Текст книги "Скандальная графиня"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 4
«Дорогая Лиззи!
Я не могла пропустить скачки. В конце концов, Фэнси Фри – моя любимица, и это я дала ей имя, как только она появилась на свет. Я умолила Пранса взять меня с собой.
Разумеется, я была одета в мужской костюм: бриджи и все такое. Так и вижу, как ты качаешь головой, но я хотела остаться неузнанной. Я надела широкополую шляпу, и все бы сошло, если бы ветер ее не сорвал. Причем дважды… Ну ладно, во второй раз я в волнении сама сорвала ее с головы и замахала ею! Сомневаюсь, что кто-нибудь это заметил, – все были увлечены скачкой. Мне вовсе не надобен новый повод для скандала, даже самый ничтожный… я просто хотела своими глазами видеть победу Фэнси Фри.
Увы, победила Картахена, лошадь лорда Дрессера, и теперь бедняжка Фэнси переберется в его конюшню, доставшись ему в качестве приза. А конюшни эти старые и ветхие.
Как думаешь, у лошадей чувство дома развито, как у людей? Когда я вспоминаю Биллинг-роуд и «Сан-Суси», сердце до сих пор разрывается, даже теперь, спустя год. А ведь я живу в роскоши. Представь, что бы со мной сталось, если бы пришлось перебраться в какую-нибудь лачугу?
Знаю-знаю, такое не может случиться, но бедняжке Фэнси Фри это, увы, уготовано…
К тому же я вполне уверена в своем будущем, а вот бедная лошадка вынуждена покорно ехать туда, куда ее отвезут. Боже, чем она отличается от рабыни? Не начать ли мне кампанию против эдакого жестокосердия? Да-да, знаю: это безумие, но я так сострадаю бедняжке…»
От громкого стука в двери будуара Джорджия вздрогнула и посадила кляксу на листок. Прежде чем она успела хоть что-нибудь сказать, двери открылись и вошла матушка.
– Ах вот ты где, Джорджия. Тебе надлежит одеться и спуститься к обеду.
Торопливо встав, Джорджия присела в реверансе:
– Почему? И зачем?
Леди Эрнескрофт была высока и сухопара, а ее поседевшие волосы отливали сталью. Иногда между ней и дочерью находили сходство, что очень тревожило Джорджию. Тонкие губы матери сделались еще тоньше:
– Потому что твой отец этого требует!
«Приказывает», – сообразила Джорджия, однако продолжала слабо противиться:
– Но вы же знаете, я не намереваюсь появляться в обществе, пока не истечет время моего траура, матушка.
– Тогда нечего было сидеть на трибуне во время скачек! В мужских штанах! А поскольку именно это ты и проделала, тебе надлежит исправить положение, представ перед гостями в более подобающем виде.
– Меня никто не заметил, – жалобно сказала Джорджия.
– Еще как заметили! А тем, кто не заметил, об этом рассказали. Ты была в бриджах! О чем ты только думала, девочка?.. Поэтому ты сделаешь так, как тебе велено.
– Но это неразумно…
– Ты смеешь обсуждать волю отца?
– Нет! – вырвалось у Джорджии помимо воли. Сопротивление было бы равносильно оспариванию воли Божьей. И все же она спросила робко: – Но зачем это понадобилось? Даже если я буду за обедом, никто своего мнения обо мне не переменит.
Матушка все еще смотрела на нее сурово, но вдруг отвела взгляд. Что-то тут было нечисто.
– Это связано со скачками.
– Разве то, что я там была, так уж…
– Дело не в твоем поведении. Дело в победителе.
– При чем тут Картахена?
– Речь о лорде Дрессере! Невзирая на поражение, твой отец проникся к нему симпатией и пригласил отобедать с нами. Тебе надлежит проследить за тем, чтобы ему было комфортно.
– И что мне сделать? Подложить ему подушечку под мягкое место? Или подставить табуреточку под подагрическую ногу?
