Текст книги "Игра в кошки-мышки"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Судья Айртон воздержался от комментариев.

– То есть, с вашей точки зрения, – сказал судья, – он намеревался…

– Предоставить неопровержимые доказательства, когда он позже выдвинет против вас обвинение, что в него стреляли именно вы.

– Вот как!

– Кто-то однажды охарактеризовал мне Морелла как «подобие жестокого Борджиа». Его юрист сообщил, что, если Морелл решил, будто кто-то нанес ему хоть мельчайшее оскорбление, он с макиавеллевской изощренностью разработает план мести. А то, как вы поступили с ним, вряд ли можно счесть всего лишь оскорблением. Согласны?

– Продолжайте.

– И ему представилась возможность рассчитаться с вами. Поскольку идете вы неторопливо, он должен оказаться в бунгало раньше вас. Он подобрал револьвер, проверил его калибр и сунул оружие в карман. Двинулся он прямиком по главной дороге. Сэр, несмотря на его состояние, он оказался на месте в двадцать пять минут девятого. Окажись ваша дочь у ворот, она бы увидела, как он, не переставая жевать резинку и в крайне возбужденном состоянии, миновал их. Именно Морелл провел ложный звонок на станцию и сделал второй выстрел. Но когда он звонил, прося о помощи, он в самом деле нуждался в ней. Его конец был близок. Замаскировав жевательной резинкой дырку от пули, он лишился сил. Револьвер, который он обернул носовым платком, вы скользнул из пальцев и упал на пол. За ним свалился стул. И он сам рухнул мертвым рядом с разбившимся телефоном. – Доктор Фелл набрал в грудь воздуха. – Могу себе представить, как вы изумились, – продолжил он, – когда, вернувшись с кухни, вы нашли его здесь. «Изумились» – самое подходящее слово, не так ли?

Судья Айртон не стал говорить, согласен ли он с ним. Но губы его слегка шевельнулись.

– Не буду удивляться, – продолжал повествование доктор Фелл, – что вы подняли револьвер и все с тем же изумлением уставились на него, убедившись, что в нем по-прежнему не хватает только одной пули. Не удивлюсь, понимая, что вы в полном отупении сели и стали думать. Любой убийца был бы потрясен куда больше, чем вы, увидев, что его бездыханная жертва явилась к нему домой.

– У вас велика доля предположений, – сказал судья.

– Столь же неподдельно потрясена оказалась и ваша дочь. Она покончила с тщетными усилиями воспользоваться телефоном и вернулась по боковой тропе, потому что не могла, была не в силах снова пройти мимо тела Морелла. Она успела к коттеджу как раз вовремя (здесь я позволю себе пофантазировать), чтобы издалека услышать второй выстрел. На кухне, к окнам которой она подошла, никого не было. Она обогнула дом, заглянула в окно гостиной и увидела вас. Эта сцена подсказала ей реалистическую деталь, которую она потом использовала в своей истории, – о верхнем освещении, которое кто-то включил. Когда она впервые бросила взгляд в окно, горела только маленькая настольная лампа. Верхнее освещение было включено позже. Ее россказни о появлении Морелла в двадцать пять минут девятого, конечно, представляли собой попытку прикрыть вас; она пыталась отвлечь внимание от Лаверс-Лейн и настоящего времени убийства. Вы серьезно обеспокоились во время ее рассказа. Но вы были бы в куда худшем положении, знай мы доподлинно, что вы убили Морелла в другом месте и куда раньше. К сожалению, проницательный инспектор Грэхем истолковал все факты как обвинение в адрес Барлоу. Вам повезло. Но в результате на виселице может оказаться невиновный человек.

Судья Айртон снял очки и принялся рассеянно помахивать ими.

– Существуют факты, уличающие Фреда Барлоу…

– О, мой дорогой сэр!.. – грустно остановил его доктор Фелл.

– Вы не считаете их доказательствами?

– Барлоу ехал в Тауниш. При всем уважении к точности часов в машине доктора Феллоуса, чье имя служит зловещим напоминанием о моем существовании, я предполагаю, что его заявление – сущая глупость и очковтирательство. Я предполагаю, что он назвал время, далекое от подлинного. Барлоу тоже так думает. Скорее всего, тогда было ближе к половине девятого, чем к двадцати минутам девятого. Морелла уже давно не было на том месте. Черный Джефф, то ли по чистой случайности, то ли желая понять, откуда раздался выстрел, выполз из своего логова на Лаверс-Лейн и рухнул на дороге прямо перед машиной. Барлоу подумал, что переехал его. Он перетащил Джеффа на другую сторону дороги. Появился доктор Феллоус. Барлоу, желая проверить, насколько тяжело пострадал Джефф, взял из своей машины электрический фонарик и вернулся туда, где, как он полагал, оставил свою жертву. Но Джефф к тому времени уже уполз. Барлоу (как он нам однажды сам рассказал) решил, что, должно быть, спутал место, где положил Джеффа. Он прошелся вдоль берега, подсвечивая фонариком. И вдруг увидел…

– Да? – вопросил судья.

