Текст книги "Скандальная графиня"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Имеет. Что это за улица?
Джорджия помешкала и нехотя ответила:
– Тут мой бывший особняк… то есть наш бывший дом.
– Покажите мне его.
– Нет.
– Прошу вас.
– К чему? – нахмурилась она.
– Вам необходимо изгнать призраков прошлого из вашей жизни. Иначе они навсегда останутся с вами и будут вечно терзать ваше сердце.
– Терзать?..
– Возможно, я чересчур сильно выразился, однако без них вам будет куда лучше.
Шум улицы словно стих. Ей почудилось, что вокруг и вправду появились призраки.
– Не можете же вы вечно избегать этих улиц? – спросил Дрессер.
– Вы правы, возможно.
Неоспоримую правоту его слов приходилось признать. Джорджия отважно выпрямилась и пошла вперед.
Улица Биллинг-роуд была типична для района Мейфэр – по обе ее стороны стояли почти одинаковые высокие дома с полированными черными перилами у парадного входа и ровными рядами застекленных окон. Странно, всех мелких деталей она раньше отчего-то не замечала.
Они приближались к Тому Самому Дому, и сердце ее билось все быстрее.
– Не знаю, как поступил с домом дядя Дикона, новый граф Мейберри, – оставил себе или продал… – Горло ее сдавило, во рту пересохло, но она мужественно договорила: – Люди в основном предпочитают арендовать дома, ведь в Лондоне они проводят всего несколько месяцев в году. Но мы почти безотлучно жили в городе, так что этот дом был арендованный, разумеется, но очень надолго…
Следуя подле, Дрессер предоставил ей выговориться, изредка вставляя словечко и гадая, что больше печалит графиню: потеря дома или супруга. Первое представлялось сомнительным – мелочность, похоже, несвойственна Джорджии Мейберри. Да, она молода. Да, легкомысленна и избалована. Но при этом удивительно сильна и обнаруживала редкостное здравомыслие.
Может быть, потеря дома и мужа для нее неразделимы?
Она умолкла, остановившись напротив дома, ничем не отличающегося от соседних.
– Это он? – спросил Дрессер.
– Да. Как странно, что я не могу войти! – Они пошли вниз по улице. – Не хочу стоять здесь на виду у всех как потерянная.
– Это всего лишь дом – таких на этой улице полным-полно.
– Думаю, в море полным-полно совершенно одинаковых кораблей, – парировала она, – но разве вы не тоскуете по тому, который вынуждены были покинуть?
Дрессер честно подумал и ответил не менее честно:
– Ни в коей мере. По некоторым людям – да, порой скучаю, однако благодарю небо, что избавился от других, которых терпеть не мог.
– Тогда вы не знаете, что это такое – терять дом. И не один…
– Увы, – признался он. – А какие еще дома вы потеряли?
– Замок Мейберри… хотя я не особенно его любила. И «Сан-Суси».
– Это означает «без забот»?
– Это был мой дом… наш дом. В Челси, на самом берегу реки. Сейчас мы с Диконом жили бы там… Мы перебирались туда, когда в Лондоне становилось слишком жарко. А какие там сады… Я знаю, новый лорд Мейберри оставил «Сан-Суси» себе. Сейчас он, наверное, прохлаждается там.
Дрессеру нечем было ее утешить – возможно, тенистый парк подарит ей иллюзию потерянных садов «Сан-Суси»?
– Мы могли бы прогуляться по парку… Ведь это, кажется, нам по дороге?
Джорджия вздрогнула, отвлекаясь от тягостных раздумий.
– Да, вполне…
Дрессера глубоко опечалила история молодой вдовы. В одну ночь Джорджия лишилась не только мужа, но и крыши над головой. Ее просто-напросто выселили, позволив взять с собой лишь самое необходимое. А новый лорд Мейберри завладел всем, что она считала своим: не только домами, но и мебелью, фарфором, картинами, коврами, драгоценностями. Всем, кроме ее платьев и того немногого, что она получила в подарок за время недолгого брака. Неудивительно, что она одержима желанием обрести все это вновь.
