Текст книги "Водопад грез"

Автор книги: Джоан Виндж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Хэньен стоял рядом с Перримидом. Внезапно он оказался между Ронином и Наох. Ронин снова при жался спиной к стене, лицо его начало белеть.

– Он мой гость, – сказал Хэньен. – Он тут, чтобы ознакомиться с ситуацией. И он здесь для его собственной безопасности. – Он коснулся руки Ронина, и это было большее, нежели просто физическое ободрение. Ронин внезапно расслабился. Хэньен проник в его мозг, не осознавая этого, успокаивая потревоженную поверхность его мыслей. Хэньен проводил его к небольшому дивану с подушками в другом конце комнаты. Ронин осторожно сел на него, словно тот мог исчезнуть.

Наох стояла со скрещенными на груди руками, пренебрежение ее было видно даже человеку, ее безнадежность была настолько ясна мне, что я почти сочувствовал ей. Ее волосы были грязными и спутанными, одежда выглядела так, словно она спала в ней. Черты лица стали тоньше и тверже, чем раньше, рот – более жестким, глаза затерялись в провалах усталости.

– Ты же говорил, что не знаешь, где она, – пробормотал Хэньену Перримид.

– Я не знал, – покачал головой Хэньен, переводя взгляд от Наох к нам, глядя на Мийю. В мыслях у него было больше, чем он произнес вслух.

Мийа опустила глаза и не ответила. Или она не могла ответить никак иначе.

– Мы сестры, – непокорно ответила Наох, словно стыдливое молчание Мийи было еще одним ударом по ее самоконтролю. – Мы – это вся наша семья, потому что земляне убили наших родителей. Мы – все, что осталось от нашей семьи. Навсегда, – она так ядовито произнесла эти слова, что Хэньен дернулся. – Что бы ни произошло, сильнее этого не будет ничего.

– Это правда, – тихо сказала Мийа, глядя на сестру с состраданием. – Если она близко, я знаю… мы всегда знаем. С того времени, как умерли наши родители. – Она беспомощно пожала плечами, но я почувствовал ее страдание, когда она взглянула на меня. Она понимала теперь, как часто и глубоко Наох предавала все, что должна значить кровная связь. – Она знала, что я у тебя, Хэньен. И я знала, что она наблюдает, слушает.

– Я ее сознание, Хэньен, – сказала Наох. – И твое. – Она снова перевела взгляд на Ронина и остальных, избегая меня. – Это действительно тот человек, который, как ты думаешь, спасет вас? – Когда я не смогла. Ее взгляд договорил эту мысль. – Этот жалкий твердолобый человек?

Ронин замер, словно эта словесная пощечина выбила из него стремление жить.

– Я могу показаться одиноким, Наох, – сказал он, встречая ее взгляд. Он указал на свою порванную форму, – но я не одинок и не бессилен. По небрежности Тау погибли трое человек, прибывших со мной… – Он запнулся. – Но я жив. Я собираюсь заставить их пожалеть об этом. На планетарной орбите над Убежищем ожидает корабль ФТУ. Чтобы связаться с ним, мне нужны основания. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вашему народу, равно как и нашим рабочим, если вы дадите мне больше информации.

– Как ты собираешься связаться с кораблем? – спросил я, соображая, что мы вынудили его оставить идентификационный браслет с лентой данных на разработке Тау.

– В моей ленте данных есть передатчик. Он есть у всех нас, мы называем его «звонком мертвеца». – Он замолчал, так как то, что так долго было сардонической шуткой, внезапно перестало быть ею. – Он… если он не будет выключен в определенное время, то автоматически свяжется с кораблем. Там предположат самое худшее и известят офис на Земле – и Дракона в этом случае тоже. Они пошлют вниз свое тактическое подразделение: санкции будут наложены немедленно. Расписание полетов Тау будет отменено, пока ситуация не решится удовлетворительно для ФТУ. У Тау и даже у Дракона есть причины бояться ФТУ, когда оно берется за работу.

Эти слова придали силы Ронину. Слова – и то, с какими лицами его слушали все, включая Наох.

