Текст книги "Пелхэм, час двадцать три"

Автор книги: Джон Гоуди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Прекрасно. Скажи, когда ты в последний раз ездила в метро?

– Так случилось, что как раз сегодня у меня не оказалось денег на такси. Это что, преступление?

– Ты думаешь, я клюну на эту байку? При тех деньгах, что ты зарабатываешь, крутя задницей? Да всем вокруг известно, как прилично зарабатывают шлюхи.

– Ну, хорошо. Отлично. Ты загнал меня в угол. Я пошла в метро, потому что знала, что поезд захватят бандиты. И не только это. Я знала, на какой линии это случится, и точно знала время – и все потому, что я – невезучая, верно?

– Невежественная шлюха не должна возражать против логических построений мужчины, занимающего приличное положение в обществе. Любое число различных переменных, управлявших твоим поведением перед тем, как ты вышла из дома сегодня утром – необходимость вернуться за забытым носовым платком, бессмысленное лежание в ванной на пять минут больше обычного...

– Все исключительно ради тебя, мое сердечко, чтобы мое киска лучше пахла.

– ... решение зайти в винную лавку, чтобы оставить заказ, хотя ты могла с таким же успехом сделать это вечером, выбор другой, чем обычно, дороги до метро...

– Так получилось, что я сегодня заходила в магазин и села в метро на Тридцать третьей улице.

– Ты мне испортила встречу, сучка.

– Понимаю и чувствую себя виноватой. Потому что получила величайшее удовольствие, которое мне только приходилось испытывать, если не считать того, что я каждый раз получала с тобой. Ты был лучше всех, мой милый.

– Ты мне испортила встречу.

– Все эта мерзкая подземка. Никогда в жизни больше не поеду в этом гребаном метро.

– Ты мне испортила встречу.

Да, вот так все и будет, – думала Анита, – и в конце концов я его потеряю. А подобные клиенты на дороге не валяются. Если она собирается открывать свой магазинчик, разбрасываться ни одним мужиком не стоит. Ладно, она может приползти к нему на коленях, полизать ему задницу, расцеловать его поганые ноги. ...Дерьмо, именно этим она и так постоянно занималась.

Теперь она мрачно смотрела, как главарь вскарабкался обратно в поезд.

Начальник округа

– Они торчат именно здесь, – сказал начальник округа, ткнув в ковер на полу лимузина. – Если земля разверзнется, мы приземлимся им прямо на крышу.

Комиссар кивнул.

Справа от них лежал Юнион сквер-парк, обманчиво привлекательный в затухающем свете дня. В квартале к югу слева находился Сен-Клейн, полуразвалившийся торговый центр, в котором давно уже продавали товары по сниженным ценам. Люди, обычно толпившиеся на тротуарах, стали собираться в кучки. Их привлекло множество съезжавшихся в этот район полицейских машин. На мостовых образовались пробки, и полицейские прилагали отчаянные усилия, чтобы направить машины в боковые улицы.

Водитель обернулся.

– Сэр, появилась возможность проехать. Мне двигаться дальше?

– Оставайся здесь, – велел начальник округа. – Здесь мы ближе всего к этим подонкам с самого начала операции.

Комиссар, смотревший в окно, заметил, как одного из полицейских на тротуаре сбил с ног неожиданный напор толпы. Он вскочил и в ответ толкнул в грудь какую-то женщину.

– Если бы улица разверзлась, – заметил комиссар, – это было бы не так плохо. И было бы совсем неплохо, если б весь город провалился в тартарары.

Пессимизм комиссара стал для начальника округа ещё одним сюрпризом. Он промолчал, взглянул на парк, и в его памяти всплыло приятное воспоминание.

– Люди, – вздохнул комиссар. – Уберите людей, и вы легко поймаете преступников.

Начальник округа отвел глаза от парка, чью каменную ограду стала закрывать собирающаяся толпа.

– Знаете, господин комиссар, что мне хотелось бы сделать? Проскользнуть через одну из решеток, закрывающих аварийные выходы, и перестрелять этих подонков ко всем чертям.

– Может быть, нам не придется этого делать? – устало спросил комиссар.

– Я просто так сказал. Просто это поправляет самочувствие.

Начальник округа поднял глаза на голые ветки деревьев парка и старое воспоминание всплыло окончательно.

