Текст книги "Возвращение в Мэнсфилд-Парк"

Автор книги: Джоан Айкен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Присев на стул возле кровати, Сьюзен внимательно оглядела кузена. Он казался изнуренным, кожа приобрела желтоватый восковой оттенок; при виде его запавших глаз, окруженных темными тенями, Сьюзен мысленно согласилась с вердиктом доктора: Тома не следовало перевозить.

– Что сталось с моим жеребцом, Сьюзен? Как Фараон? – без обиняков спросил Том. – Крофорд не мог сказать мне, но ты, думаю, знаешь. Конь цел?

– Немного повредил копыто, бабка распухла, но в остальном нисколько не пострадал. – Угадав, что кузен непременно захочет узнать о судьбе своего жеребца, Сьюзен справилась у конюхов. – Уэдерби нашел его в парке, поймал и привел домой.

– Слава Богу, – облегченно вздохнул Том. – Я и за тысячу фунтов не согласился бы потерять его. Он себя еще покажет, надобно только его вышколить, этот конь необычайно умен. Но ты была права, Сьюзен: мне не следовало седлать его в тот злополучный день, Фараон еще не объезжен как следует. Но надо же было случиться грозе! Беда, да и только! Я все думаю об этом, лежа тут; если бы не тот удар грома, все бы обошлось.

– И наверняка к тому времени ты немного устал, – добавила Сьюзен. – Твои мысли были заняты не столько жеребцом, сколько чередой злоключений этого дня, превратностями нашего путешествия, разочарованиями.

Сьюзен намеревалась исподволь перевести разговор на помолвку мисс Харли, полагая, что беседа эта принесет Тому облегчение. Нельзя держать боль в себе: тайная рана непременно начнет гноиться, отравляя кровь.

– Разочарованиями? Ах да, мы лишились угощения из-за треклятого вмешательства Джулии, верно?

– Да, она велела Баддели отправить повозку с кушаньями в Стэнби-Вуд.

– Быть может, это научит ее не совать вечно свой нос в дела Мэнсфилда. Занималась бы лучше собственным домом и оставила нас в покое. Джулия иногда бывает несносной.

Соглашаясь всей душой с этим утверждением, Сьюзен, однако же, не пожелала отзываться пренебрежительно о сестре Тома и заговорила о другом:

– Мой брат Уильям шлет тебе сердечный привет и самые добрые пожелания. Ему пришлось отправиться в Лондон по долгу службы. – Уильяму надлежало незамедлительно явиться в адмиралтейство. – Однако он был искренне огорчен тем, что покидает тебя в такую минуту, притом даже не попрощавшись.

– Да, он чудесный малый, мне тоже очень жаль, что мы с ним не повидались перед его отъездом. Надеюсь, он еще приедет к нам. Я желаю ему всяческого благополучия. Твой брат непременно сделается адмиралом, вот увидишь; я самого высокого мнения об Уильяме.

– Еще он просил передать… – нерешительно проговорила Сьюзен. – Уильям очень надеется, что в случившемся нет его вины… возможно, новость… объявление о его помолвке с мисс Харли… Уильяма терзает мысль о том, что причиной твоего падения с коня могла быть рассеянность, что известие опечалило тебя…

Том недоуменно нахмурился, раздумывая над словами Сьюзен, потом лицо его разгладилось, и он весело расхохотался.

– О, теперь я тебя понял, кузина! Уильям решил, будто я тоскую и убиваюсь из-за его помолвки с Луизой Харли! Да ничего подобного! Вы думаете, будто я разобиделся оттого, что кузен Уильям вмешался и обскакал меня. Но я вовсе не держу на него зла. Я сам виноват, что не потрудился раньше завоевать благосклонность мисс Харли; однако теперь, когда она обручена с другим, я нисколько о том не жалею. Луиза чудесная девушка, она будет Уильяму хорошей женой. В самом деле, эти двое прекрасно подходят друг другу. Твой брат славный малый и, безусловно, достоин счастья с Луизой. Но, подумав хорошенько, я нисколько не печалюсь о себе. У Луизы добрый, мягкий нрав, это верно, но глубиной мыслей она не блещет. – Признав правоту этих слов, Сьюзен тотчас почувствовала облегчение, будто тяжесть свалилась с ее души. Том между тем продолжал: – Помолвка Уильяма заставила меня задуматься о собственной судьбе; когда я женюсь, то выберу себе женщину не в пример более умную, нежели Луиза Харли. Такую, с которой интересно поговорить, чьего совета можно спросить, не услышав в ответ какой-нибудь пустой банальности; женщину разумную и здравомыслящую, вроде миссис Осборн… или мисс Крофорд. Такие, как она, встречаются одна на тысячу, Сьюзен!

