Текст книги "Побеги любви"
Автор книги: Джоанна Линдсей
Соавторы: Стюарт Мэри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
47
Он не приезжал. Она могла родить его дочь в любой день, нет, в любой момент, сейчас, но он не приезжал. И это будет дочь, ее ребенок, ее маленькая месть – не принести Уоррику сына, о котором он так мечтает. Она так решила, хочет этого, значит будет девочка. Должно же ей хоть в чем-то повезти в конце концов.
Но Уоррик не приезжал. Почему она думала, что он приедет? Просто потому, что он наезжал в Турес раз в месяц, каждый месяц с тех пор, как она покинула Фулкхест?
Он все еще хотел жениться на ней. Она была груба с ним. Дважды вообще отказалась с ним видеться. Но он приезжал снова. Он продолжал свои попытки убедить ее, чтобы она вышла за него замуж.
Значит, он сокрушается. Но ей какое дело? Слишком поздно. Слишком.
Но он был неутомим. Он сманил ее мать на свою сторону, и леди Анна теперь изводила ее. Она была избавлена от ее поучений целых три предыдущих года.
– Его желание жениться на тебе не имеет ничего общего с его виной, – убеждала ее Анна в один из своих постоянных визитов. – Он хотел жениться на тебе еще до того, как узнал, что виноват. Он принял это решение еще тогда, когда привез тебя в Эмбрей. Шелдон мне рассказывал.
Шелдон – это другой больной вопрос. Ровена была убеждена, что он украл у нее мать. Он воспользовался незащищенностью Анны, вызвал ее сочувствие и затем женился на ней, не дав ей опомниться. Теперь он убедил ее, что она его обожает, когда ясно, что это невозможно – ведь он друг Уоррика.
– И в этот последний месяц, когда Ровена была все время в подавленном состоянии, мать теперь выступила с другим утверждением:
– Он любит тебя. Он сам мне сказал, когда я его спросила.
– Мама! – Ровена была в ужасе. – Как можно спрашивать о таких вещах?
– Потому что я желала узнать. Ты, конечно, никогда не отважишься его спросить.
– Конечно, нет, – недовольно сказала Ровена. – Если мужчина не в состоянии сказать это сам, без просьбы со стороны…
– Именно так, моя дорогая. Когда я затем спросила, говорил ли он о любви тебе, он признался, что не знает, как.
Ее мать не будет обманывать – но Уоррик может. Сказать матери именно то, что она хочет услышать. Весьма умно со стороны Уоррика.
Но это ничего не значит для нее. Она не сдастся и не выйдет замуж за этого человека, несмотря на то что ее чувства еще не умерли, как она думала, что ее сердце еще начинает биться сильнее, когда он рядом, что она все еще желает его, даже в ее положении.
Но ее пробуждающиеся в его присутствии желания ничего не значат. Она не собирается валять дурака и опять открываться перед ним.
Сегодня она села у окна своей комнаты. Она должна быть теперь леди Туреса, но ей больше нравилась ее старая комната, а не широкие покои.
Она подвинула себе мягкую кушетку, улыбаясь про себя, потому что она куда симпатичнее, чем твердые скамейки в нишах у окон в покоях Уоррика. Правда, там было два окна, тогда как у нее здесь одно, и у него вставлено дорогое стекло, а ее стекло выбили в недавней осаде. У нее теперь повешена тонкая ткань, сквозь которую почти ничего не видно, но зато она полощется под порывами апрельского ветра и до нее доносятся звуки с дороги, которая ведет к крепостным воротам. Она сейчас пуста, эта дорога, кроме нескольких торговцев со своим багажом, никого больше нет. Пустовато.
Это не первый раз, когда разбилось стекло. Она сама разбила стекло, когда ей было девять лет, случайно, но его не могли потом вставить два года. Окно выходило на примыкавшую к ее башне пристройку, которая на один этаж ниже. В верхнем этаже пристройки располагалась часовня, и крыша часовни видна из ее окна, стена пристройки находилась прямо под ним.
Как-то раз Ровена выпрыгнула из окна, приземлившись прямо на узкий выступ, идущий вдоль зубцов крепостной стены, и затем ей пришлось слезть еще на три фута вниз, на крышу часовни. Она сделала это, чтобы напугать другую девочку.