– Когда я поступил в полицию, первое мое серьезное задание было именно здесь. В тысяча девятьсот тридцать третьем году. Или четвертом? В третьем или четвертом. Я тогда был конным патрульным, и меня поставили поддерживать порядок во время первомайского парада. Вы помните времена, когда эти парады были большим событием?

– Я не знал, что вы служили в конной полиции, – удивился комиссар.

– Настоящий казак. Мою лошадь звали Маргаритка. Прекрасная кобыла с белым пятном на лбу. Казак... Нас действительно тогда так называли.

– Теперь нас называют иначе, верно?

– Там почти каждый час случалась стычка, и нам пришлось немало погулять дубинками по головам. Маргаритка наступила кому-то на ноги. Но то были другие времена. Никто никого не пытался убивать. И если приходилось надавать по головам нескольким коммунистам, никто кроме них самих крика не поднимал. Во всяком случае, радикалы в те дни были гораздо мягче.

– А как насчет их голов?

– Их голов? – Начальник полиции округа помолчал. – Понимаю, что вы имеете в виду. Да, в те дни мы свободно пользовались нашими дубинками. Полицейская жестокость... Думаю, в этом что-то было. Казаки. Да, в этом явно что-то было.

– Может быть. – равнодушный голос комиссара не выдавал его чувства.

– Маргаритка, – повторил начальник округа. – Коммунисты ненавидели лошадей не меьше, чем полицейских. На своих тайных собраниях они обычно кричали: – Подрезать казакам сухожилия! – И обсуждали, как поднырнуть с ножом под брюхо лошади и перерезать сухожилия. Но я никогда не слышал, чтобы такое случалось.

– Что, черт возьми, происходит? – не выдержал комиссар. – Они сидят внизу, мы – наверху, и все это похоже на перемирие.

– Именно там, – продолжал начальник округа, – на Семнадцатой улице, вот с того балкона коммунисты произносили свои речи. Но схватка могла произойти в любом месте – и на площади, и в парке. Это было сорок лет назад. Как вы думаете, сколько из тех коммунистов до сих пор ими остаются? Ни единого. Все стали бизнесменами, эксплуататорами народных масс, живут в пригородах и не станут перерезать сухожилия лошади, даже если вы огреете их по голове.

– Теперь радикалами стали их дети, – заметил комиссар.

– И куда более жесткими. Они вполне могли бы подрезать лошадь. Или привязать бомбу к её хвосту.

Захрипел динамик.

– Центр управления вызывает начальника полиции. Ответьте, сэр.

– Говорите, говорите, – откликнулся начальник полиции.

– Сэр, террористам передали, что путь свободен.

– Отлично, спасибо. Сообщите, как только они тронутся. – Начальник полиции выключил радио и взглянул на комиссара. – Будем ждать или начнем?

– Давайте начинать, – решил комиссар. – На этот раз мы их опередим.

Глава 20

Райдер

– Центр управления вызывает ПелхэмЧас Двадцать Три.

Райдер нажал кнопку рации.

– ПелхэмЧас Двадцать Три слушает. Говорите.

– Путь свободен. Повторяю, путь свободен.

Лонгмен прижался к нему, глотая воздух, маска буквально втягивалась ему в рот. Райдер подумал: он плохо кончит. Что бы ни произошло, как бы хорошо все не закончилось, со временем Лонгмен сломается.

– Путь свободен на всем маршруте до Саут-ферри? – уточнил он.

– Да.

– Вы знаете, что будет, если лжете?

– Я хотел бы вам кое-что сказать. Вы не успеете пожить, чтобы истратить эти деньги. Я в этом совершенно уверен. Вы меня слышите?

– Сейчас мы тронемся, – сказал Райдер. – Конец связи.

– Попомните мои слова...

Райдер выключил рацию.

– Начали, – повернулся он к Лонгмену. – Я хочу, чтобы поезд тронулся через тридцать секунд.

Он открыл задвижку двери и чуть подтолкнул Лонгмена. Выходя, тот споткнулся. Райдер бросил последний взгляд на созданное ими хитроумное устройство, потом последовал за Лонгменом и вышел из кабины. Дверь за ним закрылась, замок защелкнулся.

