Текст книги "Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера"
Автор книги: Джон Робисон
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 4
Как во мне проснулся трикстер
Примерно в это самое время я научился извлекать некоторую выгоду из своего отличия от обычных людей. В школе я стал шутом нашего класса. А за пределами школы я превратился в настоящего трикстера – шутника-пакостника, изощренного выдумщика и хитроумного обманщика. В те годы меня не раз таскали на выволочку к директору школы. Но оно того стоило.
Я отлично навострился придумывать разные трюки. Когда я проделывал их, другие дети смеялись именно над моими выходками, а не надо мной. Мы все вместе потешались над учителями или вообще любым человеком, которого я обманывал, надувал, над кем играл шутки. И пока эти шутки сменяли одна другую, я сохранял популярность в школе: остальные мной восхищались, я всем нравился. Мне даже не приходилось просить других детей присоединяться к потехе – они сами подтягивались, чтобы поучаствовать. А если и не участвовали, то, по крайней мере, никогда не высмеивали меня за выходки и шутки.
Разумеется, стоило мне вывести эту закономерность, как я превратил шутки и розыгрыши в непрерывную череду. И со временем отточил свое мастерство.
Я постоянно читал и узнавал что-то новое. Вообще-то я попросту держал самые интересные тома Британской энциклопедии у своей кровати. Что бы я ни изучал в данный момент, будь то тракторы, динозавры, суда, астрономия, горы, – я глубоко вникал в предмет и узнавал о нем все.
Окружающие постепенно начали внимать мне как пророку и чудотворцу. Особенно родные, а также друзья родителей и мои немногочисленные друзья. Они были отличной публикой, потому что, похоже, я им нравился всегда, даже когда не нравился другим людям. Они видели, как тщательно я изучаю все, что меня интересует, и убеждались, что я часто бываю прав, и слышали, как уверенно я рассуждаю. Похоже, получалось по принципу «скажешь – и это сбудется».
У меня возникла идея: а что, если создать собственную реальность? Первые эксперименты в этой области были сравнительно просты. Как-то раз, показывая бабушке и дедушке звезды и созвездия в небе, я на пробу присочинил и назвал еще одно.
– А вот это Большой Ковш. Смотрите, во-он там. А вот то – Орион.
– Ого, Джон Элдер, да ты знаешь все созвездия наизусть! – восхищенно сказала бабушка.
– Вот та яркая звезда – Сириус, Собачья звезда, а вот эта – Бовиниус, Коровья звезда.
– Ты, никак, смеешься надо мной, Джон Элдер? – спросила бабушка, а дедушка скептически добавил:
– Никогда не слыхивал о Коровьей звезде.
– Я читал о ней в книге по мифологии, – ответил я. – В той, которую вы мне сами купили. Коровы считаются священными животными в Индии, вот в их честь звезду Бовиниус и назвали Коровьей. Хотите про это прочитать?
– Нет, внучек, мы верим, что ты прав.
Я так ловко вплел обман в свой рассказ о звездах, что шутка прозвучала правдоподобно. Показывал бабушке и дедушке созвездия, которые они уже знали, потом добавил еще одну звезду. И все части моего объяснения были вполне вразумительны. Может, и правда на небе есть Коровья звезда.
Так и получилось, что над Джорджией, где я гостил у бабушки и дедушки, отныне засияла Коровья звезда. Дедушка понес легенду в массы и всем о ней рассказывал.
– Джеб, посмотри-ка вон туда. Видишь ту звезду? Это Коровья звезда. Мне про нее внук рассказал. В книжке вычитал, что такая есть.
– Коровья, говоришь?
– Ну. Это все индейцы. Придумали тоже – назвать звезду в честь какой-то там коровы.
– Индейцы?
– Они самые, настоящие, которые в Индии живут.
– Коровья звезда… ясно.
По мере того, как я взрослел, мои шутки и розыгрыши делались все хитрее и изощреннее, умнее и сложнее, потому что я совершенствовал свое мастерство. Иногда байки, которые я сочинял, начинали жить собственной жизнью.
