взрослых есть такое странное обыкновение проводить время с людьми, не очень-то им симпатичными, если они считают, что это может принести выгоду. В данном случае мистер Рэнфилд надеялся, что мистер Абернати захочет купить дорогой новый телевизор в магазине электротоваров, принадлежащем мистеру Рэнфилду.

– Во всяком случае, некоторые из нас веселятся, – заявила миссис Рэнфилд. – А ты не узнаешь веселье, даже если оно накинется на тебя и защекочет.

И она расхохоталась. Этот звук навел ее мужа на мысль о ведьме, которую спихнули в бочке в водопад. Он представил себе, как его жена падает в очень глубокую воду, и это немного развеселило его.

– Хватит! – прикрикнула миссис Абернати.

Все умолкли. Миссис Абернати, суровая и красивая, взглянула на них из-под капюшона.

– Возьмитесь за руки, – велела она, и все, взявшись за руки, встали вокруг звезды. – А теперь давайте начнем.

И они дружно принялись читать нараспев.

Люди в большинстве своем неплохие. Да, время от времени они поступают дурно, и в каждом есть какая-то червоточинка, но очень мало кто из людей по-настоящему испорчен, и большинство дурных дел кажутся им вполне обоснованными в момент совершения. Возможно, они маются от скуки, или себялюбивы, или скупы, но все же, поступая дурно, они на самом деле, как правило, не хотят причинять кому-либо вред. Их единственная цель – сделать собственную жизнь немного полегче.

Четыре человека в подвале попадали в категорию скучающих. У них была постылая работа. Они водили постылые машины. Их друзья им опостылели. Все на свете казалось унылым.

Потому, когда миссис Абернати показала старую книгу, купленную в букинистическом магазине, и намекнула – сперва мужу, а потом и их чуть менее надоевшим, чем все прочие, друзьям Рэнфилдам, – что текст этой книги может помочь интересно провести вечер, все согласились: прекрасная идея.

У книги не было названия. Она была заключена в переплет из потрепанной черной кожи, украшенный звездой – вроде той, что была нарисована на полу подвала, – а страницы пожелтели от времени. Книга была написана на языке, которого никто из них прежде даже не видел и которого они не могли понять.

И все же, все же…

Как-то так получилось, что миссис Абернати посмотрела на книгу и поняла, что именно они должны сделать. Как будто книга сама мысленно заговорила с ней, преобразуя странные знаки и символы в слова, которые миссис Абернати могла понять. Книга велела ей привести друзей и мужа в подвал нынешним вечером, начертить звезду, поджечь угли и прочитать нараспев череду странных звуков, которые и срывались сейчас с их губ. Все это было очень странно.

И Абернати, и Рэнфилды не искали неприятностей на свою голову. Точно так же, как и не стремились сделать что-нибудь плохое. Они не были злыми или жестокими. Они были просто скучающими людьми, которым некуда себя девать, а такие люди в конечном итоге всегда устраивают какие-нибудь не слишком благовидные выходки.

Но как человек со значком «Пни меня» рано или поздно получит пинка, так и в этом подвале творилось достаточно неблаговидное дело, чтобы привлечь некую злую силу, у которой на уме были вещи посерьезнее нехороших развлечений. Она долго ждала. И вот теперь ожидание подходило к концу.

Глава третья,

в которой мы узнаем об ускорителях элементарных частиц и игре «Морской бой»

Глубоко под горой в центре Европы ничего не происходило.

Ну, то есть не совсем так. Происходило множество всяких событий, в том числе и довольно-таки впечатляющих, но, поскольку все они творились на бесконечно малом уровне, большинству людей не было до этого дела.

Большой адронный коллайдер был, как можно догадаться по его названию, очень большим. На самом деле он был двадцати семи километров в длину и размещался в круговом туннеле, пробитом в горной породе неподалеку от Женевы. БАК был ускорителем элементарных частиц, самым большим на свете: устройством, сталкивающим протоны в вакууме. Он состоял из тысячи шестисот электромагнитов, охлажденных до двухсот семидесяти одного градуса ниже нуля по Цельсию (или в переводе на наш язык: «Блин, колотун какой! Нет у кого-нибудь свитера взаймы?») и создающих мощные электромагнитные поля. Короче говоря, два пучка ионов водорода – атомов, у которых ободрали электроны, – запускаются по этому кольцу навстречу друг другу со скоростью примерно сто восемьдесят тысяч миль в секунду (то есть почти со скоростью света), а затем сталкиваются. Когда они встречаются, каждый пучок приобретает энергию большой машины, едущей со скоростью тысяча миль в час.

