Текст книги "Людоеды из Цаво"
Автор книги: Джон Генри Паттерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Помост
В это время через Цаво с инспекцией от министерства иностранных дел проезжал сэр Гилфорд Моулсворт, кавалер Ордена Индийской империи, позднее инженер-консультант по железным дорогам в индийском правительстве. Он осмотрел мост и другие работы и выразил мне благодарность, а затем сделал множество фотографий. Некоторые из этих фотографий с его любезного разрешения воспроизведены в этой книге. Он искренне сочувствовал тому, что мы претерпели от людоедов, и был рад, что хотя бы один из них мёртв. Он спросил меня, когда я собираюсь убить второго льва. Хорошо помню улыбку сомнения, появившуюся на его лице, когда я уверенно заявил, что надеюсь покончить со львом в ближайшие несколько дней.
Наш враг не показывался в течение десяти дней после этого, и мы начали думать, что он умер в джунглях от ран. Всё же мы продолжали соблюдать обычные ночные предосторожности и правильно делали, в противном случае список жертв пополнился бы, по крайней мере, ещё одним человеком. Ночью на 27 декабря меня разбудили страшные крики вагонетчиков, которые спали на дереве возле моей бомы, о том, что до них пытается добраться лев. Было бы безумием выходить, поскольку луна скрывалась за плотными облаками, и на расстоянии ярда ничего нельзя было увидеть. Всё, что я мог сделать, несколько раз выстрелить, просто чтобы отпугнуть зверя. Очевидно, это произвело желанный эффект, и люди в ту ночь больше не волновались. Но людоед, видимо, некоторое время ещё бродил по лагерю. Утром мы обнаружили, что он подходил к каждой палатке и долго кружил вокруг дерева.
Следующей ночью я занял позицию на том же дереве, надеясь, что он совершит ещё одну попытку. Ночь началась плохо. Забираясь на свой насест, я чуть не задел ядовитую змею, которая, свернувшись, лежала на ветке. Понятно, что я очень быстро спустился, и один из моих рабочих сумел длинной палкой расправиться со змеёй. К счастью, было ясно, безоблачно, благодаря луне было светло, почти как днём. Я дежурил до двух ночи, а потом разбудил Махину, чтобы он меня сменил. Прислонившись спиной к дереву, я мирно спал, но проснулся через час от таинственного ощущения, что что-то случилось. Однако Махина был настороже, и он ничего не видел. Хотя я внимательно осмотрел всё вокруг нас, я тоже не обнаружил ничего необычного. Не совсем успокоившись, я снова улёгся спать, но тут мне показалось, что поодаль, в низких кустах что-то движется. Присмотревшись, я понял, что не ошибся. За нами следил притаившийся людоед.
Вокруг нашего дерева было открытое пространство, усеянное там и сям небольшими кустиками. Наблюдать, как этот огромный зверь осторожно крадётся к нам, используя каждую кочку на земле – это было чарующее зрелище. Его навыки доказывали, что он был знатоком ужасного искусства охоты на человека. Я решил действовать так, чтобы в этот раз он не улизнул. Поэтому я подождал, пока он приблизится на двадцать ярдов и выстрелил в его грудь из. Я услышал, что пуля попала в него, но удар был не столь сокрушителен. Издав свирепое рычание, лев развернулся и гигантскими скачками помчался прочь. Прежде чем он скрылся из виду, я успел отправить вслед ещё три пули, и рычание подсказало, что последняя из пуль достигла цели.