– Да, это жестоко, – сказал Дрессер, – но сами посудите: как могло быть иначе?
Джорджия не стала делать вид, будто не поняла.
– Иначе и быть не могло. Я знаю.
Она шла все так же стремительно, но теперь, казалось, от чего-то убегала, спасалась, и Дрессеру захотелось ее обнять и утешить. Джорджия остановилась в конце дорожки, в тени высокого дерева.
– Тут все по-прежнему, – сказала она.
– Вы имеете в виду парк?
– Я имею в виду все: дом, парк, улицу Пэлл-Мэлл… – Джорджия повернулась к Дрессеру: – Вот если бы вы вернулись на флот, там тоже, наверное, увидели бы, что ничего не переменилось…
– Я, несомненно, попал бы на другое судно – если бы мне вообще удалось получить назначение. В мирное время это дьявольски непросто.
Джорджия вскинула голову:
– А как назывался ваш последний корабль?
– «Передряга», – ответил он, и она откликнулась так, как он того и хотел, – улыбнулась.
– Вы шутите?
– Нет, клянусь честью! Величественные имена носят величественные суда. А у нас были еще «Хорек» и «Селедка».
– И вы вовсе не скучаете по своей «Передряге»?
– Ни в малейшей степени.
– А по дому, где прошло ваше детство? По нему вы разве не скучали, когда отправлялись в плавание?
– Не припоминаю такого. Родителей не стало, когда мне было десять, и я уехал жить к дядюшке и тетушке в Дрессер-Мэнор. Прежде я бывал там, и он мне нравился – особенно я любил конюшни. Но я никогда не чувствовал себя там дома. Собственно, Дрессер и не был моим домом.
– Тогда понятно: вам нечего было терять.
– Пожалуй, я скучал только по моему пони.
– А как его звали? – спросила она.
– Конкистадор. Так звал его я, хотя по-настоящему он именовался Гомером, – но для десятилетнего парнишки это было чересчур.
– Я люблю лошадей, но никогда особенно не жаловала верховую езду.
– Возможно, вам понравилось бы ездить по-мужски, – предположил Дрессер.
– Кто знает, – улыбнулась Джорджия.
– Теперь Дрессер – моя собственность, – ему отчего-то очень важно было сейчас это подчеркнуть, – теперь это мой дом, и заниматься им – мой святой долг.
– Вот это я как раз прекрасно понимаю. Надеюсь, это доставляет вам радость.
«Только когда я представляю себе, что ты живешь там», – едва не вырвалось у него.
– Надеюсь, сам по себе Грин-парк не навевает горестных воспоминаний? – вместо этого спросил он.
– Знаете, это даже занятно. – Джорджия воспрянула духом. – Разумеется, он вовсе для меня не потерян. Я могу гулять здесь, как прежде, и наслаждаться, как встарь! Спасибо вам: вы убедили меня, что остается еще множество радостей: парки, театры, магазины, приемы при дворе… Как глупо скорбеть о потерях, когда вскоре весь Лондон вновь будет у моих ног! Нужна сущая безделица – вступить в новый брак.
Как он и предполагал, она стремилась вернуть себе то, что имела. Он уверен был, что, если бы это было в ее силах, она вернула бы себе и дом на Биллинг-роуд, и «Сан-Суси»… Однако это было так же немыслимо, как ему – вернуть безвозвратно потерянную красоту лица.
Когда же она наконец это осознает? Впрочем, еще слишком рано, одернул он себя.
– Я присматриваю себе в мужья герцога, – тем временем щебетала Джорджия. – Как мне хочется сделаться герцогиней! Наверное, мне не следовало бы так откровенничать с вами, но мы ведь друзья, не так ли?
Это ее «друзья» сейчас подразумевало «всего лишь друзья», и именно это хотела она подчеркнуть. Джорджия Мейберри умница, вовремя поняла, что их доверительная беседа разрушила невидимый барьер, и теперь спешно выстраивала его заново.
