Текст книги "Бигфут — клиент Гарри"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Так или иначе, – сказал я, – меня волнует только Ирвин, а не братья.

– Он оселок, – сказал он. – Они оттачивают на нём свои инстинкты. Он хорошо подходит для них.

– Они для него не очень, – сказал я. – Остановите их.

– Это не моё дело, мешать им, – сказал тренер Пит. – Я могу только советовать и защищать от любого, кто будет мешать их развитию.

Последняя фраза была такой же безэмоциональной, как и предыдущие, но, тем не менее, она несла в себе неприятный намёк на угрозу – пусть вежливую, но, всё равно, угрозу.

Иногда я плохо реагирую на угрозы. Могу и огрызнуться.

– Давайте, предположим, – сказал я, – гипотетически, что я увижу, как эти мальчишки снова наезжают на Ирвина, выполню свою работу и остановлю их. Как поступите вы?

– Убью вас, – сказал тренер Пит. В его тоне отсутствовала даже тень сомнения.

– Абсолютно уверены в себе, да?

Он ответил таким тоном, словно решал уравнение с одной неизвестной.

– Вы молоды. Я нет.

Я почувствовал, как сжались мои челюсти, и заставил себя сделать глубокий вздох, чтобы успокоить дыхание.

– Они делают ему больно.

– Вполне возможно, – спокойно сказал он. – Но я забочусь о братьях, а не об Ирвине Паундере.

Я заскрипел зубами, чтобы удержать рвущиеся из меня слова, перед тем как продолжить беседу.

– Мы оба объявили о своих позициях, – сказал я. – Как будем выходить из ситуации?

– Это тоже не моя забота, – сказал он. – И отговаривать братьев не буду. Попытаетесь их остановить, я убью вас. Больше обсуждать нечего.

Он немного вздрогнул, а личина тренера Пита, казалось, вдруг ожила, в качестве сравнения можно привести пустую перчатку, резко надетую на руку.

– Прошу меня извинить, – сказал он с раздражающими интонациями тренера Пита в голосе, проходя мимо меня, – у меня есть провинившиеся дети, оставленные после уроков, над которыми надо контролировать.

– Нужен контроль, – сказал я и фыркнул ему в спину. – Над которыми нужен контроль. Нужно правильно говорить.

Он повернул голову и с непониманием посмотрел на меня. Затем завернул за угол и ушёл.

Я поскрёб переносицу и попытался поразмыслить.

Меня одолевало дурное предчувствие, что бой с этим парнем может для меня кончиться плохо. По моему опыту, в качестве сверхъестественных супернянь для детей слабаков не нанимают. Среди чародеев я один из сильных бизонов, но в мире много более крупных акул. В данном конкретном случае, даже если начну бой и смогу в победить цверга, это может привести к боевым действиям между Белым Советом и Свартальфахеймом. Не хочу, чтобы на моей совести оказалось что-то подобное.

Желание защищать сына Паундер у меня не пропало, я не собирался отступать. Но как оградить его от братьев-волчат, если у них под рукой супертяжёлое оружие, заряженное и взведённое? Наша драка запросто может зацепить детей, находящихся поблизости. Мне бойня не нужна, Ирвину Паундеру она тоже не поможет.

Но что мне тогда делать? Какой у меня выбор? Как мне избежать втягивания чёрного альва в конфронтацию?

Да никак.

– А, – сказал я, ни к кому не обращаясь, пошевелив пальцем в воздухе. – Ага!

Я схватил швабру с ведром и поспешил к столовой.

Здание школы после уроков быстро опустело, как происходит с каждой школой каждый день, превратившись из места, полного жизни, энергии, движения и шума, в череду гулких помещений и пустых коридоров. Учителя и сотрудники казалось, тоже стремились уйти поскорее, как ученики. Замечательно. Ещё оставалась возможность, что дело примет дурной оборот, и, если это случится, то чем меньше людей вокруг, тем лучше.

К тому времени, как я завернул к кладовке для уборочного инвентаря, чтобы забрать несколько инструментов, что принёс с собой, и пошёл в столовую, скрип колёс моего ведра был самым громким звуком, который я мог услышать. Я повернул за угол почти в то же самое время, как братья-хищники показались из противоположного конца коридора. Они ненадолго поравнялись со мной, и я чувствовал их тяжёлые взгляды, пока они оценивали меня. Я проигнорировал их и вошёл внутрь.