Сначала я тренировался только на семье. Когда я дурачил родных, реагировали они по-разному. Дедушка, обнаружив мой обман, развеселился – ему было смешно, и он всячески поощрял меня на дальнейшие выдумки. Отец легко злился, поэтому с ним лучше было не шутить. А вот мать и брат неизменно попадались на удочку. Началом послужил трюк с Пропавшим Ребенком. Потом я годами его совершенствовал.
В первый раз я проделал этот трюк, когда мне было четырнадцать, а Микробу – шесть. Мать оставила нас с Микробом на площадке молодняка в парке в Нортхемптоне. Парк располагался неподалеку от нашего дома и считался безопасным местом. Мать ненадолго ушла в туалет и купить чего-нибудь поесть. Мы прождали минут пять, я заскучал, и на меня внезапно снизошло вдохновение.
– Микроб, ну-ка быстренько прячься вон в том сарайчике, пока мать не пришла. Мы ее разыграем.
Я показал брату на сарайчик, где хранился разный садовый инвентарь. Микроб послушно шмыгнул внутрь и закрыл дверь, но оставил щелочку, чтобы наблюдать за дальнейшим развитием событий.
Когда мать возвратилась, я стоял у ограды и как ни в чем не бывало гладил олененка.
– Джон Элдер, а где твой брат?
Не оборачиваясь, я ответил:
– А он пошел тебя искать.
Мать двинулась обратно, высматривая Микроба. Отлично. Я глянул в сторону сарайчика и подмигнул Микробу.
Вскоре мать вернулась.
– Джон Элдер, я не нашла твоего брата!
– Ну, найдется сам.
И я с самым невозмутимым видом двинулся гулять прочь с площадки. Мать пошла за мной. От моей невозмутимости она занервничала еще больше.
– Джон Элдер, где Крис?
– Ничего с ним не случилось. И вообще, он всего-навсего Микроб.
– Перестань говорить о брате в таком тоне!
Прошло десять минут, а Микроба все было не видать.
Я гордился братом: он так терпеливо и смирно сидел в сарае. Молодец, одно слово. Мать за десять минут успела всерьез расстроиться. Теперь пора было захлопнуть ловушку.
– Джон Элдер, я очень беспокоюсь – куда подевался Крис?
Да, точно, пора.
– А чего ты волнуешься? Он с твоим другом – Полом. У него все хорошо.
Никакого друга по имени Пол у матери не было. Она побелела.
– Джон Элдер, что ты такое несешь?
– Микроб ушел с Полом. Они пошли разыскивать тебя и кататься на паровозике на аттракционах.
Все, мать дошла до кондиции. Она ударилась в панику.
– Я не знаю никакого Пола! Кто это еще такой?
– А мне почем знать? Твой друг.
Фраза была выбрана удачно. Я отлично научился импровизировать по ходу дела и добиваться нужного эффекта.
– О Боже. Стой тут и никуда не уходи.
И мать умчалась.
Я решил, что если она вернется с полицейскими и начнутся поиски несуществующего Пола, не миновать нам неприятностей. Поэтому я поманил Микроба – мол, вылезай, можно. Микроб выбрался из сарая, улыбаясь от уха до уха. Хотя у него-то роль была проще некуда – сидеть в сарае тихо, – его все равно распирало от гордости.
– Так, Микроб, а теперь сделай серьезное лицо. Сумеешь?
– Да, наверно, – ответил брат.
Мать вернулась с двумя полицейскими. Увидела Микроба. Подбежала и схватила его в объятия.
– Кристофер Робисон, где ты был?
Полицейские посмотрели на все это, им стало неинтересно, и они ушли. Микроб не успел и рта раскрыть, как я объяснил:
– Пол привел его обратно, я же тебе говорил, что так и будет.
Микроб сообразил, как надо подыграть.
– Мы катались на паровозике и съели мороженое, – сказал он.
И ведь сочинил все сам! Тогда-то я понял, что со временем из Микроба вырастет выдумщик не хуже меня.
У матери зародились подозрения насчет Пола, но она не знала, что сказать, а пугать Микроба без необходимости не хотела. Она и не догадывалась, что мы все выдумали и что брат мне подыграл. Поскольку с виду Микроб был цел и невредим, мать ничего не сказала про таинственного Пола. Теперь надо было ее отвлечь.
