Текст книги "Феникс Побеждающий (ЛП)"

Автор книги: Джон Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Ты киборг, пилот истребителя, – поразился Фаэтон. Подобное он встречал только в музеях.

Стервятник взглянул на него прохладно.

– Уже нет. Знания, память о войне, боях, бомбардировках, воздушных схватках, разведке проданы, давно, Аткинсу и его Воинственному разуму. Пусть ему кошмары снятся. Пусть он помнит запахи горящих деревень, сёл и вопли молодых, ещё розовых лесов. Я теперь помню цветочки и котят, голоса китов и вид облаков над морем. Я спокоен.

– Ты обо мне знаешь?

– Изгой. Изгой, но, судя по костюму, богат так, что и вообразить нельзя. Знаменитый – каждый поступок обсуждают всем миром, радиоканалы разрываются. Мир внезапно забыл, а потом так же внезапно вспомнил о корабле, о котором ты мечтал. Не каждый рассудок в сети ещё пришёл в себя, но каждый голос тебя винит. Ты – он?

Фаэтон подивился, почему создание просто не подсмотрело в Виртуальность.

– Вы, похоже, отключены от Ментальности?

Три клюва хором щёлкнули:

– Ийя! Я её презираю. Нет во мне того, чему нужно возвыситься. Пусть молодёжь тешится, а я в празднике не участвую.

– Так вышло, что я также не праздную. Да, вы угадали правильно. Я – Фаэтон Изначальный, Радамант.

– Уже нет. Ты – Фаэтон Нулевой, Ничто.

Слова ударили Фаэтона в сердце. Разумеется. В хранилищах нет его копий. Он больше не Фаэтон Изначальный, первая копия хранимого шаблона. Он – ноль. Если умрёт, ничего не останется. Он не имел школы и поместья.

Фаэтон спросил:

– А вы не боитесь со мной говорить?

– С чего бы? Кого мне бояться, этих выскочек – Наставников, Софотеков? Я старее их, я старее Федерального Ойкуменического Сотрудничества! [4]4
  Так раньше называлась Золотая Ойкумена. (Это, считайте, единственное примечание автора – остальные мои.)


[Закрыть] Они – образования сложные, но без опоры, без силы. Они пройдут, я останусь. Мой образ жизни забыт, но он вернётся. Пока я помню котят и облачка, но я вспомню и горящих заживо детей.

Высказывание смелое, но Фаэтон напомнил себе, что киборг не продавал и не предлагал билеты. В правовом плане Фаэтон колебался между безбилетником и похищенным.

– Сэр, кто же вы?

– Нет, так не пойдёт. Ты вторгся на мой корабль, изгой – сначала расскажи о себе, а потом я, как щедрый хозяин, поделюсь своей историей, весьма кстати незамысловатой. Здесь нет компьютера, который бы обменял нам память.

– Я из Серебристо-Серой школы. Мы соблюдаем традиции обмена приветствиями и знаниями через речь…

– Ты был в Серебристо-Серой. Как ты ухитрился потерять состояние и направить всё человечество против себя?

– Их страшила моя мечта. Нам незачем лететь к звёздам – они слишком далеко, а здесь и так есть изобилие всего, но моё стремление не хозяйственное, не экономическое – я жаждал славы, великих свершений, новых деяний. Я имел право разбазаривать своё богатство как захочу, и поэтому я потратил его на величайший корабль, на который способна наша наука – Феникс Побеждающий. Он как полое, обтекаемое остриё стокилометровой пики. Все его полости заполнены антиводородом под завязку, корпус отлит из крисадамантина, из того же металла, в который я одет, и всё это количество копилось атом за атомом и стоило баснословно дорого. Мощность на единицу массы такая, что можно легко достигнуть околосветовых скоростей, но коллегия Наставников испугалась…

– Знаю, знаю. Они боялись войны в раю.

– Откуда вы это знаете, сэр? Вы знакомы с Наставниками?

– Знаком с войной.

– Да кто же вы?

– Рано спрашиваешь, сначала закончи рассказ.

– А… хорошо. Радамант, на чём я остановился? Точно, – Фаэтон поморщился, потом продолжил. – Итак. Корабль построен, и равных ему не было. Например, если сохранять ускорение на уровне примерно 51 g, на протяжении всего пятнадцати лет, предполагая, что средняя плотность межзвёздной среды – одна частица на кубический километр, и учитывая противодействующую силу, вызванную нагревом из-за трения, мы сможем достигнуть скорости…

– Устройство корабля можешь опустить.

