Текст книги "Час Пандоры"

Автор книги: Джон Нэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава девятнадцатая

Вашингтон, округ Колумбия —

суббота, 23 декабря – 12.45 (17.45 Z)

Потрясенный доктор Расти Сэндерс сидел за рулем своего «чеви блэйзера» и думал, что же ему делать дальше.

Три часа назад он вошел в свою квартиру в Херндоне, штат Виргиния, до смерти усталый и голодный. Расти помнил, как спокойно прошел через столовую и положил кейс и компьютер на стол. Аппарат немедленно запищал, неся сообщение от Шерри Эллис.

«Где вы?

Ответьте только на мой PDA».

Сэндерс вынул электронный карандаш и от руки написал сообщение на маленьком экране, как всегда зачарованно наблюдая, как крошечный силиконовый мозг расшифровывает его закорючки и точки и заменяет его почерк отпечатанной версией, которую Расти потом передаст при помощи нескольких команд.

«Я дома.

В Херндоне.

А что?»

Он поставил компьютер обратно на стол и отправился на кухню за едой, когда аппарат засигналил снова. Расти отставил коробку с яйцами, которую достал из холодильника, и вернулся к столу.

* * *

Послание можно было разглядеть с пяти футов.

«УХОДИТЕ ОТТУДА!

УХОДИТЕ НЕМЕДЛЕННО!

СВЯЖИТЕСЬ СО МНОЙ ПОЗЖЕ ПО PDA. НЕ СООБЩАЙТЕ О ВАШЕМ МЕСТОНАХОЖДЕНИИ»

В течение почти трех часов он вел машину наугад, придерживаясь обычной скорости и безуспешно пытаясь снова связаться с Шерри.

Все его послания остались без ответа, так же как и вопрос, жегший ему мозг: Что, черт возьми, происходит?

В конце концов Расти направил свой «блэйзер» к центру Вашингтона и нашел самый большой гараж, огромную структуру на М-стрит, спускающуюся вниз на несколько этажей. Он забрался в самую отдаленную ячейку и затаился там, гадая, не конфисковал ли PDA у Шерри кто-нибудь в Лэнгли, и не могли ли вычислить его местонахождение, проследив за сигналом его сотового телефона.

Расти решил, что безопаснее будет бросить машину.

Сэндерс спрятал свой компьютер в кейс, запер машину и пошел вверх по Коннектикут-авеню к станции метро Дюпон-серкл. Он смешался с толпой людей, спускающихся на платформу на эскалаторе, продолжая искать телефон-автомат.

Ошибка! Если они вычислят, что я звонил отсюда, то будут знать, что я воспользовался метро.

Расти вернулся назад, на улицу и нашел автомат в вестибюле административного здания. Доктор набрал номер своей квартиры.

После трех гудков заговорил автоответчик. Расти нажал на кнопку, чтобы остановить запись, а потом набрал три цифры – 728, – чтобы включить внутренний микрофон. Он использовал этот прием несколько раз, чтобы убедиться, что телевизор выключен, а горничная на самом деле пылесосит квартиру.

На этот раз до его слуха донесся шум – кто-то двигал мебель, выдвигал и задвигал ящики. Несколько секунд до него доносились мужские голоса, потом все стихло.

Расти услышал шаги, становившиеся все громче, так как некто подходил все ближе к столу, на котором стоял телефон. Неожиданно раздалось: «Что ты там...», потом громкое: «Ш-ш-ш!» – откуда-то ближе.

Сэндерс слышал, как сняли трубку. В ней, разумеется, не было гудка, и тот, кто ее держал, понял, что звонивший включил внутренний монитор.

«Если они профессионалы, – подумал Расти, – то догадаются, что наиболее вероятным человеком, знающим необходимый код, может быть владелец телефона».

Странный голос, неожиданно раздавшийся из трубки, заставил Расти подпрыгнуть.

– Я знаю, что это вы, доктор Сэндерс. Поговорите со мной, – голос звучал мягко, почти дружески, но безусловно угрожающе.

У Расти на затылке волосы встали дыбом, по спине пробежала дрожь. Он собирался промолчать и повесить трубку, но в его доме были люди!

– Кто вы? Что вы делаете в моей квартире? – спросил Расти как можно более грозно.

