Текст книги "Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора"

Автор книги: Джон Диксон Карр

Соавторы: Пьер Буало-Нарсежак,Павел Вежинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Садитесь, прошу вас! – сказала она. – Извините, но я не могла говорить об этом при посторонних.

– Да, я хорошо вас понимаю! – сказал он искренне.

– Кто же мог сделать это?! – внезапно воскликнула она совсем по–женски. – Он был совершенно безобидным человеком.

– Я должен искренне признаться, что мы в полном неведении, – сказал Димов. – И очень рассчитываем именно на вашу помощь.

– На мою? – с недоумением посмотрела она на него. – Это просто безумие. Скажите мне хотя бы, как это произошло?

Он осторожно изложил факты. Она слушала его не двигаясь, взгляд ее становился все более оцепенелым.

– Господи, как же это! – простонала она и в первый раз заплакала.

Димов деликатно подождал, пока она хотя бы немного успокоится.

– Нет ли у вас каких–либо подозрении, предположений?

– Никаких! – решительно заявила она. Он разочарованно вздохнул.

– Расскажите мне вкратце, каковы были ваши отношения.

– Очень близкие, естественно. Мы могли бы считать друг друга, женихом и невестой, если бы это не было смешно в нашем возрасте.

– Немного подробнее. Когда вы познакомились? Как?

– Два года назад, – сказала она. – Познакомились здесь, совсем случайно.

– В ресторане?

Она ничуть не удивилась.

– Да, в ресторане «Кракра». Я вообще не люблю подобного рода знакомств, но он был так мил. Сказал, что давно меня знает, то есть видел то там, то тут, в местах, где я действительно бывала. Мне даже стало досадно, что я его не замечала, он был красивым мужчиной. Скоро мы стали близки. Еще в первый месяц нашего знакомства он мне сделал предложение, и я в принципе его приняла. Но мы не спешили, ни к чему это было. Наши жизни были такими разными – я хочу сказать, профессии. Трудно было соединить столь различные судьбы. Мы решили – это была его идея – построить дом где–нибудь недалеко от Софии или возле Драгалевцев. И у него и у меня были деньги, так что для нас это не являлось проблемой. Там я могла бы иметь мастерскую, оставила бы работу и всецело отдалась бы своему призванию.

Она снова заплакала, на этот раз, наверное, из–за неосуществленной мечты. Димов заметил, что сочувствует ей значительно больше, чем этого требовали служебные обязанности.

– У него были свои планы – он хотел стать директором какого–нибудь пригородного ресторана, поблизости от нашего дома. Это мне не очень нравилось. Какой женщине приятно, если муж ее будет возвращаться домой всегда после полуночи? У нас были и другие планы, но все это связывалось с домом. Он очень хотел иметь свой дом, настоящий дом. Понимаете, не квартиру, а дом. Он и мне внушил эту страсть, хотя раньше мне и в голову не могло прийти стать собственницей. Я бы вам могла описать весь дом, каждую комнату в отдельности. И все это рухнуло так ужасно.

– Вы часто виделись?

– Так часто, как только было возможно. Он даже стал реже ездить в командировки.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вчера вечером. Он ушел около восьми часов, чтобы успеть на пассажирский поезд на Кюстендил.

– Какое у него было настроение?

– Обычное. Как всегда, шутил. В отличие от меня у него было чувство юмора.

– А в последнее время вы не заметили в его поведении ничего особенного?

– Заметила, – сказала она.

Но замолчала и глубоко задумалась. Димов не торопил, спокойно ждал, когда она начнет сама.

– В последнее время у него появился какой–то страх перед смертью, он мне казался обеспокоенным, хотя великолепно умел владеть собой. Неделю назад предложил мне перевести все его сбережения на мою сберегательную книжку. Я удивилась. Он сказал мне, что по закону единственным его наследником является двоюродный брат из Софии, адвокат, которого он терпеть не может. Он не мог представить себе, что такой человек унаследует все его сбережения. Но почему тот должен был все унаследовать, когда он был совершенно здоров? Кирил в самом деле был очень здоровым мужчиной. Я сказала ему, что он переживет всех нас. Он не сомневался в своем здоровье, но все–таки был обеспокоен – говорил, что много ездит по провинции, часто с большими деньгами, ночует в гостиницах – и вообще его жизнь полна неожиданностей. Я подумала, что, вероятно, в гостинице с ним случилась какая–то неприятность, может, попытка ограбления. Тогда я предложила ему тут же расписаться со мной, не делая объявления, и таким образом я стану наследницей.