Том Берри

Шнур экстренного торможения свисал из окантованного металлом отверстия в потолке вагона сразу за кабиной машиниста. Он был похож на скакалку с красной деревянной ручкой, свисавшую примерно на шесть дюймов. Том Берри видел, как низкорослый бандит поднял тонкие ножницы, засунул их на пару дюймов в отверстие и обрезал шнур. Деревянная ручка упала и покатилась по полу. Краем глаза Берри заметил, как коренастый бандит обрезал второй шнур в другом конце вагона. Потом поймал его на лету и спрятал в карман.

Низкорослый бандит махнул рукой, плотный его понял и кивнул, потом открыл заднюю дверь, пригнулся, спрыгнул на рельсы и исчез из виду. Второй, держа пассажиров на мушке, как-то неловко проскользнул мимо прикрывавшего его главаря и распахнул переднюю дверь. Перед тем как соскочить на рельсы, он присел. Главарь решительно кивнул бандиту, стоявшему в центре вагона, тот начал было поворачиваться, помедлил и послал воздушный поцелуй девице в шикарной шляпке. Затем весело зашагал в дальний конец вагона. Там он открыл дверь, слегка согнул колени и спрыгнул вниз.

Главарь взглянул на пассажиров, и Берри подумал, что тот собирается дать им последнее напутствие, сказать, как хорошо они себя вели...

– Всем оставаться на местах, – сказал главарь. – Не пытайтесь вставать. Сидите смирно.

Он нащупал ручку за спиной и распахнул переднюю дверь. Потом шагнул на подножку, и Берри подумал: вот оно, самое время, как только он повернется спиной, выхватывай пистолет и стреляй...

Главарь спрыгнул и исчез из виду. Прежде чем дверь захлопнулась, Берри краем глаза успел заметить на рельсах низкорослого бандита. Тот держал в руках что-то вроде куска трубы, и тут Берри осенило: он понял, что сейчас должно произойти с поездом, как бандиты собираются избавиться от погони. Да, такое пресса явно назовет блестящим и талантливо организованным побегом.

Он и сам не понял, что делает. Пока что он продолжал сидеть, а не бежал вдоль вагона с пистолетом в руке. Вагон со скрежетом тронулся, что-то его подхватило, пронесло мимо центральных стоек и швырнуло почти в конец салона. Рука нащупала металл дверной ручки. Он стиснул её и распахнул дверь. Потом взглянул на убегающие назад рельсы и подумал: ты же был парашютистом, знаешь, как нужно приземляться. А потом подумал: ещё есть время вернуться.

Он прыгнул, рухнул на пути и на миг почувствовал пронзительную боль, а потом погрузился во мрак.

Центральная диспетчерская

Когда красные огоньки на экране центральной диспетчерской показали, что ПелхэмОди Два Три тронулся с места, Марино воспринял это довольно спокойно.

– Поехали, – вздохнул он.

Через несколько секунд это сообщение передали по радио из штаб-квартиры полиции во все патрульные машины.

Одновременно с Марино миссис Дженкинс невозмутимым тоном ообщила лейтенанту Гарберу:

– ПелхэмЧас Двадцать Три тронулся с места и уже прошел сто футов к югу.

Пешие полицейские и патрули на машинах в связи с новым развитием событий были приведены в боевую готовность.

Вся масса преследователей, как на земле, так и под землей, двинулась к югу, словно привязанная невидимыми нитями к поезду ПелхэмЧас Двадцать Три.

Райдер

Лонгмен ужасно нервничал и даже споткнулся, когда дернул трубу. Но когда поезд тронулся, отскочил и удержал её в руках. Райдер оттащил его от путей и втолкнул под защиту стены, обхватив рукой за дрожащие плечи. В это время вагон с грохотом и лязгом пронесся мимо.

Райдер забрал трубу из обмякших рук Лонгмена и швырнул её на рельсы. Она ударилась о колонну и откатилась в сторону. Стивер и Уэлкам уже ждали, прижавшись к стене туннеля.

– Пошли, – скомандовал Райдер.

Не тратя времени, чтобы убедиться, нет ли кого позади, он зашагал на юг и остановился в круге света, падавшего через аварийный выход. Остальные поспешили к нему присоединиться.

– Давайте поживее, – поторапливал Райдер. – Вы знаете, что нужно делать.