– Но это же самое интересное!

– Ты у меня в гостях, всё-таки. Продолжай, Нулевой Фаэтон.

– Наставники обещали изгнание, если я запущу Феникса. Угроза смехотворная – полёт даже к ближайшей звезде будет гораздо большим изгнанием сам по себе, поэтому я их и не слушал. Но удар пришёл оттуда, откуда я не ожидал. Перед пробным вылетом пришла весть, что моя жена погрузилась в искусственный сон – она очень боялась того, что я умру в глубоком космосе, и не выдержала. Я тогда разгневался, вломился в склеп, где держали тело, устроил погром. Из-за этого из архива даже подняли Аткинса, контролёра военной техники… но вы его знаете.

– Да, знаю. Во мне – его часть.

– Прибыл Аткинс и уложил лицом в пол. Наставники меня осудили, стоимость Феникса загнала в долги, а отец, пытаясь спасти корабль, погиб в солнечной буре. Просто корабль был причален у Меркурия. Наверно, мне лучше рассказывать по порядку…

– Мне интересно. Продолжай.

– В итоге Коллегия согласилась не изгонять меня – если я сотру память о корабле. Я был вынужден забыть и о том, что отец умер, ведь его смерть связана с кораблём. На его место из Архива пробудили реликт отца, и…

– Тебя родил отец? Ты биотрадиционалист?

– Прошу меня извинить, он мой сир. Я создан на основе его мыслительных шаблонов, а слово "отец" – скорее метафора. Мы, Серебристо-Серые, старомодны, и считаем, что некоторые отношения между людьми – родительскую любовь, например – стоит сохранять, пусть даже они более не нужны. Мы преданы идее… хм… Возможно, лучше сказать "Они преданы", или "я был предан"?

Трёхголовый стервятник молча смотрел немигающими жёлтыми взглядами.

– Неважно. Также меня заставили забыть самоубийство жены, ведь и его причиной был корабль. Всё это произошло в канун празднований.

– Ты опять употребляешь метафоры?

– "Жена"? Жена настоящая, мы связаны священной клятвой. "Самоубийство"? Да, наверное, метафора. Наяву она мертва – её мозг находится в поддельной компьютерной грёзе, и никакие новости о настоящем мире туда не доходят – более того, из памяти вырезаны все прошлые знания о реальности. Я не знаю способа её пробудить, и никакого пароля она не оставляла.

– Да, аристократик, это метафора. Даже сейчас – для самых бедных – смерть не приключение, которое можно сымитировать на специальной установке забавы ради, а в прошлом она для каждого была окончательной. Но мы отвлеклись. Что дальше случилось, я знаю. Чтобы опасность межзвёздных полётов миновала, миллионы жителей Золотой Ойкумены согласились забыть всё вместе с тобой, а несогласных Коллегия давила, подкупала и запугивала. Чем больше людей соглашалось на редактуру, тем тяжелее становилось тем, кто стирать память не хотел – у них оставалось всё меньше друзей. В конце тебя помнили только те, кто на праздник попасть не смог, или не захотел. Тебя очень многие ненавидели, до того, как забыли – ведь из-за тебя им пришлось кромсать память.

– Интересно. Я о них и не задумывался.

– Давление Наставников на малоимущих гораздо тяжелее, они такой общественной силе сопротивляться не могут. Перед праздником стеснённые в средствах жители Ойкумены тебя определённо недолюбливали.

– Да, я даже встретил одного из таких. Старика. То есть человека, биохимические системы которого претерпели энтропический распад – седой, с окостеневшими коленями. Он намекнул, что Фаэтон Радамант не тот, кем себя считает – я не тот, кем себя считаю. Не знаю, кто этот старик был, но вот он мои привычки – манеру одеваться, настройки фильтра ощущений – знал слишком хорошо. Он хитростью скрылся из моего восприятия. Так всё и началось.

Я отключил фильтры, но вместо старика нашёл бесформенного амёбоида в меняющем форму скафандре – отшельника с Нептуна. Он представился первым, назвался Ксенофоном. Я знал немало нептунцев, я с ними корабль строил, но этот оказался самозванцем. Пытался уговорить меня восстановить память.

– Зачем?

– Думаю, чтобы завладеть кораблём. Среди нептунцев у меня были заказчики, партнёры – даже друзья. Они откуда-то раздобыли денег и выкупили мои долги у Пэров, так что в случае банкротства корабль переходил не к Пэрам, а к ним. В это время Ксенофон управлял остальными нептунцами. Посредник, видите ли, держал корабль под внешним управлением…

– Что это значит?