Сначала он очень обрадовался, но потом замолчал. Это меня очень удивило. И все–таки, если бы он не был искренен в своем намерении жениться, разве он стремился бы передать в мои руки такую громадную сумму?

– Какую? – мягко спросил Димов.

– Он сказал, двадцать тысяч…

– Действительно, немало, – подтвердил Димов. – И вы отказались их взять?

– Конечно! – сказала она. – Мне даже показалось, что в его предложении есть что–то обидное…

Димов помолчал, подыскивая слова.

– Не было ли у него каких–либо политических врагов? – спросил он осторожно.

Она с удивлением посмотрела на него, но ничего не ответила.

– Прошу вас, поймите меня правильно! – сказал Димов. – Очевидно, это убийство совершено не ради грабежа… может быть, по политическим мотивам. Как вы думаете, каковы были его убеждения?

– Я полагаю, что милиция лучше осведомлена об этом, – сказала она немного сухо.

– Ошибаетесь. Милиция никогда им не интересовалась.

Она задумалась, ее лицо слегка потемнело.

– Видите ли, лично я лояльна. Я не могу преподавать искусство болгарской керамики и не любить свою страну. Он, разумеется, чувствовал это и никогда не говорил со мной о политике. Но я понимала, что он не был сторонником нашей власти. Так, например, его раздражало радио. Он вставал и молча выключал его.

Иногда случалось, он позволял себе презрительно отозваться о ком–нибудь из правительства. Мне это было неприятно, но в известной мере я его понимала. В конце концов, он пострадал.

– На его месте вы вели бы себя иначе.

– Может быть, – сказала она. – Но этот факт ничего не объясняет.

– Не могли бы вы дать мне адрес его двоюродного брата? – попросил Димов. – Или хотя бы назвать имя. Ведь кто–то должен похоронить Кушева.

– Я его похороню! – горячо сказала она. – Где он сейчас? Я хочу, чтобы вы немедленно отвезли меня к нему!

На мгновение он смутился.

– Я не знаю, возможно ли это сейчас. Вы оставайтесь дома. Через час или два к вам приедут и сообщат.

Она не знала адреса двоюродного брата, а только имя. Димов записал его и ушел. И все–таки из этого странного дома он ушел не с пустыми руками. Одно было совершенно ясно – смерть Кушева не была случайной. Он, наверно, ждал такого конца, может быть, знал и своего будущего убийцу. Он хотел спасти хотя бы то, что можно спасти, – деньги. И все–таки не предпринял никаких мер для своей безопасности. Не сбежал, не скрылся, не спрятался за четырьмя стенами. Смерть подстерегала его и была, как видно, сильнее всех обстоятельств – могучая и разящая, таинственная и ужасная.

Что же это за смерть?

Ясно было и другое – Кушев любил эту странную женщину. И хорошо понимал ее сущность. Он доверял ей больше, чем кому–либо на свете. Бесспорно, она была для него, одинокого человека, самым близким и доверенным существом. Но почему в последний момент он отказался от брака, несмотря на то, что женитьба в известной мере решала проблему? Могло быть только одно разумное объяснение его поведения – наверняка его смерть принесла бы гораздо больше неприятностей жене, нежели любовнице. Тем более, если обстоятельства смерти бросят позорную тень на его имя.

Димов отвлекся от своих мыслей, только переступив порог квартиры доктора Станкова. Доктор сидел в одной рубашке возле круглого низкого столика вместе с тремя мужчинами, одетыми более опрятно. Все четверо усиленно шлепали картами – обыкновенный белот. По традиции доктор отвел Димова на кухню, но, к сожалению, на этот раз там не было бутербродов.