С нетерпением мы дождались рассвета и с первым лучом солнца отправились в погоню. Я взял с собой туземца-следопыта, так что мог свободно наблюдать по сторонам, а Махина следовал за мной с карабином Мартини. Пятен крови было предостаточно, и мы быстро продвигались вперёд. Мы не прошли по джунглям и четверти мили, как прямо впереди себя услышали свирепое предупреждающее рычание. Осторожно посмотрев в кусты, я увидел людоеда, который с яростью смотрел в нашу сторону и рычал, обнажая клыки. Я тут же внимательно прицелился и выстрелил. Он немедленно вскочил и прыгнул на нас. Я выстрелил ещё раз и сбил его. Но через секунду он встал и опять пошёл на меня так быстро, как только мог при таких повреждениях. Третий выстрел не возымел никакого эффекта, поэтому я протянул руку к Махине, чтобы он дал мне карабин. К моему ужасу, его рядом не было. Неожиданное нападение нагнало на Махину такого страха, что он вместе с карабином забрался на дерево. В таких обстоятельствах мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать его примеру. Несмотря на то, что одна из пуль перебила заднюю лапу зверя, он мог бы настичь меня. Я едва успел вскарабкаться наверх, прежде чем он подбежал к дереву.
Когда лев понял, что опоздал, он, хромая, направился в заросли. К этому времени я схватил из рук Махины карабин и выстрелил. Первая пуля, казалось, покончила со львом, поскольку он упал и лежал без движения. Я тут же спустился с дерева и пошёл к нему, что было довольно глупо. К моему удивлению, он вскочил и ещё раз попытался напасть на меня. На этот раз две пули – в грудь и в голову – успокоили его раз и навсегда. Он остановился в пяти ярдах от меня и умер, как храбрец, яростно грызя валявшуюся на земле ветку.
К этому времени сюда из лагеря пришли все рабочие, привлечённые звуками выстрела. Их ненависть к зверю, который убил множество их товарищей, была так велика, что мне стоило больших усилий, чтобы они не разорвали мёртвое тело на кусочки. В конце концов, под дикие радостные крики туземцев и кули я отнёс льва в свою бому, которая была совсем рядом. Исследовав льва, мы обнаружили в его теле не менее шести пулевых отверстий, а в спине слаг, который я выпустил в него десять дней назад с помоста. Его длина была девять футов шесть дюймов от кончика носа до кончика хвоста, высота в холке – три фута одиннадцать с половиной дюймов. Как и в случае с его компаньоном, кожа была изуродована глубокими царапинами от колючек бомы.
Второй убитый людоед
Новость о смерти второго «дьявола» скоро распространилась по всей стране. Туземцы приезжали по железной дороге, чтобы посмотреть на мои трофеи и на «убийцу дьяволов», как они меня назвали. Но лучше всего было то, что сбежавшие кули вернулись в Цаво. К моему облегчению, строительство возобновилось, и больше у нас не было никаких неприятностей с людоедами. Забавно отметить, как изменилось отношение рабочих ко мне после того, как я убил двух львов. Когда-то они желали убить меня, а теперь готовы были на всё ради меня. В знак благодарности они поднесли мне красивый серебряный кубок и длинное стихотворение на хиндустани, рассказывающее обо всех наших злоключениях и одержанной мной победе. Стихотворение написано причудливым библейским языком, его перевод я даю в приложении. Кубок я считаю своей самой ценной и самой заслуженной наградой. Надпись на нём гласит:
«Сэр! Мы, ваши мастера, табельщики, мистари[12], рабочие, преподносим вам этот кубок в знак нашей благодарности за вашу храбрость в убийстве двух львов-людоедов. С величайшим риском для вашей жизни вы спасли нас от судьбы быть съеденными этими ужасными чудовищами, которые по ночам врывались в наши палатки и уносили от нас наших товарищей. К этому кубку мы добавляем наши молитвы за вашу долгую жизнь, счастье и процветание. Мы навсегда останемся вашими преданными слугами.
Бабу[13] Пуршотам Хурджи Пурмар, мастер, от имени ваших рабочих.
Цаво, 30 января 1899 года».