– Он увидел кровь, – сказал доктор Фелл. – И мозговую ткань.

Судья Айртон прикрыл рукой глаза.

– Естественно, что же этот несчастный подумал? – задался вопросом доктор Фелл. – А что бы вам пришло в голову на его месте? Ну, может, не вам, поскольку вы, в отличие от большинства из нас, обладаете большим стоицизмом. Но нормальному среднему человеку?

– Я…

– Он решил, что искалечил Черного Джеффа. Поэтому он и загладил, скрыл следы мнимого преступления. Вот и все. Сомневаюсь, что он вообще заметил маленькую медную гильзу, когда забрасывал следы песком. Эта история не давала ему покоя. Если вы поговорите с мисс Теннант (что я и сделал прошлым вечером), вы узнаете, что Барлоу однажды сказал: в силу неопровержимых доказательств он знает, что тяжело покалечил Черного Джеффа. Мы знаем, что это за доказательства. Те самые, которые Грэхем пустил в ход, доказывая, что он убил Морелла. Боюсь, что суть дела лично для вас не представляет интереса. Помню, что прошлым вечером вы исключительно сурово отнеслись к Барлоу, хотя не сочли нужным объясниться.

– Я…

– Как вы однажды сообщили мне, никто не рискнет обвинить вас в лицемерии или в чопорности. Это дело представляет для вас исключительно лишь академический интерес. Неужели ваши убеждения остаются столь неколебимыми, сэр? И неужели вы, исходя из собственного опыта, продолжаете верить, что косвенные доказательства не в силах отправить на виселицу невиновного человека?

– Скажу вам, что…

– Кроме того, есть и ваша дочь, – бесстрастно продолжил доктор Фелл. – Судоговорение станет для нее не очень приятным переживанием. Теперь ей придется не менее трех месяцев ждать этого испытания. Ей придется решать, кого спасать: вас или Барлоу. Она не испытывает любви к Барлоу; в таком случае результат был бы совсем иным. Она чувствует к нему лишь привязанность, корни которой кроются в далеком детстве. Она, конечно, хочет спасти отца. Это необходимый выбор. Но это жестокий выбор.

И снова судья Айртон грохнул по столу, заставив фигуры подпрыгнуть.

– Прекратите! – сказал он. – Кончайте эти игры в кошки-мышки. Я не хочу в них участвовать. Понимаете? – Он почти кричал, полный отчаяния. – Неужели вы думаете, мне нравилось то, что я должен был сделать? Неужели вы думаете, что мне чужда человечность?

Доктор Фелл задумался.

– Я не говорил, что так думаю, – отчетливо произнес он. – Но если вам угодно так считать, боюсь, вы не оставляете мне выбора. У вас или есть ответ на эти обвинения, или же его у вас нет. Можете ли вы мне ответить?

Судья Айртон положил очки на стол и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза рукой. Он тяжело дышал, как человек сидячего образа жизни, вынужденный испытывать непосильное напряжение.

– Да поможет мне Бог, – сказал он. – Я так больше не могу.

Но когда он отвел руку, прикрывающую глаза, его бледное лицо разгладилось и снова обрело спокойствие. Он с трудом встал на ноги и подошел к письменному столу. Вынув из верхнего ящика длинный конверт, он вернулся к шахматному столику. Но судья остался стоять.

– Не так давно, доктор, вы спросили, хорошо ли я провел день. Нет, это был далеко не самый лучший день. Но я провел его с пользой. Я был занят тем, что писал признание.

Из конверта он вынул несколько листов, исписанных его четким аккуратным почерком. Вложив их обратно, он протянул конверт доктору Феллу.

– Тут, я думаю, изложены и объяснены все факты, которые позволят освободить мальчика. Тем не менее должен попросить вас в течение суток не передавать конверт инспектору Грэхему. У меня есть все основания надеяться, что к тому времени меня уже не будет в живых. В данных обстоятельствах будет довольно трудно представить мою смерть как результат несчастного случая. Но моя жизнь застрахована на солидную сумму, которая пригодится Констанс; и я думаю, что смогу совершить самоубийство более продуманно, чем, как выяснилось, я совершил убийство. Вот оно, мое признание. Будьте любезны, возьмите его.