– Почту за честь быть вашим другом, леди Мейберри. – Дрессер поклонился и прибавил: – Всегда.
И это было правдиво. Дружба в браке – его идеал.
– Как это прекрасно! К тому же вы так похожи на моего брата Перри… ну, на достопочтенного Перегрина Перримана. – Похоже, и это сказано было не без умысла, из друга он тотчас стал почти братом. – С ним я могу говорить о чем угодно, и мало кто на свете так понимает меня. Он всецело разделяет мою любовь к городу, придворным увеселениям, моде и театру…
Стена стремительно укреплялась, кирпичик за кирпичиком… Похоже, этот чертов Перегрин Перриман такой же шалопай, как и его покойный кузен Сейди. И этот, верно, просаживает кучу денежек на модные платья.
Впрочем, к тому же привыкла и Джорджия Мейберри. Ждет не дождется, когда сможет вернуться к прежним привычкам.
И каждое ее слово ложилось, словно увесистый кирпич, в разделяющую их стену.
Джорджия так увлеклась плетением словес, призванных начисто лишить лорда Дрессера ложных надежд, что заблудилась.
– Ах, резиденция ее величества… Впрочем, полагаю, вам это известно.
– Однако внутри мне не приходилось бывать, – сухо сказал Дрессер.
– Но ведь при дворе вы бывали? В Сент-Джеймсском дворце?
– Да.
– Ну разумеется, бывали, прошу простить меня. Понять не могу, отчего я суечусь вокруг вас, словно утка вокруг единственного утенка.
Дрессер искренне рассмеялся:
– Мне нелегко представить себя маленьким и пушистым, однако можете сколько угодно суетиться вокруг меня!
– Опасное предложение, Дрессер. Ведь я могу начать скармливать вам червячков.
– Из вашего клювика, леди Мейберри, я и червячков ел бы с превеликим наслаждением!
Джорджия засмеялась в ответ – однако их отношения, похоже, вновь развиваются в неправильном направлении.
– Я слишком добрый друг вам, – произнесла она со значением, – чтобы подвергнуть подобной пытке.
– А я настолько добрый друг вам, что беззастенчиво позволяю себе вас поддразнивать.
– А как друзья величают вас, милорд?
– Дрессер.
– Но каким именем нарекли вас при крещении? Вы же не Дрессер Дрессер, в самом деле!
– Разумеется, нет.
– Тогда как же вас зовут?
– Ну, для того чтобы мне вам открыться, мы должны стать куда более близкими друзьями.
– Вы ужасный человек! Теперь меня замучает любопытство… Позвольте, я догадаюсь сама. Том? Дик? Или Гарри?
– О, как банально…
– Тогда Мафусаил.
– Полагаете, родители прочили мне легендарное долгожительство?
– Может быть, Лазарь?
– Чтобы я, в случае чего, мог восстать из мертвых?
– Ну… Гог!
Дрессер захохотал:
– Тогда у меня непременно должен быть брат по имени Магог!
– Скажите сейчас же! – потеряла терпение Джорджия.
– И не подумаю.
– Если откроетесь, я разрешу вам звать меня Джорджией!
– Этого слишком мало, чтобы подкупить меня.
– Вы упустили шанс. – Джорджия задрала подбородок и ускорила шаг, помимо воли улыбаясь. В качестве друга он был просто великолепен.
– Так у вас нет братьев? – спросила она.
– И даже сестер.
– Как это, должно быть, странно. И ваши родители спокойно отпустили единственное дитя в море?
– К тому времени они давным-давно отошли в мир иной, однако я всегда мечтал пойти по стопам отца.
– Вы говорили, что оказались на флоте, когда вам было всего двенадцать? Как, должно быть, это ужасно…
– Нисколько. Я всегда находился под присмотром. А начинал я юнгой на корабле, где капитаном был старинный приятель отца. И я сам хотел очутиться на корабле, никто меня не неволил. Достаточно ли это честный ответ, чтобы мне воспользоваться вашим любезным позволением звать вас по имени?