– Мне кажется, я видел, как что-то выпало, – сообщил Стивер. – Из дальнего конца вагона.

Райдер взглянул вдоль путей. Свет фонарей удалявшегося вагона слабел.

– На что это было похоже?

Стивер пожал плечами.

– Что-то большое. Мелькнуло, как тень. Возможно, человек. Но я не слишком уверен.

– Если кто-то выпал из вагона, он уже готов для бальзамирования, хмыкнул Уэлкам и поднял свой автомат. – Хотите, посмотрю? Если там кто-то есть и он ещё жив, я с ним покончу.

Райдер снова глянул вдоль путей. Там ничего и никого не было видно. Он посмотрел на Стивера. Разыгрались нервы? Ему и раньше приходилось видеть, как напряжение вызывает видения даже у таких выдержанных и лишенных воображения типов, как Стивер. Ночные патрули нередко поднимали ложную тревогу, хотя никто им не угрожал. Просто часовых пугали тени. Да, такое вполне могло случиться и со Стивером, особенно если принять во внимание его ранение и слабость от потери крови...

– Забудем, – решил Райдер.

– За весь день я шлепнул только одного, – заметил Уэлкам. – И не прочь поставить на прикладе ещё одну зарубку.

– Нет, – повторил Райдер.

– Нет, – передразнил его Уэлкам. – А предположим, я решу, что мне этого хочется?

– Мы теряем время, – буркнул Райдер. – Пора.

– Все по плану, верно? – съехидничал Уэлкам.

– Ты уверен, что впереди чисто? – спросил Лонгмен, подбородком показав вперед. – Что там нет полиции?

– Да, уверен, – кивнул Райдер. – Они гонятся за поездом. – Он заметил в своем голосе нетерпение и помолчал. – Готовы? Я даю команду.

– Команду, – хмыкнул Уэлкам. – Мы как цыплячье дерьмо.

Райдер не обратил на него внимания. Следовало точно придерживаться плана, другого пути не было. Во время репетиции, когда каждый был предоставлен самому себе, то один, то другой спотыкались на деталях, поэтому он предложил следовать строго расписанной процедуре. Еще он решил не входить пока в шахту аварийного выхода, учитывая, что какой-нибудь прохожий, заглянув через решетку над аварийной лестницей, может их увидеть или услышать.

– Автоматы, – напомнил Райдер и положил свое оружие на пути. Стивер и Лонгмен поступили также, но Уэлкам продолжал держать свой автомат в руках, нежно его поглаживая.

– Давай, Джо, – сказал Стивер, – тебе придется работать двумя руками.

– А ты кто такой, помощник капитана? – буркнул Уэлкам, но неохотно положил свой автомат.

– Шляпы и маски, – сказал Райдер.

Появление на свет физиономий вызвало небольшой шок, и Райдер подумал: они кажутся менее реальными чем маски. Это его удивило, и когда Уэлкам заговорил, он услышал словно эхо своих мыслей.

– Должен кое-что сказать, – заметил Уэлкам. – в масках все вы смотритесь гораздо лучше.

– Переодевайтесь, – скомандовал Райдер.

Теперь он убрал с лица куски ваты, а Лонгмен снял очки. Стиверу осталось только снять седой парик, а Уэлкаму – удалить усы и тщательно приклеенные бакенбарды.

– Плащи, – напомнил Райдер. – Снять, перевернуть и надеть снова.

Каждый дождевик был снабжен подкладкой из другого материала. У Уэлкама оказался светло бежевый макиинтош, у Стивера – серый с меховым воротником. Плащ Лонгмена был из коричневого твида в елочку, а его собственный – из крапчатого с проседью донегальского твида. Райдер пристально наблюдал, как все вывернули плащи и тщательно застегнули их на все пуговицы поверх раздувшихся жилетов с деньгами.

– Шляпы.

Все достали из карманов шляпы. Уэлкаму досталась шляпа для гольфа с низкой тульей иссиня-черного цвета с узкой лентой в полоску – красную и цвета морской волны. Шляпа Стивера была серой, с короткими загнутыми вверх полями, Лонгмена – серой и ворсистой, а его собственная – спортивной коричневой шапочкой с небольшим козырьком.

– Перчатки.

Все достали и натянули перчатки.