Ирвин Бигфут был уже в столовой, и, сидя за столом, писал на листке бумаги. Я узнал эту неподвижную, покорную позу, и мое запястье сразу заныло, едва я его увидел: тренер Пит заставил мальчика писать много раз подряд одно и то же предложение, вероятно, что-то насчёт быть более осторожным со своим подносом. Вот изверг.

Тренер Пит стоял, прислонившись к стене, читая какой-то спортивный журнал. Или, по крайней мере, это было то, что он, казалось, делал. Я даже удивился такому неподдельному интересу цверга к НБА. Его взгляд метнулся вверх, когда я вошёл; потом вновь опустился.

Я отставил швабру и ведро в сторону и начал подметать пол большой метлой. В уборке я был мастак. Тренер Пит пару раз сжал челюсти, потом подошёл ко мне.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Подметаю пол, – ответил я, с бесхитростным видом новорожденного.

– Это не повод для легкомыслия, – сказал он. – Никакие шуточки не спасут твою жизнь.

– Ты здорово недооцениваешь силу смеха, – ответил я. – Но если между учениками происходят жестокие стычки, любой уборщик в мире сочтёт своим долгом сообщить об этом администрации.

Тренер Пит издал рычащий звук.

– Давай, продолжай в том же духе, – сказал я. – Позволяй своим ребятишкам издеваться над ним. Я видел, как они вели себя в своих классах. Они создают проблемы. Ирвин, очевидно, блестящий ученик и хороший парень. Когда администрация узнает, что трое школьников затеяли драку, как вы думаете, что будет с близнецами-дебоширами? Это частная школа. Их просто вышвырнут. Ирвин будет вынужден защищаться – и мне не придётся даже палец поднимать, чтобы вмешаться.

Тренер Пит свернул журнал в трубку и шлёпнул им себе по ноге пару раз. Потом он расслабился, и улыбка появилась на его губах.

– Ты прав, конечно, не считая одного обстоятельства.

– Да? И какого же?

– Их не станут исключать. Их родители пожертвовали школе больше средств, чем любая из десяти других семей, и гораздо больше, чем мать Ирвина могла себе позволить. – Он слегка, очень по-галльски пожал плечами. – Это частная школа. Родители мальчиков оплатили для строительства столовой, в которой мы находимся.

Я стиснул зубы.

– Во-первых, тебе надо научиться правильно использовать предлоги. Иначе эта чопорная фраза звучит по-идиотски. А во-вторых, деньги – это ещё не всё.

– Деньги – это власть, – возразил он.

– Власть – это тоже ещё не все.

– Нет, – ответил он, и его улыбка стала самодовольной. – Это единственная вещь.

Я посмотрел в коридор сквозь открытый стеклянный барьер, отделяющей его от столовой. Братья-хулиганы стояли там, глядя на Ирвина, как голодные львы смотрят на газелей.

Тренер Пит вежливо кивнул мне, вернулся на своё прежнее место у стены, развернул журнал и снова стал его листать.

– Проклятье, – прошептал я. Чёрный альв вполне может быть прав. В учреждении для представителей верхушки общества, вроде этого, влияние денег и политики доходит до смехотворного. Независимо от того, идёт ли речь о наследственных аристократах или об экономических, они успешно отмазывают своих детей от неприятностей на протяжении веков. Братья-дебоширы вполне могут выйти из этой истории кристально чистыми, и смогут и дальше преследовать Ирвина Бигфута.

Возможно, в конце концов, дело кончится грандиозным побоищем.

Я продолжал мести, пока не дошёл до стола Ирвина. Затем остановился и сел напротив него.

Он поднял глаза от листа с нацарапанными предложениями, и лицо его побледнело. Он не хотел встречаться со мной взглядом.

– Как дела, парень? – спросил я. Он даже немного вздрогнул.

– Отлично, – выдавил он.

Адские колокола. Он боялся меня.

– Ирвин, – продолжил я, стараясь говорить мягко, – успокойся. Я тебя не укушу.