– Это верно.

– Я горько сожалею теперь, что незаслуженно обижал ее, – добавил Том, понизив голос. – Она так мила, так приветлива со мной. Сьюзен, она ангел! И вот я здесь, в ее доме, бессовестно занимаю ее гостиную, причиняя ей столько неудобств… а ведь я, пренебрегая вежливостью, даже не потрудился нанести ей визит, хотя она серьезно больна. Но мисс Крофорд не упрекнула меня ни словом, ни намеком; она неизменно добра, непритворно, искренне добра. И притом вовсе не изображает из себя мученицу, готовую к всепрощению, что бывает несносно; нет, она умеет быть необычайно занимательной и забавной. О, я не удивляюсь теперь, что вы с ней так подружились. До сих пор я неверно судил о мисс Крофорд и с готовностью признаю это. – Сьюзен молча смотрела на кузена, ошеломленная случившейся с ним переменой. – А Крофорд, ты знаешь сама, человек в высшей степени достойный. Должен признаться, мне трудно поверить россказням о нем и моей сестрице Марии.

Тут, видя, что Том в самом благодушном настроении, Сьюзен сочла своим долгом развеять его заблуждение относительно связи Крофорда с Марией, опровергнув ложные слухи. Коротко она изложила подлинную историю, рассказанную миссис Осборн.

Внимательно выслушав ее, Том заговорил:

– Право, это похоже на Марию. Моя сестра сызмальства была злобной; помню, еще ребенком она выдумывала всякие небылицы о людях, желая с ними поквитаться. Я рад, что имя Крофорда очищено от наветов. Я всегда чувствовал расположение к нему.

Услышав эти слова, Сьюзен невольно упрекнула себя, что не рассказала кузену всей правды раньше, однако, по некотором размышлении, рассудила, что Том в прежнем своем душевном состоянии вряд ли поверил бы ей.

Тем временем Том вновь заговорил о мисс Крофорд, и Сьюзен пришлось выслушать еще один восторженный панегирик в честь Мэри. Как она сметлива, как остроумна и прозорлива, как чутка; женщина с сильным характером, с возвышенной душой, такие глубокие натуры встречаются крайне редко, вдобавок прелестна, как ангел.

Терпеливо выслушивая все эти излияния, Сьюзен вдруг почувствовала, как мучительно сжалось сердце. Том любит мисс Крофорд! С ним случилось то же, что и с мистером Уодемом. Всего два дня в обществе Мэри, и он уже очарован ею.

Но стоит ли этому удивляться? Восхищение Тома легко понять. Сьюзен соглашалась всей душой, что мисс Крофорд заслуживает похвал, которыми осыпал ее Том. Однако даже то, что легко понять, не всегда легко бывает принять. Сьюзен обнаружила, что открытие причиняет ей боль. В случае с мистером Уодемом она смогла отстраниться, замкнуться. Но на сей раз все было иначе.

Пытаясь усмирить бурю чувств, поднявшуюся вдруг в ее душе, она слушала Тома.

– Эдмунд был влюблен в нее, до того как женился на Фанни. Меня это удивляло, знаешь ли, я находил мисс Крофорд живой, довольно приятной, но не видел в ней ничего особенного. Наружностью она значительно уступала моим сестрам, Марии и Джулии, во всяком случае, так я в ту пору думал. Тогда я не понимал, что это женщина редких достоинств. Она напоминает мне шекспировскую героиню, Порцию или Виолу, одну из тех блестящих ученых женщин, что так остры на язык. Теперь меня удивляет, что Эдмунд не приложил больше стараний, чтобы завоевать ее. Хотя, конечно, всему виной эта проклятая история с Марией и Крофордом. Чертовски жаль, что так вышло. Однако Эдмунд женился на Фанни и правильно сделал. Вдобавок он слишком скучен для Мэри Крофорд; ей нужен мужчина поживее.

