Текст книги "Скандальная графиня"

Автор книги: Джо Беверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12

Следующим вечером, когда Джорджия обдумывала, какую прическу ей соорудить, раздался стук в дверь. «Боже, только не матушка!» – молча взмолилась она.

Вошла ее подруга, леди Торримонд, в желтых шелках, безумно элегантная. Джорджия бросилась ей в объятия:

– Лиззи! Не представляешь, как я рада, что вижу тебя наконец!

Лиззи Торримонд расхохоталась, обнимая подругу:

– Ты ведь могла в любое время приехать к нам, дорогая, ты же знаешь!

– Знаю-знаю, но я хотела все время траура провести в Эрне. Как прекрасно ты выглядишь, милая.

Лиззи не блистала совершенной красотой, однако была очаровательна: кожа сияла здоровьем и чистотой, а светло-каштановые волосы были густы и шелковисты. Уже дважды став матерью, она сохранила девичью стройность стана, приобретя внутреннее спокойствие, свойственное матерям.

– Так ты решила надеть «павлиний наряд», – констатировала Лиззи. – Что ж, он явно заслуживает того, чтобы блеснуть в нем еще раз. Пожалуй, это мой самый любимый из всех твоих особенных нарядов.

Джорджия покружилась, продемонстрировав во всей красе роскошный шлейф платья, изображавший павлиний хвост.

– Что мне к нему надеть: эгрет[5]5
  Э г р е т – украшение для женского головного убора или прически в виде шпильки с навершием в форме пера, пучка перьев или ветки, усыпанной камнями.


[Закрыть] в форме павлиньего глаза или что-нибудь другое?

Лиззи устроилась на кушетке:

– Будто бы я разбираюсь в моде лучше тебя или Джейн! А что ты надевала к нему в прошлый раз?

– Джейн, чем тогда я украсила прическу, помнишь?

– Вы надевали эгрет, миледи.

– Тогда именно его и выберу. Умница, Лиззи! – Джорджия присела, чтобы Джейн могла закрепить украшение на ее прическе, но все время норовила обернуться к подруге. – Ты прекрасно поняла мой замысел: я должна появиться в свете прежней, ничуть не переменившейся.

– А ты готова к этому?

– Ну разумеется!

– Отчего же тогда ты медлишь? Почти все гости уже спустились.

– Вот закончим с прической и… – Джорджия скорчила гримаску: – Впрочем, тебя не проведешь: ты слишком хорошо меня знаешь. Я нервничаю. Ну не дикость ли? Леди Мей – и нервничает перед выходом в свет! Но в списке приглашенных есть имена, которые… немного смущают меня. Треттфорд настоял на присутствии некоторых политиков – с женами, разумеется.

– Ах вот в чем дело!

– Уверяю тебя! Лорд Норт будет, а Энни Норт всегда меня открыто осуждала, как и леди Шелборн. Хвала Небесам, Пранс остался в Эрне, вместе со своей ядовитой женушкой!

– Джорджия! – попыталась укорить подругу Лиззи.

– Но она именно такова! С жадностью ловит все последние слухи обо мне. Ты только вообрази: она прислала свою полномочную представительницу! Ее сестрица, Элоиза Кардус, прибыла нынче без предупреждения – а она такая же злюка, как и Меллисент, к тому же считает меня своей соперницей по части красоты. У бедняжки Уинни так мало свободных комнат, сестра даже пыталась предложить мне разделить покои с Элоизой, однако я топнула ножкой – и Элоизе пришлось удовольствоваться комнаткой горничной. Наверное, не стоило мне проявлять такую твердость.

– Ты чересчур мягкосердечна, Джорджия. Любой человек, являющийся в гости неожиданно, а тем паче без приглашения, должен быть благодарен даже за то, что ему не предложили поселиться в ближайшей гостинице.

– Возможно, и так… Она привезла письма от Меллисент для всех нас. Уж не знаю, о чем она пишет другим, но мне она по-дружески напоминает о том, каким позором я покрыла себя и семью и как важно мне сейчас не привлекать к себе нежелательного внимания. Она даже напоминает о том самом письме – ну, о том самом, про которое раструбила на весь свет покойная матушка Дикона, – и говорит, что оно вовсе не позабыто!

– Ах, драная кошка! – воскликнула Лиззи, а в ее устах это было равносильно площадной брани.