– Микроб, пойдем на автодром – будем пихаться с другими машинками!
Мать так и не поняла, с кем Микроб ходил кататься на паровозике, но мы уже направились к автодрому и затевали новую шутку.
…На достигнутом я не остановился. Потренировавшись на семье, я принялся разыгрывать соседей и учителей. Я не ладил с учителем биологии – мы не сходились во мнениях о том, как я должен учиться, как выполнять домашние задания и так далее. На еженедельных контрольных он изводил меня, на потеху всему классу тряся в воздухе лягушку, которую я «неаккуратно вскрыл». Вообще он меня невзлюбил и все время задавал вопросы, на которые, как он знал, я ответить не сумею.
– Что это? – спрашивал он, указывая на крошечный кусочек лягушки у меня на парте. «Откуда я знаю?» – подумал я, но, кипя от негодования, промолчал. Закрыть глаза прямо в классе, даже на несколько секунд, было невозможно – учитель бы придрался ко мне еще настырнее. Положение было унизительное и противное. Я задумался, как бы получше ему отплатить. И решил, что лучше всего отвлечь учителя каким-нибудь чтивом. Тогда он перестанет изводить учеников вроде меня.
После уроков я отправился в местный книжный магазин, и на стенде с газетами и журналами увидел то, что нужно. Выбор у них был отменный. Журналы вроде «Плейбоя» и «Пентхауса» держали на верхней полке, а вот продукцию посерьезнее прятали под прилавком, у кассы. Она-то и была мне нужна, но я понятия не имел, как ее заполучить. Сами журналы мне для моего плана нужны не были, только бланки подписки. Но как же ими завладеть? Не вырвешь же их из журнала прямо в магазине.
Выход оставался один: купить журналы. Тут требовалась подготовка, потому что денег у меня не было.
На следующий день, а это была суббота, я отправился в центр городка, взяв с собой металлический походный котелок, рекламный плакат, который заранее написал на листе картона, позаимствовав краски и прочее у матери. Еще я позаимствовал у местного лавочника на задах магазина два ящика из-под молока. Со всем этим я устроился на центральной площади перед популярной закусочной – так, чтобы быть на виду у прохожих. На плакате была надпись:
ДЕТИ И СИРОТЫ ПРОСЯТ ПОМОЩИ!
ЖЕРТВУЯ НАМ, ВЫ ПОМОГАЕТЕ ИМ.
СПАСИ РЕБЕНКА!
Все сошло как нельзя удачно и получилось очень легко. Амхерст – отличное местечко для попрошайничества. За несколько часов я насобирал тридцать долларов мелочью и шестнадцать – купюрами. Карманы у меня оттопырились. Многие люди просто подходили и кидали деньги в котелок. Причем зачастую они старались не смотреть на меня, отворачивались. Удивительно, но ни одна живая душа не задавала вопросов и не сомневалась в честности моих намерений. К счастью, знакомых мне не попалось, а то бы неловко получилось. Хотя для них, возможно, такая встреча послужила бы источником вдохновения. Увидь кто из моих друзей, как я ловко попрошайничаю, назавтра они бы сами вышли с протянутой рукой.
Надо сказать, к тому времени я уже познакомился с многими представителями городского дна, которые ошивались в людных местах. Например, с Культяпкой, Жирдяем, Фредди и Дерюгой. А еще с Вилли-книжником и Чарльзом-сутенером. Дерюгу-то я и отыскал – он сидел на крыльце неподалеку от пивной «Миллер».
– Дерюга, ты не мог бы сходить в книжный и купить мне несколько порножурналов? Только позабористее, которые под прилавком держат. Например, штук шесть – пять возьму я, а шестой оставь себе.
Дерюга колебался.
– Деньги вот. Ну, помоги же мне, а я тебе еще дам на кварту пива.
Это подействовало. Кварта пива стоила шестьдесят девять центов, дешевле журнала, таким образом, я экономил.
– Лады, – с ухмылкой ответил Дерюга, решив, что журналы я покупаю, дабы удовлетворить собственные низменные инстинкты.