– Не дерзи! Лорд Дрессер служил на флоте, пока в январе не преставился его кузен. Он принял бразды правления поместьем в свои руки, но… немного не готов к появлению в высшем свете. Ты должна ему помочь.
Джорджия с трудом удержалась от очередного дерзкого замечания – на сей раз по поводу выбора вилки за столом.
– Но почему я? Там же будет Меллисент…
Обычно супруга Пранса обожала вертеться вокруг гостей и возражала против присутствия сестры.
– Увы, Меллисент не будет. Ты знаешь, какой чувствительной она делается, когда носит под сердцем дитя. Твои шалости расстроили ее так, что она слегла.
– О, я так сожалею… Однако, матушка…
– Отсутствию Меллисент есть еще одно объяснение. Дело в том, что лорд Дрессер в бою получил увечье. У него на щеке шрам – это может впечатлить сверх меры чувствительную особу.
– А я, разумеется, абсолютно лишена эмоций!
– Но ты не готовишься стать матерью.
Джорджии хотелось верить, что мать не желала ее больно ранить.
– Думаю, я постыдилась бы побледнеть при виде солдата, изувеченного в битве, защищавшего нас от врага, – даже если бы была беременна.
– Не критикуй сводную сестрицу лишь потому, что ты от природы крепче и мужественнее!
– Мужественнее? Быть благосклонной к герою – это ты называешь мужеством?
Джорджия видела, что мать совершает над собой усилие. Уголки ее губ даже слегка приподнялись в подобии улыбки.
– У тебя доброе сердце, дочка.
– И что именно меня просят сделать? Скажите как есть.
– Находиться подле Дрессера, вести с ним беседу, как бы он ни старался отмолчаться… Сделать все, чтобы он почувствовал себя свободнее, давать ему советы…
– Советы? Касательно чего?
– Ну… в любой затруднительной ситуации.
Отчего-то перед внутренним взором Джорджии тотчас возникла картина поистине непристойная, и она с трудом сохранила серьезность на лице. Если бы Дикон был с ней, он бы тоже смеялся!
– Есть еще вопросы? – сухо спросила мать.
Единственным вопросом было: что происходит? Тут замешана политика? Ее родители вечно играли в «политические шахматы», особенно в последнее время, когда король то и дело расходился во мнениях со своими министрами и во всех закоулках Сент-Джеймсского дворца плелись коварные интриги.
– Признайся, мама: что за этим кроется?
– Ты на удивление упряма, Джорджия, – устало произнесла графиня. – Если я дам тебе исчерпывающие объяснения, отец зачахнет от тоски по Фэнси Фри, которую неминуемо утратит. Он надеется на успешные переговоры с Дрессером об изменениях условий уплаты проигрыша. А если ты будешь любезна с лордом Дрессером, это может смягчить его сердце.
– А-а-а, ну тогда это имеет смысл.
Джорджия мысленно оценивала ситуацию. Да, она намеревалась выдержать полный год траура и затворничества. А уж если принимала решение, то никогда не отступалась. Однако судьба бедняжки Фэнси Фри не на шутку заботила ее…
– В таком случае я буду на обеде, – решилась она. – Если дело касается участи Фэнси Фри, я буду пылинки сдувать с этого подагрического морского волка.
– Он офицер флота!
Джорджия проигнорировала это замечание:
– И если он станет рыгать за обеденным столом или плевать на пол, я найду способ намекнуть ему, что следует вести себя более изысканно.
– Иногда ты приводишь меня в отчаяние! – воскликнула мать, однако сдержалась и лишь тихо прибавила: – Помни также, Джорджия, что твой внешний вид за обедом должен изгладить впечатление от безобразия, которое ты позволила себе на скачках. Оденься скромно и веди себя благоразумно – возможно, тогда гости, когда появятся в свете, отзовутся о тебе благосклонно.