– Ничуть не бывало!
– Отчего же?
«Потому что в этом будет нечто интимное, а вовсе не дружеское!» – подумала она и ответила:
– Потому что мне это не подобает. А мне надлежит во всем быть безупречной.
– Бедняжка Джорджия… – Она изумленно воззрилась на Дрессера, которого это, впрочем, ничуть не обескуражило. – Вы же говорили, что я вам как брат.
– Ну, если вы это имеете в виду, тогда что ж, пускай. – И прибавила: – Но только когда мы будем одни.
– Стало быть, вы намерены оставаться со мною вдвоем. Что ж, жду не дождусь.
Вот ведь незадача… Джорджия уже подыскивала уничижительный ответ, однако раздался бой курантов.
– Боже праведный! Как, уже два? У меня остался всего-навсего час!
– Тогда нам следует поспешить.
С этими словами Дрессер схватил ее за руку и потащил вперед. Джорджия взвизгнула, но тотчас подхватила пышные юбки и понеслась бегом, хохоча, как ребенок, – она и впрямь словно вернулась в детство. Но вовремя опомнившись, закричала:
– Стойте! Остановитесь сейчас же!
Дрессер покорился.
– Что-то не так?
– В парке не принято бегать. – Джорджия нахмурилась, оправляя юбки.
– Даже если времени в обрез? О-о-о, я, кажется, понимаю: на нас смотрят неодобрительно, – но ведь лицо ваше скрыто под вуалью.
– Какое счастье! – Джорджия узнала в одной из прогуливающихся леди Беллу Трашем и показала ей язык, надеясь, что вуаль скроет эту шалость. – Пойдемте. Нам нельзя терять ни минуты. Мне непременно надо поглядеть на кукол.
– На кукол? – не понял Дрессер. – Вы, безусловно, очень молоды, однако…
– На кукол в модных нарядах! – на ходу пояснила Джорджия. – Неужели вы о таких не слышали?
– Представьте себе, ни сном ни духом. – Дрессер бросил мелкую монетку пареньку, подметавшему дорожку. – Не просветите ли меня?
– Модистка не может демонстрировать свои творения покупательницам в полный размер – это было бы безумно дорого, – поэтому одевает кукол и выставляет на обозрение. Конечно, существуют картинки, однако на куклах куда лучше виден стиль будущего наряда. Их даже посылают по почте, чтобы леди, живущие далеко от города, могли быть в курсе последних модных веяний.
– И вы играли в таких кукол в Эрне?
– Прекратите насмешничать, сэр! Мне они вовсе ни к чему. Такие игрушки неминуемо ввергли бы меня в пучину отчаяния в пору траура. Но теперь мне нужно наверстывать упущенное. Ну вот мы и пришли…
Они остановились напротив двухэтажного дома с двумя большими витринами – в одной было вывешено платье и лежало несколько рулонов ткани.
– Я у модистки, – вздохнул Дрессер. – Мои флотские друзья в жизни бы не поверили…
– Новые впечатления расширяют наши горизонты. Если пообещаете примерно вести себя, я попрошу Мэри послать за элем – ведь вам придется меня дожидаться.
Дрессер взял ее за руку и поднес к губам затянутые в перчатку пальцы.
– Спасибо, Джорджия. Тогда обещаю быть очень, очень примерным.
Этот невинный жест, казалось, не должен был вызвать трепета в ее груди. Но как бы не так!..
Глава 11
Джорджия так увлеклась разглядыванием богатых тканей и эскизов платьев, что Дрессеру пришлось едва ли не силком увести ее из салона – нельзя было заставлять ждать леди Эрнескрофт. Леди Мейберри даже надулась, о чем потом немного сожалела. Однако какое право он имеет ею распоряжаться?