– Да ну тебя к черту лысому. Я не себе, я учителю.
– Будет тебе оправдываться. – Он все еще ухмылялся и явно мне не верил – особенно тому, что журналы для учителя. Но поручение выполнил.
В тот вечер я по адресной книге выяснил, где живет учитель биологии. Заполнил подписные бланки, вложенные в журналы, и поставил галочку в графе «оплата при получении». Затем я спрятал один журнал в отцовский письменный стол, а еще один – в его книжный шкаф; если мать найдет, на меня точно не подумает. Еще один журнал я подкинул в коридорчик перед кабинетом завуча, где обычно в ожидании приема сиживали родители. А последний подбросил на скамью для прихожан в церкви, в центре города.
Прежде чем пристроить журналы, я пролистал их, чтобы убедиться, что продукция и правда качественная. На последних страницах одного из экземпляров я обнаружил идеальную вещь для одинокого школьного учителя.
НАДУВНАЯ КРАСОТКА УРСУЛА.
РЕЗИНОВАЯ КУКЛА —
ДЛЯ МНОГОРАЗОВОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ.
МНОГО-МНОГО РАДОСТЕЙ!
МАЛЬЧИК ИЛИ ДЕВОЧКА НА ВЫБОР.
ДРУГ, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ПОДВЕДЕТ.
Резиновая кукла была так хороша, что упустить такую возможность было бы обидно. Поэтому я пошел на почту со своими семнадцатью долларами, заработанными попрошайничеством, и заказал эту красотку на адрес учителя.
Несколько недель все было тихо. Потом наступил день, когда в школьном коридоре ко мне внезапно подошел тот самый учитель биологии и спросил:
– Скажи-ка, Робисон, что ты знаешь об Урсуле?
– Урсула? Я с такой не знаком, – ответил я.
– Вот я и подумал, что вряд ли, – саркастически откликнулся он. Тут я понял, что победил, и мысленно улыбнулся. В четверти по биологии он влепил мне двойку, но мне было наплевать. По остальным предметам у меня к тому времени тоже были сплошь двойки. То, что я нахватал двоек и учился все хуже, меня больше не пугало. Не знаю, почему учитель биологии влепил мне двойку, – за прогулы, за неуспеваемость или все же из-за подозрений, что именно я послал ему резиновую куклу.
И все же последнее слово в этой истории осталось за мной. После окончания учебного года я позвонил на каменоломню, где торговали щебнем, и заказал на адрес нашего биолога два грузовика щебенки.
– Пожалуйста, просто высыпьте щебенку из кузова на подъездную дорожку перед домом, кучей, – пояснил я. – А счет суньте в почтовый ящик. Рабочие завтра разложат щебенку сами.
Больше ста тысяч фунтов щебенки. И что самое замечательное, счет выставят биологу. Может, резиновая Урсула придет ему на подмогу, чтобы убрать щебенку с дорожки.
Глава 5
Как я нашел «порше»
Когда мне исполнилось одиннадцать, отец наконец нашел постоянную работу, и родители купили собственный дом. На этот раз они выбрали дом в городке Шатсбери. Я справился в географическом атласе – дедушкином подарке. В Шатсбери жило всего 273 человека. Маленький городок – меньше просто некуда.
Новый дом производил впечатление уединенного. Собственно, на нашей улице стояло в ряд пять домов, но каждый был так густо окружен деревьями, что казалось – никаких соседей и нет. Наш дом располагался на околице, – за ним просто тянулась грунтовая дорога, и больше никаких строений. Леса и холмы, холмы и леса. Тут даже все улицы назывались по названиям холмов. Например, мы жили на улице Маркет-Хилл, то есть «рыночный холм». А поблизости были улицы Песчаного холма, Церковного холма, Январского и даже Плоского холма. Вскоре после нашего переезда проложили новую улицу – проезд Высокого холма.
Все дома на нашей улице были новехонькие. Жили в них сплошь университетские преподаватели, и только некоторые соседи преподавали в других местах – Амхерстском колледже или в колледже Смит или в колледже Маунт-Холуоки. Вскоре я выяснил, что у многих соседей есть дети – мои сверстники. Так мы и жили – маленький немноголюдный городок в глуши лесов, и все друг друга знают.