Вам бы не понравилось очутиться в машине, едущей со скоростью тысяча миль в час, когда она сталкивается с другой машиной, мчащейся с такой же скоростью. Ничего хорошего из этого не вышло бы.

Когда пучки сталкиваются, из всех содержащихся в них протонов высвобождается огромное количество энергии, и вот тут-то начинается самое интересное. Ученые построили большой адронный коллайдер именно затем, чтобы наблюдать за последствиями этих столкновений. В результате их образуются очень маленькие частицы – меньше атомов, а атомы уже настолько маленькие, что на точке в конце этого предложения поместится десять миллионов атомов. Прежде всего ученые надеялись обнаружить бозоны Хиггса, которые некоторые называют частицей Бога, – самых элементарных составных частей всего материального мира.

Возьмите две машины, которые перед тем, как врезаться друг в дружку, ехали со скоростью тысяча миль в час. После столкновения от них мало что останется. На самом деле останутся лишь ну очень маленькие кусочки машин (и очень маленькие кусочки того, кому не повезло оказаться в этих машинах в момент столкновения), рассеянные повсюду. Так вот, ученые из ЦЕРН, европейской организации по ядерным исследованиям, надеялись, что после столкновения этих пучков останутся клочки частиц, сходные с теми, что существовали через несколько секунд после Большого взрыва, когда точка, о которой мы говорили в самом начале, взорвалась, и что среди них окажутся бозоны Хиггса. Бозон Хиггса должен был бы сразу бросаться в глаза, потому что он куда больше, чем два столкнувшихся протона, из которых он образовался, но существовал бы он очень недолго и исчез бы почти мгновенно. В общем, получилось бы, будто две столкнувшиеся машины слились воедино, на их месте появился линкор – и тут же исчез.

Иными словами, ученые надеялись понять, как возникла Вселенная – а это вопрос серьезный, и его легче задать, чем на него ответить. Видите ли, ученые – даже самые умные – изучили пока всего четыре процента материи и энергии Вселенной, куда входит все то добро, которое мы видим вокруг: горы, озера, медведи, артишоки и всякое такое.^[3] И они чешут в затылках, размышляя над оставшимися девяноста шестью процентами, и чесать им еще до-олго! Чтобы сберечь время и предотвратить нецелесообразные травмы головы, ученые решили назвать двадцать три процента оставшегося темной энергией. Хотя увидеть ее исследователи не могут, они знают, что энергия эта существует, потому что искривляет свет звезд. Откуда она взялась, никто не понимает, но у ученых имеется хорошая идея насчет того, что темная энергия делает: она толкает галактики все дальше и дальше друг от друга, что ведет к расширению Вселенной. Из чего следуют два вывода: во-первых, если люди не изобретут способы перемещаться очень быстро, со временем они окажутся в одиночестве, поскольку все соседние галактики исчезнут за краем видимой Вселенной. А после этого Вселенная начнет остывать, и все в ней замерзнет насмерть. К счастью, это, похоже, произойдет через сотни миллиардов лет, так что можете не бежать за шубой прямо сейчас, но советую вспомнить об этом, когда снова захочется пожаловаться на холод.

БАК, возможно, поможет ученым лучше разобраться во всем этом и еще найти доказательства других увлекательных вещей вроде дополнительных измерений, которые, как любому известно, битком набиты монстрами, инопланетянами и большими космическими кораблями с лазерными пушками…

Ну, в общем, вы все поняли.

Тут стоит упомянуть про опасения, что все это может уничтожить Землю и положить конец известной нам жизни. Вероятность невелика, но всегда лучше перестраховаться.

По сути, когда БАК строили и куча народу в белых халатах тараторила про темную материю и столкновения на высоких скоростях, кто-то высказал предположение, что коллайдер может создать черную дыру, которая поглотит Землю. Ну, либо создаст частицы странной материи, которые называют страпельками, и эти частицы превратят Землю в ком мертвого серого вещества. Думаю, не ошибусь, если скажу, что этого малого на рождественскую вечеринку ученых не пригласили.

Если бы нам с вами предстояло сделать нечто такое, что могло бы – только могло бы – привести к концу света, мы бы притормозили на минутку и задумались, точно ли это хорошая идея. Но ученые – они не такие, как мы. Ученые вместо этого заявили: крайне маловероятно, что коллайдер уничтожит все живое на Земле. Они сказали, что об этом не стоит беспокоиться. Не переживайте. Взгляните лучше на эту большую вращающуюся штуковину – правда ведь она классная?^[4]

Все это возвращает нас обратно к важным вещам, происходившим в большом адронном коллайдере. За ходом экспериментов наблюдала машина под названием «Вело». «Вело» находила и регистрировала все крохотные частицы, которые выделялись при столкновении пучков. Она могла определить их местонахождение с точностью до двухсотой доли миллиметра или до одной десятой толщины человеческого волоса. Все это было ужасно увлекательно, хотя паре человек, которым полагалось следить за экранами, отображавшими происходящее, так не казалось. Они занимались тем, чем люди частенько занимаются в подобных обстоятельствах.