– Пистолеты в карманах плащей? Проверьте. – Он подождал. – Хорошо. Бумажники. Покажите удостоверения личности и полицейские жетоны.

Он надеялся, что ими не придется воспользоваться. Но вполне возможно, что на месте действия окажется несколько полицейских, которые начнут задавать вопросы. Если так случится, нужно будет заявить, что они из отряда полиции, занявшего туннель, и предъявить полицейские удостоверения, которые обошлись им даже дороже автоматов.

– Нелья ли поживее? – нервничал Лонгмен.

– Этот тип боится собственного чиха, – съязвил Уэлкам.

– Почти все, – сказал Райдер. – Поднимите автоматы, выньте магазины и положите их в карманы. Теперь снова положите автоматы. – Это была всего лишь простая предосторожность, он не хотел оставлять у себя за спиной заряженное оружие.

Все четверо нагнулись за автоматами, но только трое начали вынимать магазины.

– Только не я, – ухмыляясь, заявил Уэлкам. – Я прихвачу своего скорострельного дружка с собой.

Центральная диспетчерская

В тишине зала прозвенел голос Марино:

– ПелхэмЧас Двадцать Три только что прошел Четырнадцатую улицу и движется к станции Астор-плейс.

– Можно что-нибудь сказать о его скорости?

– Ну, – протянул Марино, – он идет не слишком быстро. Видимо, на одной из нижних передач.

– Что это значит?

– Примерно тридцать миль в час. Смогут патрульные машины следовать за ним, учитывая уличное движение?

– Нам нет нужды это делать. Патрульные машины расставлены по всему маршруту. Они подключатся, как только поезд окажется в их районе.

– Сейчас они миновали примерно половину пути между Четырнадцатой улицей и Астор-плейс.

– Хорошо. Продолжайте держать меня в курсе.

Мозговой центр

В центре связи радист-оператор передал сообщение лейтенанту Гарберу. Тот прочел его, одновременно слушая миссис Дженкинс. Постовой транспортной полиции сообщал с Четырнадцатой улицы, что ПелхэмЧас Двадцать Три прошел станцию без остановки.

– ПелхэмЧас Двадцать Три сейчас примерно в ста пятидесяти футах к югу от станции на Четырнадцатой улице.

По мягкому, хорошо поставленному голосу лейтенант Гарбер представил себе миссис Дженкинс гибкой и стройной блондинкой чуть за двадцать.

– Милая, продолжайте подкармливать меня информацией, – проворковал он.

Клайв Прескот

Сидя за пультом начальника дистанции в центре управления, Прескот отказался от попыток связаться с ПелхэмЧас Двадцать Три по радио. Он слушал голос миссис Дженкинс, доносившийся из динамика, и пытался представить себе его обладательницу. Тридцать пять лет, кожа цвета кофе с молоком, разведенная, спокойная, опытная и милая. Он представил себе, как она умело его утешит, и тотчас упрекнул себя в неверности собственной жене.

– Продолжает двигаться в нижнюю часть города, по оценкам – на одной из нижних передач.

Это не имело смысла, – подумал Прескот. Каждый дюйм их пути контролировался, так что непонятно, как бандиты надеятся уйти от преследования? Это было просто глупо. Но кто сказал, что преступники умные люди? Хотя до сих пор они не сделали ни единой ошибки.

Он повернулся к пульту.

– ПелхэмЧас Двадцать Три. Центр управления вызывает ПелхэмЧас Двадцать Три...

Анита Лемойн

Через минуту, – подумала Анита Лемойн, – у меня начнется истерика. Неужели эти идиоты не умеют считать? Все талдычат о том хиппи, что выпрыгнул из вагона, даже этот старый щеголь, который мнит себя умнее всех.

– Все дело в толчке, – твердил старик. – Из-за такого толчка он не мог остаться в живых.

Кто-то спрсил: – Что его заставило это сделать? – и тут же сам себе ответил: – Наркотики. Ими накачиваются, потом совершают безумные поступки и погибают.

– Куда нас везут? – спросила мать двух мальчиков. – Как вы думаете, скоро нас выпустят? Ведь они обещали?

– До сих пор, – кивнул старик, – они держали слово.

Анита с криком вскочила на ноги.

– Неужели вы, дураки чертовы, считать не умеете? Ведь все четверо сошли. И этот паршивый поезд никто не ведет!