– Ничего, – сказал Станков. – Совсем ничего примечательного.

– Меня интересует, не страдал ли Кушев какой–либо неизлечимой болезнью.

– Например?

– Рак, скажем… Или сердце.

– Нет, – сказал доктор. – Он был здоров как бык.

– Из чего стреляли?

– Из девятимиллиметрового парабеллума. Эксперт утверждает, что удары бойка по капсюлям гильз одинаковы и характерны. То есть оружие было не совсем исправное, возможно, что после четвертого выстрела произошла осечка.

Димов рассказал ему о своем посещении преподавательницы техникума Замфирской.

– Замфирская? – переспросил Станков без особого интереса. – Я ее знаю. Очень замкнутая, нелюдимая женщина… И необычайно властная.

Но, услышав всю историю, озадаченно почесал затылок.

– Очень интересно! – пробормотал он. – Никогда не ожидал от нее ничего подобного. Выходит, что женщина действительно загадка, как говорят простаки. Ты абсолютно прав – такие, как она, не каждый день встречаются.

Подумав немного, он добавил:

– Только одно мне не ясно: как она не поняла, с каким зверем имеет дело.

– Со зверем? – удивленно спросил Димов. – А ты не преувеличиваешь?

– Нисколько! – убежденно сказал Станков. – Послушай, Димов, ты можешь читать по лицам и в глазах живых людей. Я же умею читать по лицам мертвых. С мертвого лица сходит притворство, маска, вообще все внешнее. На мертвом лице, как на экране, постепенно начинает появляться внутреннее, глубоко скрытое. Я очень внимательно рассмотрел этого типа, так драматично распростертого на полу.

– И что ты увидел?

– Я же тебе сказал – зверя!

– Выходит, что убийца вроде бы сделал благодеяние человечеству.

– Пожалуй, да, – усмехнулся доктор.

– Но тогда оставим его в покое!

– Э нет, это уж другое дело. Иногда менее сильный зверь поедает более сильного.

– Во всяком случае, я впервые встречаюсь с сентиментальным зверем, – задумчиво произнес Димов.

Доктор заморгал и снова почесал затылок.

– Таких вообще не существует, – сказал он. – А не притворялся ли он?

– Какое тут притворство, когда он готов был отдать ей все деньги?

Доктор задумался.

– А что, если деньги были нечестными? Где надежнее всего их спрятать?

Димов от неожиданности просто подскочил на стуле.

– Я настоящий идиот! – воскликнул он. – Как такая простая мысль не пришла мне в голову!

Он поспешил оставить дом доктора. Через час он уже дал распоряжение, опытные финансовые инспектора на следующий же день займутся тщательной проверкой посреднической деятельности Кирила Кушева. Возможные злоупотребления еще не наводили на след убийцы, но все–таки могли что–то подсказать.

Покончив с этим, Димов с удовольствием забрался в «газик», устало опустился на бугристое сиденье. Кто знает почему, но внезапно и остро он припомнил утреннюю сцену – девушка в черной юбке в дверном проеме, две полоски светлой, как луна, кожи между юбкой и небрежно натянутыми чулками. Он даже тряхнул головой, недовольный самим собой. Есть ли смысл во всем этом, если брат ее окажется преступником? Хотя бы на время надо выкинуть ее образ из головы – любой ценой, не то можно поставить под удар все расследование.

10

В участке Димов не застал никого из своих помощников. Подумав немного, он велел привести к нему Кротева. Впервые этот мрачный и упрямый, как мул, алкоголик был тихим. Он смирно сидел на стуле, который ему подали, и безразлично смотрел на Димова. Глаза его были безжизненные – ни отчаяния, ни надежды.

– Послушай, Кротев, если я тебя продержу здесь месяц – гарантирую, что ты вылечишься.

– От чего вылечусь? – глухо спросил Кротев.

– От того, что в вашем крае называют цыганкой – смеси виноградной и сливовой ракии.

– От этого меня никто не сможет вылечить! – все так же глухо сказал Кротев.

– Ну ты еще молод, от всего есть лекарство.