– У вас есть нечто, принадлежащее Управлению. Вы скажете нам, где оно, и у вас будет куда вернуться. Договорились?

Нам?

У Расти свело желудок. Он старался контролировать свой голос. Этого не может быть!

– О чем речь? Кто вы, черт возьми, такие?

– Ваши работодатели, доктор. Управление.

– Чушь! Мои работодатели не вламываются в мой дом.

– А как вы себе представляете, доктор, на кого вы работаете? На сельскую полицию? Проснитесь. – Слова звучали ровно и спокойно, почти удивленно.

Расти понял, что потерял контроль за разговором в самом начале.

– Мы знаем, доктор, что вы скопировали информацию с терминалов в конференц-зале наверху на ваш компьютер. Вы не должны были этого делать. Нам известно, что перед уходом вы стерли файл на вашем компьютере и переписали его на дискетку. Еще одна большая ошибка. Это заставляет нас предполагать, что вы крадете информацию для того, чтобы продать ее кому-нибудь.

– Это смешно!

– Неужели? Вы скопировали сверхсекретные файлы. Это серьезное нарушение правил безопасности, но вы сможете уменьшить серьезность происходящего, если немедленно скажете нам, где находится дискетка.

Расти боролся со своим дыханием. Он понимал, что собеседник слышит его панику. Почему они сначала не связались с ним по сотовому телефону? Зачем посылать бригаду и вламываться к нему домой?

Оба собеседника молчали.

Говорит ли он правду? Неужели я записал что-то такое, что не предполагал увидеть?

– Доктор? Вы меня слушаете? – спросил мужчина.

– Я слушаю, но вы ошибаетесь. Я вообще не копировал секретные файлы. Только то, что разрешено моим допуском. И я бы никогда не стал продавать информацию.

– В федеральных тюрьмах много людей, утверждающих то же самое.

У Расти закружилась голова. Маленькая программа, которую он ввел в незащищенные компьютеры в конференц-зале обнаружена. Программа-ловушка, чтобы выловить вновь созданные файлы, если кто-то попытается стереть их, была лишь мерой предосторожности. Если рапорт из Каира был написан в конференц-зале, секретная программа сразу уловила это, как только человек, создавший файл, попытался скрыть следы.

Но как они могли так быстро обнаружить это?

И, что более важно, что такого жизненно важного выловила программа?

– Либо вы скажете нам, доктор, либо мы ломом пройдемся по всем углам вашей квартиры.

«Минутку! – подумал Расти. – Они никак не могут знать, скопировал я файлы на дискетку или нет. Персональные компьютеры не оставляют записи о таких операциях. Они просто предполагают!»

Сэндерс подумал о Шерри Эллис, размышляя о ее месте в этом уравнении. Разумеется, он не мог назвать ее имени. Если только они уже не знают, что она ему помогала...

– Доктор? Даю вам последний шанс. Где дискетка? Немедленно отдайте ее, и, может быть, мы сможем сохранить вам работу.

Расти нащупал дискету в кармане. Снова он выступил против системы, только на этот раз действительно пережал.

Но эти ублюдки у меня дома!

Рядом с телефоном, по которому он разговаривал, висел еще один. Расти схватил трубку и набрал 911, прижимая трубку к правому уху, а первую к левому.

Ответил диспетчер по Вашингтону, округ Колумбия.

– Срочный случай! Пожалуйста, соедините меня с полицией Херндона!

– Не вешайте трубку, – сказал диспетчер.

Мужчина в квартире Расти хмыкнул.

– Это вам не поможет, доктор. На весах ваша работа и ваша личная свобода.

Диспетчер Херндона вышел на связь, и Сэндерс сообщил о происходящей краже со взломом.

– Используйте световые сигналы и сирены. Я слышу, как они там ходят.

Расти уловил, как мужчина повернулся к своему напарнику и что-то сказал и как тот что-то пробормотал в ответ.

В чем дело?

Диспетчер задал ему вопрос.

– Сэр, я вас спрашиваю, вы услышали, как сработала сигнализация?

– Нет, эти ублюдки говорили со мной по моему собственному телефону.

– Хорошо. Что они говорят?

– Немного, – солгал он. – Но они положили трубку и крушат квартиру. Разбрасывают повсюду вещи. Поторопитесь, пожалуйста.

