Текст книги "Достойный наследник"

Автор книги: Джоэл Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 8: БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ…

Я герой, но с ногами труса. Я герой от пояса вверх.

Спайк Маллиган

Если бы не погода, атака, которой командовал Уолтер Словотский, прошла бы как по маслу.

В коммандо Уолтера (он настоял на верном употреблении этого слова: оно обозначало отряд в целом, а не каждого члена отряда в отдельности) вошло всего десятеро; десять против семнадцати всадников работоргового резерва – шансы не велики.

Но кое-что эти шансы уравнивало. Эйя, по словам Лу, была лучшим в Приюте стрелком; Брен Адахан худо управлялся с пистолетом, зато мечником был – куда там Уолтеру! – да и с арбалетом тоже был неплох; к тому же он – самое главное – был опытным бойцом; он успел пролить кровь еще в Холтун-Бимской войне.

Шестеро из оставшихся были рекомендованы Даэррином, причем новичками оказались лишь двое, и один из них был лекарь, который, помимо оружия, прихватил еще бинты и бутыль с бальзамом.

Десятым Даэррин назвал было Джейсона, но Уолтер не согласился. Маленькая хитрость: куда лучше отправить Джейсона с отрядом, который должен перехватить вражью разведку – дело это выглядело почти что синекурой.

Нет, десятым у него был не Джейсон. Десятым у него был Ахира. Всю свою жизнь они были друзьями – и большую часть этой жизни напарниками. И в битве, и в дни мира то, что Ахира рядом, давало Уолтеру уверенность в победе. Как бетонная стена при игре в баскетбол: мяч отскочит. Точка.

И все же, учитывая, что задачей было положить семнадцать работорговцев и не потерять ни одного приютского бойца, все надо было проделать в одно касание. Их пистолеты уменьшат перевес врага; веревка в руках Уолтера сведет его почти к нулю.

А еще есть такая вещь, как внезапность.

Именно поэтому тактикой занимался Уолтер, а не Ахира.

Кроме того, Ахира был его тактическим резервом. Давным-давно, в лагере подготовки офицеров запаса, Уолтеру объяснили, насколько необходимо иметь этот резерв; это было тем единственно дельным, что Уолтер вынес из своей двухнедельной военной службы.

Капля дождя угодила ему прямехонько в левый глаз, он быстро смахнул ее – но глаз все равно болел.

Помощи от погоды ждать не приходится: перезаряжать на дожде трудно.

Как и раньше, основной караван прошел и скрылся за поворотом, а о замыкающих не было ни слуху ни духу. Вдоль тропы дул ветер: предвестие скорой грозы.

Уолтер бесшумно обогнул поворот и подождал, пока работорговцы не отойдут так далеко, что не услышат, как он тихо окликнет Эйю и Брена.

От дальних вспышек молний и раскатов громов у него по спине ползли мурашки.

– Эй, парочка, – прошептал он, выходя на тропу и похлопывая по мотку свитой из кожи веревки. – За дело.

Первые капли дождя пробили кроны; Брен Адахан припал на колено подле дерева и легко выпрямился – с Эйей, стоящей у него на сложенных чашкой ладонях. Уолтер бросил ей конец веревки.

Девушке понадобилась лишь пара минут, чтобы обвязать ствол веревкой; она легко спрыгнула на тропку, и они с Бреном повторили то же самое по другую ее сторону.

– Готово, – сказал Словотский. – Теперь надо просто…

Впереди раздались выстрелы.

Слишком рано!

Паника затопила Уолтера ледяной волной; дождь усилился, твердые капли бились о его грудь. Нырнув под лесной полог, он услышал чей-то резкий шепот:

– Все по местам; не стрелять, – и понял, что шепот этот – его.

С дороги снова донеслись выстрелы – отдаленный треск, заставивший его схватиться сперва за пистолеты, потом – за ножи, и – последним движением – за переброшенную через плечо перевязь с мечом. Лучше уж проверить все и сразу.

