Текст книги "Действо на планете Иан"

Автор книги: Джон Браннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

XXI

– Вы знаете Марка лучше, чем я и медицинские автоматы. Он в порядке? – мягко спросила Трита Гарсанова.

«Поразительная женщина, – подумал доктор. – Принесла помощь с праматери-Земли, принесла неожиданно, когда мы на Иане думали, что нам уже нельзя помочь…» Он с тревогой всмотрелся в лицо Марка. Казалось, тот совершенно спокоен, хотя и перенес чудовищное напряжение, когда на его глазах погибала планета. Когда ее уничтожили силы, не подвластные людям. Те, кто был прямо связан с этими силами, Грегори Чарт и Мораг Фенг, впали в полное безумие.

– Мы тревожимся за него, – прошептала Гарсанова. – Он был так привязан к народу Иана…

– Как и Чарт…

– О нет, совсем по-иному! Чарт любил только себя и хотел лишь одного – чтобы им восхищались мы. Земляне. Ради этого он и вторгся в культуру иной расы, и когда понял, что не может…

Почти в тот же момент Марк подумал: «А, понятно, я на Земле».

Казалось, он только сейчас воссоединился со своим телесным «я» – после периода нуль-времени, периода полнейшей пустоты. Стараясь не выказывать беспокойства, стал вспоминать: значит, он прибыл через Врата? Рассуждая логически, так и было – ведь он на Земле.

И не просто на Земле, а в зале комитета Высшего планетного сената. Марк осознавал этот факт смутно, словно ему сообщил об этом кто-то, кому он не особенно доверял. Он с вялым удивлением смотрел на высоченный зал, на людей – они были всех цветов кожи, одеты с удивительным разнообразием и сидели перед экранами, на которые выводилось такое количество информации, что люди как будто объединялись в коллективный… Организм?

– Здравствуй, Марк, – сказал беззвучный голос глубоко в его мозгу, на уровне, не поддающемся контролю.

И тем не менее в нем были знакомые интонации. Они напомнили Марку о тонком, грациозном теле, прижимавшемся к его груди, о чувственных прикосновениях и запахе, похожем на запах ветерка из садов Рхи.

Марк ощутил наконец земную силу тяжести и то, что он одет в земную одежду и сидит в мягком кресле – один из многих людей, находящихся здесь, под высоким потолком, залитым искусственным солнечным светом, перед членами Комитета. Ему было спокойно, он мог опереться на древние обычаи своей, земной расы. И поэтому сумел ответить:

– Здравствуй.

– Ты знаешь, кто я. Не желаешь ли, чтобы я стала еще больше похожа на Шайели?

Шайели… От нее осталась лишь горстка костей и пепла.

– Нет, – беззвучно произнес Марк. – Она не была тобой. Даже когда ее сознание поглотил шейашрим.

– Дай определение, кто я.

– Малая часть снов Иана… Часть, уцелевшая после гибели народа и подпавшая под неодолимое воздействие корабельного компьютера. Он изверг тебя. И теперь тебе предстоит столкнуться с предубеждениями иной расы.

– Еще был Чарт, – сказал Постановщик, только что говоривший с Марком голосом Шайели. – Наглец. Он пытался побороть меня. Тщеславно хотел использовать народ Иана в своих целях. Ты скромен. Ты художник куда более талантливый, чем он.

– Чепуха! – неслышно фыркнул Марк. – Я моложе, только и всего. Что, возраст для тебя ничего не значит?

Пауза. Марк отметил, что один из людей, сводивших воедино сведения о судьбе Иана, начал свой доклад. Поток слов – Марк их не слушал. В его памяти были более значительные слова. Нечто внутри его мозга снова заговорило:

– Ты понял то, что с самого начала проглядел Чарт? Очевидное объяснение тысячелетнего бездействия ианцев.

– Мы говорили об этом с Лемом. Он ощущал это с первого дня на Иане. Изнеможение. Но мы не разобрались как следует.

– В некотором роде это было… Да, «изнеможение» ближе к смыслу. Я-мы, сверхорганизм это или нет, был изможден. Не следует жалеть, что я-мы умер.

– Что?