– Наох, – сказала Мийа, и я почувствовал, как она молится, чтобы в голове Наох осталось что-то рациональное и доступное. – Это последний шанс дать нашему народу то будущее, которое мы хотели ему дать. Даже Хэньен сейчас понимает, как надо видеть наш Путь. – Она говорила на стандарте, словно желая, чтобы Ронин поддержал ее.

– Что ты имеешь в виду? – спросила нахмурившись Наох.

Мийа взглянула на меня:

– Глубоко в Отчизне Биан показал мне, как наш дар связывает нас с ан лирр, с этим миром.

Морщины на лице Наох стали еще глубже, а я в изумлении посмотрел на Мийю.

Она продолжала, на этот раз мысленно. Я почувствовал ее облегчение, когда она отказалась от слов. Она показала мне, как мой необдуманный вопрос «Что будет, если вернутся ан лирр» вошел в ее мысли струйкой песка, как болезненное напоминание о потере открыло новые возможности, пока наконец она не предложила Хэньену жемчужину вдохновения, дар надежды. Если община возобновит свой симбиоз с ан лирр, возможно, гидраны возродят свое чувство полноценности как людей. С помощью Ронина можно заставить Тау прекратить манипулировать миграциями облачных китов.

Мийа замолчала, ища какую-нибудь деталь, которую она еще не показала сестре, деталь, которая сможет пробудить доверие.

– Наох, – сказал я, не зная, почему я пытаюсь заполнить тишину после всего того, что Наох сделала со мной. Быть может, потому что Мийа достаточно страдала, а я люблю Мийю больше, чем когда-либо ненавидел ее сестру… – Благодаря дару, на разработке рифа Тау я мог читать рифы так, как не получилось бы ни у одного человека. Не имея пси-способностей, направляющих их, они пропускали невероятные вещи в матрице. Так что я стал… ценен для них. Это помогло мне выжить. Если это ценно для них, это может быть ценным для общины. Это то, что есть у нас и нужно им. Мы можем использовать это.

– Они никогда не будут доверять нам, – покачала головой Наох, но хотя бы прислушалась к моим словам.

– Единственное, что я понял, живя с людьми, это то, что никогда нельзя недооценивать силу их жадности. – Я указал на Ронина: – Покажи ему правду, как ты однажды показала ее мне. Дай ему увидеть в точности, в чем нуждается твой народ – наш народ. – Я вспомнил кошмарное путешествие по Фриктауну, его медицинский центр, притон наркоманов на задворках города, где я встретил Наву. – И затем дай ему помочь нам получить это.

– Наву, – сказала Мийа, переходя на гидранский язык, уловив эхо моих мыслей. – Мы можем оказать ему помощь. Мы можем убрать с улиц наркотики.

– Слишком поздно, – сказала Наох ровным голосом – Наву умер.

У Мийи вырвался звук, словно кто-то ударил ее в живот, и Джеби заплакал.

– О Боже, – выдохнула Мийа. Человеческие слова сорвались с ее губ в отчетливой тишине. – Как? Почему?

– Потому что пока Хэньен не выдал вас службистам, вместе с остальным перестали поступать и наркотики, – сказала с горечью Наох. – Он не смог жить без них, ему надо было чувствовать. Он… он остановил собственное сердце. И это из-за вас! Это твоя вина – твоя и этого получеловека мебтаку! – Слезы, потекли из ее глаз. – Если ты хотела быть человеком, Мийа, почему тогда ты просто не использовала наркотики? Тогда единственной сломанной жизнью была бы твоя собственная!

– И ты бы с радостью продавала их мне? – спросила Мийа с внезапным гневом. В ней вспыхнуло и погасло сострадание. Джеби пискнул, когда она прижала его к себе слишком сильно. – Я никогда не работала с землянами из-за того, что считала их лучше себя. Я делала это потому, что верила в нас. И в то, что и у нас, и у них есть свой дар, который нужен нам веем.

Наох замерла, Хэньен на другом конце комнаты тоже застыл на месте. Некоторое время Наох колебалась, словно эти слова сбросили пелену с ее глаз и заставили любоваться правдой. Она тряхнула головой, но этим стряхнула лишь стремление поверить нашим словам. Она не затруднила себя тем, чтобы оспаривать точку зрения Мийи или хотя бы оправдать себя. Она снова перевела взгляд на Хэньена.