И мать величественно выплыла из покоев дочери, а та показала язык закрывшейся двери и пробормотала себе под нос:
– Я такая же рабыня, как и бедная лошадка.
– Да полноте, миледи! – раздался голос Джейн, которая все это время молчком простояла в уголке.
Рассмеявшись, Джорджия и служанке показала язык. Она села дописывать письмо Лиззи, присовокупив к нему и описание только что разыгравшейся сцены.
– Вам пора одеваться, миледи…
– Сейчас-сейчас! – Джорджия быстро писала, закончив послание словами: «Если бы письмо по волшебству сегодня же попало в твои руки, я попросила бы тебя за меня помолиться. Но коль скоро такое невозможно, я повременю с отправкой, а позже отпишу, чем все закончилось». Затем сунула листок в ящик бюро, заперла его на ключ, а после всецело отдалась в руки Джейн. Она скинула халат, со вздохом надела корсет, предоставив горничной его зашнуровать. Она уже сожалела об опрометчивой просьбе помолиться за нее – ведь она обнаруживала ее нервозность. Да, вчера вечером она уединилась у себя в опочивальне, верная намерению избегать общества в течение годового траура… Но сегодня – и она отдавала себе в этом отчет – ухватилась за возможность вырваться на волю…
Она жаждала возвращения к привычной жизни, полной светских увеселений, однако сейчас, когда время положенного траура истекало, она все сильнее тревожилась. Интересно, сколько еще великосветских щеголей и щеголих считают ее тайной любовницей Ванса и причиной гибели Дикона?
Она нервно оправила корсет на костяных пластинках:
– Как же неудобно-то. Кажется, я целую вечность не надевала полного корсета!
– Но вы никак не можете выйти к гостям в деревенском полукорсете, миледи. Он выглядит убого!
– Знаю, однако как же все это несправедливо!
– А я ведь отговаривала вас посещать скачки, миледи.
– Твоя правда, но дело того стоило.
– Вы всегда так говорите, – проворчала Джейн, потуже затягивая шнуровку, – но, может, оно и лучше для вас – сперва появиться в узком кругу, а уж затем выходить в свет?
– Пожалуй, ты права. Здесь Бофор, да и Уэйвени пожаловал…
– Лорд Уэйвени не так давно женился, миледи, и молодая супруга его сопровождает.
– Какая досада… Но, может, я произведу впечатление на Портленда, хотя он довольно скучный тип.
– Вам куда важнее произвести впечатление на собравшихся здесь леди! Здесь будут именно те, кто обожает писать письма, разнося по свету последние сплетни.
– Ну, по крайней мере Меллисент за обедом не будет – никто не станет вздыхать и бросать на меня взоры, полные укоризны! Впрочем, со всем этим прекрасно справится ее сестрица. Ума не приложу, за что Элоиза Кардус меня терпеть не может.
– Да все вы прекрасно понимаете, миледи. Она, хоть и считается в свете красавицей, и в подметки вам не годится! А ну-ка стойте ровненько, миледи…
Джорджия выпрямилась:
– Неужели я начала горбиться? Какой кошмар! Но ты же в случае чего подашь мне тайный знак, правда?
– Вы всегда можете на меня рассчитывать.
– Ты для меня словно мудрая старшая сестрица.
Джейн рассмеялась – они с госпожой давно были задушевными подружками.
Джейн сравнялось тридцать, когда ее наняли горничной к юной графине Мейберри, и поначалу она казалась весьма строгой. Однако за внешней суровостью скрывалось редкое чувство юмора, а еще страсть к моде, на почве которой они с Джорджией и сошлись. Вскоре горничная сделалась подругой и доверенным лицом госпожи, и они вдвоем с Джорджией сочиняли уникальные наряды, в которых блистала потом на балах леди Мей.
Джорджия понимала, что ей не грех бы почаще слушаться мудрых советов Джейн, но ее приключения казались ей столь невинными, а предостережения Джейн – такими пуританскими… Тогда никаких серьезных последствий ее шалости не имели, однако впоследствии заставили злобных сплетников и злопыхателей поверить в самое худшее.