Прежде чем оставить тему «людоедов из Цаво», следует сказать о том, что эти два льва обладали особенностями, может быть, уникальными среди диких животных. О львах отдельно упомянул премьер-министр в Палате лордов. Перечисляя трудности, с которыми столкнулось строительство Угандийской железной дороги, лорд Солсбери в заключение сказал:
«Строительство было полностью остановлено на три недели из-за того, что в районе появилась группа львов-людоедов, которые нашли вкус в наших рабочих. В конце концов рабочие отказались выполнять работу, пока не были защищены железными укреплениями. Конечно, сложно вести строительство в таких условиях, и пока не нашёлся увлечённый охотник, который убил львов, наше предприятие находилось под серьёзной угрозой».
Кроме того, «Спектейтор» в номере от 3 марта 1900 года опубликовал статью «Львы, которые остановили железную дорогу». Привожу выдержки из этой статьи:
«Наверное, каждому приходила в голову параллель со львами, которые остановили обустройство Самарии[14]. Если самаритяне перенесли хотя бы четверть тех страданий, что перенесли железнодорожные кули, то можно легко понять их желание поклоняться местным божествам. Если собрать все рассказы о львах от эпохи ассирийских царей до конца девятнадцатого века, они не сравнятся с рассказом об этих двух львах – по трагичности и жестокости, по дикости и оскорбительному пренебрежению к человеку, вооружённому или невооружённому, белому или чёрному.
В какое далёкое прошлое уводит нас эта история! Невозможно понять, как первобытные люди боролись с таким врагом. На огонь, который до сих пор считался главной защитой против хищников, эти хищники не обращали внимания. Любопытно, что львов из Цаво не убил яд, а ведь стрихнин очень эффективен.[15] Яд мог использоваться в древности, поскольку о его необычных свойствах известно жителям тропических лесов как в Америке, так и на западе Центральной Африки. Но нет никаких свидетельств, что древние обитатели Европы, или Ассирии, или Малой Азии когда-либо убивали таким способом львов или волков. Они надеялись, что король, вождь или другой защитник убьёт этих чудовищ. Для королей это была не забава, а обязанность, которую налагал сам титул правителя. Тесей, который очистил дороги от зверей и грабителей, Геракл, который убил льва, Святой Георгий, который победил дракона – все они награждены немеркнущей славой за подобные деяния. Благодаря истории о реке Цаво мы можем через века оценить, какую службу они сослужили для человека. Когда джунгли осветились сотнями фонарей, когда от лагеря к лагерю понеслись крики о том, что первый лев мёртв, когда толпа упала на колени и склонила головы посреди ночного леса, а африканцы танцевали свой яростный ритуальный танец благодарности, мистер Паттерсон мог таким необычным путём осознать, что значило быть героем-избавителем в те дни, когда человек ещё не был господином всего сущего, а находился под властью диких зверей».
Что ж, эти два людоеда заслужили свою славу. Они съели не менее двадцати восьми индийских кули. А официальные записи о количестве жертв среди несчастных африканских туземцев никто не вёл.
Глава X
Строительство моста завершено
Строительство моста
Когда волнение улеглось и страх перед людоедами исчез, работа пошла бодро, и строительство моста через Цаво быстро близилось к завершению. Опоры уже возвышались, и теперь стоял вопрос, как передвинуть на нужное место большие камни. У нас не было подъёмных кранов, и мне пришлось импровизировать. Я сделал кран из двух тридцатифутовых рельс, соединив их с одного конца болтами, а другие концы укрепив большими стволами деревьев на расстоянии десяти футов друг от друга. Это изобретение работало превосходно. С помощью канатов и блоков тяжёлые камни быстро и легко переносились на нужные места. Скоро каменная кладка моста была завершена.
Следующей задачей было протянуть железные балки от одной опоры к другой, расстояние между которыми было шестьдесят футов. Поскольку у меня не было ни лебёдок, ни блоков и такелажа, чтобы перетащить балки, я был вынужден возвести в пролётах временные опоры из дерева. Между временными опорами были протянуты большие деревянные брусья и уложены рельсы. Балки перевозили по этим рельсам на вагоне-платформе, который доставил их с побережья. Затем их сгружали, отгоняли пустую платформу, демонтировали временный мост, и балка мягко опускалась на опоры. Когда последняя опора была успешно установлена, мы, не теряя времени, соединили железнодорожный путь. Очень скоро я с удовлетворением наблюдал, как по законченному мосту едет первый поезд.