– Я буду наблюдать за тем, что ты делаешь, – сказала она на стандарте. – И если этого будет недостаточно… – Она исчезла, оставив угрозу висеть в воздухе.

У людей и, возможно, гидранов в комнате вырвался вздох облегчения.

– Что она имела в виду? – спросил нахмурившись Ронин. – Она действительно опасна? – Он посмотрел на Хэньена.

– Наох… – Хэньен показал на свою голову, все еще ошеломленный тем, что Наох торговала наркотиками, словно забыл, как на стандарте назвать психическую болезнь. – Она не может причинить какого-либо серьезного вреда, не навредив этим себе.

Я снова подумал о том, что она наделала, взбаламутив толпу, что она сделала со мной. Но, взглянув на Мийю, я решил не говорить об этом.

Наконец Перримид повернулся к Ронину и сказал:

– Тут ты будешь в безопасности на этой планете. Мы должны оказаться на другом берегу реки до того, как кто-нибудь обнаружит наше отсутствие. – Он взглянул на Киссиндру и Воуно, перевел взгляд на растерянное лицо Ронина. – Хэньен с Мийей и Котом лучше всех помогут тебе разобраться в проблемах гидранской общины. Они смогут объяснить все то, чего я… чего я никогда не понимал.

Мийа опустила Джеби на пол, подтолкнула его к Перримиду, и мальчик медленно, шаг за шагом, дошел до него. Я чувствовал ее напряжение, когда она направляла его. Перримид опустился на колени и подхватил Джеби на руки.

– Дядя Дженас, – пробормотал Джеби шепеляво, но разборчиво. Он опустил голову на плечо Перримида, обнимая его.

Перримид поднял на Мийю глаза, его мозг был переполнен нежностью /извинениями /чувством потери/благодарностью, на его лицо больно было смотреть.

– Позаботьтесь о нем, – пробормотал он. – Я знаю, что вы можете. Пока вам нельзя вернуться на другой берег.

Мийа кивнула, ее глаза были полны сострадания.

Киссиндра нерешительно подошла к дяде и встала рядом с ним. Она ласковой рукой коснулась темных волос Джеби. Он поднял взгляд, и они оба улыбнулись. Она отступила, а Перримид отпустил племянника, пробормотав ему «пока», когда тот направился к Мийе.

Киссиндра и Перримид следили глазами за Джеби, а потом взглянули на Мийю и меня, стоящих рядом, касающихся друг друга.

Я встретился взглядом с чистыми голубыми глазами Киссиндры, изо всех сил желая опустить голову.

– Прости, Кисс… – пробормотал я, не в состоянии рассказать ей о своих чувствах, не в состоянии даже показать их. По крайней мере здесь.

Но она улыбнулась и подошла к Воуно. Он обнял ее и тоже улыбнулся, пожимая плечами.

– Все в порядке, – сказала она, взглянув на него и на меня. – В некоторых случаях действительно нужен испытательный срок.

Я почувствовал, как на моем лице расцветает улыбка, как расслабляется мое тело, снова допуская Мийю в мой мозг. Я почувствовал, как ее любопытство дотронулось до поверхности моих мыслей, но она лишь подняла Джеби и не стала задавать мне никаких вопросов.

Воуно повел уезжающих обратно к флайеру. Ронин наблюдал за тем, как они удаляются, как он остается с нами, куда с меньшим беспокойством, чем то, которое он чувствовал пять минут назад. Я подумал, неужели он наконец увидел, что у нас действительно есть что-то общее? Но когда комната опустела, оставляя нас пятерых в неловкой тишине, измождение пеленой накрыло его мысли.

Хэньен подошел к нему, разгоняя оставленную ушедшими пустоту. Казалось, он чувствует усталость Ронина, хотя, может быть, он был не менее уставшим. На нем и на Мийе были одинаковые длинные бесформенные рубашки – должно быть, ночная одежда. Я сообразил, что уже близок рассвет. День, который пережили мы с Ронином, был, возможно, самым длинным днем в его жизни. И быть может, самым худшим. Он обмяк на диване, обхватив голову руками.