– Именно такова она и есть! И беременность ее вовсе не извиняет: ведь когда ты носила дитя под сердцем, не превращалась же в гарпию!

– Нет, это не оправдание. Надеюсь, ты сожгла письмо.

– Сразу же. Но истребить бумагу куда проще, нежели грязные сплетни.

– Слухи сами по себе прекратятся, если не подливать масла в огонь. Тебе не стоит возбуждать новые сплетни, этого будет достаточно.

– Какая скука! – вырвалось у Джорджии, но она ободряюще улыбнулась подруге: – Не волнуйся, дорогая. Я намерена явить собой воплощенную скромность.

Лиззи от души расхохоталась.

– Вот увидишь, у меня получится! – принялась уверять Джорджия.

– В этаком-то наряде?

– Вырез у него лишь чуть-чуть больше, чем у твоего.

– Именно это «чуть-чуть» зачастую решает дело.

Джорджия повертелась перед зеркалом, изучая свой корсаж. Пышная грудь рельефно возвышалась, подчеркнутая затянутой талией, а изящное сапфировое колье привлекало внимание к этим дивным возвышенностям.

– Ничего возмутительного я не вижу.

– А как же насчет «воплощенной скромности»?

Джорджия критически оглядела себя:

– Хорошо, не стану изображать скромняшку. Джейн, прическа готова?

– Я сделала все, что могла, учитывая, что вы вертитесь и вскакиваете то и дело.

– И все же ты волшебница, Джейн! Спасибо! А теперь, будь добра, дай-ка мне траурный браслет.

Медальон с портретом Дикона она уже успела приколоть к серебряным кружевам, которыми был отделан корсаж. Она прикрепила его вовсе не напоказ – просто хотелось, чтобы Дикон был с ней… Она знала, что он оберегал бы ее, если бы мог.

Черный с серебром браслет не слишком подходил к туалету, поэтому был заметен издалека. Джейн застегнула его на правом запястье госпожи.

– Я права? – спросила Джорджия у подруги.

– Конечно, дорогая.

– Как чудесно, что моя мудрая подружка вновь со мной! Я еще не успела поблагодарить тебя за твои прекрасные письма – они помогли не лишиться рассудка в моем затворничестве.

– И весточки от тебя очень меня радовали – особенно зимой, когда я была огромной, словно кит, готовясь произвести на свет Артура.

– Расскажи, как поживает малыш? Ему ведь уже целых пять месяцев! Как я хочу на него посмотреть!

– Так приезжай. В этом возрасте они такие прелестные.

– Однако от них надолго не уедешь.

– Знаешь, мне хорошо в деревне. Когда у тебя будут детки, ты меня поймешь. В деревне им куда лучше, чем в городе.

Не слишком стремясь поддерживать разговор о детях, Джорджия принялась надевать серые шелковые туфельки. Если бы природа была благосклонна к ней, у нее уже было бы дитя, а если бы родился мальчик, она бы не утратила ни замка Мейберри, ни «Сан-Суси»… Как минимум в течение последующих двадцати лет все это принадлежало бы ей по праву.

– Ну почему, почему у некоторых супругов легко получаются детки – порой даже слишком легко, – а у других нет? Это так несправедливо! – сорвалось с ее уст помимо воли.

– Такова Божья воля.

– Но почему Господь так устроил?

Лиззи поднялась и заключила подругу в объятия:

– Увы, на этот вопрос я не знаю ответа, дорогая. Но когда ты вновь выйдешь замуж – я уверена, Бог подарит тебе детишек.

– Надеюсь, это не будет второе Благовещение в истории рода людского!

– Джорджия! – ужаснулась Лиззи, однако вновь обняла ее: – Ты совсем не изменилась, и я этому безумно рада. Разумеется, если некто появится у тебя в опочивальне в образе ангела, будь очень, очень осторожна.

– Как думаешь, какой-нибудь ушлый совратитель уже применял этот трюк? «Но, папочка, это же был архангел Гавриил!» – Джорджия расхохоталась до слез.

Так, с торжествующей улыбкой на устах, она и вышла из своих покоев.

Джорджия спускалась по лестнице, мило болтая с Лиззи, силясь быть столь же беззаботной, как и год назад, но как же это было трудно под прицелом жадных взоров! Она привыкла быть центром внимания, но ведь это было совсем другое. Большинство приглашенных ни разу не видели леди Мей после гибели супруга – и все смотрели на нее оценивающе. Неужели они находили ее облик неуместным?

