Текст книги "Вино богов"

Автор книги: Джон Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Аматус сдержанно кивнул:

– Многое может пойти не так, как мы рассчитываем, и нас может ожидать множество неожиданностей. И все же, как тебе кажется, сумеем ли мы одержать победу?

– Мы сумеем одолеть те силы Вальдо, о которых знаем на сегодняшний день, ваше высочество. Этого было бы вполне достаточно для того, чтобы прорваться через горы и захватить Оппидум Оптимум. Но я не могу судить о том, почему Вальдо сейчас ведет спешные приготовления к вторжению – то ли потому, что заручился поддержкой каких-то неизвестных нам союзников, то ли потому, что опасается ослабления своих позиций с течением времени. Очень может быть, что имеет место и первое, и второе.

Аматус торжественно склонил голову. Он знал, что именно так бы поступил его отец, но это его теперь нисколько не смущало. Затем принц отметил, что советы Седрика исключительно полезны ввиду того, с какой осторожностью они даны. А потом – ведь принц был так молод, да и друзья его тоже, и потому он спросил:

– Чем бы нам заняться вечерком?

– Ваше высочество, – вздохнул Седрик, – вам предстоит труднейшая задача: делать вид, будто ничего не происходит, но при этом посетить целый ряд иноземных посольств. Я бы порекомендовал вам захватить с собой леди Каллиопу.

– Недурная мысль, – кивнула Каллиопа и улыбнулась.

Теперь, когда вечера стали светлее и теплее, ей хотелось почаще выбираться из замка.

– А что это даст? – поинтересовался Аматус. Седрик чуть было не сказал: «Это даст нам в скором времени превосходную королеву», – но вовремя опомнился и ответил так:

– Это даст вам больше возможностей, ваше высочество. Вы вынудите вражеских лазутчиков следовать за вами по пятам. Они станут переговариваться и тем самым выдадут себя, а уж наши друзья не преминут этим воспользоваться.

– Стало быть, я буду прохлаждаться на дипломатических приемах, а вы будете подвергать себя опасности? И слушать об этом не желаю…

Тут, неожиданно для всех присутствующих, слово взял сэр Джон Слитгиз-зард.

– Ваше высочество, – заявил он, – мы подвергнем себя опасности, потому что таков наш долг. Вы – единственная приманка, на которую клюнут лазутчики Вальдо. Нам с герцогом при всем желании не созвать мух с четырех концов города на одну банку варенья. И… вы уж на меня не обижайтесь, но из мушкета я стреляю более метко, чем вы, герцогу нет равных во владении кинжалом, и мы оба получше вас орудуем мечами. Дело это сделать надо, и господин Седрик очень точно все продумал – как это провернуть и кому.

Будь такие речи произнесены год назад, а уж тем более – лет пять назад, Седрик не подивился бы тому, что принц вступил бы в жаркий спор и принялся бы отстаивать свою задетую честь. Но теперь Аматус только согласно кивнул и негромко проговорил:

– Я постараюсь все сделать, как нужно. Вот, герцог Вассант, возьмите у меня этот серебряный свисток – только на сегодняшний вечер, и подайте знак, если вам или сэру Джону будет грозить беда. Вы, надеюсь, помните, что если свистнуть в этот свисток, вам обязательно придут на помощь.

А потом, словно и не было этого разговора, компания возобновила распитие вина, зазвучали песни и потекли беседы о прекрасных дамах и девицах на выданье.

Глава 2
ВЕЧЕРНЕЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Гектарианское посольство с незапамятных времен славилось качеством подававшегося гостям чая, а чай там подавали поздно вечером, дабы гости успели проголодаться как следует. Посланники Гектарии всей душой желали доставить гостям удовольствие, но такова уж гектарианская этика – во всем построена на противоречиях.

Гектарианский посол, чья гениальность была изумительной даже для гектарианца, в тот вечер особенно радовался гостям – ведь его совершенно неожиданно навестил не кто-нибудь, а принц Аматус собственной персоной в сопровождении очаровательной леди Каллиопы. Поскольку чай в гектарианском посольстве подавали а-ля фуршет, дабы гости могли общаться более свободно, прибытие принца и его спутницы не вызвало особых сложностей. Принц Аматус, поглотив порцию протонов и симиле и запив ее бокалом гравамена, выразил желание потолковать с послом с глазу на глаз.

