Текст книги "Побеги любви"
Автор книги: Джоанна Линдсей
Соавторы: Стюарт Мэри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Стюарт Мэри
Побеги любви
OCR: tysia
Роман./Пер. с англ. К. Ю. Барановского, О. Н. Барановской
Редакция международного журнала «Панорама», М.: 1993.– 240 с.
ISBN 5-7024-0101-8
Johanna Lindsey "Prisoner of My Desire", 1991
Аннотация
Действие увлекательного исторического романа М. Стюарт происходит в средневековой Англии. Мрачные замки и темницы. Прекрасная леди Ровена под давлением брата-злодея насильно выдана замуж за старика лорда. Но старый лорд умирает… не дойдя до постели новобрачной. Молодая вдова-девственница вынуждена соблазнить незнакомца, случайно оказавшегося в ее замке. Кто он такой?… Об этом читатели узнают, прочитав книгу до конца.
Захватывающий сюжет с изрядной долей эротики и с хэппи-эндом.
1
Англия, 1152 год
Леди была небольшого роста и хрупкого сложения, и на фоне высокого рыцаря, стоящего перед ней, ее хрупкость выделялась еще больше. Ее белокурая головка не доставала даже до его широких плеч. Когда он ударил ее ладонью по щеке, тело женщины дернулось. Удар подобной силы мог бы свалить леди, если бы ее не держали за руки два оруженосца. Рыцарь ударил женщину еще и еще раз.
Ровена Беллейм смотрела на все это из другого угла той же маленькой комнаты. Ее также крепко держали два воина, те самые, что притащили ее сюда, чтобы она увидела жестокость своего сводного брата. Она закусила до крови губы, чтобы не закричать. Неподвластные ей слезы текли по мертвенно бледным щекам. Но она не боялась за себя. Пока брат в своем уме, он не украсит ее синяками, которые не заживут до свадьбы, даже если она и не будет выполнять его требования.
Однако по отношению к мачехе Гилберт д'Эмбрей не был ничем связан. Леди Беллейм – теперь она была Анной д'Эмбрей, ставшею вдовой после смерти отца Гилберта – не имела для него особой ценности, единственное – она могла повлиять на поведение Ровены. И мало нашлось бы вещей, которые Ровена не сделала бы для матери. Однако то, что требовал Гилберт сейчас…
Мать повернулась взглянуть на дочь. Щеки леди Анны были багрово красными в местах ударов тяжелой руки Гилберта, но она не проронила ни слезинки. Выражение ее лица, столь красноречивое, вызвало новый поток слез у Ровены. Оно ясно говорило: это уже так часто происходило со мной. Не обращай внимания, дочка. Не поддавайся ему в том, чего он хочет.
Ровена и не хотела поддаваться. Лорд Годвин Лионс, мужчина, которого Гилберт прочил ей в мужья, в возрасте достаточном, чтобы быть ей дедушкой, или, говоря по правде, даже прадедушкой. А когда Гилберт приказал Анне убедить Ровену выполнить его волю, мать только подтвердила слухи, которые уже доходили до Ровены.
– Я знаю этого Лионса, и он не для наследницы такого состояния, как у Ровены. Если даже не принимать в расчет его возраст, с именем лорда Годвина связаны скандальные слухи об извращениях. Я никогда не одобрю подобного брака.
– Он единственный, кто желает бороться, чтобы вернуть назад ее земли.
– Земли, которые ваш отец потерял из-за жадности.
– Право любого мужчины…
– Нападать на своих соседей? – оборвала его Анна с полным презрением к пасынку. Правда, по сравнению с тем, что она испытывала к его отцу, это презрение не было и вполовину столь сильным. – Сесть на коня и скакать без разбору, лишь бы воевать? Захватывать и принуждать женщин к браку, когда их мужья еще не похоронены! Такие права завелись здесь лишь с тех пор, как этот хилый Стефан стал королем.