Самодельный подъёмник
Установки балки
Строительство моста завершено
Интересно, что через день после того, как мост был завершён, а промежуточные опоры удалены, разразился страшный ливень. Вода в реке быстро поднялась и скоро вышла из берегов, и река превратилась в разъярённый мрачный поток, который вырывал деревья с корнями и кружил их, как щепки. Вода поднималась всё выше и выше. Стоя на мосту, я наблюдал за двумя временными мостами для вагонеток, – которые, как вы помните, мы построили для того, чтобы перевозить на стройку камень и песок, – и ждал, когда они уступят под напором воды. Долго ждать не пришлось. Скоро я увидел, как из-за поворота реки чуть выше моста непреодолимая сила выносит сплошную массу пальмовых стволов и железнодорожных шпал. Я понял, что это обломки временного моста, который пересекал реку выше. С этими обломками пришла ещё одна бурная волна. Когда она обрушилась на вторую шаткую конструкцию, у меня перехватило дыхание. Раздался тупой удар, звук расщепляющихся и раскалывающихся деревьев, а потом волна понеслась ко мне, не оставляя позади себя ни малейшего признака двух мостов. Удар был такой мощный, что рельсы на расколотых стволах скрутились, как обычная проволока. Двойной ряд обломков нёсся вперёд и с угрюмым бурлением бросился на волнорезы моих каменных быков. Столкновение было сильным, но, к моему крайнему удовольствию, мост не шелохнулся. Я увидел, как останки временных мостов проплывают между опорами и быстро исчезают, отправляясь к океану. Признаюсь, что я смотрел на всё происходящее, разрываясь от гордости.
У нас в Цаво не было ни дня без такого рода волнений. Когда на лагерь не нападали львы-людоеды, туда приходили леопарды, гиены, дикие собаки, дикие кошки и другие обитатели джунглей. Эти животные наносили большой урон стадам овец и коз, которых мы держали для еды. Мы всегда испытывали большое облегчение, когда кто-нибудь из них попадался в приготовленную ловушку.
Особенно большие разрушения производили леопарды, которые часто убивали ради удовольствия, а не ради еды. Я ненавидел их с тех пор, как один леопард бессмысленно уничтожил всё моё стадо. Тогда у меня было стадо из тридцати овец и коз, которых я держал ради мяса и молока. На закате они скрывались в шалаше в углу моей бомы. Одной очень тёмной ночью мы проснулись из-за страшной суматохи в этом хлеву, но людоеды ещё не были убиты, и никто не рискнул выйти, чтобы узнать причину волнений. Я, естественно, думал, что это было вторжение одного из «дьяволов». Всё, что я мог сделать, несколько раз выстрелить в сторону хижины, надеясь его отпугнуть. Несмотря на выстрелы, шум ещё некоторое время продолжался, а потом всё затихло. Как только шум затих, я пошёл к хлеву, чтобы посмотреть, что случилось. С яростью я обнаружил, что все мои овцы и козы лежат на земле мёртвые, с перегрызенными горлами. По дыре в тонкой стенке хлева, по следам вокруг я понял, что виновником этой резни был леопард. Он не съел ни одну овцу или козу, а просто убил их всех из любви к разрушению.