В его левом ухе зазвучат голос:

– Неплохо, доктор, для того, кто никогда не работал агентом. Но этим клоунам понадобится двадцать минут, чтобы добраться сюда, так что вы ничего не добьетесь.

Диспетчер перевел Расти в режим ожидания, а тот снова слушал рокот голосов в глубине своей квартиры. Он попытался представить себе того, другого, разговаривающего с кем-то по сотовому телефону.

Зачем кому-то понадобилось это делать?

Потому что они пытаются установить, где находится этот телефон-автомат при помощи того же самого подразделения полиции, с которым я говорил!

– Дискетки там нет! – крикнул Расти. – А теперь выметайтесь из моего дома. Я возвращаюсь в Лэнгли с тем, с чем вышел оттуда.

Он бросил на рычаг обе трубки и бегом бросился прочь из здания, возвращаясь на станцию метро. Сэндерс опустил несколько монет в автомат и получил билет, прошел через турникет, вошел в переполненный поезд, чувствуя, как его желудок сжимается еще больше.

Ему надо подумать! Но вокруг были люди, и, когда поезд подъехал к станции Метро-центр, в половине пассажиров Расти уже подозревал агентов ЦРУ, следящих за каждым его шагом.

Сэндерс вышел из поезда и пересел в другой. Вышел на станции Л'Анфан-Плаза и по эскалатору поднялся наверх. Меньше чем за квартал от него находился открытый Национальный музей воздухоплавания и астронавтики, полный туристов. Расти отправился прямиком туда и затерялся в толпе, затем вошел в кинозал, где нашел место в задних рядах.

Фильм только начался, когда он услышал слабый писк из своего кейса.

Это было сообщение от Шерри. Первое за много часов.

«Не могла связаться с вами раньше. Большой риск. Кое-кто здесь считает, что вы обнаружили в файлах нечто, несущее угрозу текущей операции. Очень странно. Марк явно в этом замешан. Несколько агентов, которых я никогда раньше не видела, спустились в конференц-зал и выгнали нас оттуда. Не уверена, о какой именно операции идет речь, но подозреваю, что это КР66. Не могу обсудить это с боссом, пока он не вернулся из Белого дома. Он пока ничего об этом не знает. Предательская операция. За мной тоже следят. Предупреждаю: бригада, которая вас ищет, не относится к основным сотрудникам Управления! Не возвращайтесь. Не уверена, кому можно доверять. Выйду на связь, как только будет возможно. Извините за мелодраму, но это серьезно. Донесение отправлено из женского туалета».

Расти записал сообщение в память компьютера и посидел немного молча, прежде чем написать ответ:

«Все понял. Они крушили мою квартиру в поисках дискетки. Говорил с одним из них по телефону. Я не знаю, чем, по их мнению, я располагаю. Спасибо за помощь».

Дискетка. Что же там может быть такое? Он просто переписал обычные файлы и намеревался изучить список дома. А теперь ему придется искать место, чтобы познакомиться с его содержанием.

Расти было необходимо немного поработать на компьютере. Маленький компьютер в его кейсе не имел дисковода.

Сэндерс вышел из музея и взял такси до университета имени Джорджа Вашингтона. Компьютеры в большом читальном зале университетской библиотеки предназначались для изучения справочных каталогов, но у некоторых были дисководы. Расти нашел самый отдаленный компьютер, достал дискету из кармана, вставил ее в машину. После обычных команд, он приказал компьютеру по очереди открывать файлы на дискете.

Та программа, что Расти ввел в компьютеры конференц-зала, была необыкновенно простой. Любой файл, который компьютеру приказывали стереть, сначала копировался в специальный сокращенный файл, тот самый, что Сэндерс скопировал на дискету перед уходом.

Сводный файл на дискете представлял собой множество страниц текста, и Расти начал его просматривать.

Прежде всего Сэндерс обнаружил переписку по вопросу аэродрома в пустыне для рейса 66. Это была рутина. Некоторые страницы он писал сам.

Потом появилась копия плана полета из Исландии в Мавританию. Расти не подозревал, что кто-то ввел его в компьютер в конференц-зале.

Неожиданно на экране появилось донесение из Каира, о котором он сообщил первым.

«А, ну да, это копия», – подумал он.