Она действительно напугала ее, и та побежала прямиком к Анне, вопя, что Ровена разбилась, упав из окна на ступени лестницы. Если бы это случилось на самом деле, то Ровена действительно бы разбилась. Потом ее посадили под замок на… Она сейчас уже не могла припомнить на какое время.
Ровена улыбнулась этим воспоминаниям. Ее собственная дочь никогда не сделает такой глупости, нет, потому что Ровена велит установить железные прутья на окне. Но теперь Ровена могла понять гнев своей матери в тот раз. Она могла бы разбиться. Один неверный шаг, и она могла бы тогда упасть.
– Мечтаем, миледи.
Ровена замерла в смертельном испуге. Этого не может быть. Но когда она повернулась, то увидела его в проеме двери – Гилберт закрыл дверь и подошел к ней.
– Как ты проник через ворота?
– Очень просто, – расхохотался он. – Сегодня торговый день, когда множество людей идут в город. Так что я торговец. Провести войско в город трудно, но мне одному…
– Ты все еще имеешь войско?
– Нет, однако… пречистая дева Мария, – воскликнул он, глядя на ее округлившийся живот. – Так это сработало.
Выражение его лица опять изменилось, теперь оно стало рассчетливым, ей казалось, она слышит, как алчные мысли прокручиваются у него в голове.
– Ты не объявишь его ребенком Лионса. Я буду отрицать – и Уоррик де Чевил знает это лучше.
– Верно, – сердито проворчал он. – Он имел тебя!
– Ты отдал меня ему! – вскрикнула она. – Или ты забыл, что это твоя идея, твоя жадность.
– Успокойся! – прошипел он, нервно оглядываясь на дверь. – Значение имеет не то, чей ребенок, а то, как я могу этим воспользоваться.
Она глядела на него, широко раскрыв глаза.
– Ты все еще думаешь требовать себе Киркбург? Как ты можешь?
– Я вынужден. У меня ничего не осталось. Сейчас этот гад осадил мою последнюю крепость. Я не могу идти туда. Мне некуда идти, Ровена.
До нее дошло, что он рассчитывал на ее понимание и сочувствие. Интересно, может, он слегка свихнулся в результате беспрерывной охоты Уоррика за ним. Или это – результат отчаяния?
Она с подозрением нахмурила брови.
– Зачем ты пришел, Гилберт?
– Жениться на тебе.
– Ты – сумасшедший.
– Нет, у тебя опять все твои владения, и все в твоей власти, – сказал он, объясняя причины. – Это выгодно: жениться на тебе, потому что как твой муж…
– Я поклялась в верности Уоррику, – соврала она. – Он не позволит тебе захватить меня.
– Он не сможет остановить меня. Пусть попытается.
– Гилберт, почему бы тебе не оставить эту затею? Ты все потерял. Почему ты не хочешь уехать из страны, пока можешь? Подумай, ко двору Людовика или Генриха. Начни сначала.
– Я не все потерял, теперь у меня есть ты.
– Но ты не имеешь меня, – спокойно сказала она. – Если я не выхожу замуж за Уоррика, которого люблю, то тем более не выйду за тебя, который мне противен. Я лучше выпрыгну в окно. Тебе доказать?
– Не говори глупостей! – огрызнулся он, рассерженный ее угрозой и упоминанием о любви к его врагу. Но в следующий момент он принял во внимание ее угрозу, так как она подвинулась совсем вплотную к окну.
– Если… если ты не хочешь со мной спать, то и я не буду, но я женюсь на тебе, Ровена. У меня нет выбора теперь…
– Нет, у тебя есть выбор, – сказал Уоррик, стоящий в дверях. – Вынимай меч, и я покажу тебе свой.
Ровена была так потрясена его появлением, что не успела пошевелиться, как Гилберт придвинулся к ней и приставил кинжал к ее горлу.
– Брось меч, Фулкхест, или она умрет, – приказал Гилберт, с трудом сдерживая торжество в голосе.
– Уоррик, не слушай, – вскричала Ровена. – Он не убьет меня.
Но Уоррик не слушал ее. Он действительно бросил меч. Так просто отдать свою жизнь? Почему, если только не?…
– Иди сюда, – приказал Гилберт.
