Текст книги "КГБ сегодня. Невидимые щупальца"

Автор книги: Джон Бэррон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Сняв наружную оболочку и пластиковую обертку, оказавшуюся под ней, Руди вскрыл влагонепроницаемый металлический ящик, снял еще один слой резины, – и его глазам предстала голубовато-серая коробка приемника длиной четверть метра, с наушниками и вытяжной двухметровой антенной. Ему никогда еще не приходилось видеть таких приемников, и немудрено – это был классический предмет шпионского снаряжения. Он прямо-таки кричал о своем истинном назначении и о том, что сделан в СССР.

– Боже мой! – ужаснулась Инга, едва увидев эту вещь. – На нем только серпа и молота недостает!

Руди пользовался этим приемником шесть месяцев. Каждый раз, когда он садился к приемнику и надевал наушники, у него возникало ощущение, точно он сует голову в петлю.

Наконец он решился: распилил зловещее изделие на части ножовкой, разбросал эти куски по ближним и дальним лесам и болотам и купил себе приемник фирмы «Браун» который работал не хуже этой шпионской диковины.

Рождение второго ребенка, которого назвали Майклом, заставило Ингу отойти от дел. С декабря 1963 года Руди остался в «Гаролдс Деликатессен» в одиночестве и, видя, что ему одному не управиться, решил ликвидировать магазин. Быстро нашелся покупатель, сговорились на десяти тысячах.

В апреле следующего года Руди был вызван на две недели в Москву. Прилетев в Париж, он пересел там в венский экспресс. В Вене на заранее обусловленном перекрестке, в заранее оговоренное время – 6 часов 5 минут вечера – к нему обратился мужчина с желтым путеводителем в руках:

«Простите, не скажете ли, где тут антикварный магазин Брауна?» Незнакомец спрашивал по-немецки с явным русским акцентом; Руди тут же ответил: «Извините, не могу сказать. Я иностранец, только что приехал…»

– Ну, в таком случае, с приездом, товарищ! Надеюсь, доехали хорошо?

Руди отдал гебисту конверт с документами на имя канадского гражданина Рудольфа Германа. Взамен он получил западногерманский паспорт и билет на самолет, вылетающий назавтра в Москву через Софию.

В Москве его ожидала на редкость радушная и теплая встреча. Серьезность, с какой хозяева Германа отнеслись к его достижениям по части врастания в канадскую почву, заставляла думать, что, по-видимому, сам он еще далеко не полностью посвящен в дела, которые ему там предстоят.

«Макс» – офицер, по-видимому, непосредственно курировавший деятельность Германа, усадил его за стол, снабдил пачкой бумаги и оставил одного, предложив изложить всю историю его пребывания за границей: «Опишите все, что происходило с вами и вокруг вас с того самого дня, когда вы в последний раз были здесь. Все, что можете припомнить, не упускайте никакой мелочи. Иногда то, что кажется нам несущественным, пока мы находимся за границей, приобретает неожиданно большое значение с точки зрения «центра». Не затрудняйте себя обдумыванием фраз, выбором наиболее подходящих слов: пишите подряд все, что приходит на память».

В промежутках между писанием с Германом встречалось множество разного рода специалистов. Офицеры службы безопасности изучали особенности расположения его дома, обсуждали, где лучше хранить шифровальный блокнот, расписание сеансов радиосвязи и специальную бумагу для тайнописи, Специалист по вопросам связи подробно знакомил Германа с новыми условными сигналами, которые будут посылаться ему в случае возникновения той или иной критической ситуации, и помечал на карте места расположения тайников в районе Оттавы, где Герман сможет оставлять срочные сообщения. Офицер из Технического управления инструктировал Германа по части использования нового сорта бумаги для невидимых письменных сообщений, а бухгалтер высчитывал, какую сумму «центр» задолжал Герману, исходя из того, что ему полагалось 800 долларов в месяц на текущие расходы. Наконец, специалист по международным отношениям расспрашивал Германа о внешней политике Канады, о том, насколько сильны организации сепаратистов, выступающие за отделение франкоязычной провинции Квебек от остальной части страны, насколько существенны трения между Канадой и Соединенными Штатами и каковы перспективы китайско-канадского сближения.