Неужели они ожидали, что леди Мей предстанет перед ними в глубоком трауре или в приглушенно-сером скромном вдовьем наряде? Она непроизвольно коснулась медальона и потупилась – мысль о том, что Дикон с ней, немного утешила. Он-то понял бы, почему она надела «павлиний наряд», и одобрил ее выбор.

Проклятие… нет, она не заплачет!

Глаза ее искали друзей в толпе. Вот Херринг беседует с Уэйвени – а тот когда-то был преданным ее поклонником, но теперь, когда он женат, это может сослужить ей дурную службу. И Бэбз Херринг наверняка где-то поблизости. Увидела Джорджия и герцога Бриджуотера, одного из возможных кандидатов в ее супруги, – он, казалось, в упор ее не видел, всецело поглощенный беседой о своих обожаемых каналах.

Улыбка мистера Портерхауса, адресованная ей, была открытой и дружелюбной – и Джорджия улыбнулась в ответ. Он некогда был одним из самых приятных лиц в ее свите, так что на него можно положиться.

Дрессер. Где Дрессер?

Супруг Лиззи, ничем особенно не примечательный, но очень доброжелательный, подошел к ним – взгляд его с обожанием устремился на жену. Именно на жену, поняла Джорджия, а вовсе не на изысканное платье или волшебную красоту ее спутницы. Интересно, что в ней, Джорджии, некогда покорило Дикона – она сама или ее наружность и стиль?

Нет-нет, об этом нельзя думать, особенно здесь и сейчас!

Дьявольщина, куда запропастился Дрессер?

Оглядевшись, она не увидела его и удивилась, насколько это расстроило ее. Видимо, она уверена была, что он ждет ее и тотчас поспешит навстречу, как тогда, на лондонском причале, чтобы стать ее надежным якорем. И вот теперь она льнула к Торримондам, словно испуганное дитя. Портерхаус вел светскую беседу с Беррисфордами, Уэйвени хлопотал вокруг жены.

И тут откуда ни возьмись возникла Элоиза Кардус в розовом платье с необычайно низким декольте. Она мило улыбалась.

– Что за прелестный домик, не правда ли?

– Да, очаровательный, – ответила Джорджия.

– И такие изысканные цветочные украшения!

– О, благодарю вас.

Элоиза удивленно вскинула брови.

– Я помогала сестрице их подбирать. И рада, что они вам нравятся.

Элоиза явно пожалела, что эта похвала сорвалась у нее с языка.

– Наверное, вы скучаете по домашним хлопотам – ведь у вас, увы, своего дома нет, – сказала она.

Слова эти могли бы прозвучать как утешение, однако в них вложен был совсем иной смысл.

– Я куда больше скучаю по мужу.

– Однако уже жаждете обзавестись новым, я уверена.

– Не менее, чем вы, сударыня, стремитесь получить хотя бы первое предложение, – ответила Джорджия. Слова ее прозвучали довольно ядовито, что вполне соответствовало язвительности Элоизы. – Уверена, сегодня у вас блестящий выбор достойных соискателей, – попыталась она подсластить пилюлю.

– Если на этом «пиру» вы оставите хоть крошку прочим леди! – Элоиза поджала губы и удалилась.

Джорджия смотрела вслед, широко раскрыв глаза. Да, она знала, что Элоиза ей завидует, но не подозревала, до какой степени. Да, ей стоит как можно скорее уехать из Треттфорда в Лондон. И тут возникла новая напасть: к ней приближался лорд Селлерби.

– Моя дражайшая Джорджия в полном блеске! Или, лучше сказать, во всеоружии?

Ей пришлось улыбнуться. Да, за словом в карман он не лезет.

– Мы с вами одного поля ягоды, Селлерби. – Она одобрительно оглядела его костюм из лилового шелка. – Благодарю за то, что почтили нас своим присутствием. Верю, что вы не впадете в политические дискуссии при первом же удобном случае.

– Рядом с таким магнитом, как вы? Ни за что!

Глаза его сияли. С этим срочно надо было что-то делать.

– Вы понимаете, что получить меня в единоличное пользование вам не удастся. Могу ли я просить вас быть полюбезнее с мисс Кардус? Она мало с кем из гостей знакома. Вы, должно быть, помните ее – она была на обеде в Эрне.

И, взяв его под руку, повела к гостям.