Старик на какой-то миг ошеломленно замолчал, но потом покачал головой и улыбнулся.

– Дорогая моя, если бы все они сошли, поезд остановился бы. Кто-то должен быть в кабине, чтобы вести поезд.

Взгляд Аниты торопливо перебегал с одной растерянной физиономии на другую, пока не остановился на лице матери мальчиков. Должно быть, та уже проделала нехитрые расчеты, – подумала Анита, – похоже, до неё дошли мои слова.

Мамаша, как бы подтверждая это, сдавленно вскрикнула и Анита подумала: Если уж это не убедит остальных, тогда их ничто не убедит.

Глава 21

Том Берри

Отец отчитывал Тома Берри его какой-то проступок, которого он не совершал, и отчитывал таким ледяным тоном, что кровь стыла в жилах. Мать заступалась за него, но её голос звучал как-то странно и смахивал на мужской. Он открыл глаза, и боль прогнала видение, хотя голоса продолжали звучать.

Он лежал у колонны в стороне от путей. Его ранили. Болели голова, плечи, грудь... Том поднес руку ко губам; те опухли и кровоточили. Пальцы перебрались к носу; оттуда что-то медленно сочилось, стекая на верхнюю губу. Он потрогал голову и обнаружил большую шишку.

Голоса продолжали его беспокоить. Он приподнял голову на пару дюймов и обнаружил их источник.

Расстояние во тьме туннеля определить было сложно, но он достаточно ясно видел всех четверых бандитов. Те стояли у стены и раздевались. Теперь на них больше не было нейлоновых масок, лица как-то странно освещала голая лампочка возле аварийного выхода: выступающие носы и уши были освещены ярко, остальные части лиц оставались в глубокой тени. Говорил в основном главарь. Постепенно Берри начал понимать, что они делают. Поменялись шляпы и дождевики – вот и маскировка. Теперь, когда вся полиция гонится за поездом, они выйдут через аварийный выход и просто растворятся в толпе.

Револьвер... Он держал его, когда прыгал с поезда. Но потом тот вылетел у него из рук. Том приподнялся на локте, чтобы поискать оружие, и тут же, испугано спрятался за колонну. Его могли заметить, могло выдать белое пятно лица. Но лицом к полу туннеля револьвер не найти. Наплевать... Он всегда сможет достать другое оружие, но не другую голову.

Он застонал, и тут же поспешно подавил стон. Почему он здесь? Зачем он прыгал? О чем он думал?

Четверо террористов заспорили. Нет, спорили только двое. Он понял, что сердитый голос принадлежит тому смуглому жеребцу. А холодный и несгибаемый – главарю. Остальные двое молча наблюдали.

Бандиты поссорились? Похоже, сейчас они схватятся за автоматы. Если это произойдет, он не колеблясь поползет туда и их повяжет.

– Мужики, даже если вы мертвые, вы арестованы. Каждому разрешается один телефонный звонок, а сейчас я по решению Верховного суда зачитаю вам ваши права...

Где же оружие? Должно быть где-то в здесь. Где мой револьвер?

Том принлся шарить по грязному полу туннеля.

Заместитель главного инспектора Даниельс

Слабый прямоугольник света, обозначавший поезд ПелхэмЧас Двадцать Три покачивался и расплывался. Даниельс потер глаза.

– Они только что тронулись, – заметил машинист.

– Ну, тогда какого черта мы ждем? – закричал Даниельс.

– Вашего сигнала, вы же сами сказали. Шеф, вы сломаете мне руку. В таком состоянии я не смогу вести поезд.

Даниельс ослабил хватку.

– Поехали. Только не слишком быстро.

– Они чертовски самоуверены и не теряют времени, – машинист толкнул ручку контроллера, и вагон медленно пополз вперед. – Похоже, теперь они прибавили ходу. Видите, как быстро зеленые огни переключаются на красные? Уверены, что нам по-прежнему следут двигаться так медленно?

– Я не хочу, чтобы нас заметили.

– На такой скорости нас наверняка не заметят. А вот мы их потеряем.

– Тогда, черт возьми, поезжайте быстрее.

– Быстрее, – буркнул машинист. – А я что делаю?