Коснувшись плеча Ронина, Хэньен мягко посоветовал ему лечь и поспать, сказал, что еще будет достаточно времени, чтобы завтра подумать о несправедливости и погоревать о погибших, а сейчас нам всем нужно отдохнуть.

Он незаметно использовал свои пси-способности, успокаивая Ронина и словами, и мыслями, внушая ему мысли об исцелении, тишине, спокойствии. Мне были знакомы эти ласковые прикосновения, я знал, что они могут делать, как много могут значить. Мне стало интересно, как часто он использовал свой дар в таком русле, исполняя работу посредника. Насколько я знал, он не пользовался им никогда, общаясь с землянами, и подумал: может быть, он в первый раз встречает и входит в мозг человека, чьи чувства так разбиты.

В моих мыслях мелькнуло что-то тоскливое и почти безнадежное, и я взглянул на Мийю. Она смотрела, как Ронин улегся на диванчик, а Хэньен накрыл его одеялом. И вспоминала, как давным-давно, когда ее собственная потеря была такой свежей, Хэньен так же успокаивал ее касаниями и мыслями, которые были самой нежностью. Она сильнее прижала Джеби к себе, гладя его волосы, бормоча слова, которые я не мог разобрать, – они были похожи на песню или на молитву.

Хэньен взглянул на нас, стоящих рядом, и улыбнулся. Не знаю, улыбался ли он тому, что видел нас вместе, или же тому, что после всего случившегося он не предал свою душу человечеству.

– Путь привел нас к дому в целости и сохранности, – пробормотал он. – Сейчас нам надо отдохнуть, пока есть где. – Он зевнул, словно наконец убедил себя в том, что отдых его слишком долго задерживался. Он вошел в свою комнату, ни сказав больше ни слова, но оставив в наших мыслях что-то вроде наставления.

Мийа повела меня к комнате, где спала она – где когда-то спал я. Я подумал, знает ли она об этом.

«Да», – ответила она, когда я поднял на нее взгляд. В ее глазах стояли слезы.

Я прикусил губу, желая сжать ее в объятиях, но дотерпел до того момента, когда она посадила Джеби на одну из коек, подвешенных между полом и потолком, и покачивала его, мурлыкая мелодию, которую я и слышал, и чувствовал одновременно.

Мийа отошла от койки Джеби и обняла меня. Она поцеловала меня, словно зная – а она должна была знать, – чего хотел я, чего страстно желал. Усталость моя пропала, как тень на солнце. Я почувствовал головокружение, словно гравитация исчезла, и мы поднимались в воздух.

Так оно и было. Я осознал частичкой своего мозга, еще не до конца потерявшей способность рассуждать, что мы действительно поднимались, словно по винтовой лестнице, ко второй койке. Мийа посадила нас на ее мягкий полумесяц, и он закачался под нашими телами. Мы дарили друг другу ласки, поцелуи, меняли позиции, проникая глубже в жажду и наслаждение, в тела друг друга, в мысли, в души.

Прошло много времени без каких-либо мыслей, только с эмоциями, и мы снова тихо лежали в мягких объятиях постели. Через несколько минут я подумал:

«Мийа, то, что ты сказала Наох об ан лирр… что их возвращение станет ключом к выживанию общины… Я подал тебе эту идею?»

«В некоторых случаях нужен взгляд со стороны, чтобы увидеть то, что не видно отчетливо никому изнутри».

Боль пронзила мою грудь.

«Что такое?» – спросила Мийа, словно острие ножа терзало нас обоих.

«Взгляд со стороны, – подумал я, и, не желая того, добавил: – Взгляд мебтаку».

«Биан. – Она ласково коснулась моей щеки. – Ни одному человеку никогда не приходила эта мысль за все те годы, что они копают рифы, за все время, начиная с их прибытия сюда. Никому, лишенному дара, эта мысль не придет. – Ее пальцы водили по моим нечеловеческим, но и негидранским контурам лица. – Неужели тебе и в самом деле никогда не приходило в голову, нэшиертах, что ты можешь быть лучше кого-то?»