А ведь она только лишь играла в кости на поцелуи… И носила костюм греческой богини, создававший иллюзию обнаженной груди… И ее однажды застали целующейся с Гарри Шелдоном на балу у леди Родгард…
Конечно, все это было досадно, однако Дикон относился к этому с присущей ему легкостью – он утверждал даже, что проиграл как-то поцелуй супруги в карты! И он никогда впоследствии ни в чем ее не упрекал.
О, милый Дикон…
Однако без его заступничества все эти детали делали историю о любовной связи с Вансом вполне правдоподобной в глазах некоторых представительниц света. Как будто можно сравнивать несравнимое! Шелдон – отъявленный смельчак, известный доблестью, и он истинный джентльмен. Однако Чарнли Ванс, невзирая на благородное происхождение, таковым вовсе не являлся…
– Ну хоть нынче послушайте моего совета, – сказала Джейн, завязывая шнурки корсета, – ведите себя безупречно, потому что глаза всех присутствующих будут устремлены только на вас.
– Ну, я это знаю.
– Упаси вас Бог выказать волнение или стыд! Та самая дуэль – всецело дань безрассудству вашего покойного супруга, не более! И хоть вы убивались по нему от всего сердца, вам вовсе не в чем себя упрекнуть.
Джорджия едва не заспорила – ведь она знала все свои грехи наперечет. Однако Джейн сказала правду… или почти правду. Она была невинна – ну, во всяком случае, не повинна ни в чем дурном.
– Какое платье наденете, миледи? Из тонкой шерсти кремового цвета? Или голубое? Или вот это, желтовато-коричневое, с розочками?
– Серое в полоску.
– Эту гадость? Да в нем прибираться в доме стыдно. А уж про обед в обществе герцогов и графов и речи нет.
– Это лучший наряд, приличествующий моему полутрауру. Цветного я не надену, Джейн. Я обещала ровно двенадцать месяцев скорбеть по Дикону – и если отрекусь от обета ради бомонда, то перестану себя уважать.
– Не думаю, что кто-либо из них следит за временем вашего траура.
Джорджия рассмеялась:
– Будь уверена: следят и считают, притом столь же придирчиво, как и дни до рождения первого в семье наследника. Только серое. И поторопись. Если я опоздаю, это тоже поставят мне в вину!
– Тогда побыстрее надевайте обручи для кринолина!
Джорджия завязывала второй узел, когда воротилась Джейн, неся скомканный серый наряд, напоминавший более всего грозовую тучу.
– Когда вы сможете отказаться от серого, госпожа, я вознесу благодарение Господу! Этот цвет делает вас такой блеклой.
– А именно это нам сейчас и надобно.
Джейн помогла госпоже надеть юбку, за юбкой последовал корсаж на бесчисленных петлях, который целомудренно прикрывал даже ключицы. Джорджия придирчиво оглядела себя в зеркало.
– Сможешь быстренько отыскать гофрированный воротник? А простой капор?
Джейн изобразила отвращение, но тотчас принесла льняной воротник и шапочку. Воротник она надела на шею Джорджии и застегнула его – фалды ниспадали спереди и сзади, и горничная тщательно заправила их под корсаж.
– Точь-в-точь монашка! – удовлетворенно произнесла Джорджия. – Это хоть сколько-нибудь утихомирит сплетни о Скандальной графине.
– Скандал-то именно в том, что все вас так величают, госпожа, но выглядите вы и сейчас совсем как девочка. Присядьте-ка, а я застегну ваш капор.
– Тут, полагаю, дело вовсе не в моих годах. – Джорджия покорно присела. – В «Приюте Данаи» есть девушки, которые были изнасилованы… и другие, которые весело и легко пошли по пути порока в четырнадцать…
«Приют Данаи» был известным в городе прибежищем для опозоренных служанок.