На причал Джорджия добиралась в портшезе, хмуро листая модный журнал. Опаздывать она никакого права не имела…
Матушка уже устроилась на суденышке и сурово взирала на дочь, но Джорджии было все равно. Впервые со дня смерти Дикона она ощутила себя свободной выбирать, чем себя развлечь и как долго отсутствовать. Перед тем как ступить на палубу, она помешкала, чтобы поблагодарить Дрессера:
– В качестве спутника вы выше всяческих похвал, милорд!
И она говорила совершенно искренне. Он помог ей избавиться от некоторых призраков прошлого, от давящих страхов…
– Я в вашем распоряжении в любой момент, покуда в Лондоне, леди Мейберри.
– И вы ничем не рискуете – ведь я-то буду в Хаммерсмите!
– Но я же буду там на балу.
– Я умираю от любопытства: так хочется увидеть вас при полном параде!
– Ну, довольно, – вмешалась графиня, – нам пора.
Джорджия, опираясь на руку лакея, ступила на палубу.
– Могу ли я рассчитывать на ваш присмотр и дружеские советы? – спросил Дрессер. Видя, что она колеблется, он прибавил: – В конце концов, мы же заключили сделку…
Он вновь бросал ей вызов, и она с опозданием вспомнила кое-какие моменты сегодняшнего дня. Как они бежали по парку и тот поцелуй…
– Фэнси Фри будет свободна, – шепнула Джорджия матери, усаживаясь с ней рядом. – Я выполню свой долг.
Судно уже отчаливало от берега, как Джорджия вдруг кое о чем вспомнила:
– Дрессер! А вы танцевать умеете?
Дрессер криво улыбнулся:
– Не стоит беспокоиться, право слово! Хорнпайп[3]3
Х о р н п а й п – веселый матросский танец.
[Закрыть] я танцую отменно. – И он изобразил несколько забавных па.
– Хорнпайп? – Леди Мейберри уставилась на него во все глаза.
– Уверена, он сможет с грехом пополам станцевать и что-нибудь другое, дитя мое. – Леди Эрнескрофт с легким удивлением взглянула на дочь. – Похоже, вы с лордом Дрессером стали приятелями?
– Я всего лишь выполняла свой долг, матушка, и получила ни с чем не сравнимое наслаждение, выбирая для него костюм, – едко сказала Джорджия. – Да и эту пляску я надолго запомню.
– Но он все же не безнадежный дикарь. Напиши ему и порекомендуй хорошего учителя танцев. Как все прошло у Парджетера?
– Сносно. Правда, внутрь меня не пустили. Кстати, я видела там старый костюм Ашарда. Когда он появился в нем, я подумала, что этот синий цвет для него чуть темноват.
– Однако не все же время вы были у Парджетера? – нахмурилась мать.
Джорджии этот допрос пришелся не по вкусу, но бунтовать сейчас было бы недальновидно.
– Мы немного прогулялись по Грин-парку, а потом лорд Дрессер сопроводил меня в лавку модистки. Он был необычайно любезен.
– А как же его увечье? Вы, похоже, прекрасно поладили, и ты уже не боишься…
– Я вовсе перестала обращать внимание на его шрам, – сказала Джорджия, надеясь, что это сущая правда. – А вам известно, матушка, что он был единственным ребенком в семье и теперь круглый сирота? Интересно, каковы его родственники?
– Похоже, у него их не осталось. Ведь родители Седрика Дрейсона, его кузена, тоже умерли, и он тоже был единственным ребенком.
– Господи, какая печальная картина, будто злой рок над семейством. Неужели какие-то наследственные немощи?
– Родители Седрика Дрейсона утонули в море по дороге из Голландии около восьми лет назад. О кораблекрушении, в котором погибла «Веселая Бесс», тогда много говорили.
– А что стряслось с родителями нынешнего лорда Дрессера?
– Наверное, тоже что-то связанное с морем… Да ты сама его спроси.
– Нет-нет. Это просто праздное любопытство. Как ваши политические достижения, матушка?
– Похоже, неразбериха вскоре закончится. Возможно, на балу у Уинифред удастся положить конец распрям. Хорошо, что можно использовать бал в честь твоего возвращения в свет в качестве предлога…
– Что ж, послужить предлогом в таком деле – немалая честь для меня.