– Как можно в вашем присутствии заметить кого-то другого? – шепнул ей Селлерби, однако отменное воспитание не позволяло ему воспротивиться и он старательно изображал восторг.

Тут прибыла чета Брайт-Маллори, и Джорджия направилась к ним, чтобы приветствовать, лихорадочно думая, удастся ли устроить так, чтобы Селлерби и Элоиза поладили. Элоиза хороша собой, что важно для Селлерби, да и приданое у нее недурное. Возможно, она счастлива будет заполучить в мужья графа. Да, они птицы одного полета.

Полное имя лорда Брайта – Арснеллбрайт. Джорджия полагала втайне, что для младенца оно чересчур тяжкая ноша. Его назвали в честь одного из британских князей древности или что-то в этом роде. Однако взрослый лорд Брайт был достаточно широкоплеч, чтобы с легкостью нести свое имя. Рослый и мужественный лорд составлял странную пару своей супруге Порции – миниатюрной, не блещущей красотой, с волосами цвета морковки, к тому же совсем не знатной по рождению. За исключением внешнего несоответствия друг другу, это была вполне счастливая чета.

Да, причудливы порой бывают браки…

Джорджия знала Порцию Маллори по «Приюту Данаи» – Порция была одной из патронесс, к тому же приходилась дальней родней его основательнице, маркизе Родгард. Джорджия не была близко знакома с Порцией – ведь Брайт-Маллори, по примеру Торримондов, жили в деревне, – и все же они казались Джорджии надежной опорой. Какое-то время она болтала с Маллори ни о чем – о погоде, о видах на урожай. Потом к ним присоединилась Лиззи с супругом.

Джорджия решила было, что Лиззи опекает именно ее, однако выяснилось, что Торримонду не терпелось обсудить строительство каналов с лордом Брайтом, известным меценатом затей Бриджуотера. И вскоре мужчины отправились на поиски каналостроителя, дабы обсудить деловые моменты.

– Каналы, каналы, каналы… – Леди Брайт закатила глаза. – Только про них и слышу.

– Но, похоже, они и впрямь очень важны, – возразила Лиззи.

– И начинают приносить немалую прибыль, однако этот Бриджуотер все-таки одержимый.

– У каждого мужчины есть своя страсть, – сказала Лиззи. – А строительство каналов мне представляется далеко не самой безумной. А вот и госпожа Уэйворт! Прошу прощения, у меня к ней дело.

Джорджия улыбнулась леди Брайт:

– Уж коли мы заговорили о страстях, то у Лиззи и Марии Уэйворт есть общая: они часами могут болтать про теплицы и выращивание тропических фруктов.

– Признаюсь, меня вполне устраивают обычные наши сады и ягоды. Жаль, что вынуждена была надолго оторваться от всего этого.

– Так вы в Лондоне надолго? – удивилась Джорджия. – Это для вас нехарактерно.

– И весьма досадно к тому же! Политический хаос привел к хаосу и в торговле, и мой Брайт решил, что лучше ему находиться в центре событий, на страже интересов семьи Маллори. Я разрывалась, потому что мы не хотели перевозить детей в Лондон. В итоге пришлось оставить их в деревне и последовать за мужем. Вот уж не думала, что это затянется так надолго!

Дети… Когда они встречались в последний раз, у леди Брайт был лишь один сынишка.

– О, простите. Увы, я по понятным причинам была не в курсе последних новостей. Вы ведь ждали дитя?

– И счастливо разрешилась в прошлом июне – неудивительно, что вас тогда не интересовали подобные новости. Примите снова мои искренние соболезнования.

Порция тогда написала ей, как и все друзья и знакомые, – у Джорджии скопилась внушительная стопка листков с черным обрезом.

– Спасибо, дорогая. Кем благословил вас Бог на сей раз?

– У нас дочка. Мы назвали ее Джоанной. Слава богу, у нее отцовские темные волосики – я опасалась, что будут мои, рыжие…

– Неужели вы ожидаете от меня столь же пренебрежительного отношения к этому цвету? От меня, рыжей?

– Но вы совсем другое дело, милая: медный оттенок ваших волос прелестен! – И Порция вздохнула.

Джорджия с улыбкой обмахнулась веером, не желая углубляться в эту тему: волосы Порции Маллори цветом напоминали также апельсин – как и брови, и ресницы, и веснушки, в изобилии рассыпанные по щекам.