Гилберт вспыхнул, но, скорее, от гнева, чем от смущения по поводу того, как его отец вел себя с Анной. Сэр Гилберт человек своего времени. Ему было всего восемь лет, когда Стефан похитил у Матильды после смерти старого короля Генриха. Королевство разделилось на части. Половина баронов отказались признать женщину во главе государства, другая половина осталась верна Матильде, а теперь ее сыну – Генриху Аквитанскому. Хьюго д'Эмбрей, отец Гилберта, был из тех, кто перекинулся тогда к Стефану, и чувствовал себя правым, когда убил отца Ровены, поскольку тот был вассалом Генриха. Затем он принудил вдову Уолтера Беллейма выйти за него замуж, так как имел своей целью сохранить контроль над всеми владениями Уолтера, которые наследовала его единственная дочь Ровена, также как и над вдовьей частью наследства Анны. И ни Анна, ни Ровена не могли ни от кого получить помощи против такого произвола, и уж, конечно, нечего было ждать ее от короля, который вверг страну в анархию.
Непохожий на отца, который никогда не скрывал своей грубости, Гилберт был схож со многими другими мужчинами того времени: уважительный, если необходимо, грубый, если нет надобности это скрывать, и любитель загребать жар чужими руками. Прожив семнадцать лет в обстановке анархии, он приобрел манеры, ничем не отличавшие его от любого другого барона. Многие из них сожалели о том, что у них такой слабый король, что в стране беззаконие, однако пользовались ситуацией и участвовали в произволе.
К настоящему моменту, за те три года, что Гилберт был сводным братом Ровены, он ни разу не сказал ей грубого слова, не трогал ее даже в гневе, к чему был так склонен его отец. В рыцарских искусствах Гилберт отличался мастерством и храбростью. Как мужчина он был очень красив – черноволосый, с карими глазами. До сегодняшнего дня Ровена ненавидела его только за то, что он сын своего отца.
Для своей выгоды и своих войн с соседями Хьюго ограбил все что можно и что нельзя во владениях ее матери. Он расторг помолвку, которую заключили для нее отец и мать, и держал Ровену при себе, чтобы обдирать ее вилланов и призывать каждый год на войну ее вассалов.
Но в прошлом году Д'Эмбрей решился на безумную затею – захватить Дайвуд, который расположен между одним из владений Ровены и его собственным. Это было все равно, что сунуть руку в осиное гнездо, потому что Дайвуд принадлежал Фулкхесту, который не только пришел на помощь своему вассалу из Дайвуда, но и после их победы систематически нападал при всякой возможности на человека, посмевшего покуситься на его владения.
И тут Хьюго обнаружил, сколь беспомощен его король, который не пришел ему на помощь, слишком обремененный другими своими проблемами. В конце концов Хьюго был убит два месяца назад на войне, которая развязалась из-за его жадности, но Фулкхест не успокоился. Гилберту донесли, что этот лорд все еще угрожает местью.
Гилберт предложил мировую, но ему было отказано, и это привело его в такую ярость, что он решил вернуть себе владения д'Эмбрея любой ценой. Такой ценой оказалась Ровена, которую он собрался выдать замуж за старого развратника. Гилберт сказал ей, что это ненадолго и что скоро он возьмет ее обратно под опеку, потому что старик стоит одной ногой в могиле. Но за время брака, подчеркнул Гилберт, она должна заиметь ребенка, ибо только тогда они смогут получить земли и богатства Лионса. Таким образом, он будет иметь достаточно средств, чтобы отвоевать обратно собственность д'Эмбрея, которая была сейчас в руках Фулкхеста.
С точки зрения Гилберта, это превосходный во всех отношениях план, который не будет стоить ему ничего, но если удастся, то принесет все, чего он жаждет, – включая в отдаленном будущем Ровену в его постели. Такова еще одна из целей его плана, поскольку он наполовину околдован маленькой белокурой красавицей, которой являлась его сводная сестра.
Он начал желать ее с первого дня, как увидел, когда ей было только пятнадцать. Но отец не позволил ему взять ее, объяснив, что ее ценность резко упадет, если она не будет девственницей. У Гилберта было достаточно ума и терпения, чтобы подождать, когда эта проклятая девственность уже не будет столь важна после замужества Ровены.
Вот почему Гилберт обращался с ней хорошо. Он надеялся, что Ровена все же захочет его, когда удастся в конце концов завлечь ее в постель. Он желал ее настолько, что даже женился бы на ней, если бы в этом была хоть какая-нибудь выгода. Но поскольку д'Эмбрей сейчас и так контролировали ее земли, то такой брак ни к чему.