Они играли в «Морской бой».

– Б-четыре, – сделал ход Виктор, немец, которому досталась от природы уйма волос – Виктор собирал их в хвост, и еще хватало на подбородок и верхнюю губу.

– Мимо, – ответил Эд, англичанин, которому волос не досталось вообще, даже для лица. Тем не менее Эд симпатизировал Виктору, хотя и считал в глубине души, что часть волос коллеги должна была бы по справедливости достаться ему.

Виктор сосредоточенно наморщился. Где-то на не слишком просторных просторах игрового поля Эда затаились подводная лодка, эсминец и авианосец, однако же Виктору никак не удавалось в них попасть. Он даже усомнился: а не врет ли Эд насчет его промахов? – но потом решил: Эд не тот человек, чтобы врать.

Эд не отличался особым воображением, а Виктор считал, исходя из своего опыта, что склонность к вранью присуща только людям с воображением. Ложь требует выдумки, а это хорошо дается лишь тем, кто обладает фантазией. У Виктора воображения было чуть побольше, чем у Эда, поэтому ему вранье давалось получше. Ненамного, но все-таки.

Эд услышал громкое сопение Виктора.

– Фу! – воскликнул Виктор. – Это ты, что ли?

Тут Эд тоже учуял запах. В комнате отчетливо завоняло тухлыми яйцами.

– Нет, не я, – ответил слегка оскорбившийся Эд.

Во второй раз за короткое время Виктор подумал, а не врет ли Эд.

– В любом случае, сейчас мой ход, – заявил англичанин. – Е-три.

– Мимо.

Би-и-ип.

– А это еще что?

Виктор не шелохнулся.

– Я же сказал: мимо. Это оно и есть – не попал.

– Да нет! – отмахнулся Эд. – Я спрашиваю, вот это что такое?

Англичанин указал пальцем в сторону монитора, на котором отображалось происходящее в ускорителе частиц. Именно от него шел писк. Изображение на экране смахивало на смерч, только плоский, без воронки.

– Не вижу ничего особенного, – сказал Виктор.

– Просто какая-то частица сорвалась и улетела, – объяснил Эд. – Вот система безопасности и сработала.

– Частица? – переспросил Виктор. – Частицы так просто с места не срываются. Это тебе не мотоциклы.

– Ну ладно, – согласился обидевшийся Эд. – Вероятно, некая частица материи отделилась от остального потока и покинула ускоритель. Так лучше?

– А, ты про ту частицу, которая только что сорвалась и улетела? – спросил Виктор, размышляя: и кто только придумал, что у немцев нет чувства юмора?

Эд уставился на него. Виктор вытаращился в ответ, потом вздохнул.

– Это невозможно, – сказал он. – Там внутри замкнутое пространство. Заряженные частицы не могут просто так взять и улететь из него. Это глюк.^[5]

– Никакой это не глюк! – возразил Эд. Он бросил игру и принялся лихорадочно стучать по клавиатуре. Вывел на второй монитор изображение с другой камеры, проверил время, потом стал прокручивать запись назад. Через двадцать секунд обратной перемотки небольшая светящаяся частица появилась в левой части экрана и присоединилась к общей массе. Эд поставил изображение на паузу, потом прокрутил заново на половинной скорости. Они с Виктором проследили, как частица уносится прочь.

– Что-то мне это не нравится, – заметил Виктор.

– И мне, – поддержал его Эд. – Это вообще невозможно.

– Как по-твоему, что это такое?

Эд проверил показатели.

– Понятия не имею.

Теперь они уже вдвоем постучали по клавиатурам и вывели на экран одни и те же данные, пытаясь разобраться с причиной аномалии.

– Ничего не вижу, – признался Эд. – Не понимаю, где это искать.

– Погоди, – остановил его Виктор. – Я заметил… Нет! Это еще что такое?! Что происходит?

На глазах у них с Эдом данные словно бы сами собой переписывались. Последовательность кодов изменялась: нули превращались в единицы, а единицы – в нули. Оба ученых лихорадочно пытались остановить череду изменений, но это было невозможно.

– Какой-то вирус, – сказал Виктор. – Он заметает следы.

– Должно быть, кто-то взломал систему, – высказал предположение Эд.

– Я помогал делать эту систему, – заявил Виктор, – но даже я не смогу ее взломать. Во всяком случае, вот так.