В конце своего письменного отчета Руди набросал план действий на ближайшее будущее. Он намеревался серьезно заняться фотографией и постепенно организовать фирму по производству рекламных роликов для кино и телевидения. Тут ему помогут знакомства, завязанные среди служащих Канадской радиовещательной корпорации. Собственная фирма позволит ему более свободно распределять время, в отличие от магазина или от службы на чьем-то чужом предприятии, где пришлось бы неукоснительно отбывать установленные часы. Под видом съемки рекламных фильмов он сможет ездить, куда пожелает. Кроме того, такая деятельность будет способствовать расширению круга полезных знакомств.

– Отлично, – сказал Макс. – Но во всех случаях вы должны думать о своей настоящей работе. С этого времени ваша главная задача – подготовиться к тому, чтобы на случай воины или разрыва дипломатических отношении принять на себя ответственность за всю нашу агентурную сеть, созданную в Канаде. Мы готовим вас на роль резидента. Поэтому укрепляйте свое положение в экономическом плане и, так сказать, в глазах вашего окружения. Но это еще не все, что от вас требуется. Нам нужно, чтобы вы повсюду разыскивали людей, прогрессивно настроенных. Повсюду – это значит, прежде всего среди профессиональных политиков и журналистов. И еще мы хотим, чтобы вы сообщали нам вообще о любом интересном человеке, с которым вам доведется познакомиться, – независимо от того, окажется он прогрессивным или нет.

Макс внушал Руди, что эти кадровые донесения должны содержать сведения об имени, фамилии, занимаемом положении и возрасте каждого конкретного лица, оценку его влияния и предполагаемой полезности; дату и обстоятельства знакомства с ним; оценку его политических взглядов и вообще мировоззрения; причины, по которым данное лицо симпатизирует Советскому Союзу или настроено враждебно по отношению к Соединенным Штатам; оценку характера и особенностей данной личности, с особым упором на выраженные пороки и отклонения; возможные средства манипулирования этой личностью, вытекающие из индивидуальных интересов или пристрастий (скажем, коллекционирует ли это лицо марки или монеты? интересуется ли изучением какого-то определенного периода истории той или иной страны, творчества того или иного писателя? увлекается ли гольфом или теннисом? проявляет ли какие-нибудь чудачества в обыденной жизни? не выказывает ли гомосексуальных наклонностей? не испытывает ли острой нужды в деньгах?).

Возвратившись через Прагу в Вену, Руди получил обратно от того же самого гебиста и на том же венском перекрестке свои канадские документы. Побывав после этого в Западной Германии, он израсходовал 10 тысяч долларов, выплаченные задолжавшим ему КГБ, на приобретение новейшей киносъемочной аппаратуры и микрофонов.

В Торонто с помощью фотографа с КРК, часто посещавшего «Гаролдс Деликатессен», Руди договорился, что его возьмут в КРК звукооператором на полставки. Это должно было дать ему некоторую практику по производству рекламных фильмов. Немного позже одно из рекламных агентств пригласило его участвовать в съемках фильма, предназначенного для предвыборной кампании либеральной партии. В течение какого-нибудь года за ним утвердилась репутация умелого и дельного кинооператора, скрупулезно аккуратного, готового работать сверхурочно, даже без дополнительного вознаграждения, никогда не пропускающего рабочие дни по болезни и вдобавок непьющего. За 1966 год Руди заработал чистыми почти 30 тысяч долларов. Большую часть этих денег пришлось вложить в собственное дело: он продолжал приобретать оборудование для съемки и озвучивания рекламных фильмов и часть его давал напрокат Канадской радиовещательной корпорации.