– От всего – да, только не от вашего произвола! – ощетинился вдруг Кротев, хотя в голосе его не было злости.

– Кротев, ты думай, что говоришь! – так же не сердясь, заметил Димов. – Мы пытаемся раскрыть тяжкое преступление, а ты даешь неверные показания. Так что ты искал в Косере?

– Скажу, – нехотя промямлил Кротев.

– Знаю, ты нам скажешь, что был у женщины…

В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошел Паргов. Димов сразу почувствовал его возбуждение.

– Так и было…

– И что женщина замужняя, и поэтому тебе неудобно было говорить.

Кротев от неожиданности остолбенел.

– Почему вы так думаете?

– Это обычная ложь.

– Только я не лгу… Это правда.

И Кротев подробно рассказал всю историю. У него есть давнишняя приятельница в Пернике, бывшая официантка. Его связывало с ней даже что–то вроде любви, но она пошла по легкой дорожке. Тогда они расстались. Спустя два года она вышла замуж за пожилого официанта, который во время сезона работал на курортах. Этим летом он был в Созополе, и Кротев решил воспользоваться его отсутствием. Знакомая его жила в Косере, он поехал к ней на рабочем поезде, но на обратном пути опоздал на перникский поезд. Тогда он вышел на шоссе, и вскоре какой–то шофер посадил его к себе на грузовик. Из благодарности Кротев угостил шофера в забегаловке, а потом отправился к своим друзьям.

– А почему ты сразу не сказал правду?

– Я забыл, – мрачно пробормотал Кротев. – Когда перепью, очень часто забываю, что делал в трезвом виде.

Димов записал имена всех, кто мог подтвердить его алиби.

Кротева увезли в арестантскую. Димов вопросительно взглянул на своего помощника.

– Что случилось?

– Совершенно неожиданное! – ответил Паргов. – Мы нашли в Гулеше вязальщицу.

Пожилая бедная женщина берет довольно дешево, словно не знает новых цен. В этом году она связала светлые фуфайки троим из тех, кто ехал поездом. И один из них – Славчо Кынев.

Димов, раскрыв рот, смотрел на Паргова.

– Ты это серьезно?

– Ну конечно, шеф!

– Честное слово, я ничего не понимаю. Значит, у него были причины лгать?

– Может, и не солгал, – неуверенно предположил Паргов. – Может быть, отправил фуфайку брату. У него брат в армии.

– Да, это возможно, – кивнул Димов.

– И вообще глупо подозревать Кынева. Он один из самых серьезных и сознательных людей в селе. Не думаешь же ты, что его случайно избрали в общинный совет?

– Я все могу подумать о человеке, который лжет мне в глаза! – скааал Димов.

– Но мы тщательно расспросили наших доверенных лиц в селе. Никто никогда не видел его в светлой фуфайке. Или ты думаешь, что он надевал ее, только когда убивал? Здесь, безусловно, какое–то недоразумение. Я думаю, что если мы его расспросим, то сразу же разберемся.

Они долго рассуждали об этом. И решили несколько дней подождать. Оставаясь на свободе, Кынев, если он действительно виновен, мог бы себя чем–нибудь выдать. А сейчас, если сразу начать допрос, будет выкручиваться. Скажет, например, что потерял фуфайку. Или что ее у него украли.

– Когда он взял фуфайку? – спросил Димов.

– Десять дней назад!

– Вот видишь!.. Дело становится еще более подозрительным. Разве можно забыть, что ты делал десять дней назад?

Они решили усилить наблюдение за Кыневым и Нестеровым, ни на минуту не выпускать их из виду.

– Хотя едва ли мы чего–либо добьемся, – скептически сказал Паргов. – Я начинаю думать, что все это дело рук кого–то со стороны. Наши, по–моему, не способны на такие сложные преступления. Я проверил все адреса. Единственный посторонний человек во всем районе – Манаско.

– Кто это Манаско?

– Третий, кто в ту ночь играл с ними в карты.

– Да, вспомнил, – сказал Димов. – Мы действительно совсем забыли об этом Манаско… А может, с него надо было начинать? Ты знаешь о нем что–нибудь?