Переехали мы весной 1968 года. Родители перевели меня из большой школы Хедли в крошечную местную – всего две классных комнаты. Был как раз конец учебного года. Я опять обзавелся новыми друзьями. У соседей по левую руку от нас было пятеро детей, в том числе мой ровесник Кен, с которым мы быстро подружились. Эта семья тоже недавно переехала, поэтому все лето мы с Кеном исследовали окрестные леса.
Шатсбери сильно отличался от больших городов или от Хедли с его окрестными полями. Теперь считаные мили отделяли нас от большого университетского городка с насыщенной жизнью, но в то же время вокруг были необъятные леса, холмы и поля, которые так и манили к себе. Повсюду попадались знаки наподобие: «Территория Амхерста. Водораздел. Проход запрещен». Но каждый соседский мальчишка считал, будто такой знак гласит: «Нарочно для детей».
Как-то раз я увидел, что по старой грунтовой дороге едут грузовики. Я исходил все окрестные дороги, но грузовиков там раньше никогда не видел, всегда было пустынно. Да и дороги эти были запущенные, с заросшей колеей, и от камней их никто не расчищал, и многие просто обрывались или кончались тупиком, ямой, каменным столбом, к какому в былые времена привязывали лошадей, – коновязью. А тут вдруг новенькие грузовики.
Мне стало интересно и я, подгоняемый любопытством, двинулся за грузовиками. Вскоре я увидел прогалину, а на прогалине стоял новехонький автомобиль «порше». Синий, с кожаными сиденьями и хромированной табличкой «90» позади.
Кто-то оставил здесь «порше». Прямо для меня – я был в этом убежден. Я читал автомобильные журналы и назубок знал все модели. Про «порше» я тоже читал, но наяву еще ни разу их не видывал.
Медленно-медленно я подошел к автомобилю. Капот был открыт. Я заглянул внутрь, но никакого мотора не увидел. Он что, сломался? Может, кто-то забрал мотор в ремонт? Потом меня посетила другая мысль: а вдруг автомобиль угнанный? Я вспомнил, что читал про угоны и угонщиков в журнале «Лихие мальчишки». Может, угонщики прячутся поблизости? Мне вдруг стало страшно. Еще не хватало – оказаться привязанным к дереву и с кляпом во рту, как в этих рассказах в журнале.
Я огляделся, но никого не увидел. Только ветер шелестел, да птицы щебетали. Я тихонько закрыл капот и крадучись ушел. Отправился я домой к Кену. Он был на год старше меня – уж он сообразит, что предпринять. Вместе мы вернулись к автомобилю. Кен сразу смекнул, в чем дело.
– Машину тут оставила полиция, – объяснил он. – Это приманка, я видел, про них по телевизору показывали. Полицейские прячутся и караулят, пока кто-нибудь не попытается спереть тачку. Тогда они выскочат из засады и накроют угонщика. Может, они и сейчас в засаде и наблюдают за нами.
– Но у машины нет мотора, – сказал я.
– Это чтобы мы не смогли удрать, – уверенно растолковал Кен. – Они точно нас караулят.
Я огляделся, представляя себе замаскированных полицейских, которые таятся по кустам. А может, в лисьих норах, как «зеленые береты» – про них я читал в «Нэшнл Джеографик».
Мы обратились в бегство. А когда на следующий день вернулись, то автомобиль по-прежнему был на месте. Мы обошли вокруг него, но никаких признаков ловушки не увидели. Тогда мы осторожно приблизились.
– Я сажусь внутрь, – объявил я Кену.
– А вдруг они потом снимут отпечатки пальцев? И тебя арестуют прямо в школе!
Я задумался. Возможно ли такое? Потом ответил:
– Меня не арестуют – я всего-навсего ребенок, для угонщика слишком юн.