– Именно так. Но кое-что сохранилось – твоя уверенность в том, что я-мы действительно существовал – или существовали. Я нашел нечто очень важное в твоем мозгу… вот оно!

Из памяти словно выплыла запись: разговор с Лемом, рассуждения о цепи взаимопонимания, которая непременно свяжет все мыслящие расы Вселенной. Эта цепь стала видимой, засияла в его мозгу ожерельем из сверкающих камней, более ярких, чем Вспышка Мутины. Он едва не вскрикнул.

– Теперь мы попросим Марка Саймона изложить его собственное мнение, – заключил оратор.

– Я вижу, ты разобрался, почему Иан должен был умереть, – шепнул Постановщик. – Но сможешь ли ты объяснить это другим?

– Не я. Ты объяснишь, – ответил Марк.

Он уже поднялся и вглядывался в лица людей, сидящих в зале. Чужие люди. Но все они – порождения праматери-Земли, планеты, радующей душу. Они разобщены, эти приматы, – возможно, не слишком умны и отзывчивы, но, вне сомнения, любознательны. Они обеспокоены, ибо только что узнали о существе, которое чрезвычайным усилием воли может снять небесное тело с орбиты – как человек, голыми руками поднимающий тяжелый камень.

Марк вздохнул и начал свою речь.

В зале звучал его голос, но это послание людям не было создано его разумом. Он слушал вместе с другими, хотя ощущал движения своих губ и удивлялся тому, что между фразами приходится дышать. Шайели не нужно было прерывать поцелуй для вздоха…

– Истинная проблема в том, – говорил его голос, – что на Иане был только один разум. Но одиночное сознание недостаточно вариативно для того, чтобы совладать со Вселенной…

Машины, обрабатывающие информацию, скорее всего, уже успели указать на что-то подобное – например, информат на Иане давно знал о шримашее и известил бы о нем поселенцев, если бы его не заблокировали.

– Примерно десять тысяч лет назад этот разум исчерпал свои возможности на родной планете и пожелал исследовать галактику. Он относился к Иану совершенно так же, как люди относятся к собственному дому, и перестроил планету по своему вкусу. Разработал телескоп, но техническое направление, которое привело нас к межзвездным кораблям и Вратам, было ему недоступно. Он не мог представить себе никакого другого межзвездного транспорта, кроме своей планеты, а источником энергии для поступательного движения мыслил только кинетическую энергию своей луны. Чтобы ианцы смогли выжить в грядущем путешествии, он объединил их, лишил воображения и инициативы, включил в устойчивый саморегулирующийся процесс. Идеальный процесс – в интересах всей расы, но не ее членов.

Но увы, когда луна распалась, энергия, которая должна была увести планету из его солнечной системы, породила только землетрясения, приливные волны и Кольцо. И тогда Иан – именно так надо называть всепланетный разум – тогда Иану для защиты от потрясения пришлось забыть обо всем, лишиться сознания. Ианцы – его составные части – сложили абстрактную поэму о том, что запомнили. Но они не могли воспринимать информацию, спрессованную во Вспышке Мутины, в наборе указаний, составленном совершенно таким же образом, как человеческие программы для компьютеров. Со сведениями о том, что следует делать при каждом следующем шаге, и что уже было выполнено.

Итак, все сознание Иана сосредоточилось во Вспышке Мутины, как в нейронных сетях мозга. Оно испытывало все большее давление и беспокойство и начало искать способ исполнить задуманное. Нашло меня, когда я пошел на безумный риск – решился посмотреть на Вспышку изнутри Мандалы. Нашло Мораг Фенг и направило ее к Марту. Земляне обосновались на планете задолго до этого момента, и их технические достижения Иан уже исследовал и включил в свои замыслы. Например, компьютер, построенный для Чарта на Тубалкейне. Но не сознавал, что наша техника выше его понимания. Он не мог вообразить себе Врата – не потому, что ему был недоступен физический принцип: он просто не мог представить себе, каким образом детали Врат доставляют на десятки планет в разных звездных системах.