– Ничего особенного… На вид совсем безобидный парень. Главный механик в ремонтной мастерской. Три месяца назад приехал из Софии.

– Из Софии? Какой дурак поедет из Софии в Гулеш? Есть у него рекомендации?

– Какие рекомендации? Механик – дефицитная профессия. Ремонтные мастерские переманивают их друг у друга премиями и наградами, как футболистов. Кыневу как–то удалось заполучить его – говорит, что отличный механик.

– Кто тебе сказал?

– Сам Кынев…

– Нашел кого спрашивать!

– Я тогда еще не ходил к вязальщице. Он дал мне прочитать его заявление и автобиографию. Родом он как будто бы из Требича, окончил техникум. Перечислены и места работы. Вообще все было в порядке.

Димов задумался.

– Завтра рано утром пошли Ангела в Софию. Я хочу все проверить и получить самые точные сведения.

Димов рассказал ему о посещении Перника. К концу рассказа ему показалось, что нос его помощника вытянулся на несколько сантиметров.

– Я не верю в предчувствия! – сказал Димов в заключение. – Кушев что–то знал, и знал нечто немаловажное. Может быть, это и есть причина убийства. Одного не могу понять – какова тут роль Евтима Дыбева – настоящей божьей коровки. – Зазвонил телефон. Димов поднял трубку. Он долго слушал, потом произнес всего три слова: – Да, доктор, приеду.

И положил трубку. Лицо его оживилось.

– Звонил доктор Станков, – сказал он. – Двоюродный брат Кушева приехал в Перник.

Похороны состоятся завтра в четыре часа. Непременно пойду. У меня такое чувство, что там будет присутствовать кто–нибудь из главных действующих лиц… А в вашем городе продается кислое молоко?

– Идем, я тебе покажу где, – сказал Паргов.

Вернувшись домой, Димов в течение часа читал записки, которые вел в связи с расследованием двух убийств. На новой странице он записал:

«Непроверенные возможные варианты:

1. Евтим Дыбев убит не с целью грабежа. Он стал невольным свидетелем чего–то, о чем никто не должен был знать.

2. Человек, которого видели на заднем дворике, не убийца. Он был у Кушева по какому–то делу. Ушел из дома, чтобы его не заподозрили в убийстве.

3. Кушев – убийца Дыбева. Второе убийство – возмездие за первое.

4. Убийца Дыбева и Кушева одно и то же лицо, но не из местных жителей, приехал откуда–то со стороны – из Перника или из Софии.

5. Кынев видел убийцу, но не верит в его виновность. Он просто хочет его оградить от неприятностей».

11

К десяти часам утра Димов получил подробную информацию о Янко Нестерове и дважды внимательно прочитал ее. Оказалось, что Несторов родился не в Гулеше, а в Войникове, в бедной семье. Там окончил школу, потом работал помощником шофера на автобусной линии Войниково – Дупница. В юности политикой не занимался. Был взят на военную службу в пулеметную роту – о его поведении там сведений нет. Рядовым солдатом участвовал в Отечественной войне и получил два ордена за храбрость.

После увольнения из армии женился на Цветанке Клисурской, жительнице Гулеша, и перебрался к ним в дом. Был членом Земса – земледельческого молодежного союза, его организация в Гулеше находилась тогда целиком под влиянием оппозиции. Во время первых выборов в парламент Несторов поддерживал кандидата от оппозиции.

После роспуска оппозиционных партий перестал заниматься политической деятельностью. В 1953 году в результате несчастного случая погибли его жена и тесть (здесь была отметка – «см. справку»). Женился второй раз на девушке из Войникова, привел ее в дом своей бывшей жены. Позднее построил новый дом, частным образом подрабатывал как механик. Держался лояльно, ко всем мероприятиям местных властей относился даже благосклонно. У него две сестры, а брат погиб еще в начале Отечественной войны. Далее следовали имена пяти его близких друзей. На первом месте стояло имя Славчо Кынева.