– Том, – мягко заговорила Сьюзен, чувствуя, что сердце ее готово разорваться на части, – ты ведь понимаешь, что мисс Крофорд серьезно больна?

Том посмотрел в глаза кузине. Схватив его руку, лежавшую поверх одеяла, Сьюзен порывисто сжала ее. Никогда прежде она не позволяла себе подобных вольностей. Том не вырвал руку, напротив, сдавил ладонь Сьюзен, будто умоляя что-то ему пообещать.

– Мисс Крофорд не выглядит безнадежно больной, – резко возразил он. – Думаю, ей нужно лишь… отдохнуть и развеяться.

– Но доктор говорит…

– А, доктор! Доктора подчас ничего не смыслят в подобных случаях. Последние двадцать лет доктор сокрушенно качает головой, навещая мою матушку, а между тем я готов поклясться, она переживет нас всех.

Сьюзен не стала говорить, что леди Бертрам – всего лишь праздная, ленивая, себялюбивая женщина, потакающая своим капризам и слабостям, готовая в любую минуту вообразить себя больной, лишь бы избежать малейшего напряжения сил, и вдобавок наделенная отменным здоровьем, если не считать недостатка ума.

– Я только хотела сказать, Том, что тебе следует помнить о хрупком здоровье мисс Крофорд и не утомлять ее, не позволять ей чрезмерно изнурять себя.

– Разумеется, я не сделал бы ничего подобного! Льщу себя надеждой, я не такой грубиян и невежа.

Прежде чем покинуть Уайт-Хаус, Сьюзен немного посидела в передней гостиной с Мэри Крофорд, рассказав ей вкратце о злополучном пикнике. Та слушала историю с сияющими глазами.

– Значит, ваш брат Уильям заполучил богатую наследницу! Превосходно. Он этого заслуживает. Я очень за него рада, теперь на борту его корабля соберется целый зверинец из попугаев, морских свинок и обезьянок. А мисс Йейтс увязла в болоте, что ж, так ей и надо. Жаль, что вы лишились обеда. Но признаюсь, я нисколько не жалею о несчастье, постигшем вашего кузена, поскольку благодаря его падению с лошади мне представилась счастливая возможность возобновить наше знакомство. Он сильно переменился, Сьюзен! Я помнила его довольно легкомысленным молодым человеком, интересующимся лишь бегами да карточной игрой, без единой сколько-нибудь серьезной или занимательной мысли в голове, однако теперь он, кажется, возмужал. В нем больше достоинств, чем мне представлялось прежде. Вы были правы, защищая его в беседе со мной. Теперь я верю, что со временем кузен ваш станет таким же, как его отец. Мэнсфилд не придет в упадок под его управлением. Как видите, Сьюзен, меня заботит судьба Мэнсфилда, – смеясь, продолжала Мэри. – Это место исполнено величия, но самая суть его – не стены, не деревья и камни, но царящий здесь дух праведности, возвышенные идеалы, искренняя приязнь, связывающая его обитателей с соседями. Вот что такое для меня Мэнсфилд. Но я вижу, вы сидите как на иголках, вам не терпится вернуться к вашей беспокойной тетушке. Преданная, самоотверженная Сьюзен! Ужасно, что вам приходится проводить так много времени в заботах о леди Бертрам. И все же, будем надеяться, судьба еще преподнесет вам приятный сюрприз, изюминку в пудинге. Ну, довольно! Поцелуйте меня и ступайте. Мне нет надобности просить вас прийти поскорее; коль скоро ваш кузен теперь под одной крышей со мной, не сомневаюсь, мы будем иметь удовольствие видеть вас каждый день.

– Уверяю, я навещала бы вас, даже если бы его не было здесь. – Немного уязвленная, Сьюзен направилась к дверям. Мэри послала ей вслед воздушный поцелуй.

Возле дома Сьюзен увидела Генри Крофорда, вылезавшего из своей двуколки. Он тотчас предложил отвезти мисс Прайс в усадьбу, и Сьюзен с радостью приняла приглашение, поскольку, возможно, из-за волнений предшествующих дней больше обыкновенного чувствовала себя усталой.