Расти перечитал сообщение. Что-то было не так. Рапорт казался другим. Он перевернул страницу и обнаружил другой вариант, потом еще один, прежде чем понял, что просматривает остатки файла, который был использован для составления рапорта.

Значит, его написали в той же самой комнате, где сидел я! Вот сукин сын!

Как доктор и подозревал, сообщение, предупреждающее о действиях террористов против авиалайнера, составили в Лэнгли. Перед ним было доказательство – «ружье еще дымилось».

Но для чего все это?

Кто-то просто подозревал о планах террористов, или агенты ЦРУ в Каире на самом деле получили серьезную информацию о рейсе 66? Расти все еще не нашел ключ к разгадке.

На дискете были еще страницы, он бегло просмотрел их на экране. Обычное задание для ВВС, направляемых в пустыню, анализ политической стабильности в Северной Африке, сообщение о метеоусловиях в Исландии, и...

Расти резко остановился и уставился на экран. Послание, состоящее из фрагментов, и на арабском языке! Цифры, судя по всему, время и даты, длинная колонка цифр без всяких пояснений, и больше ничего связного.

За одним исключением.

В самой середине алфавитной солянки из обработанных компьютером арабских символов и завитков расположилась та же самая аббревиатура и две цифры, которые он видел на экране своего маленького компьютера в течение прошедшего часа – КР66.

Сэндерс подумал о районе в Северной Африке, куда они посылали «Боинг-747». Самолет пролетит над некоторыми исламскими государствами и неподалеку от других. Если это послание для одного из них, то тогда использование арабского языка понятно.

Но кто сидел с ним рядом прошлой ночью и составлял послание на арабском?

Расти снова вгляделся во время, указанное в этом тексте. О чем бы ни шла речь, это касалось промежутка времени между 22.20 и 22.35 гринвичского среднего поясного времени. И в самой последней строке послания было цифровое обозначение, понятное только пилоту или диспетчеру, – ЗА/3966. «Вероятно, цифровой код, который рейс 66 будет передавать через свой радиоответчик на частоте ЗА», – решил Расти. Маленькое устройство, установленное на большинстве современных авиалайнеров, усиливает изображение лайнера на радаре центров наблюдения за воздухом и одновременно передает высоту полета и идентифицирует самолет. Но этой информацией может воспользоваться только тот, кто располагает оборудованием для расшифровки кода на экране радара, к примеру, истребитель.

Это окно в пятнадцать минут и рейс 66. Что это такое? Может быть, время прибытия в Мавританию?

Вероятно, так и есть.

Расти пролистал файл до конца. Снова обычные документы. Ничего даже относительно секретного. Только странный пассаж на арабском относительно рейса 66.

Расти сделал распечатку первых двух страниц текста на арабском из трех и спрятал ее в кейс. Вынул дискету и начал продвигаться к выходу.

Вдруг Сэндерса охватило неодолимое желание заглянуть в географический атлас. Он вернулся назад и нашел справочный отдел.

Северо-западный берег Африки предстал перед ним на картинке, которая также показывала Исландию на севере. Расти приблизительно проследил курс самолета, потом достал маленький компьютер и быстро набрал вопрос Шерри, надеясь, что она сможет ему ответить:

«Каково реальное время вылета и новое установленное время прилета для Р66?»

Через пять минут пришел ответ:

«Вылет – 17.11 Z. Установленное время прилета – 23.56 Z».

Расти нагнулся вперед и бесстрастно записал что-то на клочке бумаги. Установленное время прилета в самом начале для рейса 66 было 22.20 Z, то есть ему нужно было вылететь из Кеблавика в 15.30 Z или в 10.30 по вашингтонскому времени.

Но раньше вылет из Исландии планировался – и Расти видел это – в полдень по вашингтонскому времени или в 17.00 Z!

Сэндерс выпрямился, совершенно сбитый с толку. При времени вылета в 17.11 Z, куда приведет рейс 66 время прилета в 22.20 Z?

Он немного занялся математикой, основываясь на нормальной скорости полета для «Боинга-747-400».

В 22.20 Z они будут приблизительно на двести миль северо-северо-западнее африканского побережья, над Атлантическим океаном.

Сэндерс вгляделся в линии долготы и широты на карте и записал приблизительное место. Тридцать один градус тридцать минут северной широты, тринадцать градусов ноль минут западной долготы. Или если вводить данные в бортовой компьютер СЗ1303013.