Если слова дочери и прозвучали суховато, леди Эрнескрофт предпочла этого не заметить.
Почему, гадала Джорджия, если королева столь искусна в политических интригах, у женщин так мало власти в этом мире? Она подозревала втайне, что матушка куда более хитрый политик, чем отец, однако добиться чего-либо мать могла, лишь используя его влияние.
Джорджия вспоминала, что несколько раз, когда сама была заинтересована в принятии того или иного закона, убеждала Дикона проголосовать за него в парламенте. Если бы могла лично присутствовать там – о, она произнесла бы яркую речь! Да что там, если не ее красноречие, то очарование могло бы способствовать благоприятному решению.
Единственно ради шутки Джорджия спросила у матери:
– Как ты полагаешь, женщины смогут когда-нибудь заседать в парламенте?
– Заседать в парламенте? – изумилась мать. – И выставлять свою кандидатуру на выборы? Нет, это решительно невозможно, к тому же мужчины никогда не проголосовали бы за женщину.
– Вот если бы у женщин было право голоса.
– Полно вздор молоть, Джорджия! У женщин хватает забот с домом и детьми. У мужчин куда больше времени, которое они с успехом посвящают речам и переговорам. Правда, далеко не всегда можно полагаться на их здравый смысл…
Джорджия едва подавила смешок, понимая, что именно этим объясняется столь неусыпный контроль, осуществляемый леди Эрнескрофт над политическими делами супруга. Какой интересный оборот принимала их беседа!
– А что там с делом леди Родгард? – спросила она. – Она ведь также по праву носит титул графини Аррандейл, а графство Аррандейл имеет место в палате лордов. Графиня настаивает на том, что это место по праву принадлежит ей, и я не вижу причин, по которым ей в этом должно быть отказано.
– Леди Родгард – дама со множеством странностей. Например, она кормит детей сама, не прибегая к услугам кормилиц, и при этом не отвлекается от насущных дел. А еще пишет статьи в газеты по вопросам усовершенствования законодательства.
– Но что странного в том, что она желает заседать в парламенте? А ведь ей к тому же не позволяют отослать в палату своего депутата, и графство политически обезглавлено.
– Именно поэтому титулы всегда должны наследоваться по мужской линии, – сказала мать. – Все прочее ведет к неразберихе, а в мире и без того царит полнейший хаос. Поведение американцев совершенно абсурдно, и если не держать ухо востро, то эксцентричные дамы вроде леди Родгард вконец перевернут все с ног на голову. Сама посуди: она отправилась на север, дабы заняться своими поместьями, – в то время, когда ей надлежало быть подле супруга, в Вестминстере! Отчего не послать на север своего представителя, я в толк не возьму. Хуже того – она взяла с собой младенца! Остается молиться, чтобы дитя выжило.
Джорджия вовсе не была уверена, что эти молитвы будут искренними – ведь Диана Родгард всегда раздражала ее мать, – все же произнесла:
– Аминь! – и вновь уткнулась в журнал мод.
А графиня раскрыла какую-то конторскую книгу. Наверняка просматривала счета Эрнескрофта – так же, как в свое время Джорджия проверяла счета Мейберри. Если бы она предоставила это Дикону, в финансах семьи настал бы полный хаос, а ушлые слуги прибрали бы к рукам крупные суммы. Неужели все мужчины одним миром мазаны? Неужели дела самых крупных поместий всецело находятся в женских руках? Интересный вопрос: а кто ведет денежные дела у Дрессера?
Нет, она далека была от мысли предложить Дрессеру свои услуги, однако скучала по этой части своей жизни куда сильнее, нежели подозревала. В цифрах и бумагах было что-то умиротворяющее, она с наслаждением приводила их в порядок, проверяла, систематизировала. Да, ей нужен муж, который доверил бы ей дела, но вот как такого найти? Загадка. Такая же, как и имя лорда Дрессера. Как его зовут? Наверное, он терпеть не может свое имя. Моисей? Эсав? Или Боаз? Интересно, есть ли в святцах имечко Хризостом? Мужчины порой берут фамилию матери. Блетчеруэй? Пибоди? Пикл? Джорджия хихикнула.