С точки зрения Гилберта, выдать Ровену замуж без ее согласия было бы очень просто, но это настроит девушку против него. Он совсем не думал о том, что избиение матери скажется не в лучшую сторону в его отношениях с Ровеной, поскольку считал, что это обычная вещь, отец его ведь часто избивал леди Анну. Это был самый заурядный способ воздействия, и Гилберт использовал его в первую очередь, когда не удавались словесные уговоры. Однако не учел, что Ровена жила последние три года в Кэмеле, а не с матерью в замке Эмбрей, и не видела того, что привык видеть он сам. Кроме того, ошибкой Гилберта было предположение, что Ровена относится к своей матери так же, как он к своей, то есть никак. Поэтому он не ожидал никакой реакции со стороны Ровены на избиение и даже не смотрел в ее сторону. Но когда Анна повернулась и взглянула на дочь, Гилберт тоже оглянулся и разозлился, увидев, какой промах допустил. Девчонка привязана к матери, и очень. Ее большие сапфировые глаза полны слез.
Лучше бы он опоил ее и выдал замуж за Лионса в бессознательном состоянии, чем сделал то, что сделал. Сейчас эти милые голубые глаза смотрели на него с такой ненавистью, что Гилберт понял – она никогда не пожелает его так, как ему хотелось. Ну ладно! Он все же ее получит, и, злясь на то, что это будет не так, как задумывалось, рыцарь сжал кулак и нанес Анне удар по голове. Она беззвучно рухнула на руки оруженосцев.
Ровена издала придушенный крик и прошептала:
– Нет. Не надо больше.
Он оставил мать висеть без чувств на руках его людей и подошел к дочери. Гилберт все еще прикидывал во что обойдется ему этот промах с ней в плане его личных притязаний. Он приподнял ее за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. В силу своих чувств он не был груб с ней, даже несмотря на гнев. Не желая того сам, он вдруг вытер слезы с одной из ее щек. Однако спросил жестко:
– Ты выйдешь за лорда Годвина Лионса?
– Да.
– И будешь при этом веселой?
Ровена посмотрела на него, побледнев, и выпалила:
– Ты просишь слишком многого.
– Нет. Что тебе стоит улыбнуться, если это поможет быстрее добиться его согласия на брачный контракт?
– Есть сомнения в его согласии?
– Нет. Но нельзя терять времени. Фулкхест сейчас бездействует, но лишь потому, что он только что взял Турес.
Ровена побледнела, услышав это. Она знала, что взяты уже два укрепленных пункта вблизи Дайвуда, но Турес был одним из самых крупных владений ее отца, его главная крепость, и он гораздо дальше к северу. Она выросла в Туресе. Все, что она знала в жизни приятного и счастливого, связано с Туресом, происходило внутри его каменных стен. Теперь вражеский главнокомандующий взял крепость – нет, враги взяли ее еще три года назад, так что какая ей теперь разница? Она точно не владеет Туресом и даже не надеется получить его обратно. Даже если лорд Годвин отвоюет его, крепость будет ее владением только на словах.
Гилберт неверно истолковал выражение ее лица и попытался утешить ее.
– Не отчаивайся, Ровена. Лионс двадцать лет владеет Крикбургом и двадцать лет тянет деньги из купцов. На сколоченное им богатство можно взять столько наемников, что они быстро отправят Фулкхеста домой. Ты получишь Турес назад через месяц.
Ровена не ответила. Ей уже говорили, что брачный контракт будет сделан к ее выгоде и что ее владения, когда их отвоюют, возвратятся к ней, а не станут собственностью мужа. Но это ничего не значило во времена беззакония, хотя оставляло какую-то надежду, если вернется к власти король Генрих. Лионс, без сомнения, думает пользоваться полностью ее владениями. Гилберт, очевидно, рассчитывает получить их в свои руки; это, по ее мнению, может означать, что, если Лионс не умрет достаточно скоро, то Гилберт ему в этом поможет. И еще Гилберт надеется, что она родит от Лионса наследника. Она содрогнулась при одной мысли об этом и помолилась, чтобы Генрих Аквитанский отвоевал английский трон. Ее отец был его вассалом, и Ровена тотчас бы дала вассальную клятву Генриху. Тогда и только тогда она сможет избегнуть опеки сводного брата.