Видя мисс Прайс рассеянной, поглощенной своими мыслями, Генри с предупредительностью истинного джентльмена не стал утомлять ее долгими разговорами, ограничившись лишь заверениями в том, что состояние Тома не внушает опасений, воспаление вскоре пройдет. Крофорд и сам некогда страдал лихорадкой из-за сломанной кости, но через несколько дней здоровье его совершенно поправилось, теперь он даже не вспоминает о пережитом недуге; обе руки его одинаково сильны, он уж и не помнит, которая из них была сломана. Том непременно вернется домой в самом скором времени целым и невредимым. После этих ободряющих уверений Генри дал беседе увянуть, в двуколке воцарилось дружественное молчание. О здоровье Мэри не говорили, лишь однажды Сьюзен упомянула:

– Я видела, вы привезли сестре арфу. Должно быть, она очень рада. Жаль, инструмент стоит в комнате, где теперь находится мой кузен, и мисс Крофорд лишена возможности играть.

– Не вовсе лишена, – отвечал Генри. – Она пообещала, что станет играть для вашего кузена, когда тот расположен будет слушать, и сэр Томас выразил горячее желание насладиться ее игрой. Но сестра говорит, что не сможет играть подолгу, она находит это занятие утомительным.

Сьюзен ничего не сказала в ответ; они с мистером Крофордом слишком хорошо поняли друг друга. Ею овладело странное чувство, будто она знает Крофорда долгие годы.

Подъезжая к дому, она увидела коляску Джулии. Зрелище это повергло ее в уныние, хотя и не удивило. Разумеется, миссис Йейтс, извещенная письмом о происшествии с Томом, преисполнилась сестринской заботой и явилась справиться о самочувствии брата. Шарлотта не смогла сопровождать невестку (Сьюзен была крайне признательна судьбе за эту крохотную милость). Вконец обессиленная чередой злоключений, выпавших на ее долю в минувший четверг, мисс Йейтс вот уже несколько дней оставалась в постели.

Джулия сидела подле леди Бертрам и миссис Осборн. Дамы принялись расспрашивать о состоянии Тома, и Сьюзен не замедлила обнадежить их уверением, что больной уже на пути к выздоровлению. Впрочем, леди Бертрам была немало разочарована тем, что Тому по-прежнему не позволяют вернуться домой.

– Конечно, в Уайт-Хаусе о нем не позаботятся лучше, чем дома, тут и говорить нечего.

Сьюзен, вспомнив, сколь сильное влияние оказала мисс Крофорд на Тома, не могла согласиться с этим утверждением, однако мнение свое оставила при себе.

– Вот глупец! – воскликнула Джулия. – Мне нисколько не жаль Тома. Он сам навлек на себя несчастье. И Джон совершенно со мной согласен. Отчего ему вздумалось ехать на пикник на этом необъезженном норовистом жеребце? Всему виной его тщеславие, пустое бахвальство, глупое безрассудство! Вдобавок он был отвратительно груб с мисс Йейтс – не потрудился уделить ей внимание после всего, что бедняжке пришлось пережить, за весь день не удостоил ее и парой слов, даже не попрощался; она глубоко оскорблена подобным пренебрежительным обхождением. Том выводит меня из терпения. Конечно, весьма досадно, что он лежит в доме этих коварных, лживых интриганов Крофордов… Но в конце концов ему некого в том винить, кроме себя самого. Полагаю, теперь Крофорды ждут, что их станут принимать в этом доме. Что до меня, то я не собираюсь возобновлять знакомство с ними. Как я поняла со слов миссис Осборн, слухи о связи Крофорда с моей сестрой Марией не во всем правдивы… что ж, возможно, и так… но, по-моему, дыма без огня не бывает. Думаю, дело это темное, тут каждой стороне найдется что сказать. Мне никогда не нравился Генри Крофорд – хитрый, самоуверенный прохвост из тех, что норовят втереться в доверие к порядочным людям, и сестрица его не лучше. Всегда во всем искала свою выгоду. Я решительно не намерена поддерживать связи с ними и настоятельно советую вам, сударыня, – Джулия повернулась к матери, – сделать то же самое.