Уолтеру были видны лишь четверо его людей. Другие четверо – командовал ими Ахира – спрятались поодаль. Получились две линии огня.

Если это сработает.

Дождь усилился, ледяные струи пробивали листву.

Звон копыт по твердой земле. Работорговцы мчались галопом, по четверо в ряд.

Прижавшись голой спиной к стволу, Уолтер вытащил из-за пояса пистолет, взвел его и поднял на уровень груди. Боги, сделайте так, чтобы дождь не попал внутрь.

Первая четверка врезалась в веревку почти одновременно. Натянутая кожа подкинула их в воздух, будто кегли.

Только у кеглей нет позвонков, которые ломаются с жутким хрустом. Кегли не падают наземь, не стонут, не извиваются в предсмертных корчах.

Два коня споткнулись и упали, один сбросил седока, другой перекатился через своего бывшего всадника. Тот завопил.

Из следующей четверки работорговцев один умудрился поднырнуть под веревку, но пистолетная пуля угодила ему в плечо и вышвырнула из седла.

Уолтер Словотский поднялся, навел первый пистолет на приближающегося врага и выстрелил, как только поймал длиннобородого работорговца на мушку.

Он, должно быть, насыпал много пороха; отдача едва не сшибла Уолтера с ног. Он промахнулся; ему никогда не удавалось сообразить, куда полетит пуля.

Но вспышка и звук выстрела сделали его мишенью для атакующих врагов – они останавливали коней, кто обнажив меч, кто уперев в бедро сулицу, кто вскинув небольшой роговой лук с уже наложенной стрелой.

Работорговец, в которого он стрелял, опустил копье и погнал коня на Словотского.

Странно, подумал Уолтер, с какой ясностью видишь все в такие моменты: брызги грязи из-под копыт, трепетание конских ноздрей, жилу, бьющуюся на шее бородача, – один удар, второй, третий…

И тут выстрел вырвал бородача из седла, превратив лицо в кровавое месиво; он рухнул на землю и корчился теперь в мокрой грязи. Уолтер развернул оставшийся пистолет и взвел курок. Прошло не больше десяти секунд с тех пор, как работорговцы врезались в веревку, – а восьмерых из них уже нет.

Пока он поднимал пистолет, залп вышиб из седел еще троих – и того, кого наметил себе Уолтер, тоже.

Он сменил мишень, но промахнулся: пуля попала не во врага, а в его вставшего на дыбы коня. Конь завизжал.

Что-то просвистело мимо уха Словотского, ожгло щеку, добавив на ней влаги.

Другой работорговец, светловолосый мальчишка Джейсоновых лет, дрожащими пальцами натягивал арбалет – но Уолтер, не глядя, нащупал один из ножей, вытащил его и метнул, и тут же, едва первый нож нашел цель, метнул второй.

А потом позади работорговцев под дождь на тропу выскочил Ахира – в похожем на котелок стальном шлеме, новой кольчуге и металлической, до колен, юбке.

Его посох, только что срубленное молодое деревце, был втрое выше него; но, хоть и был он вдвое толще запястья Уолтера, ручищи гнома вращали его играючи.

С гортанным криком Ахира послал конец своего шеста в ближайшего врага – удар был так быстр, что деревце явственно прогнулось, прежде чем сбить работорговца с лошади; тот свалился, как сломанная кукла.

Молния на миг ослепила Словотского; когда зрение вернулось, он увидел, что Ахира по-прежнему действует своей великанской дубинкой – причем так легко, как человек управлялся бы с прутиком. Гном быстро вышиб из седла еще пятерых. Остальные приютские воины тут же накидывались на оглушенных или раненых врагов и перерезали им глотки – да так ловко, что Уолтера мороз пробрал.

Всего-то полминуты прошло, как ловушка захлопнулась, а из работорговцев целым и невредимым остался всего один.