– Мийа…

Ее пальцы коснулись моих губ, требуя тишины.

«Когда в ту первую ночь я проникла в твой мозг, я в первый раз по-настоящему поверила в то, что земляне и община могут доверять друг другу, хотя бы настолько, чтобы жить в мире на этой планете. И я подумала, что если бы был способ сделать так, чтобы они увидели этот мир, как видишь его ты… как видим мы… – Слова растворились в образах монастыря, рифов, секретов прошлого гидранов, которые мы вместе исследовали. – Мне всегда хотелось верить, что наши народы могут найти общую основу… И не кто иной, как ты, показал мне, что это возможно – Она представила, как должно разворачиваться будущее: – Сейчас мы вместе, Путь снова привел меня к ней, а Джеби – к нам. – Она увидела нас вместе в монастыре, в шуи, где ан лирр думали об исцелении, где теперь у нас будет время исцелиться… – Теперь все будет хорошо».

«Не говори так, – подумал я. – Никогда не говори так, никогда».

Я почувствовал ее удивление, ее нерешительность, когда она вспомнила, что однажды она говорила мне те же слова.

– Все в порядке, – горячо прошептала она. – Все хорошо! – Она снова поцеловала меня, взъерошив мне волосы. Но она сказала это вслух. Я почувствовал, как она немного отодвинулась, держа нашу мысленную связь открытой, но отступив на один шаг, как будто она подошла слишком близко к огню.

Я не стал пытаться лгать ей – я не осмелился. Мы оба подошли слишком близко к правде той ночью в монастыре, почувствовав, как тают наши мозги в огнедышащей печи воспоминаний о прошлом. Возможно, время и вера смогут исцелить нас с Джеби. Но ни того, ни другого мне не хватало всю жизнь. Мое прошлое слишком долго, слишком часто отнимало у меня мое же. Большую часть своей жизни я провел в зоне открытого огня. Не знаю, есть ли столько веры во всем пространстве-времени, чтобы превратить того, кем я стал, в того, кем я должен был стать.

И я удивился, как я умудрился научиться жить с кем-то другим, при том что не могу жить с собой.

Мийа слегка подтолкнула койку, и она закачалась, усыпляя нас. Кому под силу остановить время со всей его непредсказуемой силой? Я неподвижно лежал в объятиях Мийи, а усталость затмевала вопросы, на которые могло ответить только оно – только время.

Глава 30

Десять дней шли радиоактивные осадки. Десять дней мы прятались, десять дней было дано нам, чтобы заполнить голову Ронина информацией о положении гидранов, чтобы убедить его в том, что Тау должен отвечать перед общиной так же, как перед наемными рабочими… даже больше. Время, достаточное для того, чтобы Ронин перестал вздрагивать, когда Хэньен или Мийа демонстрировали свой дар. Время, достаточное для того, чтобы он перестал глядеть на нас с Мийей широко раскрытыми глазами каждый раз, когда мы касались друг друга, или когда выходили утром из комнаты, каждый раз, когда он видел нас с Джеби вместе как семью. Время шло долго, час за часом, ночь и день, так что все мы чувствовали, как исчезает его страх перед незнакомым, словно жизнь с чужаками и уродами постепенно перестала казаться ему чуждой и уродливой.

«Сейчас мы следуем одним Путем, – пробормотала мне Мийа, наблюдая, как Ронин присел поиграть с Джеби в игру-считалку. – У него не было другого выхода, кроме как остаться с нами». – И, глядя на него, чувствуя, что лежит в его мыслях, я мог почти поверить этому.

На десятый день вернулся Воуно, но на этот раз над его флайером висел боевой корабль, и легионеры последовали за ним, когда он спустился по лестнице. Мы все глядели на них, задержав дыхание, окаменев, пока не улыбнулся Воуно, улыбнулась Мийа. Улыбнулся Ронин и сказал: «ФТУ».