– О, дорогая, – вздохнула леди Бертрам. – Все это так неприятно. Весьма досадно. Но я подожду, что скажет Том, воротившись домой.

Сьюзен невольно улыбнулась про себя, представив, каким будет ответ Тома, когда матушка обратится к нему за советом.

Желая дать разговору иное направление, миссис Осборн любезно осведомилась, нет ли вестей от путешественников, пребывающих в Вест-Индии.

– О, думаю, они никогда уж не вернутся в Англию, – небрежно отозвалась Джулия. – Эдмунд столь успешно ведет отцовские дела, что, даю голову на отсечение, Том попросит его и Фанни остаться на Антигуа, чтобы продолжать управлять семейными владениями. В самом деле, зачем им возвращаться? Я слышала, климат там восхитительный, плантаторы живут как принцы, каждый имеет по двадцать слуг, тогда как в Англии довольствовался двумя; мой брат и Фанни сделают глупость, если не останутся там до конца жизни.

Услышав, что Фанни с Эдмундом могут не вернуться, Сьюзен ужаснулась, подобная мысль не приходила ей в голову. Однако приходилось признать: слова Джулии, возможно, не лишены здравого смысла. Семейные владения, несомненно, будут приносить больший доход, если управлять ими станет разумный, добросовестный человек, а кто лучше Эдмунда справится с этой ролью? К тому же Эдмунд, возможно, почтет своим долгом остаться; обязанности настоятеля прихода он с тем же успехом мог бы нести на Антигуа, как в Нортгемптоншире. А если останется он, Фанни, разумеется, не покинет его.

Сьюзен охватило отчаяние. Нет, ей не выдержать вечной разлуки с сестрой, ведь Фанни – ее задушевный друг, любимица, наперсница и мудрая наставница, готовая разрешить все сомнения и утешить в печали. Со дня отъезда сестры Сьюзен мучительно тосковала по ней, единственным утешением служили ей длинные письма к Фанни, в которых она изливала свою душу. Неужели ее беседы с сестрой навеки сведутся к одной лишь переписке, к тягостно медлительному обмену посланиями? Думать об этом было невыносимо.

Однако, по счастью, Сьюзен вспомнила, что Джулия всегда терпеть не могла Фанни и вдобавок никогда не разделяла чувств и мыслей своего брата Эдмунда. Миссис Йейтс нередко случалось выдавать желаемое за действительное – надеясь втайне, что Фанни с Эдмундом никогда не вернутся в Мэнсфилд, она убедила себя в этом.

– Кстати сказать, сударыня, – продолжала Джулия, – я слышала новость, которая, возможно, вас немало удивит! Моя сестра Мария, как вам известно, вышедшая замуж за Рейвеншо, вернулась в Нортгемптоншир.

– Боже! В самом деле?

– Лорд Рейвеншо, кажется, близкий друг герцога Брекона, так что теперь эта парочка – Мария со своим мужем – гостит у герцога в Беллами. Там собралось большое общество, чтобы поглядеть на скачки. Должна сказать, это так похоже на Марию – бесстыдно явиться туда, где ее вовсе не хотят видеть, навязаться в соседи к бывшим своим знакомым. Подумать только, какое нахальство!

– Должно быть, герцог Брекон рад был ее принять, – заметила Сьюзен.

Джулия надменно вскинула брови.

– Прошу прощения, кузина? Возможно, тебе неизвестно, что герцог Брекон – распутный старый негодяй. Этот греховодник содержит с полдюжины любовниц и не заслуживает доброго слова, хотя богат, как Крез.

– Ах, какой стыд, – вздохнула леди Бертрам.

– Надеюсь, вы не станете принимать у себя мою сестру Марию, сударыня?

– Как я могу обещать? Я не знаю, что и думать, – посетовала леди Бертрам. – Надобно спросить у Тома.

– Разразится ужасный скандал, если Мария и Рейвеншо появятся вместе с гостями герцога на нортгемптонском балу. Моя родная сестра! Я не буду знать, куда девать глаза.

– Быть может, тебе следовало бы воздержаться от посещения нортгемптонского бала, коль скоро моя кузина Мария гостит неподалеку? – предложила Сьюзен.