Он передвинул контроллер, и поезд рванулся вперед, но только на миг. Тут же под передними колесами что-то лязгнуло и весь туннель словно взорвался. Заднюю часть вагона подбросило, какую-то долю секунды она висела в воздухе, прежде чем тяжело рухнуть обратно на пути. Тяжелые колеса соскочили с рельсов и двинулись прямо по полотну дороги. Вагон ужасно покачнулся и подпрыгнул, и хотя машинист изо всех сил нажал на тормоза, миновал ещё с полдюжины колонн, прежде чем остановился в скрежете металла и облаке пыли.

– Сукин сын, – выругался машинист. Сидевший рядом Даниельс обхватил руками голову. Глаза его были закрыты, тонкая струйка крови вытекала из-под волос и медленно растекалась по лбу.

Потом Даниельс оттолкнул машиниста и вышел из кабины. Прислонившись к двери, чтобы устоять на ногах, он осмотрел вагон. Ему казалось, что все кричат. Полдюжины полицейских валялись на полу. Всюду было разбросано оружие. Едкий дым лениво заполнял салон.

Даниельс наблюдал, как его люди поднимаются, но чувствовал себя странно отстраненным от происходящего. Один полицейский катался по полу, тоненько вскрикивая и сжимая коленную чашечку.

– Помогите ему, – приказал Даниельс. Он хотел сказать ещё что-то, но мысль ускользнула. Голове ео здорово досталось. Она не болела, но не давала притронуться даже кончиками пальцев.

– Вы ранены, сэр? – крепыш – сержант спрашивал очень спокойно. – Что случилось, сэр?

– Мы нарвались на мину, – сказал Даниельс. – Сержант, велите вашим людям сесть. Эти поганые япошки поставили мину, и наш вагон сошел с рельсов.

Его удивил любопытный взгляд, который бросил на него сержант. Этот парень был слишком молод, чтобы успеть попасть на большую войну, он не понимал, что такое мины, и не знал вонючего запаха разорвавшейся гранаты.

– Я хотел сказать, – не отставал сержант, – что нам делать? Какие будут приказания, сэр?

– Наш вагон сошел с рельсов, – повторил Даниельс. Его мысли путались. – Я посмотрю, что там. Оставайтесь на местах.

Он шагнул в кабину. Машинист откинул свой металлический стул и восседал на нем, качая головой.

– Доложите о происшествии, сержант, – приказал Даниельс. – Выясните, как скоро инженерный отряд сможет поставить вагон на рельсы или обеспечить нас другим транспортом.

– Команде ремонтников понадобится часа два, а то и больше, чтобы навести ту порядок, – заметил машинист. – А почему вы говорите мне "сержант"? Шеф, да у вас контузия!

– Хватит спорить, сержант. Включайте радио и докладывайте.

Он вышел в вагон и распахнул переднюю дверь. Когда Даниельс пригнулся, чтобы спрыгнуть вниз, сержант, который только что с ним разговаривал, спросил:

– Сэр, помощь не нужна?

Даниельс улыбнулся и покачал головой. Симпатичное новое поколение, испорченное автомобилями, напарниками и компьютерами. Они не понимают, что ветераны вели свои бои в одиночку и не испытывали при этом страха и не слишком остерегаясь стрелявших в них негодяев. Он спрыгнул на рельсы, едва не потеряв равновесия, но быстро выпрямился. Затем, заложив руки за спину, медленно и внимательно осматриваясь по сторонам, зашагал, чтобы принять свой бой.

Райдер

В первый раз после того, как они покинули вагон, Райдер молча посмотрел на Уэлкама, прислушался к доносившимся из туннеля звукам шелесту, скрипу, эху, легким вздохам сквозняка. Стивер с Лонгменом выжидательно смотрели на него.

– Повторяю, – произнес он. – Вынимаем магазины.

Почти одновременно со Стивером и Лонгменом он вынул свой магазин и положил его в левый карман плаща. Уэлкам, улыбаясь, покачал головой.

– Я уже готов, – сказал он. – Мы с автоматом – не разлей вода.

– Ты его не возьмешь, – все ещё мягко повторил Райдер.

– Мой друг останется со мной. Старый испытанный боец нам пригодится, если появится полиция.

– Главная задача нашего плана – в том, чтобы уйти отсюда незамеченными. С автоматом в руках тебе этого не сделать.