Он не мог вынести мысли о том, что эти потомки обезьян действительно его превосходят, и хотел совершить нечто колоссальное, чтобы поразить их. К сожалению, в его репертуаре было только одно подобное действие, и оно не удалось. Примерно то же Чарт совершил на Хайраксе: мечта стала явью, но, соприкоснувшись с реальным миром, погибла. Реальность извергла ее. Законы природы не позволили планете Иан переместиться через нуль-пространство к иному солнцу, и она разрушилась.

Почему Иан не предвидел этого? Возможно, и предвидел, а если нет, то причина понятна. Иан никоим образом не был ученым. Он был художником. В терминологии, примененной нами для передачи символики «Эпоса Мутины», он был постановщиком, драматургом и режиссером, высшим устремлением которого была Вселенная. Он желал превратить Вселенную в произведение искусства, а мы все должны были стать его аудиторией. И вне зависимости от того, предвидел ли Иан, что его планы обречены на неудачу, можно уверенно сказать: он понял это, когда приблизился конец. И совершил то, чего мне, к великой моей радости, никогда не придется совершить. Люди – удачливые существа. Каждый из нас не несет общей ответственности за свою смерть. Мы осознаем, что существуем во времени и пространстве, ибо кроме нас есть другие люди, и с ними продолжится жизнь. Но крушение уже нависло над Ианом, ему пришлось решать: хочет ли он, чтобы о нем помнили, и как сделать так, чтобы память не исчезла. Задумайтесь об этом! Решение надо было принять раз и навсегда…

По залу словно пронесся ледяной ветер, как будто само Времй окутало людей дымкой.

– И он решился, – говорил Марк, – возможно, потому, что его решение послужит нам примером, когда настанет наше время решений. Мы говорим: «Галактика велика», но ведь наша галактика – лишь единичка среди бессчетного множества галактик, и время одной жизни – мельчайшая частичка от времени бытия Вселенной. И все же за эту частичку времени можно совершить великие дела. Понимаете, Постановщик мог выбрать безвестность. Он и не хотел, чтобы о нем помнили – даже чтобы о нем знали. Сам он не мог равняться с Грегори Чартом, который восстанавливал базисную культуру на десятках планет, собирая ее воедино из обрывков и обломков, шуток колыбельных, народных сказаний… И Иан разыскал Чарта, единственного человека из многих миллионов, который уверенно делал то, для чего Иану понадобились бы тысячелетия… Понимаете, у Иана была только одна жизнь, и он должен был хоть что-то совершить. И он предпочел безвестности крушение – но вселенского масштаба. – Марк вздохнул. – Итак, мы впервые увидели уход целой планетной расы. Она состарилась. Она свершила все, что могла. Пусть после нее ничего не осталось, кроме одиннадцати поэм – они помогут идущим следом.

Марк опустился в кресло. Некоторое время в зале было тихо, затем члены комитета, не сговариваясь, двинулись к выходу. Марк не тронулся с места; он ощущал странную усталость, словно долго стоял с тяжелым грузом на плечах, и понял, как велика была тяжесть, только когда освободился от груза. Потом увидел, что Лем смотрит на него, и принялся извиняться за свою неучтивость. Лем не дал ему договорить.

– Вот что не давало мне покоя, – сказал доктор. – Как удалось столь молодому человеку понять, что значит быть старым?

– Иан был очень стар.

– Да-да, конечно… Но если вы поняли, что значит быть старым, вам никогда уже не вернуть юности. Вы это осознаете?

– Наверное, да.

– И огорчаетесь?

– Нет. Я чувствую, в этом есть некий замысел. Есть какая-то причина.

– Полно вам! По крайней мере, никакой коллективный сверхвластитель не гонит нас к неведомой цели, как ианцев… – Лем запнулся и смолк под тяжелым взглядом Марка. Спросил: – Думаете, гонит?

– Если так, – ответил Марк, – то надеюсь, ни вам, ни мне этого знать не дано. Ибо цель может оказаться никчемной.

Доктор покивал; взгляд его словно был устремлен в пугающее будущее.

– Да. Понимаю.

– Время скажет свое слово. А когда скажет, я не стану его слушать, – проговорил Марк. Взял Лема за руку и повел его из зала собраний. К землянам.