Он смотрел, как доктор Фелл подтянул к себе конверт. В лицо ему густо хлынула кровь.

– Теперь, когда я принес публичное покаяние, – спокойным холодным голосом сказал он, – сообщить ли вам, что я думаю?

– Да?

– Я сомневаюсь, – сказал судья Айртон, – что Фред Барлоу вообще был арестован.

– Действительно, – согласился доктор Фелл.

– Я прочел все сегодняшние газеты. Ни в одной из них не появилось ни слова о столь сенсационном задержании.

– Так.

– Я думаю, что арест и все, что ему сопутствовало, было всего лишь инсценировкой, обговоренной и поставленной вами и Грэхемом, дабы вырвать у меня признание. Вчера мне пару раз бросилось в глаза, что Грэхем как-то чрезмерно нервничает. Я думаю, что мальчик был «арестован» на моих глазах, чтобы доставить мне особо мучительные страдания. Но я не стал рисковать. Я не стал разоблачать ваш блеф. Я больше не мог полагаться на свои суждения. Вполне возможно, что Грэхем верил в свои слова. Вполне возможно, что он отдаст мальчика под суд и если даже не добьется обвинительного приговора, то от жизни Барлоу останутся только развалины. Что же касается вашего участия в этой истории, Гидеон Фелл, я предпочту обойтись без комментариев. Можете считать, что поставили мне мат. Сломали меня. Вы хотели одержать верх надо мной на моем же собственном поле, и, если это доставит вам хоть какое-то удовлетворение, признаю, что вы этого добились. – У него дрогнул голос. – А теперь забирайте это проклятое признание и уходите.

Ветер пронзительно свистел над домом. Но доктор Фелл не шелохнулся.

Погруженный в какие-то странные неясные размышления, он продолжал сидеть, крутя конверт в руках. Похоже, он вряд ли слышал слова судьи. Вынув из конверта исписанные листы, он, посапывая, неторопливо прочитал их. Затем с той же медлительностью сложил их, разорвал на три части и кинул обрывки на стол.

– Нет, – сказал он. – Это вы победили.

– Пардон?

– Вы были совершенно правы, – согласился доктор Фелл. У него был низкий усталый голос. – Грэхем не более, чем я, верил в виновность Барлоу. Все время ему было известно, что за всем этим стоите вы. Но мы понимали, что с точки зрения закона к вам не подобраться, то есть нам пришлось продумывать какой-то другой путь. Единственным человеком, которого мы посвятили в этот замысел, была мисс Джейн Теннант. Прошлым вечером я не мог удержаться от того, чтобы не ввести ее в курс дела. Точно так же, как не могу удержаться, рассказывая все вам. И теперь мне осталось сказать вам только одно: вы свободны.

Наступило молчание.

– Объясните смысл своего экстраординарного заявления.

– Повторяю: вы свободны, – не без досады отмахнулся доктор Фелл. – Не ждите, что я буду перед вами извиняться. Грэхему скажу, что не сработало. Вот и все.

– Но…

– Конечно, разгорится скандал. Вам придется уйти в отставку. Но вас никто не осмелится тронуть, ибо, если начнут разбираться, что же на самом деле произошло, то возникнет чертовски неприятная ситуация.

Судья тяжело опустился в кресло; столик дрогнул и пошатнулся.

– Вы отдаете отчет в своих словах, доктор? Вы настаиваете?

– Да.

– Доктор, – с силой бросил судья Айртон, – я не знаю, что сказать.

– А ничего и не надо говорить. Хотя могу сообщить, что ваши планы относительно дочери так и не претворятся в жизнь. Она не выйдет замуж за Фреда Барлоу. Счастлив сообщить, что Барлоу женится на Джейн Теннант; она совершенно восхитительно подвела его к этому решению, хотя он убежден, что сам принял его. Ныне ваша дочь заинтересована неким молодым человеком по имени Хьюго, о котором я ровно ничего не знаю, кроме того, что, похоже, он встретит свою смерть в бассейне. Что же до остального, то сами будете справляться. Так что идите своим путем и в будущем относитесь к своим суждениям не столь безапелляционно.

Пока судья Айртон сидел, снова прикрыв глаза ладонью, доктор Фелл бросил обрывки признания в пепельницу и поднес к ним спичку. Отсветы пламени, охватившего бумагу, отразились в стеклянных глазах чучела, глядевшего на них со стены. И пока горела истина, двое мужчин продолжали молча сидеть, не проронив ни слова.