– Что? Пропустить бал в Нортгемптоне, единственное увеселение в здешних краях? Лишить себя такого удовольствия из-за Марии? Хорошенькое дело, нечего сказать! Это лучшее, что ты можешь предложить? Я буду признательна тебе, кузина Сьюзен, если впредь ты станешь держать свои советы при себе.

Изрядно раздосадованная, Джулия покинула усадьбу. Она осталась недовольна своим визитом, поскольку леди Бертрам так и не дала твердого обещания не встречаться с Марией, вдобавок присутствие миссис Осборн в комнате во время беседы помешало планам Джулии залучить матушку себе в союзницы. Теперь, когда Луиза Харли более не представляла угрозы, Тома надлежало образумить: пусть наконец встряхнется и сделает предложение мисс Йейтс.

ГЛАВА 10

Выздоровление Тома, как и предсказывал Генри Крофорд, не затянулось надолго: лихорадка прошла, к больному вернулся аппетит, вскоре Том уже мог сидеть в постели, затем начал ходить, и наконец доктор Фелтем объявил, что мистера Бертрама можно везти домой в карете.

Том с неохотой покидал Уайт-Хаус, хотя и сознавая, что учтивость требует уехать как можно скорее.

– Быть здесь, слушать ее речи, внимать божественным звукам ее арфы, – вздохнул Том. – Ах, Сьюзен! Несколько дней с ней совершенно изменили мою жизнь. Я убежден – изменили навсегда.

Сьюзен вполне верила кузену. Она заметила в нем перемену. Том сделал кузину своей наперсницей, но его откровения приносили ей одновременно и радость, и боль. Он еще не окреп настолько, чтобы надолго выходить из дома или посвящать себя какому-либо занятию в усадьбе, а потому часами предавался безделью, бродя по саду или беседуя с кузиной, пока леди Бертрам дремала над своим рукоделием под мерное похрапывание мопса. Сьюзен находила эти доверительные разговоры весьма обременительными. Особенно когда Том допытывался вновь и вновь: «Ты думаешь, мое пребывание в Уайт-Хаусе утомило мисс Крофорд? Послужило ей во вред? Вызвало у нее досаду? А может, она находила удовольствие в моем обществе?» Вопросы эти приводили Сьюзен в замешательство, она не знала, что отвечать.

Избежать бесконечных расспросов кузена можно было, лишь отправившись в Уайт-Хаус, чтобы повидаться с Мэри; этот план вызвал самое горячее одобрение Тома, который каждый день уговаривал Сьюзен навестить соседку.

– Ты не думаешь, что тебе следовало бы посетить мисс Крофорд и справиться о ее здоровье? Возьми экипаж, кузина, если ты устала. Я посижу с матушкой.

Никогда прежде Том не был столь мягким, заботливым и внимательным.

Вопросы Тома смущали Сьюзен, вызывая у нее двойственное чувство: она полагала, что пребывание Тома в доме Мэри и вправду дурно сказалось на здоровье больной, подточив ее силы; мисс Крофорд выглядела изнуренной, живость ее увяла. Но вместе с тем не приходилось сомневаться, что общество Тома приносило ей радость, Мэри сама охотно в этом призналась. Однако ее вопросы показались Сьюзен не менее затруднительными, чем вопросы Тома.

– Душенька Сьюзен, я гадко поступила, испробовав свои чары на вашем кузене? Ну может быть, самую малость. Это доставило мне огромное удовольствие! Сие невинное занятие показалось мне даже более приятным, чем игра на арфе, и куда менее утомительным! Признаюсь, я чуточку горда тем, что не утратила былого умения обольщать, хотя так давно не упражнялась в этом искусстве. Однако уверяю вас, я и не думала кокетничать с Томом, вовсе нет. Не стану отрицать, я испытала удовлетворение, восторжествовав над умом, исполненным предубеждения и неприязни ко мне. Но поведение мое всякий счел бы безупречным, я ни на минуту не забывалась, так что, будьте уверены, кузен ваш не подвергался опасности потерять голову.

Сьюзен оцепенела, смятение и ужас мешались в ее душе с чувством, похожим на отвращение. Никогда прежде не слышала она от Мэри подобных речей. Казалось, глазам ее предстала картина пожара в огромном особняке: огонь, кажется, удалось погасить, как вдруг в окнах верхнего этажа вспыхнуло зарево, мгновение – языки пламени взвились, пожирая стены, и вот дом уже пылает, как факел.