На самом деле беседу принц завел самую что ни на есть невинную – о погоде, о семейных делах и тому подобной ерунде, но посол был готов болтать с Аматусом о чем угодно, поскольку главное направление гектарианской внешней политики состояло в том, чтобы выдать замуж за Аматуса одну из тамошних принцесс. Кроме того, посла несказанно порадовало то, что некоего довольно грубого молодого человека, всеми силами старавшегося подобраться к ним с принцем – наверняка для того, чтобы подсунуть послу какую-то петицию, – остановила леди Каллиопа. То есть она буквально загородила молодому человеку дорогу, да так, что он не смог бы при всем желании обойти ее, не применив грубой силы. Так вряд ли стоило вести себя даме, мечтавшей стать королевой, а потому посол сделал для себя кое-какие выводы относительно цели визита Аматуса в гектарианское посольство.

Но даже если посол не ошибался на этот счет, то принц Аматус с изложением цели своего визита не поторопился – не поторопился настолько, что, так и не посвятив посла в свои планы относительно потенциальной женитьбы, вскоре покинул вечеринку, не забыв прихватить с собой леди Каллиопу.

А когда они, рука об руку, миновали ворота и покинули пределы слышимости гектарианских стражников, Каллиопа произнесла, ни к кому не обращаясь, следующее:

– Молодой, светловолосый, ростом выше Аматуса, в синем плаще и красных сапогах, на плаще вышита желтая звезда, представляется как Михарри.

Она проговорила это еле слышно, нежно – так, как и положено говорить влюбленной женщине, и Аматус поцеловал ее, так что если бы гектарианские стражники что и услышали (а они ничего не услышали), то решили бы, что прозвучало не слишком внятное признание в любви.

Затем парочка уселась в королевскую карету и отправилась на вечерний прием в вульгарианское посольство. Эхо топота копыт коней, увозящих карету прочь от гектарианского посольства, еще не успело стихнуть, когда из ворот, с подчеркнуто невинным видом человека, решившего погулять ради собственного удовольствия, появился Михарри.

Он повернул налево, то есть не в ту сторону, куда уехала карета, и, оказавшись за углом, ускорил шаг. Он то и дело оглядывался, затравленно озирался по сторонам, путал следы, но «хвоста» за собой не приметил. Но если бы он оглядывался именно в те мгновения, когда он этого не делал, он бы почти наверняка заметил тень тучного мужчины, передвигавшегося с быстротой и ловкостью, нехарактерной для человека такой внушительной комплекции – так грациозно и легко, как те девушки, что танцуют за деньги в тавернах.

Михарри свернул в переулок и пошел дальше. Вдруг он вздрогнул, остановился и стал испуганно вертеть головой. Никого и ничего. Михарри немного постоял в темном переулке, переминаясь с ноги на ногу, и вздохнул.

А потом получил сильнейший удар в нижнюю челюсть, и кто-то здоровенный приставил к горлу острие кинжала.

– Где назначена ваша встреча? – негромко прозвучал голос за спиной Михарри. Михарри молчал.

– Вообще-то мне это безразлично, – сказал незнакомец и тихо добавил:

– Можешь сразиться со мной и погибнуть прямо здесь, можешь не сражаться, и тогда тебя станут пытать до тех пор, пока ты не заговоришь, – а можешь заговорить. Выбор за тобой, и советую поторопиться.

Михарри с трудом сглотнул и прохрипел:

– Я клятву дал…

– Смерть освобождает тебя от любых клятв, – оповестил несчастного герцог Вассант, нажал на рукоять кинжала, провел им из стороны в сторону и отпустил Михарри. Тот ничком повалился на мостовую, а герцог вытер кинжал о его камзол. Пытки Вассант всегда терпеть не мог, и ему непосильно было видеть, как честный человек нарушает клятву. Наверняка у Михарри имелись какие-то понятия о чести. Это, как правило, принято в среде лазутчиков.