Я надеялся, что следующей ночью он вернётся, чтобы поесть. Я решил, что если он вернётся, я ему отомщу. Поэтому я оставил туши на своих местах и установил у входа в хлев очень мощную ловушку, похожую на огромную крысоловку и достаточно крепкую, чтобы удержать леопарда, если он попадётся неё лапой. Прочной цепью я присоединил её к столбу, который был врыт в землю снаружи. Когда наступила темнота, все, кто был в моей боме, тревожно вслушивались, ожидая, когда леопард попадётся в ловушку. Мы не были разочарованы. В полночь мы услышали клацанье мощной ловушки, за которым последовали неистовые рычание и прыжки. Я весь вечер просидел с винтовкой и зажжённым фонарём, поэтому немедленно бросился туда в сопровождении чокидара (сторожа), который нёс фонарь. Когда мы приблизились к хлеву, леопард неистово прыгнул в нашу сторону, насколько ему позволяла цепь. Это так испугало чокидара, что он в ужасе убежал, оставив меня в полной темноте. Ночь была такая же тёмная, как предыдущая, и я абсолютно ничего не видел. Но я знал, где примерно находится зверь, и стрелял в него, пока не опустошил магазин. Насколько я мог различить, он пытался пролезть через разрушенную стену хлева. Но вскоре мои пули сделали своё дело, его сопротивление слабело, а потом всё затихло. Я крикнул, что леопард мёртв, и тут же все в боме вскочили и с фонарями побежали сюда. Вместе с другими пришёл один мой мастер-индус, который воскликнул, что тоже хочет отомстить, поскольку некоторые козы принадлежали ему. После чего он навёл на мёртвого леопарда револьвер, крепко зажмурился и выстрелил четыре раза подряд. Естественно, выстрелы не попали в цель, но сильно испугали наблюдателей, которые быстро разбежались кто куда. Утром, когда я собирался свежевать леопарда, мимо проходила группа голодных камба. С помощью жестов они попросили разрешения выполнить эту работу, взамен взяв себе мясо. Я, конечно, согласился, и через несколько минут туша была аккуратно освежёвана, а измождённые туземцы жадно набросились на сырое мясо.
Дикие собаки тоже производили большие разрушения, часто нападая на наших овец и коз. Много ночей я слышал, как они охотятся на своих жертв возле моего лагеря. Когда ими двигал голод, они никогда не бросали преследование и нападали на всех, на людей и на зверей. Однажды я был на станции Цаво – к сожалению, без винтовки – и увидел собаку, которая стояла в тридцати ярдах от меня. Это был красивый зверь, крупнее коли, с чёрной шерстью и белым кончиком на пушистом хвосте. Я жалел, что не прихватил винтовку, поскольку очень хотел заполучить экземпляр, но больше такого шанса мне не представилось.
Глава XI
Суахили и другие туземные племена
Я всегда живо интересовался различными туземными народностями Африки и поэтому использовал любую возможность, чтобы изучить их нравы и обычаи. В Цаво я почти не мог этим заниматься, потому что окрестности были практически необитаемы. Однако среди моих рабочих было много суахили, несколько камба, ньямвези и других, так что скоро я более или менее познакомился с образом жизни этих племён. Суахили живут, в основном, на побережье Британской Восточной Африки и в Занзибаре. Это смешанный народ, потомки арабских отцов и негритянских матерей. Их название происходит от арабского слова «суахил» – «побережье». Они настолько простодушны, что некоторые считают, что их название – это искажённые слова «сауа хили», то есть «те, которых все обманывают». Мужчины, как правило, обладают великолепной физической формой, их часто используют в караванах как носильщиков. Эти люди беспечны, веселы, расточительны, они очень любят лакомства и не упускают шанса насладиться ими. Их жизнь – это путешествия с побережья и обратно. С побережья они несут тяжёлые грузы еды и других товаров, а обратно – такие же тяжёлые грузы слоновой кости и всего остального, что дают внутренние районы страны. Они проводят целые месяцы в этих экспедициях, и, поскольку они не тратят денег в пути, у них скапливается много рупий до возвращения в Момбасу. Эти рупии исчезают с удивительной скоростью, и когда у них больше не остаётся денег на развлечения, они присоединяются к другому каравану и начинают новое сафари к Великим Африканским озёрам или даже дальше. Много раз я видел, как они тащились по старой караванной дороге, которая пересекает Цаво в полумиле от железнодорожной станции. Здесь, возле брода всегда объявлялся привал, и они могли искупаться в холодных водах реки.