Это значило, что мы были в безопасности, что конец нашим мытарствам уже виден. В этот раз они пришли, чтобы забрать Ронина на другую сторону реки на переговоры с Тау. Главные фигуры Тау еще пытаются выкрутиться, сказал нам Воуно. Санд, шеф безопасности Дракона, лично вернулся на Убежище с полудюжиной членов правления Дракона, и они беспокоятся о том, чтобы все уладилось, прежде чем симбиотическая экономическая система корпорации будет задушена наложенным ФТУ запретом на полеты.

Ронин взял с собой Хэньена. Мы с Мийей и Джеби остались ждать дома. Мы не видели их больше, но Хэньен делился мысленно с Мийей каждым шагом их продвижения к цели переговоров. И все это время Наох, как дурной сон, ворошила мои мысли. Думаю, она не оставляла в покое и Хэньена.

Я знал, что Наох была связана с Мийей, равно как и был уверен, что Мийа делится с ней каждой ставшей известной нам деталью. Но что бы ни думала Мийа насчет угроз своей сестры, этим она делиться со мной не собиралась. Не случайно генетический код псиона сформировался так, что давал возможность управлять даром и защищаться в случае необходимости. Уверенность, что жизнь гидранов куда проще, чем жизнь людей, оказалась лишь еще одной моей мечтой, растаявшей со светом дня.

Прошел целый месяц, прежде чем была поставлена последняя точка в переговорах – общая амнистия для патриотов. Мы уже могли не прятаться и не бояться, что службисты Тау убьют нас на месте за то, что мы слишком много знаем.

Еще один боевой корабль ФТУ привез нас на церемонию, отмечающую подписание измененного устава Тау и договора, ограничивающего его автономность. По новым соглашениям корпорация Тау оказалась под контролем ФТУ на неопределенное время. Я никогда не предполагал, что буду радоваться тому, что за мной прилетели легионеры, но на этот раз у меня не было никаких возражений.

Когда мы стояли на крыше дома Хэньена, собираясь взойти на борт, внезапно появилась Наох. Легионеры выругались и схватились за оружие. Она подняла руки и почтительно поклонилась, что не скрыло ни ее мужества, ни ее невысказанного страха.

– Я пришла с миром, – сказала она на стандарте несколько неуклюже, но чисто. – Если есть справедливость, я хочу увидеть ее. – Она посмотрела на сестру. Я почувствовал, как они обмениваются мыслями, не допуская меня к ним.

– Пошли с нами, Наох? – произнесла Мийа, протягивая, наконец, ей руку, но не совсем уверенно. Наох приняла ее. Они обнялись с болезненной радостью, которую я мог почувствовать, но не мог разделить.

Церемония подписания проходила в Гнезде – ближайшем к нейтральной территории месте, на которое могли согласиться обе стороны. Для меня это было похоже на замыкание круга: все кончается там, где началось.

Мы вошли в зал для приемов, и я увидел Санда в униформе среди важных персон его корпорации. Тут были Перримид и Киссиндра, Хэньен и большая часть Совета гидранов. Все они совершали дипломатический танец, переходя от одного к другому, здороваясь, улыбаясь. Кроме нас троих, представлявших патриотов, других гидранов не было.

Не было видно ни одной персоны из верхушки Тау – по крайней мере пока, Я почувствовал, как мое удивление отражается в мыслях Мийи, в то время как она стоит, колеблясь, рядом со мной у входа с Джеби на руках. У мальчика расширились глаза при виде людей в одежде, цвета которой переливались, как масляная пленка на воде.

– Папа! – позвал он, заметив человека в униформе на другой стороне комнаты. Но это был не Натаза, и я насторожился, уже не так бездумно оглядывая вооруженных легионеров. Натазы не было среди них. Даже тот факт, что на них были цвета ФТУ, не успокоил меня, когда я подумал о том, что значит их присутствие в зале.

Мийа пошла навстречу Перримиду и Хэньену, они заметили нас и направились к нам навстречу. Наох последовала за ней, как тень, разглядывая детали интерьера, людей в зале. Широкие окна, из которых открывался вид на рифы, были похожи на глаза хищной птицы, смотрящей вниз, на Отчизну – последний фрагмент гидранской культуры. Зрачки Наох превратились в беспокойные щелочки, хотя сегодняшнее событие должно было гарантировать, что отныне священные места Отчизны будут в безопасности и что в будущем тот, кто выглянет из этих окон, увидит что-то лучшее.