Удостоверившись в том, что лазутчик мертв, Вассант медленно пошел дальше по переулку. Дойдя до ближайшего угла, он безо всякого удивления обнаружил в стене дома расшатанный камень, за которым лежал клочок бумаги. Герцог убрал бумагу в карман, спрятался неподалеку и стал ждать. Оттуда, где он засел, ему был бы отлично виден силуэт человека, который должен был явиться к тайнику.

Затем герцог погрузился в легкую дремоту – чтобы научиться этому, он немало часов посвятил упорным тренировкам. Нижнюю челюсть Вассанта крепко держала лента его широкополой шляпы. К этой предусмотрительности он прибег, зная, что тучные мужчины во сне храпят. Правда, сам герцог пока вроде в храпе замечен не был, но кто знает, когда это могло начаться? В переулке послышались шаги, и Вассант, вздрогнув, проснулся.

Вассант сразу узнал, кто перед ним. Дабы не стать жертвой случайного выстрела, герцог негромко окликнул:

– Сэр Джон?

Человек не пошевелился – только навел мушкет туда, откуда донесся голос.

– Герцог?

– Да.

– Дай какой-нибудь знак.

«Будь проклят сэр Джон за эту его всегдашнюю сверхпредосторожность», – мысленно выругался Вассант, и сказал:

– Нет, это ты дай мне знак. Какое родимое пятно у леди Каллиопы в паху?

Сэр Джон вытянулся как по струнке.

– Откуда мне знать?

– Ну, тогда ты точно сэр Джон Слитгиз-зард. Любой другой на твоем месте что-нибудь измыслил бы, думая, что тебе это известно.

Сэр Джон, хмыкнув, сунул мушкет в кобуру и неожиданно спросил:

– Пока что мы установили, что я – это я, а как насчет тебя, герцог?

– А кто бы еще задал тебе такой вопрос? – буркнул герцог и вышел из укрытия. – Ну, как поохотился? – поинтересовался он.

– Двое моих лежат поверх одного твоего. Я впереди. Наверное, мои спешили за весточкой от твоего?

– Весьма вероятно. Где ты их перехватил?

– Первого – около Вульгарианского посольства, он тащился за принцем, а второй присоединился к нему в таверне. А в таверне у меня человечек есть, парень по имени Гарк…

– Помню-помню, опытный парень, всегда начеку. И сведения полезные поставляет. – Герцог и его старый товарищ пошли дальше по переулку, готовые к любым неожиданностям. – Ты догадываешься, который час? – спросил Вассант.

– Судя по бою курантов, поздний вечер, – отозвался сэр Джон.

– В таком случае можно заглянуть в театр. Вот-вот должно начаться представление. Аматус собирался его посетить.

– Решено, – кивнул сэр Джон. – Давай найдем извозчика… так мы избежим лишних подозрений, да и разговоров меньше будет, чем если бы мы шатались с тобой вдвоем по ночным улицам.

Герцог согласно кивнул. На ближайшем перекрестке они наткнулись на старую карету – изрядно потрепанную, но чистую, и велели кучеру отвезти их к заведению под вывеской «Пестрый газебо».

– Сегодня там выступает королевская труппа, а некоторые из любимых актеров принца играют главные роли, – сообщил другу сэр Джон Слитгиз-зард.

Театром герцог Вассант никогда особенно не увлекался, почитая это искусство вульгарным. Вдобавок в тех заведениях, где разыгрывались спектакли, запросто могли вычистить карманы или срезать кошелек. Кроме того, герцог был ценителем хорошей музыки, а театральные оркестрики чаще всего безбожно врали. Он обожал грациозные танцы, а в театре танцевали как угодно, только не грациозно. Он любил честность и прямоту, а актеры только тем и занимались, что притворялись другими людьми. А вот сэр Джон, напротив, был заядлым театралом и поэтому все время, пока они ехали, распинался о том, каких замечательных артистов им предстоит увидеть.