Этот аргумент, причем дословно, повторялся уже несколько раз за последние недели, и в конце концов Уэлкам уступил – или казалось, что уступил.

– Я не понесу его в руках. – Уэлкам взглянул на Стивера и Лонгмена, как бы ища подтверждения, что в споре он выиграл, – я спрячу его под плащ.

Снова завел старую пластинку, – подумал Райдер.

– Автомат под плащем не спрячешь.

– Это безумие! – взорвался Лонгмен. – Нужно сматываться.

Лицо Стивера оставалось безучастным, не выражало ни раздражения, ни поддержки. Лонгмен снова начал обливаться потом. Уэлкам, все ещё продолжая улыбаться, наблюдал за жесткими сузившимися глазами Райдера.

– Так ты оставишь автомат? – спросил тот.

– Нет, генерал, черт бы меня побрал.

Он ещё продолжал улыбаться, когда Райдер выстрелил через карман и попал ему в горло. Выстрел был почти беззвучным – его заглушил грохот взрыва в северной части туннеля. Уэлкам рухнул. Лонгмен привалился к стене. Уэлкам лежал на спине, ноги его дергались, он поднес левую руку к горлу, и пальцы окрасились красным. Его шляпа откатилась в сторону, длинные черные волосы упали на лоб. В правой руке он все ещё сживал автомат, и Райдер пинком отбросил оружие в сторону. Потом наклонился, вынул магазин и положил его в карман. Лонгмен скорчился у колонны, его мучительно рвало.

Райдер наклонился ещё раз, чтобы ближе посмотреть на Уэлкама. У того глаза были закрыты, кожа стала цвета старой бумаги, дыхание частило. Райдер достал свой автоматический пистолет и приставил его к голове Уэлкама, взглянув при этом на Стивера.

– Он может прожить достаточно долго, чтобы все рассказать, – пояснил он и нажал курок. От удара пули голова Уэлкама дернулась, в сторону отлетел кусок окровавленной кости. Райдер снова заглянул в лишенное какого бы то ни было выражения лицо Стивера.

– Помоги Лонгмену взять себя в руки.

Сам он расстегнул плащ Уэлкама и отвязал жилет с деньгами. Края одного пакета обагрились кровью. Чтобы снять жилет, Райдеру пришлось потянуть его за один конец и перевернуть Уэлкама вниз лицом. К северу от них между путями и сводом туннеля висело тяжелое облако пыли и дыма.

Стивер придержал Лонгмена, обхватив рукой за талию, и вытер его плащ носовым платком. Лонгмен выглядел совершенно больным. Лицо его стало совсем бесцветным, покрасневшие глаза слезились.

– Расстегни ему плащ, – велел Райдер.

Лонгмен беспомощно стоял, пока Стивер сражался с пуговицами его плаща. Когда Райдер шагнул к нему с жилетом в руках, лицо Лонгмена исказилось от ужаса.

– Мне? – спросил Лонгмен. – Почему мне? – и Райдер понял, что его страх перешел все границы разумного и что сейчас он боится всего на свете.

– Ты из нас самый худой. Два жилета у тебя под плащом будут незаметны. Подними руки и расставь их в стороны.

Оборачивая жилет вокруг Лонгмена и завязывая тесемки, Райдер с величайшим трудом вынес запах рвоты и ужаса. Но продолжал методично работать, ощущая, как вздрагивает от прикосновенияй истекающее потом тело Лонгмена. Когда жилет был надежно закреплен, он застегнул Лонгмену плащ.

Чтобы что-нибудь сказать, Стивер произнес:

– А неплохо мы рванули поезд!

– Да, – Райдер оглядел Лонгмена. – Все в порядке. Думаю, нам пора выбираться наверх.

Начальник окружной полиции

– Меня беспокоит тот рывок, который они сделали к Юнион-сквер, заметил начальник полиции. – Мы так не договаривались. Это меня беспокоит.

Они мчались в нижнюю часть города, выла сирена, машины спешно прижимались к бровке тротуара, освобождая им дорогу.

Комиссар продолжал развивать предыдущую мысль.

– Они понимают, что мы в состоянии проследить за каждым их движением. Знают, что на поверхности мы перекрыли каждый дюйм. Но складывается впечатление, что это их не беспокоит. Вряд ли они настолько глупы, скорее наоборот.