Я пошел за ними, с трудом переставляя ноги и ощущая каждый взгляд, направленный на меня. Я внушал себе, что это лишь мое воображение, ведь я в первый раз действительно чувствовал толпу. Соприкосновение с рифами и Мийа начали, наконец, излечивать меня.

Но слишком много взглядов останавливалось на мне, на гидранской одежде, которую я носил, потому что другой у меня не осталось, на кошачьих гидранских глазах и человеческом лице. Внезапно я ощутил себя не гидраном и не землянином. Я почувствовал себя уродом.

Все вскоре отвернулись от меня, и только Санд продолжал смотреть. Я увидел рядом с ним леди Гиотис Бинта, единственную из членов правления Дракона, знакомую мне.

– Так, – сказал Санд, пока Перримид и Хэньен здоровались с остальными. – Кажется, ты всерьез принял нашу последнюю беседу.

Мое лицо осталось бесстрастным.

– Ты можешь верить, что это так, если тебе хочется.

Он окаменел, и на секунду выражение, которого мне никогда не хотелось видеть, появилось в его глазах. Но он только улыбнулся, болезненно скривив рот, а леди Гиотис Бинта сделала шаг вперед.

– Я и представить себе не могла, – ровно произнесла она, – когда мы встречались в прошлый раз, что можем снова встретиться при таких обстоятельствах.

– Да, мэм, – пробормотал я. – Я тоже.

– Почему-то мне грустно. Неудачно, что все так обернулось.

– Думаю, это зависит от точки зрения, – сказал я. Она хорошо себя контролировала, но я заметил, как бегали ее глаза. Она взглянула на Санда и сделала пальцами несколько быстрых движений. Он ответил ей тем же, используя язык жестов, неизвестный мне, который знают только в высших кругах. Они обменялись взглядами и странными улыбками, промелькнувшими так быстро, что я даже не сумел предположить, что они означают.

Леди Гиотис отошла в сторону, и Санд снова перевел взгляд на меня.

– Я серьезно, – сказал он. – Возможно, ты посмеешься над этим вопросом, но скажи точно, каковы твои отношения с Драконом?

– Драконом? – Я моргнул, так как ожидал, что меня спросят совсем о другом. – У меня нет никаких отношений с Драконом. Я ничем с ним не связан.

– Значит, твое появление на Убежище было просто совпадением – и ничем больше?

Я перевел глаза на Мийю, стоявшую рядом с Хэньеном и Перримидом. Я видел, как она передала Джеби в руки дяди, как они улыбнулись.

– Нет, – пробормотал я, снова посмотрев на него. – Но если ты имеешь в виду, работал ли я на ФТУ, – тоже нет. Пока вы не заставили меня.

Его губы снова дернулись, он взял напиток с проезжавшего мимо подноса и медленно выпил. Поднос направился ко мне. Я тоже взял напиток и залпом опрокинул его.

– Вижу, – сказал он. – Тогда не скажешь ли мне, почему знак Дракона вытатуирован на твоей… на твоем бедре? – Он опустил глаза, словно мог видеть сквозь одежду.

Я нахмурился. Неужели его искусственные глаза действительно могут видеть сквозь ткань?

– Как ты…

– По записям, сохранившимся на комплексе, – сказал он.

– Это не знак Дракона, – все еще хмурясь, покачал я головой. – Это просто ящерица.

– Это знак Дракона, – ровно сказал он. – Неужели ты думаешь, что я не знаю, как он выглядит?

– Я даже не помню, как появилась у меня эта татуировка, – ответил я. – Но спасибо за то, что объяснил. Я буду вспоминать об этом каждый раз, когда буду садиться. – Я повернулся к нему спиной и пошел прочь.

Я присоединился к небольшой группе людей, с которыми чувствовал себя почти в безопасности – к группе землян и гидранов с Мийей в центре. Она говорила с Киссиндрой. Они одновременно подняли глаза, когда Мийа почувствовала меня. Киссиндра улыбнулась и отошла в сторону, коротко притронувшись к моей руке, освобождая мне место рядом с Мийей.