А потом, не прошло и минуты, изменение кода завершилось. Эд попытался снова вызвать на экран изображение частицы, отделяющейся от общего потока, но на этот раз на экране появилось лишь изображение огромного туннеля, и протоны вели себя в нем в точности так, как им полагается.

– Надо об этом доложить, – сказал Эд.

– Знаю, – отозвался Виктор. – Но у нас нет никаких доказательств. Ничего, кроме наших слов.

– Разве их недостаточно?

Виктор кивнул.

– Возможно, но… – Он уставился на экран. – Что это означает? И кстати, куда она подевалась?

– И что это за запах?..

Ученые были не единственными, кто наблюдал за коллайдером.

Внизу, во мраке, где скрываются наимерзейшие твари, за строительством коллайдера с большим интересом следило древнее Зло. Сущность, обитавшая во тьме, имела множество имен: Сатана, Вельзевул, Дьявол. Существа, обитавшие вместе с ним, знали его под именем Отца Зла.^[6] Отец Зла сидел во тьме очень долго.

Он существовал за миллиарды лет до людей, динозавров или даже маленьких одноклеточных организмов, которые в один прекрасный день решили стать большими многоклеточными организмами, а потом создали литературу, живопись и назойливые рингтоны для мобильников.

Он наблюдал из глубин пространства и времени – ибо камень, огонь и почва, вакуум, звезды и планеты не преграда для него, – как на Земле возникла жизнь, как деревья потянулись к небу и океаны наполнились живыми существами, и ненавидел все это.

Он желал положить этому конец, но не мог. Он был заключен в узилище, возведенное из пламени и камня, в окружении подобных себе тварей: одних он создал из собственной плоти, другие же были изгнаны во мрак за злобу и коварство, хоть никто из них и близко не мог сравниться с Отцом Зла. Немногие из легионов демонов, обитавших с ним в этом далеком огненном царстве, когда-либо видели Отца Зла воочию, ибо он пребывал в самом глубоком и самом дальнем уголке ада, где предавался размышлениям, строил планы и ожидал возможности вырваться.

И вот, после долгого томления, он сделал первый шаг.

Глава четвертая,

в которой мы узнаем, как неразумно пытаться вызывать демонов и вообще якшаться с потусторонним

Сэмюэл с Босвеллом расположились на стене возле дома четы Абернати и наблюдали за улицей. Стоял тихий вечер, люди в большинстве своем уже сидели по домам и пили чай, поэтому наблюдать было особо не за чем и делать особо нечего. Сэмюэл покачивал ведром и слушал тишину – а тишина, как всем известно, не то же самое, что отсутствие звуков, поскольку она включает в себя весь шум, который человек ожидает услышать, но не слышит.^[7]

Сэмюэлу не хотелось идти домой. Мать готовилась к выходу в свет – одна, без него. Она нарядилась и куда-то собралась, впервые с тех пор, как отец Сэмюэла ушел, и отчего-то Сэмюэлу делалось грустно. Он не знал, с кем мама намерена провести вечер, но она накрасилась и принарядилась, хотя обычно не утруждала себя ничем таким, когда отправлялась просто поиграть с друзьями в бинго. Мама не спросила, почему сын оделся привидением с хеллоуинским ведром, хотя еще не Хеллоуин, – она давно уже привыкла, что он часто поступает не совсем обычно.

На прошлой неделе учитель Сэмюэла, мистер Хьюм, позвонил ей домой, чтобы, как он выразился, «серьезно поговорить» насчет Сэмюэла. Как оказалось, в тот день Сэмюэл явился на урок «расскажи и покажи»^[8] с одной-единственной булавкой. Когда мистер Хьюм вызвал мальчика к доске, тот с гордостью продемонстрировал эту булавку.

– Что это? – спросил мистер Хьюм.

– Булавка, – ответил Сэмюэл.

– Это я вижу, Сэмюэл. Но это не самый увлекательный предмет для рассказа о нем, тебе не кажется? В смысле, он как-то уступает ракете, которую сделал Бобби, или вулкану Хелен.

Сэмюэла мало впечатлили как ракета Бобби Годдара – с его точки зрения, она походила на несколько рулонов туалетной бумаги, обмотанных фольгой, – так и вулкан Хелен, хотя из того и шел белый дым, если налить ему в кратер воды. Папа у Хелен был химиком, и Сэмюэл нисколечко не сомневался, что тот приложил руку к созданию вулкана. Он точно знал, что Хелен Ким неспособна даже сделать корзинку из палочек от леденцов без подробной инструкции, литра растворителя, чтобы смывать клей с пальцев, и заранее рассортированных палочек.