Носильщики-суахили
Ничто, кажется, не может поколебать духа суахилийского носильщика. Его жизнь трудна, его ноша тяжела, но когда он сбрасывает её и принимается за пошо (еду), он сразу же забывает обо всех неприятностях. Он начинает смеяться, петь и шутить, как будто он самый счастливый и самый удачливый из смертных. Таким был мой повар Мабруки, и его весёлый смех был довольно заразителен. Помню, как однажды он открывал для меня банку с галетами. Он не смог открыть её пальцами, поэтому схватил крышку своими великолепными зубами и резко дёрнул. Боясь, что он сломает зуб, я крикнул, чтобы он прекратил. Но он не понял моего беспокойства и серьёзно уверил меня, что он ни в коем случае не испортил бы банку.
Мабруки
Суахилийские мужчины носят белые хлопковые одеяния, похожие на ночные рубашки, которые называются канза. Женщины, которые наделены большим изяществом, ходят с голыми руками и плечами и носят длинную разноцветную ткань. Эта ткань плотно оборачивается вокруг груди и свободно свисает вниз. Они все последователи Пророка, поэтому их общественные отношения такие же, как у других мусульманских народов, хотя и с большой примесью дикости. У них есть привычка давать прозвища всем европейцам, с которыми они имеют дело. Такие прозвища, в основном, связаны с чем-то особенным или поражающим в поведении, характере или внешнем виде. В целом, это добрые, щедрые люди, которых нельзя не полюбить.
Женщины-суахили
Из множества племён, которых можно увидеть возле железной дороги на пути к побережью, самый необычный вид у ньика. Этот народ обитает в колючей ньике (дикая местность), которая граничит с пустыней Тару. Они невероятно уродливые и низкорослые. Мужчины носят только небольшой, очень грязный кусок ткани, накинутый на плечи, а женщины – короткую юбочку, низко висящую на талии. И мужчины и женщины носят украшения: латунные цепочки на шее, медные кольца и железную проволоку на руках.
Ближайшее к Цаво племя – это таита, которое обитает в горах возле Ндии, примерно в тридцати милях. Моя работа часто заносила меня в это место. Однажды, когда в моём распоряжении было немного свободного времени, я решил совершить давно обещанный визит к окружному офицеру. К его дому, который находился у подножья гор в четырёх милях от станции Ндии, вела хорошая дорога. Во время моего приезда я не только получил радушный приём, но и познакомился с Мгого – верховным вождём таита, который только что вернулся с шаури (совещания) по какому-то государственному делу. Старик, кажется, был очень рад мне и сразу же пригласил в свой крааль в холмах. Я подпрыгнул от перспективы увидеть таита в их собственных домах, и скоро мы с моим слугой-индусом Бхавалом начали своё трудное восхождение. После пары часов беспрерывного карабканья по крутой и скользкой козьей тропе, мы прибыли в столицу Мгого. Меня познакомили с его жёнами, которые занимались тем, что готовили помбе (туземный алкогольный напиток) в выдолбленном пне. Я подарил одной из них апельсин для её ребёнка, но она, откусив кусок, не поняла, что это такое. Она скривила лицо и не стала его есть. Всё-таки она не выбросила его, а осторожно положила в сумку с другими сокровищами – для будущего изучения. Когда женщины увидели Бхавала, он оказался в центре внимания, и про меня забыли. В тот раз на нём был тюрбан, расшитый золотом, который очень понравился женщинам. Они внимательно осмотрели каждую золотую нить и впали от этого в экстаз, прямо как их сёстры в Европе от последней парижской новинки.