– Ладно, – ответил он, ничуть не расслабившись.

– Они же всё это время не переставали измываться над тобой?

– Гм, – промычал он.

– Братья-хищники. Те, что прямо сейчас наблюдают за тобой.

Ирвин вздрогнул и посмотрел в ту сторону, фактически не поворачивая голову к окну.

– Да какая разница.

– Есть кое-какая разница, – ответил я. – Они ведь тебе уже давно проходу не давали? Только в последнее время стало хуже. Они сделались страшнее. Более жестокими. Пристают к тебе всё чаще и чаще.

Он не ответил, но что-то в самом этом отсутствии реакции сказало мне, что я попал в самую точку.

Я вздохнул.

– Ирвин, меня зовут Гарри Дрезден. Твой отец послал меня помочь тебе.

Вот теперь он вскинул на меня глаза, его рот открылся.

– М-мой… мой папа?

– Да, – подтвердил я. – Он не может сам помочь тебе здесь. Поэтому попросил меня сделать это за него.

– Мой отец, – произнёс Ирвин, и в его голосе послышалась боль, такая острая, что у меня грудь сжалась от сочувствия. Я никогда не знал свою мать, а мой отец умер прежде, чем я пошёл в школу. Я понимал, каково это, иметь пустоту в жизни вместо близких людей.

Его взгляд снова метнулся к братьям-дебоширам, хотя он не повернул головы.

– Иногда, – тихо сказал он, – если я их игнорирую, они уходят.

Он опять уставился на свою писанину.

– Мой папа… Я имею в виду, я никогда не… Вы виделись с ним?

– Да.

Его голос стал ещё тише.

– Он… он хороший человек?

– По-моему, да, – осторожно ответил я.

– И… он знает обо мне?

– Да. Он хочет быть рядом с тобой. Но не может.

– Почему? – удивился Ирвин.

– Это сложно объяснить.

Ирвин кивнул и опустил глаза.

– Каждое Рождество я получаю подарок от него. Но я думаю, что, может быть, мама просто писала его имя на этикетке.

– Может быть, и нет, – сказал я спокойно. – Он послал меня. И я, кстати, дороже, чем любой подарок.

Ирвин нахмурился:

– Что вы собираетесь делать?

– Это не тот вопрос, что ты должен задать, – сказал я.

– О чём вы?

Я положил локти на стол и наклонился к нему.

– Правильный вопрос, Ирвин, это то, что ты сам собираешься делать?

– Получать тумаки, судя по всему, – пожал он плечами.

– Ты не должен сидеть и надеяться, что они просто уйдут, парень, – сказал я. – Есть люди, которые любят пугать других и причинять им боль. Они будут продолжать делать это, пока ты их не остановишь.

– Я не собираюсь ни с кем драться, – почти прошептал Ирвин.

– Я не собираюсь никому причинять боль. Я… я не могу. И, кроме того, пока они пристают ко мне, они не будут трогать других.

Я откинулся назад и глубоко вздохнул, разглядывая его сгорбленные плечи и опущенную голову. Малыш был испуган, этот страх укоренился в нём, развивался и рос в течение месяцев и лет. Но в хрупком теле мальчика виделась и своего рода спокойная, стойкая решимость. Он не боялся оказаться лицом к лицу с братьями-хищниками. Он просто страшился вновь проходить через боль, что сулит эта встреча.

Мужество, как и страх, бывает разного сорта.

– Черт, – сказал я тихо. – А у тебя есть-таки храбрость, малыш.

– Вы можете остаться со мной? – спросил он. – Если… если вы будете здесь, может быть, они оставят меня в покое.

– Сегодня, – возразил я спокойно. – А что будет завтра?

– Не знаю, – ответил он. – Вы что, уезжаете?

– Я же не могу остаться здесь навсегда. Рано или поздно тебе придётся разбираться самому.

– Я не буду драться, – упрямо произнёс он. Капля упала с опущенного лица, размазав часть строчек на листке. – Я не стану таким, как они.

– Ирвин, – окликнул я. – Посмотри на меня.

Он поднял глаза. Они были мокрыми. Он часто моргал, стараясь удержать слезы от падения.

– Драться – не всегда плохо.