Она спросила Гилберта:
– Означает ли все это, что мои вассалы поклянутся мне или они опять будут столь же заняты сражениями в твоих войнах?
Он покраснел. Это был еще один из способов сэра Хьюго обходить закон, поскольку после смерти Беллейма его девять вассалов должны платить дань Ровене. Но она их так и не увидела. Ее держали в одной из маленьких крепостей, и каждый раз, когда она спрашивала о вассалах, ей отвечали, что ее рыцари собираются на войну или уже на войне, и тому подобное. С другой стороны, ее люди думали, что она умерла. Это был для Хьюго самый простой способ добиться их подчинения.
Гилберт ответил тоном, пресекающим всякие дальнейшие возражения и расспросы на эту тему:
– Пять твоих вассалов погибли, сражаясь с Фулкхестом, а жив ли Джералд – непонятно, так как он был кастеляном Туреса. Возможно, этот монстр повесил его, как он поступил и с моими рыцарями.
Ровена не задавала больше вопросов, боясь узнать, что погибли и остальные ее рыцари. И кого проклинать ей за их смерть – Фулкхеста или Гилберта и его отца? Милостивый Господь, когда же эта страна вернется, наконец, к миру?
Ровным голосом она попросила Гилберта, чтобы он ее перестал держать. По его кивку, оруженосцы отпустили девушку, и она немедленно рванулась к матери. Гилберт поймал ее за руку и направил к двери.
Она вырывалась, но он держал ее крепко.
– Пусти меня к матери.
– Нет, ее служанки позаботятся о ней.
– Я не видела ее три года.
– Когда ты будешь иметь ребенка от Лионса, чтобы обеспечить его и свои земли за собой, тогда и повидаешься.
– Ты мерзкий, даже хуже своего отца. Тот по крайней мере не притворялся!
Рука Гилберта крепче сжала ее, единственное, что указывало, как эти слова его задели.
– Я имею в виду только твои интересы.
– Лжец! Я сделаю, что ты требуешь, но если еще раз скажешь, что действуешь в моих интересах, я закричу.
Он не спорил. Чего он хотел, так это схватить и затащить ее в постель – гнев девушки разжигал в нем желание даже сильнее, чем ее красота. Но он даже не поцеловал Ровену. Если Гилберт не доставит ее в целости и сохранности Лионсу, конец его надеждам на богатство старого лорда.
Поэтому он только сказал:
– Тогда мы поскачем в Киркбург сегодня. Завтра будет свадьба!
2
Они прибыли в Киркбург как раз с заходом солнца. Ворота города были еще открыты. Городские стены горели в отблесках заходящего солнца, и Ровене почудилось, что она въезжает в ад.
Гилберт был погружен в себя всю дорогу, так что девушке не пришлось беспокоиться, о чем говорить с ним. Официально он ее сводный брат и ее охранник, и никто не сказал бы, что Гилберт не исполняет полностью свою роль. Однако если бы дело не касалось ее матери, Ровена сделала бы все возможное, чтобы убежать. Она думала, что могла бы даже убить Гилберта. Но она не могла скрыться, потому что не сомневалась, что мать пострадает от ее побега, а она уже и без того настрадалась достаточно от этих д'Эмбреев.
Теперь она поняла, почему их с матерью сразу разделили, когда забрали из Туреса. Если бы Ровене и Анне удалось как-нибудь бежать вместе, они нашли бы помощь у кого-нибудь из влиятельных лиц, стоящих в оппозиции к Стефану, как и Уолтер Беллейм. А Ровена даже могла бы выйти замуж, чтобы обезопасить себя от д'Эмбреев; к тому же, то был бы ее собственный выбор.
Теперь это уже не имело значения. Она здесь и завтра выходит замуж. Если бы только… Как часто ее мысли начинаются с этих слов.
Если бы только отец не любил ее так сильно, она могла бы спокойно выйти замуж в возрасте четырнадцати лет, как большинство дочерей. Ее жених был достойный человек. Он бы подождал доводить их брак до решающей стадии, пока бы она не подросла. Но отец не хотел искушать доброго лорда ее пробуждающейся красотой и решил не отдавать ее замуж так скоро.