Одновременно он усердно заполнял десятки досье на знакомых канадцев, которые, как он считал, могут заинтересовать КГБ.

А между тем «центр» все чаще внушал ему, что следует поменьше заниматься бизнесом и уделять основное внимание «перспективным задачам». Эти напоминания и упреки сначала озадачивали Руди, но чем дальше, тем больше стали его возмущать. В конце концов, чтобы приобрести возможность контролировать, когда придет время, агентурную сеть, он должен прежде всего окончательно сделаться независимым предпринимателем. Но «центр» решительно не давал ему такой возможности. Инструкция Москвы, пришедшая в начале 1966 года, прямо требовала: «…Старайтесь посещать ночные клубы и пивные бары по крайней мере два-три раза в неделю, чтобы расширить таким образом круг своих знакомств и получить более полное представление о том, что говорят кругом люди и как они настроены».

– Ну, не идиоты ли! – сказал Руди Инге. – Солидные люди не станут встречаться друг с другом в ночных клубах, чтобы поболтать там о своих делах. У них на такую чепуху просто нет времени. Как, впрочем, и у меня тоже.

Летом 1966 года КГБ потребовал, чтобы Инга прибыла в Москву через Вену и получила деньги, новое расписание сеансов радиосвязи и новые шифры. Перед ее отъездом Руди, пользуясь средствами тайнописи, направил «центру» длинное послание, вежливое и аргументированное, но весьма многозначительное. Он обращал внимание Начальства на бессмысленность идеи завязывания в барах полезных знакомств и сбора там сведений о проблемах, волнующих общественное мнение. При этом он подчеркивал, что если поставленная перед ним перспективная цель остается в силе, он никак не должен пренебрегать предпринимательской деятельностью. По мере расширения своего предприятия он естественным образом будет вступать в контакт со все более широким кругом действительно интересных и полезных людей. К тому же его нынешнее положение в обществе, строго говоря, все еще не позволяет ему рассчитывать на проникновение в относительно высокие сферы. Поэтому с точки зрения задач, которые «центр» ставит перед ним на будущее, было бы целесообразно рассмотреть вопрос о возможном поступлении Руди в университет; это открыло бы перед ним более широкие социальные перспективы.

Вернувшись из Москвы, Инга не привезла с собой прямого ответа «центра» на это послание. Напротив, ее там так настропалили, что она обрушилась на мужа с упреками: он слишком уж сосредоточился на своем бизнесе, в то время как следовало бы более усердно разыскивать прогрессивных канадцев, согласно имеющейся установке «центра». Руди был взбешен. Ладно, Инге-то он сумеет вправить мозги. Но его возмущала неисправимая близорукость тех, в «центре», и их попытка использовать Ингу в роли какого-то наставника и погоняльщика непутевого мужа. Он и так работает не за страх, а за совесть и в кнуте не нуждается!

В начале весны 1967 года, расшифровав очередное послание «центра», Руди с изумлением прочел: «Проведите все необходимые формальности для получения визы Соединенных Штатов и приготовьтесь к переезду в США».

Как! Он был уверен, что его закрепили за Канадой, и строил весь свой жизненный распорядок, исходя из этой перспективы. Петер отлично учился в канадской школе, был в восторге от этой страны и считал себя канадцем. Инга не могла нарадоваться на их уютный домик, у них появились здесь настоящие друзья, их вполне устраивало многонациональное канадское общество. Руди создал своими руками процветающее предприятие, которое должно было принести в этом году тысяч пятьдесят чистого дохода. Впрочем, его не так интересовали эти деньги сами по себе, как достигаемые с их помощью независимость и относительная безопасность – вещи, без которых никакая тайная деятельность просто невозможна. Более того, работа над рекламными фильмами прокладывала Руди дорогу к весьма высокопоставленным особам. Ему уже удалось встретиться с некоторыми из канадских государственных деятелей и начать собирать о них сведения, требующиеся «центру». С такими, как бывший премьер Джон Дифенбейкер, нынешний премьер Лестер Пирсон, С политическими деятелями – Джозефом Смолвудом, Рене Левеком, Вальтером Гордоном… Конечно, Руди мог доложить о них «центру» покамест лишь то, что появлялось в прессе. К тому же трудно было рассчитывать, что эти деятели окажутся «прогрессивными» в советском понимании или что КГБ удастся их подкупить. Но для «центра» важно было уже то, что Руди получает к ним непосредственный доступ и имеет возможность наблюдать их в более или менее неофициальной обстановке.