Рабство – безусловное зло, повсюду и во все времена. Но из этого вовсе не следует, что работорговцы – трусы. Последний оказался храбрецом: вместо того чтобы удрать или спрятаться и дожидаться своей участи, он спрыгнул с коня и, выкрикнув вызов, бросился на Ахиру.

Ахира выставил ему навстречу посох – но сандалии заскользили в грязи и гном упал навзничь, выпустив свою жердь.

Работорговец был уже близко; острие его меча вот-вот коснется кольчуги гнома.

Как был, на спине, Ахира попытался отползти прочь, но работорговец, на миг обернувшись парировать наскок одного из Уолтеровых бойцов, вновь обратился к гному; он охотился за Ахирой, как удав за кроликом.

Уолтер Словотский уже вырвал из ножен меч; на бегу он, не останавливаясь (в лучших регбистских традициях), отшвырнул с пути вражеский труп – и теперь мчался к гному и его противнику, умоляя про себя Ахиру продержаться еще хоть минутку.

– Не стрелять! – крикнул Уолтер. Ахира и работорговец были слишком близко друг к другу; чуть-чуть ошибившись, можно было запросто подстрелить гнома, а не его врага. А Ахира попал в ловушку: отталкиваясь, он спиной вперед дополз до дерева, уперся в него – и теперь ему некуда было деваться; и защитить себя ему тоже было нечем.

Уолтер отбросил меч и схватился за нож: работорговец занес клинок для последнего, смертельного, удара.

Два выстрела слились в один; шея работорговца исчезла в фонтане костей и крови. Тело рухнуло в грязь, а голова с до странности целым лицом откатилась в сторону и уставилась на Уолтера удивленно распахнутыми глазами.

Всплеск жидкой грязи закрыл эти глаза.

Уолтер обернулся – Эйя опускала второй пистолет. Густые волосы, намокнув, облепили щеки и шею. Она ровно смотрела на него, прижимая к боку свободную руку.

– Я не промахиваюсь по работорговцам, – процедила ока сквозь сжатые зубы. – И не стреляю наудачу.

Чепуха. Промахнуться может любой. Но она не промахнулась – а только это и имело значение. Да и не время сейчас спорить.

– Все по местам, – распорядился Словотский. – Пистолетчики – под парусину, займитесь перезарядкой. – Сам он тоже, нащупывая в поясной сумке рожок с порохом, направился туда, где бросил свои пистолеты. Они все еще могли пригодиться – если использовать просмоленную парусину, как навес, и перезаряжать оружие под ней.

Дождь лил как из ведра; Уолтер подобрал оружие, смахнул с глаз воду, надеясь, что под парусиной найдется достаточно сухих тряпок, чтобы обсушить пистолеты перед зарядкой.

– Джимми, эти деревья надо срубить. Данерель, займись ранеными животными: перевяжи или добей, чтоб не муч…

Он осекся на полуслове.

Эйя зажимала ладонью бок. Нет.

Уолтер бросился к ней. Она сидела на земле, прислонясь к стволу иссохшего клена, слепо смотрела в дождь и неловко пыталась что-то нашарить в сумке, не обращая внимания ни на ливень, ни на жуткую темную влагу, что расползалась по ее бедру, пятная тунику.

– Эйя, прошу тебя… позволь мне… – Брен Адахан опустился на колени подле нее, но Уолтер оттолкнул его, едва не сбив с ног.

Много позже Уолтеру пришло в голову, что он действовал в точности как Карл – этот маньяк Куллинан никогда не умел концентрироваться больше чем на одной мысли зараз.

– Лекаря, черт! – рявкнул он, падая на четвереньки рядом с Эйей. – Где он шляется, когда нужен здесь?! – Он выдрал пистолет и рожок из ее онемелых пальцев и – не обращая внимания на слабое сопротивление – взял обе ее ладошки в свою.