С особым вниманием Димов прочитал приложенную справку. Тесть Нестерова

– Петр Клисурский, член БКП, бывший боец, привез с фронта несколько английских сферических гранат и пистолет. Показывал их друзьям. 12 марта 1953 года из–за неосторожности граната в его руках взорвалась – погибли он и его дочь. Отношения между Клисурским и Нестеровым были плохими. Но весь тот вечер Несторов находился с приятелями в пивной и не уходил оттуда ни на минуту. Там ему и сообщили о несчастье. Две оставшиеся гранаты и пистолет милиция конфисковала.

Это было все. Димов помнил наизусть записи в своем блокноте – так что нечего было туда и заглядывать. Оппозиционный Земс упоминался там только один раз в связи с биографией Кынева. Граната упоминалась в связи с нападением на молодежный трудовой лагерь. Но в протоколе, который читал Димов, не указывалось, какого типа была та граната. Совпадения весьма общие и, что самое важное, очень отдаленные. Трудно предположить какую–либо связь с последними событиями. И все–таки в блокноте он приписал новый пункт:

«б) Несторов – один из нападавших на молодежный лагерь. Сейчас он освобождается от вольных или невольных свидетелей».

Только к трем часам после полудня вернулся Ангел, отправленный в Софию для проверки данных о Манаско. Склонившись над своей тетрадью, исписанной каракулями, он начал медленно читать:

– «Манасиев в своей автобиографии не указал всех мест, где работал. В одном из гаражей я разыскал его бывшего приятеля. Мне он все подробно рассказал – в том числе и то, что Манаско работал на станции технического обслуживания «Витоша“.

Эта станция не указана в его биографии, и я сразу понял, что не случайно. На станции говорил с секретарем партийной организации и еще двумя толковыми парнями. Оказалось, Манасиева оттуда уволили. Все трое утверждали, что он опытный меха ник, но очень плохой работник. Нередко являлся на работу пьяным.

Брал деньги от клиентов, чтобы поставить их на обслуживание без очереди. Вообще был алчным, единодушно утверждают они. Его все–таки терпели, потому что опытных работников мало, и на его безобразия закрывали глаза. Наконец их терпение лопнуло. В прошлом году Манасиев пьяный поссорился с одним слесарем. И ударил того ломом по голове».

Ангел посмотрел на шефа и многозначительно добавил:

– Подло ударил, сзади. Слесарь как подкошенный упал на землю, потерял сознание.

Его отвезли в больницу. Оказалось сотрясение мозга, мускулы лица временно были парализованы. Манасиева арестовали и судили. И все–таки тюрьмы он избежал – приговорили условно к шести месяцам заключения и к штрафу в пятьсот левов за телесное повреждение.

– Заплатил?

– Ну да, так и заплатил… Говорят, исчез. Я решил не говорить, где он работает сейчас, хотел спросить сначала у вас…

– Хорошо сделал, – заметил Димов. – Пока что он нам нужен.

Пора было ехать в Перник на похороны. У шофера был выходной, и Димов сам сел за руль. В Пернике он прежде всего заехал в управление государственной безопасности, но там ему не смогли дать никаких сведений о гранате в молодежном лагере, потому что расследование проводилось софийской группой. Доктор Станков находился в окружном управлении и, как всегда, приветливо встретил Димова.

– Я видел двоюродного брата Кушева, – сказал он. – Он производит приятное впечатление. Он сейчас не Кушев, а Стефанов – как видно, стыдится старой фамилии, хочет ее забыть.

– Он будет на похоронах?

– Да, конечно, хотя и без жены. Знаешь, похоронной процессии не будет, надо идти прямо в церковь.

– В церковь?

– Да, это желание Замфирской.

– Ты сказал Стефанову насчет наследства?

– Зачем? Я не вмешиваюсь в чужие дела.

Димов сел в «газик» и направился к кладбищу. И хотя он приехал минут на десять раньше назначенного срока, отпевание, как ни странно, началось. Он вошел в пустую церковь и в первое мгновение почувствовал себя неудобно. Возле гроба стояли только трое – Замфирская, хорошо одетый мужчина средних лет, наверное родственник–адвокат, и преклонного возраста человек в грубой городской одежде, вытиравший покрасневшие глазки большим пестрым платком. Не смущаясь столь малочисленной публикой, два священника в упоении выводили «со святыми упокой».