– Видишь ли, – вещал сэр Джон, – это, безусловно, величайший сюрприз для всех, кроме Седрика, – то, что Родерик оказался драматургом. Но, судя по всему, он тайком занимался сочинительством много лет, и говорят, многого достиг. Пьеса, которую дают сегодня, если верить слухам, просто шедевр. Называется она «Маска убийства», и в ней рассказывается о том, как…

– Умоляю тебя, сэр Джон, не увлекайся слишком. А вдруг нам придется уйти, дабы преследовать очередного лазутчика до того, как спектакль закончится? Тогда тебя постигнет жестокое разочарование.

И герцог заерзал на сиденье, стараясь устроиться поудобнее.

Сэр Джон кивнул:

– Ты прав, конечно. Но поверь, так трудно удержаться, особенно после всего того, чего я наслушался про эту пьесу. И подумать только – ведь автор творил ее, можно сказать, у нас на глазах…

Но тут сэр Джон неожиданно выпрямился. Его лицо, озаренное огарками свечей, отбрасывающих тусклые отблески на окна кареты, заклеенные промасленной бумагой, стало мрачным и тревожным.

– Что за… – вырвалось у герцога. Сэр Джон приложил палец к губам, обернулся и приоткрыл окошко. Бумага заскрипела. Запрокинув голову, сэр Джон выглянул в щелочку и прошептал, что было довольно затруднительно, так как ему пришлось перекрикивать стук колос и цоканье копыт:

– Мы только что пересекли Венд. Куда бы он нас ни вез, он везет нас не к «Пестрому газебо». Боюсь, что…

Карету качнуло, она резко остановилась. Сэр Джон резко отодвинулся от дверцы, послышался глухой треск, и Вассант увидел, как в подушку сиденья, в то самое место, где только что сидел Слитгиз-зард, вонзилось острие шпаги. В это же мгновение герцог выхватил мушкет, не успев до конца осознать, что произошло… Их похитили!

Чьи-то каблуки загрохотали по крыше – то ли туда забрался кучер, то ли кто-то другой вознамерился выстрелить из мушкета им в спину, если бы они вздумали выпрыгнуть из кареты. Сэр Джон взмахнул мечом и снес с подсвечников огарки свеч. В карете стало темнее, чем на улице.

В кромешном мраке не было видно ничего, кроме овальных окошек, заклеенных промасленной бумагой. По краям пробивался тусклый свет. Долго-долго до них не доносилось вообще никаких звуков. Наконец медленно и тихо дверца приоткрылась.

Сэр Джон взвел курок мушкета, придвинулся поближе к той дверце, которую кто-то пытался открыть снаружи, медленно поворачивая ручку, и уперся рукой в крышу кареты. Тот, кто находился на крыше, немного подвинулся. Теперь Слитгиз-зард определил, где находится нога злодея. Он провел рукой по потолку, нащупал вторую ногу, поднял мушкет и направил дуло точнехонько между ног неизвестного злоумышленника. На все это ушло гораздо меньше времени, чем потребовалось для описания. А за эти мгновения, длившиеся не долее четверти вдоха, герцог Вассант успел взвести курок своего мушкета и прижался ухом к дверце, чтобы наверняка удостовериться в том, как расположился тот, что намеревался ее открыть.

Удостоверившись, герцог нацелил мушкет на ручку дверцы – туда, где, по его расчетам, располагалась рука злоумышленника. А тот тянул, и ручка поворачивалась со скоростью движения минутной стрелки по циферблату часов.

Вассант почувствовал какой-то неприятный запах и понял, что вот-вот чихнет. Он до боли прикусил губу. Ручка дверцы совершила полный оборот.

Легко, почти незаметно, чтобы не напугать герцога, но достаточно твердо, дабы у того не осталось никаких сомнений в том, что это значит, сэр Джон коснулся указательным пальцем плеча Вассанта. Не дрогнув и на миллиметр не сдвинув мушкета от того места, куда целился, Вассант потянул за спусковой крючок, и оба мушкета грянули одновременно. Звук выстрела в закрытом пространстве был подобен грохоту пушек.

Герцог ногой распахнул дверцу, сунул мушкет в кобуру и выпрыгнул из кареты, ловко выхватив из ножен меч. Уже стоя на мостовой и успев бросить взгляд по сторонам, дабы убедиться, не окружена ли карета, он заметил в свете луны фигуру мужчины, тупо уставившегося на обрубленную руку, и второго, распластавшегося на крыше кареты, зажавшего руками пах.