– В залоге. Он им распоряжался, ведь я неплатёжеспособен.

– Понял, продолжай.

– Ксенофон прикинулся другом и уговаривал открыть шкатулку воспоминаний и вернуться к старой жизни, что привело бы к исполнению предписаний Наставников – я бы стал банкротом, а корабль, как гарант долгов, перешёл бы к тем, кто эти долги держал – к Нептунцам. Иными словами, Феникс Побеждающий оказался бы в руках Ксенофона, а не у Семи Пэров.

– А это кто такие?

– Если вы знаете Аткинса, которого не каждый историк помнит, то как можете не знать Семерых Пэров?

– Фаэтон, я не верчусь в твоих кругах.

– Ладно. Пэры – тесное собрание самых крупных монополистов, которые договорились сообща сохранять свою власть и богатство. Ганнис с Юпитера, производит суперметаллы; Вафнир с Меркурия, снабжает генераторы антивеществом; Колесо Жизни управляет биосферой; Гелий обуздывает солнечные бури; Кес Сеннек возглавляет Единую Библиотеку Космических Городов и организует среди Инвариантов научные и семантические исследования; Благотворительная Композиция переводит на все языки и форматы; Орфей дарует бессмертие.

– А, эти. Это не монополисты, закон не запрещает с ними соперничать. В мои времена Управляющий Комиссариат ссылал несогласных в поглощающие камеры, и тех между собой делили Композиции.

– Подождите, но Комиссариат распустили в конце эры Четвёртой Структуры. Вы не можете быть настолько старым. Это же тысячи лет до открытия бессмертия!

– Второго Бессмертия. У членов Композиций была совокупная бессмертность. Личности умирали, общий разум жил.

– Вы из Благотворительной Композиции?

– Не настала моя очередь говорить, закончи рассказ. Ксенофон обманом заставил открыть память?

– Да, так и было. Его агент, наряженный клоуном, выслеживает меня.

– Клоун-преследователь? Затейливо.

– Хм. Этому есть объяснение, сэр. Я встретился с Ксенофоном в облике Арлекина, и поэтому он нарядил своего человека в персонажа из той же комедии. Скарамуш – агент – загрузил в меня через ментальность вирус, даже целую вирусную цивилизацию, на самом деле, и он ждёт, пока я снова в неё выйду. Вирус найдёт меня в Ментальности, сотрёт и заменит.

– И Софотеки допустили такое?

– Софотеки не могут понять происходящее. Враг запускает информационные частицы в защищённые системы. Эта технология не из Ойкумены.

– И в прошлом, до Ойкумены, ничего подобного не существовало.

– Я не говорю про прошлое, уважаемый сэр, Я говорю про внешнее. На меня напали пришельцы с другой звезды.

Две головы переглянулись, и даже на лице стервятника явственно читалось недоверие.

– Занятно. С какой звезды? В космосе пока не нашли никакой жизни сложнее одноклеточной, а колония на Лебеде X-l давным-давно ужасно сгинула.

– Они с Лебедя. Нечто пережило крах Молчаливой Ойкумены – враждебный софотек по имени Ничто.

– Похоже на сюжет развлекательного сна. На вздор, – сказал стервятник. – Где доказательства? Ваши хвалёные Софотеки могут взглянуть в мозг и отличить правду от лжи?

– Да, была такая проверка. Она показала, что атака была мнимой.

– И ты считаешь…

– Я считаю, что в проверку вмешались.

– И кто же?

– Очевидно, данные подделал злой вирус.

– Так, аристократик, давай разберёмся. Наше общество может перестраивать мозги по желанию, вплоть до самых глубинных мыслей, желаний, инстинктов и побуждений, и поэтому никакому воспоминанию нельзя верить. Ты помнишь, что на тебя напал несуществующий вирус, созданный несуществующим софотеком из давно погибшей колонии, а проверка показала, что воспоминания поддельные, но ты убеждён, что эта бредовая история случилась наяву, а проверке верить нельзя? Я всё правильно понял?

– Правильно.

– Ага. Просто хотел убедиться, что ничего не упустил.

– История, правда ли она для вас или нет, правдоподобная она или нет, произошла со мной, и я отношусь к ней как к истине, а иначе не могу. Правда или нет, правдоподобно или нет – я завершил рассказ. С удовольствием послушаю вашу историю, если позволите, ибо не представляю, кем вы можете быть.

– Мне не стоит раскрывать нынешнее имя, но раньше меня звали Композицией Воителей.