– В школе учат совсем другому.

Я коротко улыбнулся.

– Школа заботится о знаниях. Я забочусь о тебе.

Он нахмурился, выражение его лица стало сосредоточенным, задумчивым.

– А когда драться позволительно?

– Когда ты защищаешь себя, или кого-то ещё, от причинения вреда, – объяснил я. – Когда кто-то хочет сделать тебе больно, или когда другой не может себя защитить, а законные власти не могут или не хотят защищать вас.

– Но чтобы выиграть бой, придётся причинять людям боль. И это неправильно.

– Да, – согласился я. – Это так. Но иногда это необходимо.

– Это не обязательно делать прямо сейчас, – сказал он. – Со мной всё будет в порядке. Это будет больно, но я останусь цел.

– Может быть, – кивнул я. – Но что будет, когда они разделаются с тобой? Что произойдёт, если они решают, что избивать тебя было очень весело, и пойдут выбирать кого-то другого, чтобы продолжить развлечение?

– Вы, правда, так думаете?

– Да, – сказал я. – Именно так поступают хищники вроде них. Продолжают причинять людям боль, пока кто-то не заставит их остановиться.

Он покрутил карандаш в руке.

– Я не люблю драться. Мне даже игра «Уличный боец» не нравится.

– Речь, на самом деле, не о борьбе, – сказал я, – а о способах общения.

Он нахмурился.

– Чего?

– Они делают нечто плохое, – пояснил я. – Ты должен пообщаться с ними. Дать им понять, что то, что они делают, является неприемлемым, и что они должны прекратить.

– Я говорил, – ответил он. – Я пробовал, давно. Это не сработало.

– Ты говорил с ними, – сказал я. – Это не то. Тебе нужно найти другой способ, чтобы донести до них твоё сообщение. Ты должен им показать.

– Вы имеете в виду, причинить им вред.

– Не обязательно, – спокойно возразил я. – Но парни вроде этих двух шутников уважают только силу. Если ты покажешь им, что ты сильный, до них дойдёт.

Ирвин нахмурился сильнее.

– Никто никогда раньше не говорил со мной о таком.

– Я так и думал.

– Я… боюсь, у меня не получится.

– А кто не боится? – спросил я. – Но единственный способ победить свои страхи, повернутся к ним лицом. Если ты не сделаешь этого, они по-прежнему будут так поступать с тобой, а потом с другим, и когда-нибудь кто-нибудь получит тяжёлые травмы. Ими могут оказаться даже эти двое ослов, которых покалечат, если кто-нибудь не заставит их осознать, что ведущие себя так долго не живут.

– На самом деле, они неплохие ребята, – медленно сказал Ирвин. – Я имею в виду… со всеми, кроме меня. Они хорошо относятся к другим людям.

– Тогда я бы сказал так, помогая им, ты также помогаешь себе, Ирвин.

Он неторопливо кивнул и глубоко вздохнул.

– Я… я подумаю над этим.

– Отлично, – сказал я. – Думать самостоятельно – ценнейшее умение из тех, что ты со временем обретёшь.

– Спасибо, Гарри, – поблагодарил он.

Я встал и взял метлу.

– Не за что.

Я снова занялся уборкой столовой в стороне противоположной от той, где стоял тренер Пит. Ирвин вернулся к своему письменному заданию – а братья-забияки вошли внутрь.

Они двигались прежним способом, перемещались между столами, расходясь, чтобы зайти на Ирвина с двух сторон. Они не обращали внимания на меня и тренера Пита, им не терпелось вступить в контакт с Ирвином.

Ирвин перестал писать, когда они оба оказались на расстоянии примерно в пять футов от него, и, не поднимая головы, сказал резким твёрдым голосом:

– Стоп.

Они замерли. Я мог видеть лицо только одного из задир, тот хлопал глазами от неожиданности.

– Это не круто, – сказал Ирвин. – Я не позволю вам так поступить.

Братья посмотрели на него, обменялись довольно дикими ухмылками, а потом оба бросились на Ирвина и схватили за руки. Они с поразительной скоростью и силой поволокли его назад и бросили спиной на пол. Один начал хлестать его по лицу, а второй достал короткий обрезок толстого резинового шланга, задрал рубашку Ирвина, и принялся лупить им по животу.