Никто не поднял глаз, чтобы взглянуть на Димова, и, воспользовавшись этим, он поспешил ретироваться, избавиться от тяжелого, хоть и приятного запаха ладана.

«Упокой…» – долетел до него мягкий тенор священника, сливающийся с нежным звоном кадила. Возле церкви к Димову подошел один из его людей.

– Кто этот третий, пожилой? – спросил Димов.

– Бай Спиридон, председатель производственной кооперации. Он давал Кугшеву работу, но чтобы они дружили, об этом я не знал.

– Имеешь представление, что за человек?

– Ангел из ангелов! – засмеялся сотрудник. – Он ничего не понимает ни в пластмассе, ни в производстве, но кооператоры его уважают и о другом председателе слышать не хотят. Говорят – справедливый!.. Справедливый–то справедливый, но какой–нибудь другой посмекалистей увеличил бы доход кооперации.

Димов задумался.

– Я не пойду к могиле, – сказал он. – Но ты иди. Когда все кончится, передай адвокату, что я хочу говорить с ним. Очень осторожно, разумеется, чтобы его не испугать. Я буду ждать вас вон на той скамейке. – Он указал на старую скамью едва видимую за пожелтевшими листьями японской акации.

Димов сел на скамейку и достал газету. Но ему не читалось; вот уже несколько дней он не мог заставить себя прочесть хотя бы две строки. Спустя немного могильщики вынесли гроб и довольно грубо запихнули его на катафалк. Привычные лошади двинулись потихоньку, колеса заскрипели, кадило мягко прозвенело в тенистой аллее. «Место спокойное!» – с унынием подумал Димов. Вот единственное преимущество мертвых. Стало совсем тихо, солнце склонилось к западу, тени протянули свои руки к могилам.

– Товарищ Димов! – позвал его кто–то.

Димов сильно вздрогнул от неожиданности – так он был погружен в свои мысли.

Неужели действительно прошло столько времени? Перед ним стоял родственник Кушева, более опечаленный, чем в церкви.

– Я хочу поговорить с вами, товарищ Стефанов.

Мужчина недовольно посмотрел на него.

– Вы полагаете, что здесь самое подходящее место? – спросил он.

– Да, вы правы… Тогда спустимся в город.

Они прошли к «газику» и на нем быстро выбрались на дорогу. Сначала они обогнали бай Спиридона, продолжавшего вытирать глаза. Значительно опередив его, шла учительница, прямая и подтянутая, твердым шагом человека, которого не так–то легко сломить. Из какой–то боковой улицы выехали два самосвала, испачканные известью, подняли тучи желтоватой пыли.

– Вы знаете эту женщину? – спросил Димов.

– Нет, впервые вижу, – ответил адвокат. И, немного подумав, добавил: – Мне всегда казалось, что у моего двоюродного брата несколько иной вкус.

Въехав в город, очень оживленный и шумный в этот час, Димов остановился возле тротуара.

– В этом кафе вроде бы не слишком людно, – сказал он. – Думаю, что и вам здесь будет удобно.

– Да, благодарю, – кивнул адвокат.

Только вышли, как на них налетел сердитый сержант из ГАИ.

– Ты что, ослеп? – закричал он. – Не видишь знака?

Пришлось поставить машину в одной из боковых улочек и потом вернуться в кафе.

– Люди здесь не отличаются особой любезностью, – заметил адвокат. – Каждый раз, как мне случается сюда приехать, обязательно кто–нибудь за что–нибудь да отругает.

В кафе тоже были не очень любезны. Адвокат попросил принести ему отдельно сахар, растворимый кофе и горячую воду. Официантка посмотрела на него с презрением.

– У нас не принято, – коротко бросила она. – И вообще у нас нет растворимого.

– Но ведь только что вы сказали, что есть…

– Забыла, – нервно бросила она. – Мы тоже люди…

– Тогда не надо кофе, дайте рюмку коньяку.