Фаэтон отшатнулся:

– Невозможно! Их уничтожили две эпохи назад!

– Нет, их распустили. Воспоминания записаны, и во мне их часть.

– Значит, вы изучали Воителей?

– Нет, я сам – Воители. Сколько мозгов достаточно для массового сознания? Тысяча? Сотня? Десяток? Пара? Как по мне, хватит и одного, и это – я, всё ещё член Композиции, пусть даже и последний. Последний участник, но участник когда-то великой силы. Начальствующая над авиацией ветвь разума Восточной Противочародейской дивизии сдалась альтернативно-организованному Соломону Над Душами после Трёх Секунд Ужаса во время битвы за пекинское Сетевое Ядро. Ты вообще историю учил? По лицу вижу, что нет. Они сдались в пре-эпохе 44101, в трёхсотом году Пятой Ментальной Структуры. Я был с ними, я тоже сдался. Договор о перемирии позволил сохранить личности.

– И вы просто так гуляете? Вас не казнили?

– Ты точно плох в истории. Меня держали под землёй, в цементной кисте, столько веков, сколько оставалось жить жертвам бомбардировок по их гороскопам – вместе взятым. Когда срок кончился, Король-Чародей Кореи записал меня в лотерею смерти.

– Лотерея смерти?

– Историки врут. Они говорят – "война началась из-за Сумрака Мозга – практики изменённого сознания Чародеев, позволившей лгать под ноэтической присягой". Вздор. Настоящая причина в том, что масс-сознания просто не понимали Чародеев. Они несовместимы. Композиция Воителей судила строго и неуклонно, без страха и снисхождения, а Чародеи мыслят, перепрыгивая логику, повинуясь чутью или понятию о соразмерности, и для них наказание должно быть поэтическим, должно дополнять преступление, пародировать его, иначе это не наказание вовсе.

Королю-Чародею показалось забавным обречь нас на постоянный страх, такой же, какой вызывали наши налёты, поэтому меня с товарищами отпустили, но перед этим вшили в черепа взрывные заряды. Они срабатывали от радиосигналов, в случайное время, в произвольном месте. Порой для детонации было достаточно сигнала от определённой двери или автонавигатора. Сотню лет прожил только я. Теперь я перевожу чувствительных Глубинных между подводными царствами.

– Какой ужас!

– Это в прошлом. Мои биологические ткани уже много раз сменились, всю взрывчатку удалили.

– Но как вы выдержали постоянную неопределённость?

– Ага. Об этом спрашивает Фаэтон, человек, вознамерившийся вылететь за пределы Ноуменальной Ментальности? Смерть в этом путешествии, соверши ты его, тоже непредсказуема и мгновенна, а потом, когда будут заложены колонии, настолько же могучие, как и мы, повторится война, и смерть нависнет над каждым.

– Люди разумны, такого не будет.

– Разумны? Разумны? Ты, молокосос, войны не пережил. От кого ты прячешься на моём дирижабле? От разумных убийц с другой звезды? От воображаемых врагов? Да брось ты. Ты либо заблуждаешься, либо вовсе спятил, и ни то, ни другое не вселяет надежду в мирное освоение звёзд, – существо раскрыло и захлопнуло клювы. – Мне жаль, что ты провалился так сокрушительно.

Палуба наклонилась, но в комнате без окон было непонятно, как изменился маршрут.

Фаэтон спросил:

– Почему жаль? Ты хочешь новой войны?

– Ни в коем случае. Ужасы войны не описать, но их можно стерпеть, поскольку есть вещи куда хуже. Нет, я хочу не этого.

– Просвяти меня.

– А! Йях! Я жил в конце Четвёртой эры, когда Землёй правили объединения разумов. Не было преступлений, не было войн, грубости. Индивидуальности не было (исключая некоторые области в Европе и Америке). Мир замер, перемен тоже не было.

Пятая эра началась, когда Композиции стали использовать в себе новые виды разумов. Чародеи – быстрые, интуитивные, творческие, проницательные. Инварианты – стойкие перед страхом, страстями и угрозами. Цереброваскуляры – видят со всех точек зрения сразу, понимают сложнейшие устройства с одного взгляда. Мы не могли с ними равняться, а они не подчинялись общей нужде или общему разуму. Но Пятая эра лучше Четвёртой. Правили изобретатели и гении. Чародеи покорили Юпитер наперекор экономическим интересам, Инварианты освоили астероидный пояс наперекор трудностям. Цереброваскуляры, воспринимая мыслительные системы целиком, доказали Единую Ноэтическую теорему, что привело к развитию таких технологий, которые мы, Композиции, и вообразить не могли. Без самоссылающихся формул из пьесы-диссертации Матери Чисел мы бы не построили самоосознающих машин, а без самоосознающих машин мы бы не добились бесчисленных прорывов – в том числе и Ноуменальной математики, проводившей нас в нынешний век Второго бессмертия.