А теперь предстояло бросить все, что с таким трудом было достигнуто в Канаде, и вновь начинать все с нуля в новой и незнакомой стране. Как тут было не возмущаться!

Руди оставалось утешаться тем, что, наверное, КГБ не стал бы требовать, чтобы он оставил свою надежную и прочную канадскую позицию, если бы в Соединенных Штатах ему не предстояло какое-то гораздо более важное задание. И, вероятно, намного более опасное.

Ни в том, ни в другом он не ошибся. Единственно, чего ему пока не дано было знать: его с самого начала предназначали для работы в «стане главного врага» – в Соединенных Штатах. Именно таким было конечное назначение этого блестящего агента. Конечно, если бы обстоятельства того потребовали, «центр» превратил бы его в нелегального резидента, отвечающего за всю агентурную сеть в Канаде. Но при отсутствии таких чрезвычайных обстоятельств Канада должна была стать для Руди только промежуточным этапом, – и то ее выбрали в качестве такового лишь потому, что из нее было легче всего переехать, вполне легально, на постоянное жительство в Соединенные Штаты.

Педантичный Руди засел за изучение американских иммиграционных законов и процедурных правил и сделал такой вывод: ему легче будет получить визу, если его профессия покажется иммиграционному ведомству США более нужной для этой страны. Дальнейшее исследование вопроса показало, что в Штатах более чем достаточно фотографов и кинооператоров, зато ощущается определенный недостаток специалистов по электронике. Чтобы иметь возможность заявить, что у него имеется опыт и в этой области, Руди вступил в канадское Общество теле-кино-инженеров. Запрашивая визу, он указал, что имеет опыт работы по техническому обслуживанию телевизионного оборудования.

Необходимость срочной ликвидации только что созданного предприятия поглощала все его мысли. Поэтому, вероятно, Руди не обратил особого внимания на внешне заурядное требование, поступившее из «центра» осенью 1967 года: «Уточните адрес профессора Хью Гэмблтона из Лавалевского университета в Квебек-сити». Слишком занятый, чтобы тратить день на поездку в Квебек, Руди поручил это Инге. Та без труда установила, что профессор Гэмблтон действительно проживает по адресу, известному КГБ.

Вскоре «центр» дал знать Руди, что профессор Гэмблтон – «агент, заслуживающий всяческого доверия». Он действует под кодовым именем «Роман». Руди предлагалось немедленно отправиться в Квебек-сити, найти там профессора и, представившись условной фразой «Я привез вам привет от друзей», передать ему кое-какие указания, исходящие из «центра».

Решение КГБ свести вместе Руди и Гэмблтона было необычным отклонением от общепринятой практики. Оно означало, что оба эти агента пользуются исключительным доверием начальства. После этой встречи они начинали полностью зависеть друг от друга. Руди объяснил себе это поручение так: «центр» считает профессора настолько ценным агентом, что не желает подвергать его опасности, сводя с кем-либо из оттавских резидентов при посольстве СССР. Последние могут находиться под наблюдением канадской контрразведки – в отличие от глубоко законспирированного Руди.

Встреча с профессором произошла в коридоре административного здания университета. Навстречу Руди шел человек, внешность которого в точности соответствовала описанию «центра» – высокий, сероглазый, с холеным лицом и седоватой волнистой шевелюрой, в чуть мешковатом твидовом костюме.