Дом Мгого
Мы сделали короткий привал, чтобы отдохнуть и освежиться, а затем продолжили путь наверх. После ещё двух часов нелёгкого восхождения, иногда через густой тёмный лес, мы очутились на вершине. Великолепные виды, открывшиеся во все стороны, послужили для меня хорошим вознаграждением за все трудности. Особенно хорошо выделялась гора Килиманджаро, которая была очень эффектным фоном для замечательной панорамы. Я удивился, увидев на вершине горы несколько откормленных коров, которые мирно жевали свежую траву, покрывавшую плато. Наверное, Мгого решил, что я навожу на них порчу, когда увидел, как я их фотографирую.
Как и остальные туземцы Африки, таита чрезвычайно суеверны, и эта слабость приносит большую пользу всемогущим знахарям и колдунам. К примеру, удивительно видеть абсолютную веру, с которой таита перед тем, как лечь спать на открытом воздухе, развеивает на четыре стороны света симба-даву, или лекарство против львов. Эта дава, которую, конечно, можно получить только от знахаря, состоит из обычного пороха. Таита искренне верит, что несколько крупинок этого порошка, если их развеять рукой, полностью защитят от разъярённых львов, ищущих, кого бы сожрать. После этого ритуала он без всякого волнения ложиться спать даже в самом центре района, где орудует людоед. Сверх того, он никогда не теряет веру в эффективность знахарских чар. Если он подвергнется нападению льва, то умрёт прежде, чем стать неверующим. Если же не подвергнется, то он, конечно, будет уверен, что это дава защитила его.
Что касается остального, таита, в сущности, миролюбивые и работящие люди. До появления в этой стране британцев, таита редко рисковали спускаться со своих горных цитаделей, боясь воинственных масаи. У мужчин столько жён, сколько он может купить, а платит он овцами или коровами. Он обеспечивает каждую жену отдельным хозяйством, но семейные хижины стоят рядом, и все, как правило, живут в полной гармонии. Самый любопытный обычай племени – это подпиливание передних зубов, что придаёт лицу своеобразное, довольно зловещее выражение. Как и у других племён, их представления об одежде весьма примитивны. Мужчины иногда носят лоскут ткани вокруг бёдер, женщины довольствуются тем же самым или короткой юбочкой. Оба пола украшают себя большим количеством медной или железной проволоки, которую обматывают вокруг рук и ног. Они смазывают тела жиром, в который мужчины добавляют ещё красную глину. Женщины носят множество бус, в их уши продеты куски цепочек и другие фантастическое украшения. Мужчины всегда имеют при себе луки и отравленные стрелы, а также симаи (короткие, грубо сделанные мечи), которые заткнуты за кожаный пояс. Важная часть их снаряжения – трёхногая скамеечка, в походе она висит на плече.
Ещё один народ, встречающийся на дороге к Великим Африканским озёрам, – камба, которые обитают в провинции Укамбани. Их можно увидеть от Мтот Андеи до реки Ати. Это очень большое, но плохо сплочённое племя. Оно разделено на множество кланов, которыми управляют вожди с помощью патриархальных методов. Внешностью и одеждой – или отсутствием одежды – они очень похожи на таита, и у них есть тот же обычай подпиливать передние зубы. Они тоже, как правило, миролюбивые люди, но, ведомые голодом, они способны на очень жестокие, вероломные убийства. Когда строилась железная дорога, в их части страны разразился суровый голод, и сотни человек умерли от недоедания. В тот период они несколько раз набегали на группы железнодорожных рабочих и полностью уничтожали их, чтобы добраться до еды, которая, как они знали, хранится в лагерях. Эти нападения всегда происходили ночью. Как и многие другие туземные народы Восточной Африки, они вооружены только луками и отравленными стрелами, но в обращении с этим примитивным оружием они большие мастера. Когда стрела выдёргивается из тела жертвы, наконечник остаётся в теле, и если яд свежий, то паралич и смерть наступают очень быстро. Кожа вокруг раны желтеет и через час-два мертвеет. Этот смертоносный яд получают, вываривая особый корень и погружая наконечник стрелы в чёрное, смолоподобное вещество. Рад заметить, что благодаря появлению нескольких миссионерских постов камба быстро становятся самым цивилизованным народом в этой стране. Миссионеры выбрали разумный курс: в дополнение к заботе о духовных потребностях они обучают людей земледелию и навыкам, полезным в повседневной жизни.