Ровена смотрела, не веря своим глазам, как Уоррик без промедления шагнул вперед. Он сейчас подойдет и даст Гилберту убить себя. Нет, этого не будет, пока она здесь.
Гилберт стоял у входа в нишу рядом с ней, но не вплотную. Его кинжал не касался ее горла, а глаза Гилберта были прикованы к Уоррику.
Ровена пихнула его коленом сзади, толкая его в объятия Уоррика, а сама тут же вспрыгнула на окно и вниз.
Она услышала, как оба они выкрикивают ее имя, когда ноги ее коснулись башенного карниза. Боже правый, это было так легко в детстве… О прыжке отсюда на крышу часовни вниз на три фута не могло быть и речи. Она осторожно уселась на край стены, чтобы легче спуститься вниз, когда Гилберт выглянул в окно и увидел ее.
– Черт возьми, Ровена, ты напугала меня до полусмерти, – проревел он.
Только «до полу»? Боже правый, когда же ей наконец повезет?
Но он уже не выглядывал в окно. Сверху донесся звон мечей. Итак, они оба, наконец, добились, чего хотели, схватившись в смертельной схватке?
Неважно, что она сидит на краю зубчатой стены высотой сто футов, рискуя свалиться во двор, ну, может, здесь даже меньше – семьдесят пять, поскольку пристройка ниже башни.
Схватка настигла ее внезапно, она вскрикнула, затем ахнула, потому что потеряла равновесие. Сердце екнуло, и она рухнула вниз, на крышу часовни. Здесь началась вторая схватка. Она сдерживалась и старалась ровно дышать. Потом ее охватила нервная дрожь. Нет, не сейчас. Ее дочь не может хотеть появиться на свет сейчас.
Она оглянулась на свое окно, когда достигла прочного каменного парапета, который широко окружал деревянную крышу часовни. Ей хотелось бы теперь подняться наверх, чтобы посмотреть, что творится в ее комнате, но она сомневалась, что сможет забраться обратно без посторонней помощи. Спрыгнуть вниз с трех футов высоты – это одно, а взобраться обратно на узкий каменный карниз – совсем другое. Она могла бы сделать такое, но не была уверена, что это безопасно.
Однако здесь, в крыше часовни, есть широкий люк, недалеко от ее ног. Через него лучники вылезали на крышу во время осады.
Люк вел вниз на двадцать футов в часовню, но нужна была лестница, чтобы им воспользоваться.
Никакой лестницы здесь, сверху, быть не могло, она знала, однако открыла крышку люка – заглянуть вниз. Отец Паул, кажется, уже ушел, но она на всякий случай позвала его по имени. Ответа не было, тогда она просто прокричала в часовенную пустоту:
– Помогите!
Слуга вбежал в часовню, но это оказался всего лишь мальчик, и все, что он предпринял, – вытаращился на нее с изумлением. И прежде чем она успела крикнуть ему, чтобы он принес лестницу.
Гилберт спустился из окна на карниз и прыгнул на крышу с криком «подвинься!».
Но Ровена не сдвинулась ни на дюйм, она застыла как истукан от страха, решив, что появление Гилберта означает, что Уоррик убит.
Он столкнул ее с места, когда приземлился на парапет. Не слишком сильно, на несколько футов. Он был измотан сражением с Уорриком. Одна нога у него подвернулась, когда он вставал, и он упал прямо на крышу, угодив коленом в открытый люк. Он потерял равновесие и чуть не грохнулся в провал люка, удерживаясь только потому, что выступающий край люка врезался ему в живот и задержал падение. Он потерял сознание от удара, меч выпал из его руки и покатился по крыше.
Ровена все еще стояла не двигаясь, не думая ни о чем, кроме того, что Уоррик погиб. Она ничего не сделала, чтобы помочь Гилберту выбраться из дыры, не попыталась поднять его меч. Она просто стояла там, охваченная ужасом до тех пор пока… Уоррик не приземлился на крышу прямо перед ней.
Она вскрикнула от изумления, отодвинулась назад и прислонилась к низенькой стенке позади нее. Он просто улыбнулся ей, затем направился прямиком к Гилберту, который уже пришел в себя и подобрал меч.
Ее облегчение было прервано другой болью, не столь острой, как предыдущие, но глубокой и тяжелой. Она не обращала внимания на нее, поглощенная происходящим.