В это время с десяток врагов, все со шпагами наголо, вышли из тьмы и встали полукругом с той стороны кареты, где стоял герцог Вассант.

Тут рядом с ним появился сэр Джон.

– Окружили, мерзавцы, – прошептал Слитгиз-зард. – Взяли в кольцо. В колеса палки вставили. Не уедешь.

Вассант кивнул. Стоявшие кругом люди все до одного были в плащах с капюшонами. Ни единого факела. Злодеи казались застывшими статуями.

Друзья стояли и ждали мгновения, когда закипит бой, но никто не трогался с места. Сэр Джон не шевелился и слушал. Вот, лишившись чувств, повалился на мостовую тот, кому герцог выстрелом отрубил руку, вот испустил последний вздох человек на крыше кареты. Слитгиз-зард смотрел и слушал, но ни один из окруживших их с Вассантом злодеев не сделал ни шага, не произнес ни слова.

Глаза сэра Джона успели привыкнуть к темноте, и он разглядел незнакомцев получше. Просторные, плотные, тяжелые плащи лежали на их плечах так, словно под ними прятались неестественно хрупкие тела.

– Что вам нужно от нас? – требовательно вопросил Вассант, устав от ожидания, но не желая начинать сражение, поскольку он понимал, что силы далеко не равны и им с сэром Джоном грозит поражение, если дойдет до дела. – Мы слуги короля и верноподданные принца Аматуса. Вы не имеете никакого права удерживать нас здесь, и это не в вашей власти. Пропустите нас, иначе мы убьем вас.

Стоявшие кругом люди – если то были люди – не шевельнулись и не произнесли ни звука. Миновало еще несколько частых, тревожных сердцебиений, а потом все они, словно в унисон, тронулись с места, сделав шаг левой ногой вперед, и сомкнули ряды. Руки злодеев, сжимавшие шпаги, не дрогнули.

Сэр Джон выхватил мушкет и произнес, спокойно и небрежно – так, словно излагал свое мнение по поводу второстепенного политического вопроса:

– Поскольку перед вами открывалась блестящая возможность пристрелить нас на месте, но вы этого не сделали, ваше поведение, друзья мои, наводит меня на мысль о том, что вам приказано взять нас живыми. Желает ли кто-нибудь из вас оспорить мои соображения на этот счет? Из гибели кучера и его приспешника с очевидностью следует, что вам приказано не щадить друг друга, а быть может, вам втолковали, что наши жизни дороже ваших. Вероятно, теперь мы могли бы удостовериться в том, так ли это.

Затем он прицелился из мушкета в ближайшего злоумышленника, оттянул курок, прицелился в грудь мерзавца, не в силах избавиться от подозрений, что окружившие их с герцогом подонки – не люди, и нажал на спусковой крючок.

Вспышка при выстреле просияла ярче света дня. Герцог Вассант подумал о том, что на звук выстрела могла бы явиться подмога. Находись они в другом районе города, наверное, так бы и случилось, но они угодили в самый неудачный в этом смысле район. Здесь, в окрестностях Венда, куда и днем-то мало кто заглядывал, кругом были только покинутые жителями пустые дома. Здесь давно уже никто не решался жить из страха перед ворами и убийцами. Воры же и убийцы тут также надолго не задержались – эти опасались новых обитателей заброшенных жилищ, чьи имена они даже страшились произнести. Зло, казалось, сочилось здесь сквозь трещины мостовой.

Тот, в кого угодила картечь, запрокинулся назад, упал на спину и мгновение лежал неподвижно. Но вот он приподнял голову и дернулся так, словно у него была перебита шея. Затем он начал дрожать и извиваться и производил эти движения гораздо дольше, чем, по идее, следовало бы.

Из мрака, перешагнув через тело павшего, шагнула другая фигура и замкнула круг. Все твари вновь сделали шаг вперед и в сторону.