Я стиснул зубы и потянулся к ручке своей швабры, на самом деле, из ведра торчала совсем не швабра. Это был мой посох, дубовый, шести футов в длину, из дуба, в обхвате с кольцо, образуемое большим и указательным пальцами. Если так братья-драчуны только начинают трёпку, не хочу даже думать, что будет в конце. Есть рядом цверг или нет, но я не мог позволить этому продолжаться, пришлось вмешаться.

Темные глаза тренера Пита сверкнули на меня поверх спортивного журнала, он согнул пальцы на одной руке в фигуру, которую не смог бы повторить ни один человек. Не знаю, какой магической энергией пользуется чёрный альв, но управлялся ей он отлично. Раздался резкий треск, и вода в ведре со шваброй замёрзла в одно мгновение, мой посох оказался в ледяной ловушке.

У меня сильно забилось сердце. Такие магические умения были плохим, очень плохим знаком. Это означало, что цверг лучше, чем я – даже намного лучше. Ему не требовался фокус, в качестве которого я использовал посох, помогавший мне концентрироваться и направлять свою силу. Если бы мы бились на мечах, такой финт можно было бы сравнить с обрезанием мне кончиков ресниц без единой капли крови. Этот парень убьёт меня, если я буду биться с ним.

Я стиснул зубы, схватил посох обеими руками и послал импульс силы и воли вниз, вдоль по вырезанным на нём рунам, в лёд.

– Forzare, – пробормотал я и провернул посох. Поток чистой энергии ударил в лёд, кроша его на мелкие куски.

Тренер Пит наклонился немного вперед, в напряжении, я увидел, как заблестели его глаза. Чёрные альвы – консерваторы, их культура родилась во время викингов. Они считали бой на смерть за забаву, причём, чем он страшнее, тем веселее, в их представлении, милосердие – это быстрое убийство, а его противоположность – убийство медленное. Если я начну битву с этим цвергом, то она не закончится, пока один из нас не погибнет. И, скорее всего, это буду я. Мне было страшно.

Звуки ударов резинового шланга по животу Ирвина и хриплое дыхание дерущихся детей эхом гуляли по большому помещению.

Я глубоко вздохнул, схватил свой посох обеими руками и начал снова начал писать своё завещание.

И тут Ирвин Бигфут взревел:

– Я сказал нет!

Парнишка резко крутанул плечами и отбросил одного из братьев, словно веса в нём было не больше, чем в футбольном мяче. Обидчик успел пролететь десять футов прежде, чем приземлился на задницу. Второй брат смотрел на это в шоке, когда Ирвин Бигфут сел, схватил его за шкирку и поднялся на ноги. Он просто держал второго брата на весу и с яростью смотрел на него.

Братья-шпанята унаследовали от сверхъестественного родителя свои хищные инстинкты.

Ирвин от своего отца бигфута получил нечто иное.

Второй брат уставился на более младшего мальчишку и попытался вывернуться, лицо у него побледнело от бешенства. Ирвин продолжал крепко держать его.

– На меня смотри, – рычал Ирвин. – Это плохо. Ты понял меня? Ты делал мне больно. Без всякой причины. Больше не получится. Всё. Я больше не позволю так поступать. Уяснил?

Первый брат приподнялся, сел на пол и с изумлением уставился на бывшую жертву, теперь играючи державшую его брата на весу.

– Ты меня слышишь? – спросил Ирвин, слегка встряхнув мальчишку. Я услышал, как у того лязгнули зубы.

– Д-да, – заикаясь, выдавил юный пакостник, старательно кивая. – Я слышу. Я слышу тебя. Мы оба тебя слышим.

Ирвин нахмурился на мгновение. Затем он дал второму брату толчок, прежде чем отпустить. Хулиган упал на пол в трёх футах от Бигфута и на четвереньках быстро пополз прочь. Оба брата начали медленное отступление.

– Я имею в виду, – продолжил Ирвин, – то, что вы делали, это не круто. Мы придумаем для вас забаву поинтереснее. Согласны?

Братья-дебоширы пробормотали что-то смутно утвердительное, затем выбежали из столовой.