Они передвигались взад и вперед по доступному им маленькому пространству. Ровена отходила с их пути, когда это было необходимо, осторожно избегая, как открытого люка, так и мелькавших мечей.
Еще более сильная боль нахлынула на нее, но она старалась не обращать внимания. Когда, наконец, сражение переместилось на другой конец крыши, она смогла пройти к люку и позвать на помощь.
Помощь подоспела. Множество слуг натянули внизу материю с алтаря и ждали, что она прыгнет.
Идиоты! Она не перышко, чтобы ее выдержала парча с алтаря. Если бы они сложили ее хотя бы вдвое, но даже и тогда сомнительно. В это время отступающий Гилберт, не заметив ее, толкнул сзади. Она вскрикнула, почувствовав, что под ногами нет опоры. Он успел обернуться и схватить ее свободной рукой, но Ровена оказалась слишком тяжелой, и Гилберт, отбросив осторожность и меч, схватил ее обеими руками.
Он повернулся задом к Уоррику, не думая в тот момент ни о чем, кроме Ровены.
Она вцепилась в него изо всех сил и так дрожала, что не отпустила его даже, когда он вытащил ее из дыры и поставил на ноги.
Уоррик, забытый на время, напомнил о себе.
– Отойди от нее прочь, д'Эмбрей.
Угроза, прозвучавшая в его словах, так же как и острие меча, упершееся Гилберту в грудь, вынудили его подчиниться. Но Гилберт не выпустил при этом ее руки, и Ровена, знавшая его слишком хорошо, поняла, что он задумал.
– Он не поверит, что ты угрожаешь моей жизни после того, как ты только что спас меня, – предупредила она.
Выражение, появившееся на лице Уоррика после ее слов, было до смешного расстроенным.
Ровена повернулась и успела его увидеть и верно прочитать. Он действительно не хотел дать Гилберту ускользнуть от него, когда тот попал к нему в руки, но убить его сейчас не соответствовало рыцарскому кодексу чести. Но, правда, эту жизнь Ровена находила недостойной прощения. А Уоррик теперь, похоже, стал прощающим – не ко времени. Прощающим? Уоррик? Неужели все же северный дракон действительно так сильно изменился?
Да, он изменился, но нельзя сказать, что чувствовал себя счастливым в связи с этим сейчас. Его никак нельзя было назвать любезным, когда он пробурчал:
– Дарю тебе жизнь и чтоб ты больше не попадался мне.
Гилберт никогда не упускал своего, если подворачивался случай.
– Отдай мне по крайней мере Эмбрей.
Ровена открыла рот от изумления.
– Нет, Уоррик, нет, не надо. Он не заслуживает…
– Я решаю, что заслуживает твоя спасенная жизнь… – отрезал Уоррик. – Так уж вышло, что замок, – да нет, сто замков – не могут сравниться с тем, что ты для меня значишь.
Не очень романтическое сравнение, но смысл, скрывавшейся за этими словами, лишил ее на время дара речи, и этого времени хватило Уоррику, чтобы сказать Гилберту:
– Ты должен присягнуть мне в верности.
Гилберт развлекался про себя иронии судьбы, которая вынуждает теперь Уоррика защищать его.
– Сделано. И Ровена…
Уоррик поднял меч, и выражение его лица стало угрожающим.
– Ровена будет моей женой, если согласится. В любом случае, она никогда не окажется вновь под твоей опекой. Не испытывай моего терпения, д'Эмбрей. Бери то, что я предлагаю, и считай, что тебе повезло.
Гилберт отпустил Ровену, и она немедленно оказалась в объятиях Уоррика. Столь резкий контраст привел к тому, что на нее опять нахлынула боль и напомнила ей, что теперь уже пришло время заканчивать с их спорами.
– Если вы оба закончили, то моя дочь собирается сейчас родиться, Уоррик, и не здесь, на крыше.
Оба они посмотрели на нее в смущении, поэтому она сочла нужным добавить с большим нажимом:
– Сейчас, Уоррик!
Паника, естественно. Действительно, мужчины иногда так беспомощны…
48
– И зачем так кричать, когда все уже позади? – пожелала узнать Милдред, передавая ребенка в руки Ровены. – Ты молодец, моя милая. Он просто ангел, самый…
– Он? Должна быть, она, – воскликнула Ровена, но не смогла сдержать улыбку, узрев свое златовласое дитя.