Слитгиз-зард что-то еле слышно проговорил и не на шутку изумил герцога Вассанта своей грубостью. Честно говоря, и самому сэру Джону его собственное высказывание показалось весьма скабрезным, но сложившаяся ситуация до предела истощила его словарный запас, и, кроме ругательства, больше решительно ничего не приходило ему в голову.

За время ожидания герцог успел перезарядить все три мушкета, а затем, не спуская глаз с окружения, перевесил свою портупею на плечо сэра Джона, а сам обнажил меч и кинжал, предоставив Слитгиз-зарду возможность стрелять сразу из шести мушкетов.

– Попробуй прикончить еще несколько ублюдков, – тихо сказал Вассант. – Посмотрим, удастся ли их убить вообще.

Слитгиз-зард среагировал на предложение товарища молниеносно. Руки его так и мелькали. Он стрелял, убирал очередной мушкет в кобуру, выхватывал следующий. Эхо выстрелов разлеталось по закоулкам Венда гулом и треском. Трое врагов пали, пал и четвертый, успевший занять место одного из погибших.

Все четверо ублюдков, упав на мостовую, задергались точно так же, как первый, приконченный сэром Джоном. Вассант, краем глаза наблюдая за этой омерзительной картиной, лихорадочно перезаряжал мушкеты.

– Даже тот, которого ты пристрелил первым, до сих пор дергается, – вырвалось у Вассанта.

Слитгиз-зард кивнул, а Вассант скорее почувствовал его кивок, нежели заметил. Вспышки мушкетных выстрелов слепили глаза.

– Если бы я мог представить, что такое возможно, я бы сказал, что их головы пожирают их тела, – выговорил он сквозь стиснутые зубы.

Но вот стоявшие кругом твари опять сделали шаг вперед, затем – еще один, и еще. Кольцо неумолимо сжималось.

– Что ж, похоже, дело предстоит нешуточное, – изрек Вассант. – Продолжай расправляться с теми, с кем можешь. Вот, я последний мушкет перезарядил.

Грохот выстрелов сразу шести мушкетов был столь оглушителен, что мог бы мертвецов, наверное, поднять из могил. Треть злодеев выпала из кольца. Образовалась солидная брешь, но не успели сэр Джон и герцог пробежать и двух шагов в ту сторону, как брешь закрыли явившиеся на подмогу мерзавцы.

Пришлось друзьям отступить и вернуться на прежнюю позицию, в середину круга. Еще несколько шагов линии наступления – и герцогу с сэром Джоном показалось, что их, видимо, собираются взять в плен, но вскоре стало ясно, что ублюдки теснят их в сторону от кареты, дабы действительно взять в кольцо.

– Какая им разница? – удивился герцог. – Ведь они нас заполучат так или иначе!

– А может, они просто тупицы безмозглые, – высказал предположение сэр Джон. – Как им велели, так и делают.

Теперь они стояли спиной к спине, и герцог непрерывно дул в серебряный свисток принца Аматуса, но оба друга отлично понимали, что навряд ли кто из королевских гвардейцев окажется в этой части города после наступления темноты. Поэтому надежды на спасение ни Слитгиз-зард, ни Вассант не питали. Они были обречены и понимали это – ведь они уже сделали все, что могли.

Мрачные фигуры неуклонно приближались. Теперь можно было бы уже разглядеть лица мерзавцев под капюшонами, но нет, лиц видно не было. А видно было то, что капюшоны покрывают не человеческие головы.

Еще два шага, и ряды фигур в капюшонах сомкнулись, твари встали плечом к плечу, на расстоянии вытянутой шпаги от сэра Джона и герцога. Друзья стояли так близко, что слышали дыхание друг друга. Все замерло. Ни звука.

Медленно-медленно, беззвучно между фигурами в капюшонах начали показываться поросшие шерстью маленькие острые носы. Маленькие острые носы с желтыми клыками. А головы неизвестных тварей в это время как бы складывались, втягивались внутрь капюшонов.

– Что это еще за… – вырвалось у герцога, но тут сверкнули крошечные красные глазки, и серые зверьки бросились на него и сэра Джона.

– Крысы! – одновременно вскричали сэр Джон и герцог Вассант, и их мечи рассекли зловонный ночной воздух, сверкнули серебром в свете тусклой луны и разрубили крошечные тельца.