– Я решил, что самое главное – здесь, поняла? – Он попробовал разорвать на ней тунику – взглянуть на рану. Мокрая ткань не поддавалась: прилипла к коже.

Вцепившись в тунику обеими руками, Уолтер рванул – открылась рана в боку. Глубокая, почти до почки. Кровь сочилась непрерывной темной струйкой. Стремясь остановить кровотечение, он прижал ладонь к ране – и сразу отдернул: Эйя вскрикнула, тело ее свела судорога.

– Нет, – сказала она, пытаясь высвободиться из его рук – попытка была такой слабой, что он испугался. – Потом. Иди перезаряжай, не то… – Она зашлась кашлем, кровавая рвота брызнула изо рта на Уолтера.

Примчался гонец с бронзовой бутылью бальзама; уголком глаза Уолтер видел, как Брен Адахан, отобрав бутыль, вскрывает ее. Пролив немного на рану, Адахан просунул горлышко меж губ Эйи; Уолтер поддерживал девушку.

Но новый спазм и, напрасно потраченный, бальзам выплеснулся на Уолтера. Брен еще раз полил бальзамом рану – помогло, но не сильно.

– Попробуй еще разок, Эйя, ты должна это проглотить.

– Не могу…

В голосе Словотского звякнула сталь. В отличие от Брена он не просил – приказывал.

– Так надо, Эйя. Выпей.

«Боже, это же не я, это Карл Куллинан», – подумал он – но она, хоть и с трудом, глотнула, потом обмякла на его руках.

– Нет! – то ли вскрикнул, то всхлипнул Брен; Уолтер прижал холодное, мокрое, пугающе неподвижное тело к груди.

Нет. Только не это.

Но – Бог и все его ангелы! – билось не только его сердце. И ее тоже.

– Она жива, Брен. – Уолтер обнаружил, что улыбка только что не разорвала его лицо пополам. – Жива. – Он сжал ее запястье и нащупал пульс. Слабый, нитевидный – но он был. Словотскому показалось – он слышит удары ее сердца.

Где-то среди бури ревел, отдавая приказы, Ахира. С треском упало дерево.

– Уолтер! – позвал гном. – Пора трогаться.

Брен мрачно кивнул, принял на руки безвольное тело девушки – легко, осторожно, – бросил по сторонам острый взгляд, пригнулся и нырнул в дождь.

Умница, похвалил себя Словотский. Умница. Эту связь ты спрятал неплохо.

Уолтер всегда гордился собой за то, что не болтал о своих победах – тем более что было и не важно: заинтересованные стороны и так обо всем догадывались.

Нашел, о чем думать. Он отер с лица и груди рвоту и кровь и, увязая, пошел назад, к тропинке. Ноги по щиколотку уходили в грязь.

Оставь это на потом.

– Оставь все на потом, Уолтер. – Ахира словно прочел его мысли. Гном примеривался топором к стволу еще одного дерева. Ударил; из-под лезвия брызнули щепки размером с Уолтеров кулак. – Давай-ка займись перезарядкой.

Уолтер взглянул туда, где бросил пистолеты: они лежали в листве, сырые и грязные. Понадобится немало времени – и тряпок, – чтобы их можно было заряжать.

– Не выйдет. Придется их чем-нибудь заменить.

– Ну так замени.

Лучше всего было бы разжиться арбалетом – взять да и позаимствовать у какого-нибудь мертвеца-работорговца. У этих сволочей, кажется, весьма неплохое оружие.

Он двинулся туда, где на земле, придавленное лошадью, простерлось недвижное тело вражеского арбалетчика. С остекленевшим взглядом, едва дыша, животное скулило от боли. Правая нога его была сломана, окровавленные обломки костей прорвали кожу.

На мертвых работорговцев Словотскому было плевать – привык за столько-то лет. Но вот к мукам животных ему, наверное, не привыкнуть никогда.

– Данерель! – позвал он. – Был у них бальзам?