Милдред довольно рассмеялась:
– Ты больше не можешь отказывать ему. Посмотри, сколько месяцев ты заставляешь мужчину страдать. Мне его жалко.
– И ты тоже, – вздохнула Ровена. – Ты была единственной, кто не надоедал мне уговорами на эту тему.
– Только потому, что я знала, ты заупрямишься еще больше. А у тебя нет никаких причин для упрямства. Ты уже должна понять, что он любит тебя. Но ты заставила его ждать до последней минуты, чтобы жениться на тебе!
– Ждать? – изумилась Ровена. – Он привел мне повивальную бабку, он привел мне священника! И они не отступили, пока я не сказала «да». Это был шантаж. Это было…
– Простое упрямство с твоей стороны. Ты знала, что выйдешь за него. Просто хотела заставить страдать его до конца.
Ровена уговорила себя промолчать. Спорить с Милдред на эту тему бессмысленно.
Конечно, она была упряма. Этот человек хотел умереть ради нее. Никакое ее недовольство не могло поспорить с таким фактом.
– Где мой муж?
– Ждет снаружи. Он еще не видел сына. Я покажу ему, можно, Ровена?
Не дожидаясь ответа, Милдред направилась к дверям пригласить Уоррика.
И вот он уже здесь и смотрит сверху на нее с такой теплотой и гордостью, что остатки ее враждебности испарились. В конце концов она любит его. Это было настолько ясно еще до того, как она его покинула, что бесполезно отрицать далее.
Она широко улыбнулась ему:
– Как он тебе нравится?
Уоррик еще даже не взглянул на ребенка. Он сделал это сейчас, но его взгляд немедленно переместился обратно на Ровену. И в нем плясали смешинки.
– Я надеюсь, со временем он будет выглядеть лучше?
Она встревоженно обернулась посмотреть на сына, но потом улыбнулась.
– С ним все в порядке. Все новорожденные и должны быть красными и сморщенными.
– А где дочь, которую ты хотела мне подарить?
Она вспыхнула, потом усмехнулась.
– Я думаю, в конце концов, мне повезло, милорд – правда, не в этом.
Он присел на край кровати и одарил ее неожиданным поцелуем.
– Спасибо.
– Это было не так уж тяжело – ну ладно, может быть, немного.
– Нет, я благодарю тебя, что ты согласилась выйти за меня замуж.
– О! – сказала она, чувствуя, как тепло и радость заполняют ее. – Это было в действительности… мое удовольствие.
Потом последовал еще один поцелуй, он был более горячим, чем нежным.
– Ты уже не сердишься на меня?
– Нет, но если ты когда-нибудь еще посадишь меня в свою темницу…
– У меня больше нет темницы. Я велел ее засыпать, как только ты уехала в Турес.
– Почему? – удивленно спросила она.
– Это – невыносимое напоминание о том, что я наделал.
– Но у тебя были причины, Уоррик. Даже я могу…
– Не оправдывай меня – или ты уже забыла, что сказала мне на прощание?
Он был серьезен.
– Ну ладно, пострадай еще, если считаешь нужным. Но что касается меня, там было довольно хорошо, в этой темнице.
– Возможно, я несколько поспешил. Ну, я всегда могу приказать откопать ее, если будет нужно.
– Лучше уж не надо, милорд, – предостерегающе сказала она.
– Ну, тогда, если мне опять потребуется запереть тебя в моих покоях, – сначала удостоверюсь, что я тоже там заперт вместе с тобой.
– О, против этого я не возражаю.
– Значит, ты все же бесстыдная девица?
– Ты, мне кажется, не возражаешь против такого бесстыдства?
– Нет, я не возражаю.
– И ты любишь меня?
– Правда, я люблю тебя.
– Не говори это так, как будто делаешь мне одолжение. Ты любишь меня, Уоррик. Как ты можешь не любить, когда я…
– Я люблю тебя.
Это звучало уже лучше, настолько лучше, что она притянула его вниз еще для одного поцелуя, а потом нежно прошептала:
– Я счастлива, что это был ты, Уоррик. Так счастлива.
Он припомнил эти слова, сказанные так давно, и признался, наконец:
– Так же как и я, миледи.