– Профессор Гэмблтон?

– Он самый.

– Меня зовут Дуглас. Я привез вам привет от друзей…

– Очень любезно с вашей стороны, – отвечал Гэмблтон.

– Я как раз собирался выпить пива. Вы не составите мне компанию?

Гэмблтон держался очень непринужденно, что даже несколько удивило Руди, представлявшего себе главного советского шпиона совсем иным, – пожалуй, с более заговорщицкими манерами. Разговаривая с представителем «центра», профессор вел себя так, точно он находится в университетском клубе в обществе коллег, занятых досужей болтовней. Чем больше Руди к нему приглядывался, тем больше нравился ему новый знакомый. Тем не менее долголетняя тренировка, а может быть врожденная крестьянская осмотрительность удерживали Руди от каких бы то ни было изъявлений симпатии.

– Вы издалека? – спросил Гэмблтон.

– И да, и нет., – уклончиво ответил Руди. – Я, собственно, прибыл из Финляндии… Но в настоящее время я работаю в Нью-Йорке. Наши друзья просили меня передать вам кое-какие пожелания, которые они считают важными. Вы, наверное, захотите их записать?

– Полагаю, мне удастся их запомнить.

В первую очередь Руди попросил Гэмблтона подготовить аналитический обзор состояния канадской экономики. После этого от профессора потребуется анализ перспектив сепаратистского движения в Квебеке и канадско-китайских отношений. Кроме того, постоянной задачей остается сбор информации общего характера, касающейся Соединенных Штатов и Китая.

Гэмблтон согласился вторично встретиться с Руди через две недели. К этому времени он подготовит и сможет передать ему заказанный экономический обзор. Местом встречи пусть будет площадь Виль-Мари в Монреале.

Выезжая из Торонто на это повторное свидание с Гэмблтоном, Руди, как истый конспиратор, помнил правило, что «два человека всегда вызывают меньше подозрений, чем одиночка». Исходя из этого, он взял с собой Петера. Выехали затемно, так что мальчика пришлось поднять с постели в три часа ночи. Добравшись до Монреаля, они подъехали к монументу на горе Маунт Ройял. Это была самая высокая точка города. Несмотря на мороз и пронизывающий ветер, они вышли там из машины и некоторое время стояли на краю обрыва, глазея на расстилающийся перед ними город, точно восторженные туристы. Руди сказал сыну, что должен ненадолго отлучиться по делу, и велел подождать его здесь, а сам помчался на свидание с Гэмблтоном.

Профессор подготовил пространный аналитический обзор, который Руди, прочитав по возвращении домой, признал своего рода шедевром. Он вручил своему партнеру адрес в Восточном Берлине, на который следовало направлять дальнейшие материалы, и передал два новых распоряжения «центра»: установить личный контакт с Полом Лином, профессором университета Мак-Гилл, имеющим, по сведениям Москвы, доступ к Мао Цзэ-дуну, и попытаться встретиться с кем-либо из руководства канадского министерства иностранных дел. Все это заняло чуть больше минуты. Когда они расходились, Руди громко произнес, как будто его остановили только для того, чтобы спросить дорогу: «Совершенно верно! Пройдете еще два квартала, потом сверните налево;..»

На всякий случай, чтобы оправдать свое появление в этом районе, Руди заглянул в фотомагазин, поговорил с его владельцем о том, о сем и спросил, нет ли у него экспонометра какой-то редкой марки. Тот с сожалением ответил, что нет, и рекомендовал обратиться в такой-то магазин, где, вероятно, этот экспонометр найдется. Руди побывал там и даже сделал несколько мелких покупок.

Делая вид, что разглядывает товары, выставленные в витринах, он еще с полчаса побродил по улицам, проверяя, нет ли за ним наблюдения, и, про дрогнув, укрылся от холода в каком-то кафе. Вдруг его обожгла мысль: Боже мой! А как же там Петер?