И вот настала Седьмая эра, и опять век неподвижен. Теперь видишь, Фаэтон Нулевой? Взгляни на историю. Если бы жила твоя мечта, война бы началась, даже не сомневайся. Наставники и их ласковый Навуходоносор достаточно умны, и выводы делают верные. Но война может привести к новой, лучшей эпохе. Возможно, Земля, луны Юпитера и все остальные станции сгорят в первую минуту битвы – но выросшие на сотнях, миллионах планет цивилизации оправдают испытанный ужас, и я соглашусь с ними.

Фаэтон молчал. Он не понял, услышал он хвалу или проклятье. Или всё разом.

Но неважно, спор был теоретическим. Наставники победили

– Куда вы меня везёте? – спросил Фаэтон.

– Йях! Вообще истории не знаешь. Одно Цереброваскулярное масс-сознание не поддалось давлению Орфея – ей просто наплевать на вечную жизнь, и поэтому на Земле есть город, не подписавший соглашения Наставников. Старица Моря управляет Протекторатом Океанической Среды с середины Пятой эры, она, как и я, старше Золотой Ойкумены, и она может не обращать внимания на Наставников, поскольку им и в голову не придёт мешать тому, кто заправляет всем планктоном, всеми наномеханизмами в волнах, той, кто следит за теплоулавливающими клетками и отправляет их из тропиков по всем течениям, управляя теплом океана и тем самым пресекая ураганы. Её город называется Талайманнар.

– Сюда меня отправил Гончая! – воскликнул Фаэтон. Теперь он узнает решение, узнает, что задумал сверхразум.

– Разумеется сюда, дурень, – ответил киборг. – Если сброшу тебя где-либо ещё, стану соучастником незаконного проникновения на чужую землю. Почему, по твоему, Наставники мне не помешали? Я тебе не помог. Дураку ясно, что тебе место на Талайманнаре – в эту канаву отправляются все изгои. Больше идти некуда.

Фаэтон почувствовал, что в нём что-то рухнуло. Он лелеял надежды, что Гончая подготовил невообразимо хитрый план, и на Талайманнаре зрело его спасение. Такие мечты помогали ему в бессонные, кошмарные ночи забытья.

Но нет. Он ничем не отличался от прочих изгнанных.

Надежда, конечно, идиотская, но лучше такая, чем никакой. Для жизни нужна причина, а причины жить у Фаэтона больше не было.

По каркасу дирижабля пробежала дрожь.

– Прибыли, – сказал киборг. – Убирайся.

Открылся люк, которого Фаэтон ранее не заметил. За ним виднелись ведущие вниз сходни. Фаэтон заморгал от отражённого сияющего света, вдохнул влажный и свежий тропический воздух, услышал прибой и клики чаек.

– Погоди, – сказал Фаэтон, – если мне не примерещилось, за мной охотятся убийцы с другой звезды, и поэтому единственное место, куда собирают изгоев – то самое место, где меня найдут.

– Мои права старинны, и их уважал даже зародыш Конституционно-Логической формации Федерального Ойкуменического Сотрудничества. Так называемая "дедушкина оговорка" – Ойкумена уважает права и законы, принятые до неё. Любопытно, не так ли? Мой корабль нельзя отслеживать без судебного ордера, и держусь я ниже воздушных коридоров и глаз диспетчеров. Меня знают в Кисуму – уже тысячи лет я летаю в Кито и Самаринду. Любой скиталец и странник знает, что мой дирижабль летает неотслеженным. Понимаешь? Поэтому меня ценят Глубинные – они любят приватность. Пока сам себя не выдашь – не выйдешь в Ментальность, например – воображаемые враги не найдут.

Фаэтон подошёл к люку, но на пороге обернулся и спросил:

– Вы упомянули какую-то вещь хуже войны, такую страшную, что война по сравнению с ней терпима. Что это?

– Поражение.

Из стены вырос манипулятор и выволок Фаэтона за плечо. Тот закувыркался по сходням, руки и колени с треском встретили сетчатый пол швартовочной вышки. Солнце ослепило, и по нему отчалила тень дирижабля. Фаэтон встал и посмотрел вслед улетающему кораблю.

Он снова оказался один.