Первым же ударом каждому из друзей удалось расправиться с полудюжиной крыс. Сэр Джон и герцог рассекли их на куски разного размера. Куски эти валились куда-попало, в том числе и прямо под ноги друзьям. Некоторым из мерзких тварей удавалось вцепиться и укусить сэра Джона и герцога за ноги, прежде чем те успевали отшвыривать их в темноту яростными пинками. Крысы перелетали через крыши невысоких домов, их трупики шмякались на мостовую, ударялись о стены. Одни падали в сточные канавы, другие, наверное, влетали в печные трубы и застревали в дымоходах.

Крыс оказалось не так уж много, но, сражаясь с ними, друзья получали многочисленные укусы, и притом жутко болезненные. Вдобавок сэру Джону и герцогу пришлось разойтись в стороны, и потому они не могли прикрыть друг друга в тот миг, когда на них, выставив перед собой шпаги, вновь двинулись те, кто прятался под плащами.

Судя по уродливым телам и бешено сверкающим глазищам, это были гоблины, однако они резко отличались от тех, какими их запомнил сэр Джон. Эти были целеустремленными, вышколенными. В их планы явно входило скорее убийство, нежели желание полакомиться людьми, а главное, они явно поддерживали друг дружку – то есть действовали с несвойственной их племени солидарностью. Стоило ранить одного из них – его тут же оттаскивали назад, а на его место вставали другие. А ведь в былые времена раненого гоблина незамедлительно бы сожрали его сородичи.

Вот такие мысли мелькали в голове у сэра Джона – в той крошечной частице его сознания, которая еще была способна внятно формулировать мелькающие мысли. Теперь он стоял боком к герцогу Вассанту, стало быть, прикрывать друг друга они почти не могли. Да, собственно говоря, теперь это уже не имело значения, потому что гоблины прижали их не на шутку.

Герцог сражался столь же отчаянно, он тоже прикончил немалое число крыс, но в отличие от своего товарища мыслил более четко. Он заметил, что один из гоблинов держится как бы поодаль от круга, сомкнутого его сородичами, да и меч держит больше из соображений собственной безопасности, а не в целях нападения, как остальные. Не укрылось от зоркого глаза герцога и то, что гоблинские мечи не покрыты солидным слоем ржавчины, как полагалось бы оружию из их подземных арсеналов, а, наоборот, начищены до блеска, словно только что взяты из кузницы. Удивительно было и то, что одеты были гоблины, что называется, с иголочки, ну а больше всего поражала их отличная боевая выучка.

Единственная мысль утешала герцога и сэра Джона: оба они думали о том, что кто бы ни обучал гоблинов боевым искусствам, он наверняка мог добиться от них только тупого повиновения в исполнении приказов, но научить их хорошо драться не сумел бы при всем желании. И действительно, они то и дело мешали друг дружке, загораживали дорогу. Сэр Джон и герцог Вассант не преминули воспользоваться этими погрешностями в боевой подготовке врагов. Друзья дожидались мгновений; когда ряды гоблинов приходили в ощутимый беспорядок, и тогда бросались на тварей и рубили и кололи, поражая пару-тройку бойцов. Но это нисколько не смущало наступавших гоблинов. Поверженные пару мгновений стояли торчком, потому что им попросту некуда было падать.

Да, дрались они не лучше, чем прежде, хотя кто-то и потрудился изрядно над их дисциплиной. Но только успел герцог Вассант об этом подумать, как свет луны мелькнул, озарив лезвие вражеского меча. Меч рванулся к груди герцога, но тот успел отбросить его и разрядил свой мушкет прямо в нападающего гоблина.

В это же мгновение сэр Джон получил третье небольшое ранение (помимо крысиных укусов), и это заставило его усомниться в возможности победы над гоблинами и крысами. Никогда прежде подобные мысли Слитгиз-зарда не посещали.

Не сказать, чтобы из-за этой мысли он стал драться менее пылко – никакие размышления не могли бы заставить его изменить всегдашней отваге, – нет, он сражался все яростней, но при этом сердце его все сильнее ныло от отчаяния. Чутье подсказывало ему, что час гибели уже недалек.