Джейн стянула пышные волосы Джорджии и крепко-накрепко заколола.
– Однако вам не след с такими якшаться.
– А леди Родгард прилично быть патронессой подобного заведения? А леди Уолгрейв? А герцогине Эйтон?
– Все они куда старше вас, миледи. – Джейн закрепила последнюю шпильку и натянула на головку Джорджии капор, укрывший почти все волосы сзади. Джорджия и спереди убрала под капор все, что только можно было. – Наденете украшения, миледи?
Выйти к обеду вовсе без украшений, за исключением венчального кольца? Чересчур эксцентрично. Тогда что выбрать?
– Жемчужные серьги, – сказала Джорджия, вынимая из ушей золотые, в которых обычно ходила. – И мой траурный браслет.
Когда Джейн воротилась, Джорджия надела серьги и замкнула траурный браслет вокруг своего правого запястья, скорчив при этом унылую мину. Черная с серебром лента была украшена хрустальным флакончиком, внутри которого находился локон каштановых волос Дикона. Глядя на это «украшение», она всегда вспоминала его мертвое тело.
Джорджия взглянула на маленький портрет, стоявший на туалетном столике, – он всегда ей очень нравился. На нем Дикон был изображен улыбающимся, в изысканном модном костюме, полный жизни и радости. Она поцеловала кончики пальцев и коснулась изображения, но стекло было холодно – точь-в-точь тело Дикона, когда она коснулась его тогда, в день его смерти…
Она сглотнула комок в горле и поднялась, оглядывая себя в высоком зеркале.
– Боже праведный! Бофор и остальные наверняка даже не заметят моего присутствия.
Джейн вместо ответа лишь хмыкнула.
Джорджия надела простые черные туфельки:
– Наверное, это даже приятно – когда тебя вовсе не замечают. Ты будто привидение, явившееся в разгар празднества.
– Весьма странная мысль, особенно для леди Мей, – ответила Джейн.
Да, весьма странная. Джорджия взяла серый веер, протянутый служанкой, и вновь повернулась к зеркалу. Убрала упрямый рыжий локон под капор и разгладила невидимую складочку на корсаже.
Она тянула время.
– Однако довольно мешкать, – произнесла решительно и вышла из комнаты.
Сойдя по лестнице, Джорджия услышала разговор, доносящийся из кабинета у террасы, и замешкалась. Но тотчас устыдилась собственной робости – однако отчего-то сердце ее колотилось как бешеное. Никогда прежде она не испытывала подобного страха! Взрыв смеха, донесшийся из покоев, потряс так, словно там насмехались именно над ней.
Лакей, маявшийся в прихожей, придирчиво ее изучал. Чтобы хоть как-то объяснить задержку, Джорджия спросила:
– Лорд Дрессер уже прибыл?
– Да, ваша милость. Но я видел, как он только что вышел на террасу.
– Благодарю, – искренне сказала Джорджия и направилась к другим дверям, также ведущим на террасу.
Это было явным проявлением трусости, однако можно было представить и как проявление чувства долга. Ведь лорда Дрессера препоручили ее заботам – а похоже было, он только что покинул общество… Бедная рыбка, вытащенная из воды! Впрочем, этот моряк, лишенный моря, наверное, более всего напоминает кита, выброшенного на берег волной… Грузного, беспомощно барахтающегося.
Джорджия миновала прихожую и вышла на террасу, но там замешкалась. На террасе она увидела одного-единственного джентльмена – человека в простом коричневом сельском костюме. Он стоял к ней спиной. Должно быть, это и был лорд Дрессер. Но он ничуть не напоминает выброшенного на берег кита. Широкие плечи, длинные мощные ноги… Но, боже всемогущий, что это он делает?..