– Ты что это раскашлялась? – спросила мать.
– Нет-нет, мама, все в порядке, – сказала Джорджия, кусая губы. Она уже в красках представляла, как поделится с Дрессером своими предположениями на балу.
Джорджия разглядывала коллекцию кубков и вазочек, собранную Уинни, когда к ней подошел лакей.
– Прибыл граф Селлерби, миледи.
– Проклятие! – пробормотала Джорджия себе под нос, понимая, что вряд ли откажется от встречи с ним – особенно после того как он проделал немалый путь из Лондона. Она со стыдом вспоминала приглашение, разорванное в клочки, которые она потом утопила в «озере» Уинни. – Я скоро спущусь, – объявила она лакею и поспешила в свою комнату, чтобы снять фартук и привести себя в порядок.
Оказавшись в своей спальне, она спросила Джейн:
– А вдруг он явился, чтобы сделать мне предложение? Как быть?
– Отказать ему, миледи.
Джорджия замерла, обдумывая положение.
– Никогда прежде мне не приходилось отказывать поклонникам.
– Вам стоит лишь сказать «нет», миледи. Очень вежливо.
– Полагаю, ты права. Впрочем, может быть, обойдется? Он знаток хороших манер и знает, что прежде следует обратиться к моему батюшке. А вдруг он уже сделал это? О боже и все святые, но ведь батюшка не одобрил бы его кандидатуру. А если они беседовали, тогда почему отец ни слова не сказал мне?
– Даже если милорд и получил разрешение у вашего батюшки, вы можете сказать «нет».
– Разумеется, могу! Надеюсь, мне удастся сказать ему «нет», не выражая открыто неповиновения воле отца.
Джейн успокаивающе положила руку на плечо госпожи:
– До этого не дойдет, миледи. Лорд Селлерби слишком хорошо воспитан, чтобы всерьез вас расстроить.
– Меня расстраивает столь сильная его привязанность ко мне – особенно учитывая то, что я не могу ответить ему тем же. Прошу, спустись вниз вместе со мной, Джейн. Он поймет намек.
– Хорошо, миледи. Однако вспомните: вы весьма благоволили ему за два года до смерти лорда Мейберри.
– Теперь ты взялась меня укорять? Прекрати! Все мои прегрешения мне известны. Тогда я была замужем, так что в этом не было ничего дурного. С Селлерби хорошо было посещать увеселения, которые Дикон терпеть не мог: концерты старинной музыки, лекции по искусству, философские вечера… Ну да полно. Надо побыстрее его спровадить – у нас уйма дел.
Селлерби поджидал ее в небольшой гостиной – Джорджия невольно отметила его строгий, но весьма изысканный наряд. Даже мелкие детали были безупречны – в Эрне он обычно выглядел иначе. Сейчас же на нем был скромный серый костюм с чеканными серебряными пуговицами, манжеты отделаны почти невидимой тончайшей полоской кружев. Из украшений – одно-единственное кольцо и золотая булавка на шейном платке. Темно-каштановые волосы были аккуратно причесаны.
Может, стоило переменить свое мнение о нем?
– Селлерби, – она протянула ему руку, – как мило с вашей стороны приехать навестить меня, ведь отсюда до Лондона путь неблизкий.
Селлерби поцеловал ей руку. Губы его и вправду коснулись ее кожи, что было не вполне comme il faut[4]4
Прилично, правильно (фр.).
[Закрыть].
– Моя дорогая Джорджия, вы прекрасно знаете, что ради вас я добрался бы и до Индии!
– До Индии! – Джорджия присела на стул, чтобы лишить Селлерби возможности сесть с ней рядом. – И вы привезли бы мне оттуда рубинов?
– Размером с голубиные яйца!