Он погнал свою новенькую машину в гору и через несколько минут очутился у памятника. Его десятилетний сын послушно стоял на площадке, открытой ветру. Лицо Петера посинело, и он весь дрожал. Он провел здесь больше четырех часов. Теперь он смог только выговорить: «Я совсем замерз…»

Глава восьмая
Наследник

Вскоре, после того как Руди получил разрешение на въезд в Соединенные Штаты, – это было в начале 1968 года – «центр» порекомендовал ему выбрать в качестве постоянной базы Нью-Йорк и приобрести дом на Лонг-Айленде или в Вестчестерском округе. КГБ явно хотел, чтобы Руди поселился вне пределов собственно Нью-Йорка, видимо, потому, что в загородной местности были более благоприятные условия для радиоприема. Но дело было не только в этом: КГБ хотелось, чтобы это было уединенное и безопасное место, а городские районы Нью-Йорка были средоточием преступности, Руди полагал, что у начальства есть и еще одна тайная причина, чтобы держать его вне большого города. В случае ядерной войны требовалось, чтобы он не стал жертвой первой же атаки, продержался хотя бы несколько дней, а в черте города это было едва ли осуществимо.

«Центр» последовательно перечислил ему по радио те факторы, которые следовало учитывать при покупке дома. Дом не должен располагаться вблизи магистральных автодорог и высоковольтных линий электропередачи; местность должна быть открытой к востоку, что облегчит прием радиосообщений из Москвы. Лучше всего, если дом будет стоять на холме и в то же время не будет непосредственно просматриваться из окон окрестных строений.

Прилетая из Торонто на выходные дни, Руди подобрал дом в Хартсдейле, в пятнадцати милях к северу от Нью-Йорка. Он удовлетворял всем основным условиям, поставленным «центром», – стоял на вершине холма среди высоких деревьев, к нему открывался свободный доступ с восточной стороны. Ниже располагался еще один дом, полностью прикрывавший его со стороны дороги; других домов поблизости не было, Из Хартсдейла можно было легко совершать ежедневные поездки в Нью-Йорк или в многочисленные учреждения его северного пригорода Уайт Плейнса. Внеся для начала 12 тысяч, Руди приобрел этот дом, полная стоимость которого составляла 32 тысячи долларов.

Он известил «центр», что семья его переберется сюда в июне, когда у Петера кончатся школьные занятия. В своем ответе Москва похвалила его за удачный выбор места жительства, из чего можно было сделать вывод, что нью-йоркская резидентура уже скрытно осмотрела и обнюхала его дом. Одновременно Руди было сообщено, что ему присвоено звание майора и что в мае он приглашается в Париж для инструктажа, касающегося его предстоящей деятельности в США.

Дивным воскресным утром, когда все кругом золотилось под лучами щедрого летнего солнца, со скамьи на набережной Сены навстречу Руди поднялся Павел Павлович Лукьянов. Этот сорокавосьмилетний человек был способным и опытным агентом, хорошо знавшим Соединенные Штаты, где ему привелось работать как в Нью-Йорке, так и в Вашингтоне. Прогуливаясь с Руди в толпе парижан, Лукьянов подтвердил, что в Штатах, как до этого в Канаде, Руди должен будет готовиться к роли нелегального резидента. Здесь он тоже должен завоевать прочные позиции в обществе, чтобы уверенно взять под контроль всю советскую агентурную сеть, если почему-либо придется прикрыть легальные резидентуры. И здесь необходимо постоянно охотиться за «прогрессивными». Кроме того, появятся, естественно, разного рода дополнительные задания. Одно из них можно назвать уже сейчас: проникновение в знаменитый Гудзоновский институт, который КГБ считает одним из самых серьезных научно-исследовательских центров Соединенных Штатов.