– О Господи! – вслух произнес Расти, доставая распечатку из кейса и быстро пробегая пальцем по строчкам вниз, в поисках цифр, упрятанных среди арабской вязи. И наконец нашел их – «313324» и «0132410».

На дискетке есть план полета «боинга»!

Он подбежал обратно к компьютеру, снова вставил дискету, не обращая внимания на все более возрастающее любопытство во взгляде библиотекаря. Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти план полета и перелистнуть страницы в поисках деталей. Там были разные координаты по широте и долготе, по мере движения лайнера на юг, но в пяти навигационных точках от места посадки Расти нашел то, что искал, – «С3133.24 301324.10».

Сэндерс ощутил, как колотится у него сердце. Источник в ЦРУ информировал кого-то на арабском языке, когда «боинг» будет в определенной точке за несколько сотен миль от берега.

Зачем? Предупреждение для служб ПВО о прилете самолета, чтобы народ соответствующего государства не волновался?

Но есть менее формальные пути для этого. Например, прямая связь по телетайпу между центрами наблюдения за воздухом. Для этого и существуют правила международных полетов.

Сэндерс снова взглянул на план полета. Там всегда присутствовала навигационная отметка, фиксирующая пункт захода в воздушное пространство другого государства.

Но здесь было отмечено не это. Насколько он мог судить, это просто произвольно взятая точка в пространстве.

Для чего? Почему это кого-то интересует?

Расти выключил компьютер, спрятал дискету и распечатку. Желание послать сообщение Шерри было сильным, но Расти не хотел рисковать. Кто-нибудь может посмотреть и ей через плечо. В этом деле она способна держать его за дурака.

Неожиданная дрожь пробежала у Сэндерса по спине, стоило ему подумать о том, что Шерри может оказаться врагом.

Расти потряс головой, чтобы отогнать эту мысль. Именно Шерри как раз вовремя предупредила его, чтобы он уехал из дома, и кроме того, без нее он будет брошен на произвол судьбы.

Сэндерс подхватил свой кейс, вышел из библиотеки и в глубокой задумчивости зашагал на восток. До «блэйзера» можно дойти пешком, и он сообразил, что автоматически пошел в том направлении. На восток, к Белому дому на Пенсильвания-авеню, потом на север до Девятнадцатой улицы.

Что же я имею? Они паникуют, потому что в моих руках послание на арабском языке, верно? Это единственный странный файл на этой дискетке. Значит, либо текст предательский, либо они полагают, что я могу его неправильно понять. Я знаю, что рапорт с предупреждением из Каира был составлен в Лэнгли. И мне известно, что кто-то послал на арабском языке сообщение, позволяющее определить местонахождение авиалайнера над Атлантикой. Чего я не знаю, так это ЗАЧЕМ!

Слова из каирского донесения всплыли у него в голове, снова вне всякого сомнения относя это к «Акбаху»: «Шиитская террористическая организация может попытаться достать военный самолет и вооружение, чтобы добраться до западной Мавритании».

Расти почувствовал, как застыло у него лицо.

Может ли кто-то из ЦРУ помогать «Акбаху»?

* * *

Борт рейса 66 (18.45 Z)

Когда самолет пролетал над Атлантикой, где-то в восьмистах милях южнее Исландии, преподобный Гарсон Уилсон стоял в хвостовой части, наблюдая за остальными пассажирами. Он пришел к глубокому убеждению.

«Я скоро умру!»

За двадцать минут до этого, когда за окном стало черно и большинство пассажиров уснули, Уилсон не мог больше усидеть на месте. Он встал со своего кресла со смутной идеей отправиться в комнату отдыха, но от вони из переполненных туалетов его затошнило еще сильнее, чем в жару от старых сортиров «на два очка» времен его молодости. Евангелист задержал дыхание достаточно надолго, чтобы вынести это, и ушел так быстро, как только смог.

Уилсон прошелся по салону, кивая тем, кто случайно посмотрел на него, особенно если его узнавали или выражали хоть какое-нибудь уважение. Многим хотелось поговорить, но он отвечал: «Может быть, попозже».

Гарсон говорил сам себе, что слишком занят собственными тревогами и не сможет быть достойным утешителем именно сейчас.