Джорджия беспечно хихикнула:
– Но надеюсь, сейчас вы принесли мне кое-что более ценное: последние городские слухи. Как склока у Графтонов? Стихает или, напротив, разгорается?
Селлерби тотчас принялся рассказывать – он прекрасно знал, что именно может заинтересовать Джорджию. Он был хорош собой… вернее, не совсем так: лицо у Селлерби было ничем не примечательное, однако манеры и стиль делали его почти красивым.
– А когда вы собственной персоной появитесь в Лондоне, Джорджия? Признаться, я удивлен, что вы приехали именно сюда.
– Я хотела повидать сестру и ее малышку. А сейчас помогаю ей готовиться к балу.
Джорджия спохватилась, но было поздно – слово уже слетело с языка.
– Ах да! – Он расправил щегольские манжеты. – Я пока не получил приглашения.
– Но их пока и не рассылали, – ответила Джорджия, пытаясь не выказать стыда. Проклятие, выход был один-единственный. – Я рада буду видеть вас, разумеется. Даже если приглашение запоздает.
– Ваш первый бал в вашей новой жизни… Могу я рассчитывать на первый танец?
«Нет!» – вертелось на языке у Джорджии, ведь первому танцу люди склонны придавать особое значение. Но она ответила уклончиво:
– Ну-ну, Селлерби, на это можете не рассчитывать! Впрочем, бал продлится до утра, мы с вами непременно потанцуем.
– И вы не вознаградите вашего самого преданного слугу так, как он того заслуживает?
– Уверяю вас, моей Джейн я плачу вполне щедро.
Если лицо Селлерби и выразило раздражение, то это стремительно прошло.
– Ах, хитрая леди Мей! Ваш мир заждался вас. Что ж, я согласен ждать всю ночь, смиренно смешавшись с толпой ваших обожателей. Однако дозволено ли мне будет напомнить вам, как прелестно мы с вами танцевали прежде?
И это была правда. Он был, пожалуй, лучшим танцором на светских балах, любимым ее партнером, однако явно пытался за ней ухлестывать. Нет, сейчас это точно некстати.
– Я не забуду, – сказала Джорджия, вставая. – А теперь извините, Селлерби. Поскольку моя сестра лишь недавно родила, основные обязанности по подготовке к балу легли на мои плечи.
Селлерби покорно поднялся:
– Тогда бал будет поистине изумителен, как и все увеселения, которые затевает леди Мей! Вот интересно, как мы станем величать вас, когда вы вновь выйдете замуж?
«Наверняка он подразумевал «леди Селл», – подумала она, поежившись. Нет, это звучало никуда не годно.
– Возможно, время для прозвищ прошло, – сказала она, напрявляясь к двери. – Я вскоре стану совершеннолетней.
– Подумать только, такой почтенный возраст…
Джорджия улыбнулась шутке и слегка расслабилась – поэтому, когда он, достав из кармана маленький сверток, протянул ей, она не воспротивилась.
– Сущая безделица, – сказал Селлерби, – но подарок от чистого сердца.
И прежде чем она успела вернуть назад его дар, Селлерби вышел, а в руках у Джорджии остался изящный сверток, в котором, несомненно, скрывалась пара перчаток – безупречный и стильный подарок.
Будь проклят этот человек, запоздало разозлилась она, за то, что так ее провел!
– Боюсь, легко от него не отделаться, – вздохнула Джорджия.
– Сдается, вы правы, миледи. Однако бояться нечего – достаточно будет одного вашего «нет».
– Конечно, однако, похоже, он так и будет донимать меня подарками, а мне предстоит голову ломать: возвращать их или нет!
Джорджия развязала ленту и развернула бумагу. Она не ошиблась – это были белые шелковые перчатки. Довольно короткие, изумительно изящные, с вышитыми по манжетам сердечками.
– Да уж, подарок от сердца, – сказала она, передавая перчатки Джейн. – Убери это. У меня и правда уйма работы и всего лишь двадцать четыре часа, чтобы все успеть.