Директива q необходимости внедрения в институт, само название которого ассоциировалось с высокоинтеллектуальной деятельностью, заставила Руди вновь заговорить о целесообразности получения им университетского образования. Он уже не впервые чувствовал явную ущербность своей легенды, не позволявшей ему выдавать себя за представителя какой-либо интеллигентной, престижной профессии и, таким образом, вырваться в верхние слои общества.

Лукьянов не был готов к обсуждению такого вопроса, да и не имел полномочий его обсуждать, не говоря уж – решать. Он просто перевел разговор на другую тему, повторяя, что на первых порах Руди должен позаботиться об упрочении своего положения в Соединенных Штатах «вообще», неважно на каком уровне.

Проще всего было восстановить в Нью-Йорке бизнес, который Руди только что ликвидировал в Торонто. Поэтому он зарегистрировал здесь скромное предприятие под названием «Докьюмэнтик Филмс». Канадские друзья порекомендовали эту новую фирму нескольким американским клиентам, и вскоре Руди получил предложение принять участие в съемке рекламной ленты, живописующей биографию сенатора Эдмунда Маски, который готовился к избирательной кампании, выдвинув свою кандидатуру на пост вице-президента. Надеясь, что таким образом Руди сможет установить личные контакты с человеком, который, возможно, со временем станет президентом США, и с его окружением, «центр» настаивал: «Всеми средствами добивайтесь непосредственного участия в съемках фильма, посвященного Маски. Расходуйте суммы, какие сочтете нужным. Вам будут возмещены все расходы». Увы, руководители предвыборной кампании Маски отклонили заявку Руди и его компаньонов, – надо полагать, из-за того, что несостоявшийся партнер Руди заломил чрезмерную цену.

Руди установил деловые отношения со служащими фирмы электронно-вычислительных машин Ай-би-эм под предлогом, что хочет брать напрокат сложное оборудование этой фирмы, предназначенное для автоматизации процессов копирования фильмов. Вскоре Ай-би-эм предложила ему участвовать в производстве инструктажных и рекламных лент. Однако уже с начала 1969 года КГБ то и дело отрывал его от легального бизнеса на выполнение различных деликатных заданий, которые почему-либо нельзя было поручить офицерам резидентур в Нью-Йорке или Вашингтоне.

В марте 1969 года «центр» потребовал, чтобы он отпечатал на машинке и отправил непременно из города Аталанты анонимное письмо, адресованное Космическому центру на мысе Кеннеди. Письмо должно было содержать предупреждение, что в Космическом центре готовится диверсия, цель которой – сорвать ближайший запуск космического корабля с экипажем. «Сделайте это не откладывая, – не позже, чем завтра», – настаивала поступившая из Москвы директива.

Забросив свои фотокинодела, Руди купил пишущую машинку, напечатал текст, продиктованный «центром», распилил машинку на части и зашвырнул их в колодцы ливневой канализации. Назавтра он выехал в Шарлотт, в штате Северная Каролина, оставил автомобиль на круглосуточной стоянке, сел в автобус, идущий в Атланту, и по прибытии туда опустил в ящик письмо, подписанное «Патриот». В письме говорилось, что «патриот» узнал о готовящейся диверсии из разговора, случайно подслушанного им в самолете.

Эта попытка КГБ отсрочить очередной запуск американского космического корабля и тем самым ввести НАСА (организацию, занимающуюся исследованиями космоса) в нешуточные расходы успеха не имела: специалисты НАСА не придали значения письму «патриота».

Несколько месяцев спустя «центр» потребовал, чтобы Руди съездил в Квебек, разыскал Гэмблтона и установил, почему тот не явился на свидание, назначенное ему в пустынной местности под Оттавой. Гэмблтон был рад снова повидать Руди. Но по существу вопроса он хладнокровно пояснил: «Нужно было быть идиотом, чтобы явиться на эту встречу. Они назначили ее рядом с заводом по производству взрывчатых веществ. Как я должен был бы объяснить охране завода, зачем понадобилось профессору экономики шататься среди ночи возле этого предприятия?»