– А как поживает ваш сынишка? – из вежливости спросила Джорджия, смиряясь втайне с тем, что только и будет слышать, что о детишках.

Некоторое время покорно выслушивая рассказы про храброго, доброго и умного Фрэнсиса Маллори, Джорджия наконец позволила себе переменить тему, заговорив о приюте.

– А у вас бывает возможность посещать «Приют Данаи»?

– Это даже не возможность, а насущная надобность: ведь Диане пришлось уехать на север, где у нее возникли дела в поместье. Уезжая, она взяла с меня слово, что я буду еженедельно наезжать в приют с инспекцией. Ах если бы не это… – Порция пристально посмотрела на Джорджию: – А вы никак не могли бы принять на себя эту обязанность, милая?

– Разумеется! – воскликнула Джорджия, но тотчас скорчила гримаску: – Вот только я застряла здесь всерьез: отец считает, что в городе неспокойно.

– Да, там все еще случаются волнения, однако открытые бунты прекратились. Не скрою, я преследую личные интересы: если бы вы согласились надзирать за приютом до возвращения Дианы, мы могли бы возвратиться в Кендлфорд. Ведь приют – единственное, что нас удерживает.

Сердечко Джорджии затрепетало: вот она, вожделенная возможность! Вот он, повод для еженедельных визитов в Лондон! А может, удастся даже туда переехать…

– А когда предположительно должна вернуться леди Родгард? – спросила она.

– Трудно предугадать, как пойдут у нее дела в поместье… Путь туда неблизкий, а она еще и ребенка взяла с собой. Полагаю… впрочем, удержусь от критики. Словом, вернется она, как только сможет, ведь Родгард остался здесь.

На самом деле чета Родгард была практически неразлучна. А с Диконом у них было так же? Джорджия поняла вдруг, что не помнит этого. Она украдкой дотронулась до медальона, отчасти чувствуя себя предательницей. Придя в себя, она обнаружила, что леди Брайт все еще говорит о приюте:

– …так что там у всех полно забот. Еще бы, такие тяжелые времена! Кажется даже, что война способствовала процветанию, а мир – нищете и безработице. Это выглядит таким диким, но… О, простите, дорогая, тут вовсе не место для серьезных разговоров!

Джорджия надеялась, что не выглядит скучающей.

– Почему бы и нет? Почти все мужчины говорят о политике… или о каналах, – прибавила она с улыбкой.

– Так что же насчет «Приюта Данаи»? – не унималась леди Брайт. – Есть ли хоть призрачный шанс, что…

И Джорджия решилась.

– Да. Я следила за делами приюта и прежде, из Челси, когда большинство патронесс уезжали на лето в свои загородные поместья. Увы, злокозненность и распутство не утихают ни в какое время года.

– О, благодарю вас! – В какой-то момент Джорджия подумала, что Порция прямо тут, в бальном зале, кинется ей на шею. – Не представляете, какая гора упала с моих плеч! Что же до времен года, то любовь их не различает.

– Как и насилие, – кивнула Джорджия, – а летние горести проистекают от весенних безумств.

– Некоторых девушек губит любовь – примером этому та, которую когда-то привезли в приют вы. Таким я от души сочувствую. Как тяжко, должно быть, ждать своего счастья годами, когда кровь кипит от любви и желания!

Джорджия безуспешно подбирала слова, но ничего не шло на ум, тем более что леди Брайт бросила на супруга недвусмысленно страстный взор. Она смогла лишь пролепетать:

– Да, должно быть, это так трудно.

«…когда кровь кипит от любви и желания…»

Джорджия никогда не чувствовала ничего похожего с Диконом, и их разлука никогда не казалась ей невыносимой – и теперь готова была плакать от грусти.

– Джорджия?

Вздрогнув, она обернулась и с великим облегчением приветствовала пышногрудую Бэбз Херринг – темные локоны покачивались, а на круглых щеках от улыбки появились очаровательные ямочки. Джорджия представила Бэбз Порции Маллори, втайне радуясь, что можно оставить скользкую тему. А через несколько минут две молодые матери уже обсуждали детишек, их прелести и шалости, их кормление и одежду, наперебой сокрушаясь, что приходится время от времени расставаться с малютками.

Извинившись, Джорджия отошла, улыбаясь и кивая гостям, тщетно пытаясь отыскать среди них Дрессера. Уж кто-кто, а Дрессер точно не станет беседовать с ней о няньках и кормилицах.