– Мне необычайно занятно было наблюдать, как меняется обхождение вашего кузена, милочка Сьюзен. Я помню его в прежние дни. Беспечный, самодовольный Том Бертрам пребывал в убеждении, что любая женщина с восторгом примет его ухаживания; еще недавно он полагал, будто, сделав предложение мисс Харли, осчастливит ее. Однако минувший месяц благотворно сказался на мастере Томе. Заметьте, ваш кузен даже не догадывался о моих намерениях – подлинное искусство не терпит нарочитости, игра моя так тонко переплетается с естественностью, что распознать ее невозможно. Я покорила нашего Тома глубокомысленными беседами. Ему никогда прежде не доводилось бывать в обществе женщин, наделенных живым умом, это совершенно ясно, – за исключением вас, моя дорогая. Однако, привыкнув смотреть на вас свысока, он не замечал ваших достоинств, не знал вам цены. Я возвращаю его вам, исправив некоторые из его изъянов; по крайней мере он стал более приятным собеседником, способным поддерживать разумный разговор, его ум открыт новым впечатлениям и мыслям. Осмелюсь предположить, что ваш кузен почти влюблен в меня, а поскольку доселе он ни к кому не питал сердечной склонности, подобный опыт пойдет ему на пользу. Любовь возвышает и облагораживает молодого человека.

Сьюзен слушала мисс Крофорд в молчании, изумляясь необычайной оживленности и пылкости ее речи. То была совсем иная Мэри! Так кошка, дремлющая у камина, ничуть не походит на ту же кошку, изготовившуюся к прыжку в охоте за мышью. Сьюзен будто увидела перед собой незнакомку.

Заметив выражение лица девушки, Мэри улыбнулась и умолкла. Дамы сидели в саду, в густой тени тутового дерева. Составленные вместе кресла, бесчисленные подушки и полотняная опора для спины помогали Мэри расположиться с удобством, и все же заметно было, что ее мучают боли. Временами на ее щеке вздрагивал мускул. День выдался необычайно душный. После бури, послужившей причиной несчастья с Томом, вернулась ясная, сухая погода, еще более теплая, чем раньше; жаркий июль сменился знойным августом.

– Надеюсь, я не смутила вас, моя милая Сьюзен? Боюсь, я не могла бы говорить в той же свободной манере с нашей обожаемой Фанни, но вы не так хрупки и пугливы, как ваша сестра. А об этих вещах надобно думать. Отношения между мужчиной и женщиной не следует оставлять на волю случая; подобно тому как во всем остальном в жизни мы руководствуемся привитыми нам благонравием и разумной рассудительностью, так же надлежит поступать, когда речь идет о самом важном – об отношениях двух полов. По моему желанию Том преобразился, так глина в умелых руках гончара превращается в полезный сосуд. В будущем у некой неизвестной мне женщины (надеюсь, не мисс Йейтс) будет причина поблагодарить меня, хотя к тому времени обо мне уже давно забудут.

Сьюзен с горестным возгласом пролепетала в ответ нечто невразумительное о «более прохладной осенней погоде», о «возвращении Фанни» и о «новом лечении», но Мэри улыбнулась, качая головой:

– Нет, моя дорогая, я не обманываюсь и буду признательна, если вы тоже не станете тешить себя несбыточными надеждами. Время, которое мы проводим вместе, слишком драгоценно, чтобы тратить его на споры. Я не увижу Фанни. Мне осталось жить считанные недели, а может быть, дни. Я попросила нашего доброго Фрэнка Уодема поскорее причастить меня, пока я еще в здравом рассудке; боюсь, потом слабость и беспамятство помешают мне принять таинство. Вы удивлены, вам странно слышать от меня подобные речи, ведь только что я говорила совсем в ином тоне. Но таков уж мой нрав. Если мне доводилось поступать дурно по безрассудству или недомыслию, надеюсь, прегрешения мои не слишком велики, и теперь я искупаю их. Признаюсь, я считаю легкий флирт грехом куда меньшим, нежели мстительность, высокомерие и гордость, в коих я неповинна.

– Истинная правда!