Толстяк кивнул, вытащил из поясной сумки керамический сосудик и подал его Словотскому.

Хотя целительные бальзамы были огромной ценностью, доверять лекарствам работорговцев было нельзя – не единожды они оказывались ядом; однажды у него на глазах один из бойцов его с Карлом отряда умер в ужасных муках. И четырежды Уолтер наблюдал, как точно так же умирали работорговцы, на которых они работорговые же бальзамы пробовали.

Но здесь подопытных животных не было.

– Впрочем, Доббин, вряд ли ты что-нибудь потеряешь, если я и попробую.

Уолтер откупорил бутылочку и полил ногу лошади густой жидкостью.

На сей раз бальзам был настоящим. Кожа и мышцы, нарастая, поставили на место кость, кожа стянулась, будто на «молнии». Но лошадь была все еще слаба, все еще стонала. Должно быть, внутренние повреждения.

Ну что ж, решил Уолтер, посмеиваясь про себя, яд может проявиться не сразу. Лучше извести этот бальзам на лошадь, чем отравиться самим.

Он выплеснул остатки бальзама в лошадиный рот и отшвырнул пустую бутыль.

Повторилось давно привычное чудо: не прошло и минуты, как лошадь была на ногах. Наклоняясь перевернуть труп, Уолтер похлопал ее по морде; войдет в мою долю добычи, решил он.

Прикрытый телом бывшего хозяина, арбалет остался невредим.

Уолтер взвел его, снял с седла колчан с болтами, достал один и загнал в ложбинку. Прицепил колчан к поясу и пошел к завалу, который сооружал Ахира.

Три дерева перегораживали тропу; их стволы и ветки сделали ее практически непроходимой. Но кустарник слева был редким.

– Данерель и ты – да-да, ты, – займите позицию во-он там. И перевяжите веревку с того дерева на это. На случай, если кто прорвется.

С начала атаки прошло всего несколько минут; отступающие работорговцы могут вот-вот появиться. Единственное, о чем спрашивал себя Словотский, это – долго ли смогут его бойцы удерживать их без помощи остальных сил Приюта.

После всей подготовки то, что к завалу вылетело лишь трое работорговцев, было огромным облегчением. Три пули и два арбалетных болта быстро успокоили их.

– Молодец Эйя, вовремя выстрелила – и удачно. Не то мне бы туго пришлось, – заметил Ахира. Подобрав сулицу одного из врагов, он на всякий случай ткнул ею труп. Копье прошло, не вытолкнув крови: мертвец мертвецом.

– Да дохлый он, дохлый, – сказал Словотский.

– Хуже не будет. Я принимаю командование? – Ахира помотал головой, стряхивая с глаз воду.

Уолтер кивнул:

– Давай.

Усталость валила Уолтера с ног, затягивала в мокрую темь. Он тряхнул головой: может, хоть слегка полегчает.

Его трясло. Проклятый дождь… С этим ничего не поделаешь, разве что попробовать чем-то согреться изнутри. Выудив из поясной сумки серебряную фляжку, Уолтер отвинтил крышку и сделал добрый глоток «Отменного Рикетти». Крепкий кукурузный напиток обжег горло и пролился в желудок, оставив по себе приятное тепло, что, пусть ненадолго, прогнало озноб.

Он протянул виски Ахире. Гном отпил чуть-чуть – просто омочил губы из вежливости – и вернул флягу.

– Доброе пойло. А теперь спрячь: мы еще не кончили. Данерель, прибери тут все. Аравен – ступай найди Брена Адахана и Эйю, скажи им, что все кончилось. Да поосторожней, мальчик: не забудь окликнуть их, прежде чем подходить. Ты – как тебя?… – Кееван, возьми Уолтера и лошадей: мы едем к остальным.