А герцог, готовый погибнуть, отстаивая свои убеждения, пришел к такому же выводу чуть раньше сэра Джона и потому столь же обреченно и храбро размахивал мечом. Гоблины неумолимо надвигались, по шестеро, по десятеро в затылок друг другу. Их было слишком много, чтобы мечтать вырваться из окружения. Будучи более проницательным, чем сэр Джон, герцог Вассант понимал, как важно, чтобы о случившемся непременно узнал Седрик, чтобы стало известно, что напали на них с сэром Джоном именно гоблины и что эти подонки теперь гораздо сильнее, чем прежде. Поэтому герцог бился со всей страстью и отчаянием, на какие только был способен. Ему нужен был краткий миг, доля секунды, чтобы оставить на поле брани неопровержимое свидетельство происшедшего. Правда, он пока и сам понятия не имел, что бы это могло быть за свидетельство.

Четыре длинные тучи, снизу черные как уголь, а сверху посеребренные светом луны, плыли по небу, похожие на плоскодонные корабли, и надвигались на ночное светило. Но ни двое людей, ни отряд гоблинов, ведущих непримиримое сражение в глухих закоулках Венда, не удосужились поднять головы и взглянуть на небо – у них просто не было такой возможности.

А вот если бы эти тучи увидел предводитель гоблинов, его сердце наверняка бы радостно встрепенулось. Гоблины отлично видят в темноте и сражаются еще более яростно под ее прикрытием. Вне сомнения, как и любой другой на его месте, гоблинский военачальник решил бы, что тучи гоблинам только на руку и что, как только первая из них закроет лик луны, сразу же стихнет бряцание стали (сейчас больше напоминавшее звяканье летящих с лестницы кастрюль и сковородок), прекратится кровопролитие и ночь наполнится радостным многоголосым визгом гоблинов, уже успевших набить пасти человеческим мясом (лучше и не говорить о том, какие бы при этом слышались звуки). В общем, можно предположить, что в тот миг, когда тень наползла на сверкающие под луной крыши, когда туч" (если то были тучи) выстроились в ряд, сердце гоблина-командира радостно екнуло. Не исключено также, что в его воображении возникли все вышеперечисленные звуки.

Увы, он не расслышал звука выстрела мортиры Кособокого – выстрела, которым ему снесло голову. Обезглавленный труп предводителя гоблинов рухнул на мостовую, покрытую нечистотами.

Как только первая туча краем коснулась диска луны, Кособокий обрушился на гоблинов с тыла, размахивая обоюдоострым топором. Он крушил врагов так, словно перед ним простиралось заросшее сорняками поле. Галлоны гоблинской крови, казавшейся черной в лунном свете, изливались из обрубков голов и лап. Кровь лужами растекалась по мостовой, взлетала в воздух черными фонтанами. Слышались отдельные вскрики, но они тонули в мощных звуках ударов топора начальника королевской стражи.

Поначалу гоблины даже пытались сразиться с ним и вели себя почти как люди, но то ли смерть предводителя их так напугала, то ли сама ярость атаки, то ли мысль, которая в этим мгновения мелькнула даже у сэра Джона и герцога Вассанта: кем бы ни был Кособокий на самом деле, сейчас в нем явно бушевало что-то нечеловеческое. Короче говоря, что-то, а может быть, все сразу, да вдобавок что-то еще, что было ведомо только гоблинам, мгновенно испарило их боевой задор, и они утратили его быстрее, чем кровь вытекла из тел их изрубленных на куски сородичей. Гоблины развернулись и бросились наутек, попутно приканчивая своих соратников.

Как только Кособокий начал крушить гоблинов с тыла, прокладывая себе путь к двум окруженным людям, началась паника и в передовых рядах. Гоблины, вплотную подступившие к сэру Джону и герцогу, отвернулись от них и стали рваться наружу, утыкаясь в спины своих товарищей. В результате множество гоблинов погибло от рук соплеменников – пожалуй, даже больше, чем уложили все трое друзей, вместе взятые. Уцелевшие же твари улепетывали проворнее деревянной лошадки, которая оторвалась от карусели.