– Я послала за своим поверенным, душенька Сьюзен, дабы отдать последние распоряжения; мне ненавистна мысль, что семейство Ормистон наживется на моей кончине. У них и без того предостаточно золота. Все свое богатство (а оно невелико, ибо я была беспечной стрекозой, а не бережливым муравьем) я оставляю вам, дорогая, чтобы избавить вас от надобности обращаться к кузену Тому всякий раз, когда вам вздумается купить себе новое платье; на большее моего наследства едва ли хватит. – Сьюзен хотела было возразить, в неясном ее восклицании слышались печаль и благодарность, но Мэри лишь досадливо отмахнулась. – А теперь послушайте меня: я хочу сказать нечто важное. Пожалуйста, отнеситесь внимательно к моим словам. Я ни к чему не принуждаю вас, не пытаюсь указывать или увещевать. Драматические сцены у смертного одра – не мое амплуа, и мысль о мертвой руке, тянущейся из прошлого, дабы управлять людскими судьбами, мне отвратительна. Но если бы вы с Генри соединились узами брака, сбылась бы самая заветная моя мечта.

– О… но…

– Ш-ш! Я ни о чем не прошу и не задаю вопросов. Генри о вас самого высокого мнения, я знаю. После Фанни мой брат не помышлял о женитьбе, ни одна другая женщина не пробуждала в нем подобного чувства. Так было до встречи с вами. Из Генри получился бы хороший муж – добрый, внимательный, любящий. Он окружил бы вас самой нежной и преданной заботой, к чему, полагаю, вы не привыкли, – с легкой улыбкой сказала Мэри. – Но возможно, надеждам моим не суждено осуществиться. Я не вправе требовать или убеждать. Единственный урок, усвоенный мной здесь, в Мэнсфилде, заключается в том, что нам не следует стремиться непременно подчинить себе другого. Я научилась этому у вас, дорогая, как и многому иному.

– У меня?

– Вы не умеете ценить свои достоинства, и это одна из ваших добродетелей. А вот и Генри приехал, чтобы отвезти вас домой. И верно, пора. Я выбилась из сил, пичкая вас наставлениями, бедная Сьюзен, а вам есть о ком заботиться, помимо меня. Умоляю, приведите сюда завтра малышку Мэри, она найдет множество любопытных вещиц в моем бюро, и прошу передать мой душевный привет Тому.

Утомленная долгой речью, Мэри задыхалась, бледная от слабости, однако в ее прощальной улыбке сквозило былое лукавство.

Отвозить Сьюзен домой вошло у Генри в обычай. В пути оба чаще всего молчали или вели нехитрые разговоры о погоде, об урожае, о том, какие фрукты выбрать для Мэри, однако, будучи вместе, ни тот ни другая не испытывали неловкости и держались с дружеской простотой, словно брат с сестрой. Приятная непринужденность в их отношениях не нарушилась и после памятной беседы Сьюзен с Мэри.

Иногда Генри ненадолго заходил в усадьбу, чтобы побеседовать с леди Бертрам или сыграть на бильярде с Томом, чье здоровье почти совсем поправилось. Если возле дома стояла коляска Джулии, Генри деликатно воздерживался от визита. Он знал, что миссис Йейтс питает к нему неприязнь и едва ли обойдется с ним любезно, случись им встретиться.

В середине августа пришли письма из Вест-Индии; одно для Сьюзен от Фанни, другое – от Эдмунда Тому. В послании Эдмунда говорилось, что все дела благополучно завершены, и назывался день отплытия с Антигуа, день давно прошедший, поскольку письмо писалось в июне, а отъезд назначен был на июль.

– Выходит, сейчас они уже в море! – радостно воскликнула Сьюзен.

Известие о скором возвращении сестры принесло ей невыразимое облегчение, до встречи с Фанни оставалось лишь несколько недель, но Сьюзен чувствовала, что не в силах терпеливо ждать. Весь день она носила с собой послание сестры, словно талисман.

«Я отправила письмо Мэри Крофорд с той же почтой», – писала Фанни, и вечером Сьюзен, взяв с собой малютку Мэри, направилась по мягкой, согретой солнцем траве в Уайт-Хаус, чтобы узнать, доставлена ли почта.