Осенью 1969 года поступило новое распоряжение: пусть Руди попытается выследить бежавшего советского сотрудника, который, по-видимому, живет в большом многоквартирном доме в Арлингтоне, штат Вирджиния. Желательно было установить распорядок дня беглеца: когда он отправляется из дому на службу, в каком направлении едет, когда возвращается домой, как выглядит его машина, где он обычно оставляет ее на ночь. При этом КГБ предупреждал, чтобы Руди был осторожен, так как в этом доме несколько квартир занимает ЦРУ, которое, надо полагать, опекает перебежчика.

Руди трижды выезжал из Нью-Йорка в час ночи, чтобы начать дежурить возле арлингтонского объекта еще затемно. Но здание, где жил беглец, имело несколько подъездов, и какую бы позицию Руди ни занял, он никак не мог наблюдать сразу за всеми. В общем, он так и не видел этого человека, не узнал его настоящего имени и не понял, почему КГБ так интересуется им. Подробное описание его примет, полученное Руди от «центра», позволяет считать, что речь шла о бывшем сотруднике КГБ Юрии Ивановиче Носенко.

Время от времени Руди приходилось выезжать в отдаленные части страны для выполнения заданий, казавшихся и вовсе бессмысленными, однако «центр» каждый раз подчеркивал, что они не только важные, но и «срочные». К примеру, в январе 1970 года Руди слетал в Калифорнию, чтобы там съездить в городок Таузенд Оке под Лос-Анджелесом и уточнить адрес некоей «женщины, внешне напоминающей итальянку, матери двоих детей». Зачем это понадобилось Москве, для него так и осталось тайной. В другой раз он летал в Даллас, чтобы там, в точном соответствии с полученной инструкцией, набрать телефонный номер и, когда трубку подняли, произнести две фразы: «Друг, ожидаемый вами, не приедет, как намечалось. Что делать дальше, вам сообщат». Руди повесил трубку, не дожидаясь ответа, и улетел обратно в свой Нью-Йорк.

Более понятным было постоянное задание, заключающееся в подборе тайников вблизи научно-исследовательских центров и военных баз. Профессиональная выучка подсказывала ему, что эти тайники в любой момент могут пригодиться, потому что в научно-исследовательских учреждениях и на базах наверняка служат агенты, которые могут без чрезмерного риска для себя работать на иностранное государство, лишь пользуясь тайниками для передачи информации.

Сотрудникам резидентур КГБ по понятным причинам удавалось уходить от наблюдения со стороны ФБР, пока они действовали в пределах больших городов – Вашингтона и Нью-Йорка. Несравненно сложнее было проскользнуть незамеченными в отдаленные районы Соединенных Штатов. Тайно наблюдая за сотрудником резидентуры вплоть до того момента, как он доберется до тайника, ФБР старалось его не вспугнуть, и терпеливо дожидалось, когда к этому тайнику приблизится агент, сотрудничающий с Советами.

Руда как фотограф, коммерсант и предприниматель мог иметь массу причин для поездок в любой уголок Соединенных Штатов. Для ФБР он в этом качестве не представлял никакого интереса и, следовательно, мог не опасаться наблюдения. Поэтому он не считал возможным возражать, когда в поисках удобных и надежных тайников его посылали блуждать по лесам и болотам, гоняли в глубь раскаленной пустыни, заставляли шлепать ночью по безлюдным дорогам или забираться под проливным дождем на какое-нибудь кладбище. Он понимал, что эти злосчастные тайники могут когда-нибудь сослужить великую службу делу Партии, делу социализма, человечеству. В один прекрасный день неведомые ему товарищи вложат туда, быть может, сообщение, которое приблизит торжество коммунизма на всей планете.