Ахира огляделся с мрачным удовлетворением. Повсюду валялись трупы – иные казались живыми, их широко раскрытые глаза уставились в никуда, другие – без рук и ног, с лицами, превращенными в кровавое месиво – едва походили на людей.

Побоище воняло. Как отстойник. В миг смерти работорговцы обделывались – почти все: древний, как жизнь, рефлекс, делающий мясо жертвы несъедобным для охотника.

Ахира хмыкнул.

– Тебя это трогает?

Уолтер сглотнул.

– Не-а. – Он вымученно улыбнулся – такой улыбке не поверил бы даже Ахира. – Когда-то, давным-давно… может быть.

Уборка всегда утомительна, но привычные занятия успокаивают. Главная атака – ею командовал Даэррин – прошла успешно, хотя и не без потерь; часовой, остановивший Ахиру и Уолтера, когда они возвращались, рассказал, что среди и бойцов Приюта, и бывших рабов много легко раненных и, что хуже, погибли двое бойцов – обоих Уолтер едва знал – и почти дюжина рабов пала под выстрелами.

Тут уж ничего не поделаешь. Одно из мерзких свойств жизни: невиновность – не доспех.

Даже долгий перерыв не лишил бойцов Даэррина прежней сноровки: после боя каждый из них уверенно занялся своим вторым делом.

Воины-кузнецы сбивали с рабов цепи, воины-повара рылись в работорговом обозе в поисках провианта, а воины-костровые разводили костры и ставили на них кипятиться воду. В паре больших котлов уже булькала похлебка, двое людей торопливо свежевали лошадь. Другие, ставшие теперь лекарями, осматривали раны, накладывали снадобья и повязки, отмеряли дозы целительных бальзамов. Кто-то рыл могилы, чтобы похоронить погибших, равно воинов и рабов, а похоронная команда обшаривала вражеские трупы и собирала трофеи.

Те, кому больше нечего было делать, выносили тела врагов из лагеря и оттаскивали подальше в лес. Обычно тела работорговцев оставляли на месте – в назидание другим, однако на сей раз было сделано исключение. Даэррин решил – мудро, по мнению Словотского – устроить лагерь здесь же: лило не переставая, а людям – и воинам, и бывшим рабам – надо было отдохнуть. Утром их ждет долгий путь в Приют.

Натянули, как навесы, просмоленную парусину. Кое-кто спрятался под ней, другие собрались вокруг шести кухонных костров – они горели, не обращая внимания на дождь. Впрочем, от дождя осталась лишь мелкая, противная морось.

Обиходить, накормить и устроить на ночь почти полтысячи бывших рабов – нелегкое дело, но Даэррин успешно с ним справился.

Когда Ахира и Словотский спрыгивали с лошадей, он отдавал распоряжения юному всаднику, потом дружески похлопал того по ноге.

– Хорошо. Сверяйся с картой. И еще – лично доложишь мне о каждом из них. Нельзя, чтобы раненые терялись.

– Понял, Даэррин. – Юноша пришпорил коня.

– Есть потери? – спросил Даэррин.

– Обошлось, – отозвался Ахира. – Эйя ранена, рана залечена. А больше и говорить не о чем.

– Славно. – Даэррин широко, одобрительно улыбнулся. – Плохо, что двое погибли, но, может, ими и обойдется.

Уолтер помотал головой.

– Что значит – может? Часовой сказал…

– Мы пока ничего не знаем о тех, кто перехватывал авангард. – Гном пожал плечами. – Но не волнуйтесь: работорговцев впереди ехало только двое, а мы отрядили наперехват шестерых.

Расплескивая грязь, полетел Геверен на пони. Конек еще не остановился, а растерзанный гном уже спешился – и тут же поскользнулся в грязи.

– Ахира, Уолтер Словотский! – выдохнул он. – У нас беда.

– Что…

– Валеран мертв. И пропал Джейсон. – Он посуровел. – Когда поднялась стрельба, он сбежал. Вскочил в седло и дал стрекача.