Если бы только он не поскакал в первых рядах в сражении с д'Эмбреями, то остался бы жив. Турес был бы взят, но они могли бы бежать и присоединиться ко двору Генриха или к кому-либо из его лордов.
Если бы только законы соблюдались, если бы только Генрих был королем… если бы только Гилберт умер. Но уже поздно. Она в обители Лионса, и это ставит ее в зависимость от лорда Годвина так, как если бы они уже поженились.
Ровена была на грани отчаяния, поднимаясь по ступенькам в большой зал. Даже одного взгляда достаточно, чтобы понять, что заметила девять рыцарей, на башнях и стенах полно оруженосцев. Еще больше рыцарей в зале, где накрыты столы к вечерней трапезе на тонких скатертях и с посудой из золота. И даже стены показывали богатство лорда, увешенные бесполезным оружием из золота и серебра, украшенным драгоценными камнями.
Слуг оказалось достаточно, не менее одного на каждого гостя, но было видно, что на них Лионс не тратился. Одежда прислуги потрепана и не блистала чистотой, у некоторых тряслись руки, и неудивительно. Ровена заметила, что недалеко от того места, где сидел Лионс на возвышении, подобно королю, наказывали трех слуг, причем одного так сильно ударили, что он упал на пол и не шевелился, хотя его пнули еще пару раз, и, похоже, ему уже больше не придется выполнять свои обязанности.
Ровена была так потрясена этим зрелищем, что невольно остановилась, вынудив Гилберта взять ее за руку и вести дальше; при этом рыцарь, который наклонился над прибитым слугой, заметил Ровену и улыбнулся ей. Ни стыда, ни сожаления. Он улыбался.
Хорошо известно, что без женщин мужчины могут вести себя как животные. Но здесь рядом были леди, жены и женская прислуга. Очевидно, что здесь даже присутствие дам благотворно не влияет на поведение мужчин. Это ясно показывало нрав лорда Киркбурга, так как большинство следует в своих нравах их покровителю, в злом или в добром.
Она избегала смотреть на стол, где сидели лорды, оттягивая как можно дольше момент, который определит ее судьбу. Но Гилберт остановился, сказав, что момент настал. Едва взглянув впервые на Годвина Лионса, Ровена чуть не закричала от ужаса. Рука Гилберта сжала ее плечо, поскольку она непроизвольно пыталась отступить назад.
Это оказалось еще ужаснее, чем она себе представляла. Он был не просто стар, а, скорее, похож на ожившего мертвеца. Вся кожа его покрыта глубокими морщинами. Безобразный череп «украшал» единственный клочок волос, по которому можно определить, что когда-то его владелец считался блондином. Лионс был так сутул, что, встав, оказался не выше Ровены. Широкий шелковый наряд делал его почти смешным. Белая пленка покрывала серо-стального цвета радужку одного из его глаз. Он был почти слеп.
Годвин приблизился совсем близко к Ровене, чтобы взглянуть на нее. Скрюченными пальцами он дотронулся до ее щеки и осклабился, показав ровно два зуба, оставшихся во рту.
Гилберт начал громко выкрикивать приветствия, что убедило Ровену в том, что старик вдобавок ко всему почти глухой. Этим воспользовалась Ровена; отставив гордость, она попросила:
– Пожалуйста, Гилберт. Если ты должен выдать меня замуж, выбери другого, любого другого.
– Успокойся, – прошептал он ей на ухо. – Это решено, обещание уже дано.
– Обещание можно нарушить, – сказала она ему.
– Нельзя. Нет никого другого, кто соглашается на то, что я прошу.
Что он просит. Для его выгоды. Она унизила себя напрасной просьбой, хотя и догадывалась, что ее обращение к Гилберту, почти мольба, – бесполезно. Она никогда больше не попросит ни о чем ни его, ни какого-нибудь другого мужчину, потому что только Бог милосерден.
Ровена повернулась к Гилберту и, глядя прямо ему в глаза, спокойно сказала:
– Охраняй свои тылы, братец, пока мой кинжал не найдет тебя. При первом же удобном случае я проткну тебя им.
– Не болтай глупости, – ответил тот, но твердо заглянул ей в глаза. И что-то в их выражении убедило его, что это не пустая угроза. Он изумленно воскликнул:
– Ровена!