– Мы говорили о рифах, – сказала она, словно желая, чтобы я знал, что они говорили не обо мне. – О способах узнать побольше о целебном влиянии монастыря, не потревожив это место.

По договору, свидетелями подписания которого мы являлись, последний нетронутый риф отдавался под защиту Федерального общества защиты окружающей среды, тем самым становясь недоступным для корпорации.

Тау уныло согласилась на это, равно как и на новые правила, вынуждающие корпорацию включать гидранов в работы, которыми раньше занимались только земляне. Из того, что делала Мийа, и из того, что делал я сам, – я знал, что если даже эти изменения проедят дыры в человеческих кишках, подобно кислоте, они все равно не просто справедливы – они верны и мудры и принесут благо всем. Я надеялся, что в один прекрасный день Тау оглянется назад и удивится, почему она так долго не могла принять этого. Шансы на это были не такими большими, но все-таки не равны нулю, как прежде.

– О симбиозе облачных китов и общины, об интерпретации данных, – говорила Киссиндра. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что она все еще говорит о рифах. Она запнулась. – Ты собираешься снова работать с нами, так ведь?

– Попытайся меня остановить, – улыбнулся я.

– Почему все тянется так долго? – За Мийей появилась Наох. Пальцы ее перебирали ткань рукавов, как беспокойные живые существа. Я вспомнил, что так же двигались руки Мийи, когда я в первый раз встретил ее. – Где люди Тау? Это какой-то трюк?

– Нет, конечно нет… – сказал Перримид. Он не закончил, так как ее пристальный взгляд отметил его волнение и сомнения.

– Они будут здесь, – сказал Хэньен ровным голосом: в глазах его отразилось желание, чтобы приемная дочь поверила ему.

– Где Натаза? – спросил я. Джеби с довольным видом сидел на плечах Перримида. Я взглянул на Мийю. Частичка ее мозга, ее силы, ее любовь навсегда останется с этим ребенком, как другая часть – со мной. Я представил себе, что может произойти и с людьми, и с гидранами, если они откроют для себя возможности, которые я видел каждый раз, когда смотрел в глаза Мийи и Джеби.

– Он должен прийти с остальными, – сказал Перримид. – Шла речь о том, чтобы сделать его новым районным администратором здесь, в Ривертоне, когда Боросэйжа переведут.

– Переведут? – резко спросила Наох. По взгляду, который она бросила на Мийю, я понял, что она потребовала объяснения и ответ не понравился ей.

– Он попадет в тюрьму. Верно? – спросил я. – Он вылетит отсюда. Слишком плохо то, что он сделал… – Я отвел взгляд от Перримида, высматривая Ронина.

– Идет делегация Тау, – пробормотал Перримид и пошел ей навстречу.

Наох наблюдала, как он удаляется, ее взгляд становился все темнее и темнее.

– Наох… – сказала Мийа. Слово прозвучало одновременно вопросом и предупреждением. Она положила ладонь на плечо сестры, словно желая вернуть ее в реальность.

Наох сбросила ее руку, не касаясь ее. Мийа отступила, но продолжала смотреть в лицо сестры. Я отвел от них взгляд, когда новый правящий борт Тау появился в зале в полном составе – на этот раз во плоти, а не в виде голограммы. Все они были незнакомы мне – хороший знак, – все бесстрастны, как ряд палок.

С ними шел Боросэйж. Он все еще был в униформе и возглавлял группу легионеров Тау.

Я не поверил своим глазам, мое горло сжалось. Я отвел от него взгляд, пытаясь убедить себя, что это пустая формальность, что никаким способом он не мог пройти незатронутым, если заменили все правление Тау.

Пока они шли через комнату, он глядел на нас, и глаза его были полны ненависти. Мозг его был недоступен мне, как и мозги всех остальных.

– Мийа? – пробормотал я.

Но тут я заметил Натазу, тоже пришедшего с делегацией Тау. Он оторвался от нее, и его лицо – жесткое неулыбчивое лицо – смягчилось, когда он заметил Джеби и направился к нам. Мийа не ответила мне, так как внимание Джеби переключило и ее внимание на Бурнелла.