Выйдя из зала в холл, она то и дело останавливалась, чтобы поболтать со знакомыми и пофлиртовать с подходящими кавалерами, изо всех сил стараясь не замечать пристальных и странных взглядов прочих гостей. Ничего, как только они привыкнут к ней и поймут, что она осталась прежней, неспособной на низость и грех, все уладится, думала она.

Вспомнив, где именно она нашла в Эрне Дрессера, Джорджия вышла на террасу. Увы, и там не оказалось списанного на берег моряка, свешивающегося через балюстраду. Впрочем, здесь бы ему и не пришлось этого делать: терраса возвышалась над газоном всего на четыре фута, а балюстрада высотой была чуть выше колен.

Джорджия возвратилась в дом через библиотеку, где были поставлены карточные столы, но и там не увидела Дрессера. Не может быть, чтобы он оробел и не приехал, – такие, как он, не боятся и самого черта. Или просто он умеет тщательно скрывать страх?

Возможно, прежде ее тоже считали бесстрашной – и тогда вернее всего это было правдой. А вот теперь она чувствовала себя явно не в своей тарелке, это приходилось признать. Гости отчего-то не улыбались ей так же тепло, как прежде, не искали ее общества. Такого никогда не бывало прежде!

Ах, вот и де Бофор! Вот он приближается, лицо его сияет – и у Джорджии немного отлегло от сердца. Когда он поцеловал ей руку, то даже слегка покраснел, став еще обворожительнее. Тут к ним присоединился лорд Эвердон – наверняка он тоже не прочь был за ней приударить. Ее свиту вскоре пополнил герцог Ричмонд – он тоже принялся с ней флиртовать. Ого, целых два герцога, и ничего, что одному из них всего семнадцать. Все постепенно налаживалось.

Джорджия посулила Ричмонду первый танец – классический менуэт, – просто чтобы поддразнить остальных. Войдя в бальный зал, она заметила, как Селлерби приглашает на танец Элоизу, так что, возможно, и этот ее план сработал. Вот если бы еще и Дрессер прибыл, вечер был бы просто великолепен.

Она улыбнулась Ричмонду:

– Это мой первый танец за год, герцог. Сердечно благодарю вас за эту возможность!

Ричмонд вновь зарумянился:

– Нет, это я благодарю вас за честь, леди Мей! Без вас бал был бы бледен и скучен – вы озарили его собой.

– Как это куртуазно и мило, герцог!

Юный Ричмонд вновь покраснел, на сей раз до ушей.

Зазвучала музыка, и счастливая Джорджия позволила кавалеру увлечь ее в танце – она знала, что движения ее изящны и грациозны, как и прежде. Окрыленная, она подарила де Бофору следующий танец – и, похоже, ей удалось вскружить ему голову. Она плавно двигалась, приседала в реверансах, и на лице ее сияла победная улыбка. Да, леди Мей вернулась в свой привычный мир, и он нисколько не переменился…

Когда танец закончился, она увидела, что к ней приближается Селлерби. Следовало бы подарить танец и ему, но Джорджию все сильнее волновало отсутствие Дрессера, поэтому она, извинившись, вновь пустилась на его поиски. Увидев своего зятя, она спросила:

– А лорд Дрессер уже пожаловал?

– Дрессер? – переспросил Треттфорд. – Ах, этот моряк, протеже вашего папеньки. Понятия не имею, моя дорогая. Возможно, он просто-напросто заблудился – видимо, на суше он ориентируется куда хуже, чем в бурном море!

Хихикнув над собственной шуткой, он отправился приветствовать припозднившегося гостя. Увы, это был не Дрессер. Джорджия вновь обошла дом, а когда вернулась в бальный зал, обнаружила, что Селлерби поджидает ее у входа. Он взял ее за руку:

– Леди Мей, вы пир для моих глаз!

Порой он бывал уморителен, этот Селлерби.

– Полагаете, у глаз есть зубы?

– Умная девушка, – хихикнул он. – Нет, только лишь реснички.

– Тем лучше – ими можно меня высечь! Занятный разговор у нас с вами, не находите?

– Это вы сами, дорогая Джорджия, перескочили с пира на зубы, однако. Смею вас уверить, если бы мне пришлось вас высечь, это было бы в высшей степени нежное наказание.