Она повернулась к нему спиной и приказала слуге провести ее в приготовленную для нее комнату. Если Гилберт или лорд Годвин попробуют остановить ее, она им всем покажет, что такое разъяренная женщина. Но никто не задержал ее, и она сама остановилась только на темных ступенях, ведущих в башню, где ей была приготовлена комната, потому что слезы, хлынувшие потоками из глаз, ослепили ее.
3
Ровена пробудилась, не отдавая себе отчета, где она, но через несколько секунд вспомнила все. Она не помнила точно, когда заснула, но уже где-то за полночь. Она внезапно похолодела: здесь кто-то был. Она почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах, не давая шелохнуться.
Через башенное окно в комнату проникало немного света. Но мерцающие тени на потолке говорили о том, что разожжен камин и горят свечи. Прошло какое-то время, пока она решилась себя спросить, кто зажег эти свечи и поддерживает огонь. И кто отдернул занавеску на ее кровати? Если Гилберт…
– Ты долго собираешься лежать в постели?
– Милдред? – воскликнула изумленная девушка, узнав дорогой ей голос.
– Да, моя милая.
Ровена села и увидела служанку, расположившуюся на сундуке. Его не было в комнате, когда она сюда входила. Это ее собственный сундук. И ее собственная служанка.
Сколько Ровена себя помнила, Милдред всегда была с ней, а до нее служила леди Анне. Она невысокого роста, даже меньше чем Ровена, но отличалась отнюдь не малой полнотой. Милдред – кругленькая и толстенькая, потому что очень любила поесть, лет сорока пяти, с пробивающейся сединой в темных волосах, с добрыми карими глазами. Она последовала за Ровеной три года назад в ее ссылку. Разрешение взять с собой Милдред – единственное доброе дело, которое Ровена признавала за Хьюго д'Эмбреем.
– Как ты сюда попала? – спросила Ровена, оглядывая комнату в опасении, нет ли тут кого-нибудь еще.
– Гилберт вчера отдал приказ: всем, кто был с тобой, собирать вещи и ехать сюда.
– Ясно, он был уверен, что добьется своего, – с горечью сказала Ровена.
– Я увидела этого старика, когда приехала. Как ты могла согласиться выйти замуж за такого?
Ровена почувствовала подступающие слезы, но сдержалась. Однако ее нижняя губа дрожала, когда она проговорила:
– Он бил мою мать. Я сомневаюсь, что он перестал бы ее мучить, если бы я не согласилась.
– Ох, моя детка, – вскрикнула Милдред и подбежала обнять Ровену. – Я знала, что он такое же чудовище, как и его отец. Мягкое обращение его с тобой никогда меня не обманывало.
– Да простит меня Бог, но я теперь ненавижу его. Он вообще думал не обо мне, а только о своей выгоде.
– О, конечно. Сейчас они здесь готовятся к войне. Всех рыцарей и около тысячи пехотинцев твой новый лорд дает Гилберту. И еще золота, которого хватит, чтобы нанять еще тысячу. Скоро они отвоюют все, что это чудовище с севера отняло у тебя.
– Не у меня, – резко оборвала ее Ровена. – Подумай, зачем Гилберту отвоевывать мои земли? Он захватит их обратно, и, когда Лионс умрет, заберет меня к себе, чтобы опять выдать замуж, если понадобится.
– Так вот для чего все это?! – негодующе воскликнула Милдред.
– Кроме того, он надеется, что у меня будет сын от Лионса, чтобы закрепить эти земли за наследником. – Ровена издала прерывистый смешок. – Может ли мужчина в возрасте Лионса иметь детей, как ты думаешь, Милдред?
Милдред фыркнула.
– Всем мужчинам нравится думать так, однако это почти невозможно. Меня здесь весь вечер пичкали историями про то, как этот лорд пытался заиметь сына взамен двух погибших на войне. Для чего он четырежды женился только в недавнее время, не считая шести жен в более юные годы.
– И что с ними случилось?
– Все более ранние жены умерли по тем или иным причинам, но слуги говорят, что здесь дело нечисто. Недавним женам он давал развод, поскольку они не оправдали его надежд на сына. И это единственное, что он ждет от тебя, моя дорогая.