Автомобиль выглядел точно так же. Я открыл дверцу и забрался в салон. До сих пор помню, как пахла кожа его обивки, и какой упоительно мягкой она была на ощупь. Захлопнув дверцу, я огляделся. Стрелка спидометра стоял на отметке «120». Но я знал, что этот автомобиль, мой «порше», может мчаться куда быстрее. Еще тут были часы, и тахометр, который показывает количество оборотов двигателя, и много всякого другого.
Кроме того, на приборной доске обнаружилась радиола со шкалами «AM» и «SW». Я подумал и сообразил, что это коротковолновый приемник. В американских машинах коротковолновых не бывало. Приемник произвел на меня сильное впечатление. У отца было домашнее коротковолновое радио, но чтобы в машине! Небывалое дело. Я представил себе, как еду в порше и слушаю «Би-би-си» из Лондона или латиноамериканскую радиостанцию «Голос Анд». Дома мы иной раз слушали их по вечерам.
Эта коротковолновая магнитола лишний раз убедила меня, что «порше» – автомобиль совершенно особенный. Мать недавно купила себе новую машину, но это был простой коричневый «крайслер-ньюпорт». Ну почему она не приобрела «порше»? Я завел машину, хотя ключа зажигания в ней и не было. И вот я уже мчусь по Ле Манс, лихо срезая углы. Я читал, что у «порше» двигатель сзади, поэтому они срезают углы. Ехать надо осторожно, сказал я себе.
Я сбавил скорость, но все равно мчался на 150 или 100 милях в час. Стемнело, и яркий свет фар пронзал ночную тьму.
Я катался на моем «порше» много-много часов подряд. Потом вылез, захлопнул дверцу и пошел домой ужинать.
На следующий день приехал грузовик и увез мой «порше».
«Похоже, ловушка не сработала. Наверно, переставят в другое место и будут караулить там», – предположил Кен, пока мы смотрели, как грузовик компании «Амхерстские перевозки» увозит автомобиль. Эта компания осуществляла все перевозки для полиции. Я осознал, что, наверно, Кен с самого начала был прав. Но вот откуда именно полицейские в засаде наблюдали за нами, я так и не понял.
Потом, когда я подрос и в своих прогулках стал забираться еще дальше, я понял, что эти машины бросали в лесу угонщики. Я находил машины в глухой чаще, и из окон торчал кустарник. Похоже, что обыкновение бросать машины в лесу существовало давно. Мне попадался «бьюик» тридцать седьмого года, «шевроле» пятьдесят шестого, «студебеккер-чемпион» пятьдесят второго. А иногда – спортивные автомобили или грузовики.
Следующая встреча с «порше» у меня состоялась три года спустя. К тому времени я уже умел водить машину не понарошку, и круг знакомых у меня был пошире. Среди них были приятели с собственными машинами, которые я помогал чинить, а то и проводил пробные поездки.
Итак, было лето, и я гостил у бабушки с дедушкой в Джорджии. Дедушка позвонил домой с дороги – он проехал на машине все южные штаты, торгуя ветеринарными препаратами. Он знал каждый закоулок и каждого жителя Джорджии, Алабамы, Северной и Южной Каролины и Теннесси. И даже обзавелся знакомыми в Миссиссипи и Луизиане.
– Джон Элдер, мне придется заехать в Бирмингем, – сообщил дед. – Я только что купил на распродаже машину. «Порше».
– Какой модели? – спросил я. Все модели я знал наперечет. 911-я, 912-я, новая 914-я, старые 356-е. Я знал о редкостях вроде 904-й или 550-й. Я мог с ходу определить модель любого «порше» на улицах нашего города. Я надеялся, что дедушка купил модель «911-С». Может, она ему надоест, и он отдаст ее мне. Дед всегда водил «кадиллаки», и я еще подумал, что он слишком толстый и в «порше» не влезет.
Дедушка точно знал, что он приобрел:
– Машина оранжевая, Джон Элдер. Я заплатил за нее две тысячи долларов. Надо пригнать ее домой.
Дед обожал покупать разные разности на аукционах, распродажах, ярмарках и так далее. «Порше» был последним пополнением в длинной череде приобретений, состоявшей из бриллиантов, персидских ковров, мехов, лодочных моторов, горок для посуды и нефритовых статуэток.