– Если бы вам пришлось…

– Ну, когда вы станете моей. Однако пойдемте, танец вот-вот начнется.

Его слова, а в большей степени тон собственника, заставили Джорджию взбунтоваться:

– Увы, вам придется меня извинить, Селлерби. Вероятно, я что-то не то съела, и теперь…

И она поспешила прочь, словно ей внезапно понадобилось посетить дамскую комнату, надеясь, что ее внезапный уход останется незамеченным и не возбудит нежелательных разговоров.

Она прошла по коридору, однако дом был переполнен людьми, и от запаха людского пота, смешанного с ароматами разных духов, ей и вправду сделалось нехорошо. Она вновь вышла на террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха и немного успокоиться, однако следила, чтобы ее нельзя было заметить из окон. Селлерби нынче в странном настроении – он мог начать ее преследовать.

Они с Селлерби и прежде порой упражнялись в острословии, но порка ресницами – это уже нечто вовсе неподобающее. И эти слова: «Когда вы станете моей». Она ведь никогда не давала ему повода для ложных надежд.

Нет-нет, ничего такого он не имел в виду, у страха глаза велики, уговаривала себя Джорджия. Виной всему волнение. Да, бал великолепен, все идет как нужно, но ей все равно ужасно не по себе. Она непременно все уладит с Селлерби, но позже. На террасе не было ни души, и Джорджия наслаждалась, дыша воздухом и собираясь с духом. Наверняка вскоре кто-нибудь из обожателей отыщет ее тут, и она вернется в бальный зал, воспрянув духом, в обществе очаровательного кавалера.

Она придирчиво осмотрела цветочные композиции – ведь это была ее часть работы. Цветочные горшки были расставлены по углам террасы – в них красовались высокие белые цветы, увитые плетьми разноцветного плюща. Белые цветы особенно эффектно смотрелись во время ночных увеселений – они видны были даже в темноте, – тогда как яркие цветы после захода солнца выглядели серо и уныло. Для усиления эффекта в каждом горшке был установлен высокий фонарь с матовым абажуром. Но по углам террасы оставались темные местечки, идеально подходящие для кратких свиданий. Сейчас Джорджия стояла как раз в таком.

Увы, сегодня ей не суждено свидание – ни здесь, на террасе, ни в саду.

Цветные фонарики на деревьях смотрелись очаровательно, но в этом ее заслуги не было: Уинни уже использовала такие украшения прежде, все эти светящиеся гирлянды, да и плавающие в пруду фонари. Джорджия очень хотела поглядеть на пруд теперь, когда солнце закатилось, и направилась к балюстраде. Это было восхитительно! На воде покачивались огоньки в разноцветных стеклянных фонариках, похожие на россыпь драгоценностей на черном атласе.

Однако где ее кавалеры? Теперь ее отлично видно из окон бального зала – они должны уже виться вокруг нее роем!

Нет, это положительно смешно. Какие глупости ее волнуют. Ричмонд и Бофор – знатоки светских приличий и отлично знают, что рассчитывать еще на один танец так скоро они не могут. Ну а Селлерби уверен, что ей не по себе. Наверняка он уже подыскал себе партнершу. Ах если бы тут был Дрессер!..

Она вспомнила душистый табак. Хотелось, чтобы его высадили в горшки, но садовник утверждал, что у него всего-навсего два здоровых растения. Уж не изничтожил ли он остальные намеренно? Впрочем, этого уже не узнать. Джорджия велела ему установить два горшка с табаком по обе стороны лестницы, ведущей в сад. Она подошла к ступенькам, но ноздри ее не уловили знакомого аромата. Черт бы побрал этого садовника! Но тут она все же почуяла запах – слабый, но явственно различимый. Опершись на парапет, она осторожно наклонилась, принюхиваясь.

– От души надеюсь, что вы не вознамерились свести счеты с жизнью, леди Мейберри!

Джорджия быстро выпрямилась. Однако оборачиваться не спешила, силясь усмирить быстро бьющееся сердце.

Он приехал.

Но когда она обернулась, сердце ее сорвалось в бешеный галоп.

Боже праведный, Дрессер великолепен! Роскошный пудреный парик странным образом подчеркнул мужественность черт, столь несвойственную представителям привычного для нее мира. Даже его шрам, явственно видимый, придававший лицу Дрессера слегка циничное выражение, сейчас отчего-то удивительно шел ему.

«Дыши, Джорджия, дыши!..»