Но чувство вины росло. Ведь, в конце концов, он священник. Предполагается, что он должен приходить на помощь. Считается, что он обязан гореть желанием потратить свои последние силы на этой земле на утешение людей. А он что сделал до настоящего момента? Помог убить молодую мать. Всем в самолете известно, что это он подбил ее выбежать из самолета.

И Уилсон знал, что слишком труслив, чтобы последовать за ней.

Страх – вот и все, что находил в своей душе Гарсон Уилсон, въедливое, холодное живое существо, извивающееся, как червяк, превращающее мысль о помощи кому-нибудь другому в нонсенс. Боязнь вируса. Опасение потерять уважение.

И страх смерти.

В салоне творилось неизвестно что, и это тоже угнетало. Стюардессы старались поднимать мусор, но люди изогнулись в разные стороны, пытаясь уснуть, и обрывков бумаги, чашек и одеял на полу стало слишком много – и это угнетало.

– Помните о том, как вы выглядите, сэр, – напомнил ему Роджер, его секретарь, перед гибелью Лизы Эриксон. – Ваш образ очень важен для вашего служения Господу. Этот имидж заставляет людей верить вам. Вы должны смирять свои настроения и свой страх.

– Страх? – ухмыльнулся он. – Что вы себе позволяете, молодой человек, обвиняя меня в том, что мне страшно? – спросил Уилсон едва сдерживаемым шепотом.

Роджер вздохнул и взглянул боссу в глаза.

– Честно говоря, сэр, если вы не боитесь, то вы идиот, но я никогда в это не поверю. Вашему помощнику позволительно вести себя обычно, но вы не можете показывать свои чувства пастве. Вот и все, что я хотел сказать.

Гарсон Уилсон фыркнул и нахмурился.

– Когда я поступал на эту службу, – напомнил ему Роджер, – вы сказали мне, что одной из моих ключевых обязанностей будет помогать вам поддерживать ваш облик в стрессовых ситуациях.

«Я боролся за то, чтобы поддерживать „имидж“, – подумал евангелист. – И все еще борюсь».

Но он проигрывал бой. Гарсон Уилсон – человек, напуганный актер, играющий роль Гарсона Уилсона, первого евангелиста Америки, терпел поражение.

Проповедник направился в переднюю часть салона, осторожно переступая в проходе через ноги спящих пассажиров.

Интервью по радио все изменило.

Роджер что-то там сделал, чтобы звонки по спутниковой связи поступали по назначению, и ведущий ток-шоу на калифорнийском радио позвонил ему, желая провести интервью в прямом эфире.

«Радиовещание – это моя жизнь, – подумал Уилсон. – Вреда не будет!»

Ведущий, захлебываясь, начал с рассказа о происхождении Уилсона и о необычайной доблести тех, кто создал это ток-шоу, кто сумел разыскать такого великого человека в разгар крупной кризисной ситуации.

– Как вы себя чувствуете, преподобный? – наконец спросил ведущий.

– Что ж, мне кажется, что мы все немного устали. Мы прошли через долгое, гнетущее ожидание в Исландии, пока власти разрешили нам вылететь в более безопасное место. Но Господь не оставляет нас.

– Преподобный, вас знают во всем мире. Вы несете надежду и проповедуете спасение. И я уверен, что вы исповедовали многих умирающих, верно?

– Да, это так. Всегда нелегко уходить из этого мира в мир иной. Людям нужна помощь, чтобы понять.

– Ясно. Но теперь, когда вы сами в таком положении, как вы с этим справляетесь?

Уилсон помолчал, обдумывая вопрос.

– Я не уверен, что понял, о чем вы спрашиваете, Билл, – ответил он. Гарсон был уверен, что ведущего зовут именно так, но не мог вспомнить ни названия станции, ни ее местонахождения.

– Я хочу сказать, преподобный, что вам и всем этим людям, сидящим в самолете, осталось меньше чем, скажем, тридцать часов жизни. Мир отверг вас. Мы все здесь в шоке, но правда такова – они отправили вас в самую большую пустыню мира умирать. Поэтому я, во-первых, хочу дать вам возможность сказать то, что вы хотите, но я также думаю, что нашим слушателям будет интересно узнать, как человек вашего статуса встречает собственную смерть.