Мы поехали перегонять «порше». Через несколько часов мы стояли перед симпатичным домом, обстановка которого и была выставлена на аукцион. Теперь ее по кусочкам растаскивали грузчики и новые владельцы на «пикапах».
«Порше» оказался моделью номер 914 – самой крутой, с объемом двигателя в два литра. Я поднял крышку капота и тщательно осмотрел мотор. Смахивал на одну из моделей моторов у «фольксвагена-универсала». В них я хорошо понимал, потому что такая разновидность «фольксвагена» была у моего приятеля Марка, и только этой весной я помогал ему перебирать мотор.
– Можно, я поведу? – спросил я деда. Никогда еще я не сидел за рулем «порше». Прав у меня пока не было, но дед этого не знал или ему было все равно. В те дни на Юге никого особенно не заботило, есть у тебя водительские права или нет.
Я забрался в салон – и тотчас узнал тот памятный аромат кожаных сидений, который впервые почувствовал, когда нашел брошенный «порше» в лесу. Я запустил мотор, а дед втиснулся на пассажирское место.
– Черт, ну и тесные же эти иностранные машины! – выругался он. Под руководством деда я повел машину по проселку к шоссе.
Автомобиль и впрямь был тесный, но мне все равно нравилось его вести. До этого из маленьких машин я водил только «фольксвагены». «Порше» оказался куда проворнее и маневреннее, он скользил будто по рельсам. «Фольксваген» в сравнении с ним был неповоротлив. Я вывел машину на федеральное шоссе и, сам того не замечая, погнал ее еще быстрее.
– Тебя штрафанут на полную катушку, малыш, – заметил дед, глядя на спидометр, стрелка которого уперлась в отметку «100 миль». А я и не сознавал, что гоню на такой скорости. Я сбавил ход, и дедушка успокоенно отвел глаза от спидометра. Но я знал – нас все равно не оштрафовали бы. Во всяком случае, не в штате Алабама. У деда был документ, подписанный тамошним губернатором, Джорджем Уоллейсом, – грамота о назначении деда полковником алабамской милиции. И еще у него имелась персональная табличка на машину, с надписью: «Под покровительством губернатора. Вперед, за Алабаму!»
Когда мы добрались до Лоренсвилля, домой к бабушке и деду, я тщательно вымыл «порше» и натер его воском. Я старался произвести впечатление на бабушку и деда – показать, как я внимательно забочусь о машине. Я даже заодно вымыл и до блеска начистил трактор, чтобы заработать дополнительные очки. Если повезет, то «порше» скоро будет моим. Дед неминуемо потеряет к нему интерес, как ко всем предыдущим покупкам, и что ему тогда останется, кроме как отдать автомобиль мне?
Но дед не отдал «порше» мне. Он одолжил его дяде Бобу. А дядя Боб впилился на «порше» в дерево. Так я снова остался без «порше».
Следующего «порше» мне пришлось ждать до своего двадцатипятилетия. Тогда-то я и увидел бежевый «девятьсот двенадцатый», который стоял на боковой улочке, и под стеклом у него было объявление «продается». Я купил его и поехал на нем домой – было недалеко.
Долгие, бесчисленные часы я потратил на то, чтобы привести автомобиль в порядок. Я его отреставрировал: сначала двигатель, потом кузов. Наверно, я перебрал и починил в нем каждый винтик, по одному. Я снял старую бежевую краску и заново покрасил «порше» в цвет морской волны. Потом цвет мне надоел, и я поменял его на алый «металлик». Получилось безупречно. Потом в один прекрасный день я осознал, что с моим «порше» возникла неразрешимая проблема: больше в нем чинить нечего. Тогда я продал его и купил другой, нуждающийся в реставрации – серый автомобиль модели «911-Е».
С тех пор у меня в руках побывало семнадцать автомобилей марки «порше», и каждый из них я чинил или полностью реставрировал. Даже когда у меня завелись деньги, я не покупал новые машины. «Любой дурак с тугой мошной может купить новый „порше“, – думал я. – А вот чтобы отреставрировать старый, нужно быть настоящим искусником». Я хотел стать именно искусником. Мастером своего дела. Художником, который работает с автомобилями.