– Сами не знаете, чего хотите, – мрачно произнесла официантка и медленно зашаркала громадными ножищами к буфету.

– Все от дыма! – вздохнул адвокат. – Здешний дым делает людей нервными. Ну так чем я могу быть вам полезен?

– Вы, я думаю, член партии, – сказал Димов.

– С недавних пор. Почему вы решили?

– Да покойного ужасно раздражало, что вы станете его единственным наследником.

Адвокат едва заметно улыбнулся.

– Может быть, вы потребуете от меня алиби? – спросил он. – Поскольку я единственный наследник? Да, хотя и случайно, но у меня есть абсолютное алиби.

– Меня скорее интересуют ваши отношения…

– Они были нормальными – такими, какие и должны быть между двоюродными братьями.

Мы виделись редко. Но он мне доверял, высказывался открыто.

– Вы хотите сказать, что он спокойно излагал вам свои подлинные политические убеждения?

– Вот именно!

– И какими же, по–вашему, они были!

Адвокат нахмурился.

– Не очень–то хорошо говорить такое о покойнике. Но он был крайним реакционером.

– Фашистом?

– Нет, не совсем. Но что–то в этом роде.

– Да, действительно, он вам доверял, – кивнул Димов. – Потому что все остальные считают его чуть ли не аполитичным.

– Он был очень умным человеком, – заметил адвокат. – И поэтому его крайние убеждения так удивляли. Но все–таки он был именно таким, как я сказал. Более крайне настроенного, более одержимого я в жизни не встречал. Жена моя его просто терпеть не могла.

– Иногда и от таких людей бывает прок! – сказал Димов. – Вы знаете, что получите наследство?

– Да, знаю. Есть какой–то дом, но я его не видел.

– Это самая обыкновенная развалюха. Но у него много денег на сберегательной книжке.

– Да ну! – озадаченно воскликнул адвокат. – Правда?

– Его сберегательная книжка у нас.

– Просто невероятно! – удивился адвокат. – Я всегда считал, что он еле–еле сводит концы с концами. Иногда мы ходили вместе в ресторан, я всегда сам оплачивал счета до последней стотинки.

– Он вообще говорил с вами о сделках? Спрашивал совета как у адвоката?

– Нет. Он знал законы не хуже меня…

Димов откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на своего собеседника.

– Не скрою от вас, что мы очень озадачены этим убийством, – сказал он. – Какие могут быть причины? Политические? Просто нелепо. Власть и законы у нас достаточно сильные, и личная месть не могла иметь места. Но, может быть, он совершил, скажем, предательство. Или хотел совершить?

– Этого я опять–таки не допускаю.

– Тогда что же? Может, в какой–нибудь сделке обманул кого–то? Или история с женщиной? Говорил он вам что–либо о женщинах?

– Нет, он был в этом отношении предельно сдержан. Еще год назад сказал, что решил жениться. На очень серьезной особе. Наверное, речь шла о той даме, которая была сегодня на похоронах.

– Полагаю, что речь шла о ней. Незадолго до убийства он хотел перевести все деньги на ее имя. Но она не согласилась.

– Не согласилась? – недоверчиво спросил адвокат. – Такой фантазии ни один юрист не поверит.

– И все–таки, судя по всему, это правда, – пожал плечами Димов. – Какой интерес ей лгать…

– Впрочем… – Адвокат нерешительно умолк.

– Что, впрочем?

– Я хотел сказать, возможно, что правда. Она, например, взяла на себя все расходы по похоронам. Я хотел ей вернуть деньги – она только смерила меня презрительным взглядом. Теперь я намереваюсь переслать их ей по почте.

– Она непременно их вам вернет, – убежденно сказал Димов. – Это исключительно честный и достойный уважения человек…

– А может быть, он хотел таким образом просто сохранить деньги, – сказал адвокат. – Если он приобрел их незаконным путем. Но дело в том, что я в это не верю. Он не был человеком, способным рисковать ради мелкого жульничества. У него были и характер и достоинство. Определенно он приобрел эти деньги честно. А кроме того, быть может, припрятал и то, что осталось от отца.