Чистой воды паника охватила Уилсона. Откуда ведущий взял эту информацию?

А на другом конце линии, в южной Калифорнии, на радиостанции, ведущий ток-шоу подтянул к себе через стол папку с вырезками и, нахмурившись, открыл ее. Копии последней телеграммы, которую он просматривал перед передачей, здесь не оказалось, но он хорошо помнил, что в ней говорилось о том, что результаты вскрытия подтвердили наличие вируса. Ведущий кивнул продюсеру и снова постарался расшевелить собеседника.

– Преподобный?

Было слышно, как Уилсон вздохнул. Вопрос потряс его, и он не должен этого показать.

– Мне очень жаль, Билл, – начал евангелист доверительным тоном, – но я не уверен, что у вас верная информация. Ходят разные слухи, мы знаем. Согласно им, мы в большой опасности, но наш экипаж заверил всех, что это всего лишь ложная тревога.

– Преподобный, мне очень жаль, что я принес вам плохие новости, но обязан сказать вам, что информационные службы сообщают, что вскрытие закончено, но вы по-прежнему летите в Африку.

Вскрытие показало наличие вируса? Из кабины пилотов об этом не сообщали.

У него в ухе снова раздался голос ведущего.

– Преподобный, кто-нибудь уже заболел?

– Нет! – услышал Уилсон свой собственный выкрик. Он заставил себя успокоиться и продолжить: – Нет, Билл, никто не заболел, и пока кто-нибудь не сляжет, я думаю, нас рано списывать со счетов.

– Хорошо, сэр, тогда позвольте мне задать вопрос иначе. Если кто-нибудь заболеет и диагноз подтвердится, как вы к этому отнесетесь?

– Отнесусь... к тому факту, что вирус на борту? – переспросил он.

– Да, к тому, что это фатально.

Уилсон почувствовал, как у него закружилась голова. Ведь они имеют дело с обыкновенным вирусом, верно?

– Что вы имеете в виду под «фатальным», Билл? Это просто очень опасный грипп.

– Ну... Видите ли, преподобный, авиакомпания могла сказать вам так, но весь остальной мир знает, что это вирус-убийца. Своего рода болезнь Страшного суда, и ходят разговоры о том, что это дело рук арабской террористической организации.

– Что ж, – Гарсон пытался дать нужный ответ, – ...я думаю, что нам следует считать все это слухами, понимаете? Но если по каким-то причинам Господь решит, что наш час пробил, нам остается только принять Его волю.

Уилсон сражался весь остаток интервью, стараясь оставаться профессионально-спокойным, описывая пассажиров религиозными стоиками, произносящими молитвы. Проводит ли он службу? Разумеется, ответил он, для тех, кто спасется или захочет спастись. Он ведь священник. Он будет проповедовать.

И все-таки слова ведущего продолжали звучать у него в ушах: «фатально... авиакомпания могла сказать вам... вирус-убийца... арабские террористы...»

Уилсон опустил трубку дрожащей рукой и мгновение сидел в оглушающей тишине, потом вскочил с кресла, желая убежать. Он подумал о том, чтобы ворваться в кабину пилотов и задать вопрос капитану, но это показалось никчемным. Капитан тоже попал в ловушку.

Бежать некуда, и теперь евангелист оглушенно бродил по салону.

Уилсон понял, что дошел до салона первого класса. Маленькая девочка лет семи-восьми спала в откинутом кресле, в котором он сидел раньше. Ее одеяло упало на пол, и Гарсон видел, что ей холодно – малышка крепко обхватила себя руками.

Уилсон подумал о своей дочери, Мелиссе. Непокорная Мелисса, которую он едва знал. Мелисса, выросшая без отца, пока он разъезжал повсюду, спасая души и возводя империю. Сколько ей сейчас, двадцать шесть? Стыдно, что это вспоминается с трудом. В восемь лет в ее глазах было столько надежд. Но у него никогда не хватало времени. Он потерял эти годы.

А теперь не осталось времени, чтобы все исправить.

Маленькая девочка напомнила ему Мелиссу в таком же возрасте.

Уилсон, со слезами на глазах, встал на колени и осторожно укрыл спящего ребенка одеялом, мягко подоткнув его за плечи, пораженный неожиданной мыслью:

«Эта крошка тоже умрет».