Дрессер официально был представлен гостям лорда Эрнескрофта – и ни одна из леди не лишилась чувств. Некоторым явно было не по себе – однако он тотчас же избавил их от необходимости себя лицезреть, выйдя через распахнутые двери на террасу. Столько времени проведя в море и на чужбине, он не уставал наслаждаться видом английских сельских пейзажей.
Он поднялся и вышел на каменную балюстраду – его развлекало ее сходство с палубой корабля, не хватало лишь бескрайнего моря, простирающегося до горизонта, да пения ветра в парусах. Вместо серых пенных валов его окружало буйство зелени искусно ухоженного парка, а единственной музыкой тут было щебетание птиц. Пение английских птиц звучало истинной музыкой для его ушей.
Он глубоко вздохнул и вдруг уловил нежный аромат, доносящийся откуда-то снизу. Он перегнулся через парапет террасы, пытаясь распознать источник благоухания. А-а-а, розы, и еще жимолость, и еще какое-то вьющееся растение, карабкающееся вверх по стене. Однако где же само сильное, но непритязательное на вид растение, по стволу которого карабкается лоза, украшенная бледными пахучими цветами?..
– От души надеюсь, что вы не вознамерились покончить счеты с жизнью, лорд Дрессер.
Он выпрямился, однако не торопился оборачиваться. Если этот низкий чувственный голос не принадлежит Цирцее, он будет жестоко разочарован. Однако он принадлежал именно ей – леди Мейберри, с дразнящим блеском огромных синих глаз, была столь же совершенна, как и ее изображение, несмотря на серое платье и скромный капор, скрывший почти все богатство ее волос.
Да что там, она была куда привлекательнее картинки. И даже в этом скромном сером обрамлении она прямо-таки лучилась жизнью.
Дрессер не без труда овладел собой и поклонился. У него едва не вырвалось: «Леди Мейберри», – однако вовремя вспомнил, что он тут человек новый и не должен бы ее узнать.
– Вероятно, вас предупредили о моем присутствии здесь, мадам, и вам известно, кто я такой.
Джорджия присела в реверансе:
– Я графиня Мейберри, милорд, дочь лорда Эрнескрофта. Он просил меня окружить вас заботой, поэтому, опасаюсь, он был бы разочарован, если бы вы вдруг оробели при первом же знакомстве с людьми его круга.
Дрессер с удовольствием отметил, что она умна, к тому же обладает завидным чувством юмора и, что самое удивительное, не дрогнула при виде его обезображенного лица. Да, ее наверняка предупредили – и тем не менее удивительно, что она встретилась с ним взглядом, не выказав и тени смущения! Непохоже также, что она в курсе… определенных планов в отношении их двоих. Вообще-то он был сторонником честных сделок, однако сейчас предпочел бы забыть обо всем и попросту наслаждаться.
– Смею вас уверить, это не первое мое знакомство с людьми высшего света, леди Мейберри, однако с английскими великосветскими леди я сталкиваюсь впервые.
– И вы перепугались настолько, что вознамерились броситься вниз с балюстрады и разбиться насмерть?
Лорд Дрессер позволил себе улыбнуться, испытывая девушку на прочность. И вновь – о чудо из чудес! – она не дрогнула.
– Я вовсе не намеревался свести счеты с жизнью, мадам. Просто пытался распознать источник дивного аромата, доносящегося снизу. Розы и жимолость я узнал… но здесь есть что-то еще.
Тихо прошуршав юбками, Джорджия приблизилась и перегнулась через перила, однако они были чересчур широки. Тогда Дрессер попросту подхватил ее в охапку и усадил на каменные перила, поддерживая за талию, – разумеется, во избежание случайного падения.
Ее потрясающие глаза были совсем рядом – тончайшие переходы от синего к зеленому напомнили ему цвет чужеземных морей, – ее темные ресницы цвета бренди были густые, а кожа, даже при столь близком рассмотрении, поражала чистотой, напоминая лепесток розы. Портрет не солгал…
А ее запах… или это был аромат цветов?..