Глава XII
Ночь в погоне за бегемотом
Во время моего пребывания в Цаво я сделал много вылазок в близлежащие территории и всегда, когда имел возможность, совершал короткие охотничьи и исследовательские экспедиции. Особенно я хотел заполучить бегемота, поэтому решил попытать счастья на берегах реки Сабаки[16]. К сожалению, у меня не было тяжёлой винтовки, которая просто необходима для охоты на бегемота. Мне пришло в голову, что этот недостаток можно восполнить, улучшив патроны для гладкоствольного ружья. Я засыпал в них двойную долю пороха и утяжелил пули, смешав одну часть свинца с девятью частями олова. Хорошо помню ту тревогу, которую я испытал, стреляя первой самодельной пулей. Поскольку я ожидал, что ствол разорвётся, я вставил ружьё в развилку дерева, привязал к спусковому крючку верёвку, а затем, спрятавшись за пень, дёрнул за верёвку. К моему удовольствию, ружьё идеально выдержало это испытание. Проверяя проникающую способность своих пуль, я выяснил, что они пробивают стальную пластину в одну восьмую дюйма с расстояния в тридцать ярдов. Для моих целей этот результат был довольно неплох, и я полностью доверял своему оружию. Но всё же один раз, создавая свои патроны, я был на волосок от гибели. Я хотел вытащить пулю из патрона, положить дополнительный порох, хорошо забить его пыжом и вставить пулю обратно. Я сидел за грубо сколоченным столом и забивал в патрон двойную долю пороха, когда неожиданно, по неизвестным причинам порох взорвался мне прямо в лицо. В глазах у меня потемнело, я ощупью побрёл в маленькую хижину, страдая не только физически, но и морально, поскольку думал, что ослеп. Тем не менее, скоро мои глаза начали различать свет. Через несколько часов зрение восстановилось, и я снова занялся своими патронами.
Когда все приготовления были закончены, я отправился на Сабаки, взяв с собой своего носильщика оружия Махину, повара Мабруки, бхисти (водоноса) и пару туземцев, чтобы нести всякую мелочь. Обычно в таких случаях я не брал палатку, а разбивал лагерь под открытым небом. Мы брали с собой немного хлеба и консервов, но по пути я всегда мог подстрелить паа, цесарку, куропатку или скалистого кролика[17]. Эти скалистые кролики, больше похожие на больших крыс, чем на кроликов, во множестве обитают среди камней на берегах рек. Они годятся для еды, но суахили их не трогают. Суахили называют этих зверей тупу (бесстыдно обнажённая штука) из-за того, что у них нет никаких признаков хвоста.
Интересно было идти вдоль реки Цаво. Весь берег был очаровательно свеж и зелен от влаги. Пальмы и другие деревья были украшены гирляндами цветущих лиан, обвивающих стволы. Разные виды обезьян болтали и трещали, прыгая с ветки на ветку. Птицы в роскошнейшем оперении порхали над головой, придавая всей сцене самый тропический облик. С другой стороны, если вы отступали от реки на несколько ярдов, вы немедленно попадали в выжженные, колючие заросли чахлых безлиственных деревьев. Жарко пылающее солнце делает ньику в долине реки Цаво почти невыносимой. Устье реки расположено у подножья покрытого снегом Килиманджаро, откуда она восемьдесят миль течёт на север, пока, в семи милях от станции Цаво не соединяется с рекой Ати. Объединённые потоки называются Сабаки и текут на восток, пока не впадают в Индийский океан у Малинди, в семидесяти милях от Момбасы.