– Значит, если я не подарю ему сына, он также откажется от меня где-то через год. Теперь ясно, почему Гилберт уверял меня, что брак мой будет коротким.
– Нет, спросили бы меня, я бы сказала, что этот старик и так прожил слишком долго. Ему уже лет пять как положено лежать в могиле. Не иначе как он вступил в сделку с дьяволом, если еще живет.
– Окстись! – Ровена перекрестилась, хотя внутренне согласилась со служанкой. Она и сама думала, что сэр Годвин выглядит, как мертвец.
Милдред задумчиво посмотрела на нее. – Ты действительно собираешься выйти за него замуж?
– Ты спрашиваешь так, будто у меня есть выбор.
– Да. Мы можем его убить.
Ровена почувствовала, как в ней закипает надежда.
– Ты думаешь, я не обдумывала это? Но если я разрушу таким способом планы Гилберта, он забьет мою мать до смерти и будет зверски обращаться со мной. Я не хочу такого поворота событий.
– Нет, конечно, нет, – согласилась с ней Милдред. Она так же любила мать, как и дочь, и не могла перенести даже мысль о том, что кто-то из них будет страдать. А ведь она достаточно искусна в обращении с травами… Ну, если это должно случиться, что ж, но ты не обязана делить постель с этим старым развратником. Можно сделать его неспособным…
Ровена махнула рукой, прежде чем Милдред закончила. Только кровь на простынях удовлетворит Гилберта.
– Это не обязательно должна быть твоя кровь. Ровена не обдумывала такой ход. Тогда она не должна будет терпеть эти скрюченные пальцы и зловонное дыхание? Если бы только… Она тяжело вздохнула. Эти «если бы только…» еще никогда не приносили ей помощи и вряд ли помогут теперь.
– Лорд Годвин, может быть, и на краю могилы, но глупым его никак не назовешь. Если он не сможет вспомнить эту ночь, не захочет ли он утром повторить попытку? – Ее передернуло от такой мысли. – Я скорее вытерплю это в темноте, чем при свете дня, Милдред. Я думаю, что не перенесу его прикосновений.
– Очень хорошо, моя дорогая. Тогда я могу вместо этого сделать питье для тебя. Ты не будешь спать, но настолько отключишься от всего происходящего, что не заметишь ничего.
Ровена нахмурилась. Она не была убеждена, что хочет находиться в бессознательном состоянии рядом с Лионсом. Она тогда будет совсем беспомощна. Но что лучше: не сознавать или просто не смотреть?
– Как долго действует твое питье? – задумчиво спросила Ровена.
– Несколько часов. Достаточно для него, чтобы сделать все, что полагается.
– А если он сам его выпьет по ошибке?
– Это не причинит ему вреда. Если он вообще способен, то все сделает. Просто не будет помнить этого.
Ровена со стоном откинулась на подушку.
– Но тогда опять мне придется иметь с ним дело утром.
– Нет, ну почему он должен ошибиться? Я оставлю питье в брачной комнате, уже подмешанное в твое вино. Просто выпей его, как только войдешь в комнату. Не важно, даже если кто-нибудь будет тебя сопровождать. Ни у кого язык не повернется запретить выпить бокал вина, зная, что тебе предстоит.
– Ладно, пусть будет так. Все лучше, чем…
Ровена замолчала, услышав стук в дверь. Но это был не Гилберт, как она ожидала. Вошло много слуг, они несли воду и умывальник, легкий завтрак и свадебное платье кремового цвета. Лорд Годвин сказал, что ему будет приятно видеть ее в этом наряде. Она слышала шушуканье служанок, что две последние жены лорда одевали то же подвенечное платье. Это ясно показывало, как мало волновали лорда ее чувства.
Когда одна из служанок подняла наряд, чтобы невеста получше рассмотрела его, Ровена сказала:
– Ну, почему бы и нет? Другим его женам посчастливилось получить развод. Возможно, и мне это платье принесет такое счастье.
На минуту воцарилась тишина, и Ровена подумала, что ей лучше было бы держать свои мысли при себе. Все же это его слуги. Но оказалось, что она просто шокировала их своей откровенностью, и вскоре раздался один нервный смешок, потом другой, и стало ясно, что они в глубине души согласны с ней, поскольку ненавидят человека, которому суждено стать ее мужем.