Ирвин Бигфут посмотрел им вслед. Затем перевёл взгляд на свои руки, поворачивая их так и этак, как будто никогда не видел их раньше.

Я покрепче ухватил посох и взглянул через столовую на тренера Пита.

– Похоже, мальчики сами между собой разобрались, – произнёс я, с деланным удивлением выгнув бровь.

Тренер Пит медленно опустил журнал. Воздух был насыщен напряжением, а тишина казалась твёрдой, как стена.

Наконец, цверг заговорил:

– Вам велено было писать предложение, мистер Паундер.

– Так-точно-тренер-Пит-сэр, – ответил Ирвин. Он вернулся к столу, сел, и его карандаш снова начал царапать по бумаге.

Тренер Пит кивнул ему, потом подошёл ко мне. Он стоял передо мной с минуту, с совершенно пустым выражением лица.

– Я не вмешивался, – сказал я, – не пытался отговорить ваших мальчиков следовать их природе. Это Ирвин сделал.

Чёрный альв задумчиво поджал губы, затем медленно кивнул.

– Технически, это верно. И, тем не менее, вы приложили руку к тому, что только что произошло. Почему я не должен покарать вас за вмешательство?

– Потому что я просто помог вашим ребятам.

– Каким образом?

– Ирвин и я научили их проявлять осмотрительность – помнить, что некоторые жертвы слишком сильны, чтобы с ними связываться. И нам даже не пришлось колошматить их, чтобы стало понятнее.

Тренер Пит на секунду задумался, потом слегка улыбнулся мне.

– Урок лучше усвоить рано, чем поздно.

Он повернулся и пошёл прочь.

– Эй, – окликнул я резко, твёрдым голосом.

Он остановился.

– Вы сегодня отобрали у парнишки книгу, – сказал я. – Пожалуйста, верните её.

Карандаш Ирвина вдруг громко царапнул по бумаге.

Тренер Пит обернулся. Затем вытащил из кармана упомянутый томик в мягкой обложке и подбросил в воздух. Я поймал его одной рукой, что, вероятно, заставило меня выглядеть гораздо более спокойным и собранным, чем я чувствовал себя в то время.

Тренер Пит склонил передо мной голову, чуть ниже, чем раньше.

– Чародей.

Я повторил жест.

– Свартальв.

Он вышел из столовой, качая головой. Мне послышалось что-то звучащее подозрительно похоже на хихиканье.

Я дождался, пока Ирвин покончит с чистописанием, потом проводил его до парадного входа, где его бабушка по материнской линии ждала, чтобы забрать внука.

– Это было хорошо? – спросил он меня. – Я имею в виду, я поступил правильно?

– Тебе надо не меня спрашивать, считаю ли я, что ты правильно поступил, – ответил я.

Ирвин вдруг улыбнулся мне.

– Считаю ли я, что я действовал правильно? – Он медленно кивнул. – Я думаю… Думаю, что да.

– Как ты теперь себя чувствуешь? – спросил я его.

– Хорошо. Я чувствую себя… не то чтобы счастливым. Но довольным. Удовлетворённым.

– Вот как это должно ощущаться, – сказал я. – Всякий раз, когда у тебя есть выбор, делай добро, малыш. Это не всегда весело и легко, но в долгосрочной перспективе это делает твою жизнь лучше.

Он кивнул, задумчиво хмурясь.

– Я запомню.

– Молодец, – сказал я.

Он протянул мне руку с очень серьёзным видом, и я пожал ее. У него было сильное рукопожатие для мальчика.

– Спасибо, Гарри. Может… я могу попросить тебя об одолжении?

– Конечно.

– Если ты снова встретишься с моим отцом… не мог бы ты сказать… не мог бы ты сказать ему, что я поступил хорошо?

– Разумеется, – ответил я. – Думаю, то, что ты сделал, заставит его очень гордиться тобой.

Малыш теперь почти светился от радости.

– И… и передай ему, что… что я хотел бы встретиться с ним. Ну, ты понимаешь. Когда-нибудь.

– Передам, – произнёс я спокойно.

Ирвин Бигфут кивнул мне на прощание. Он повернулся и пошёл своей неуклюжей походкой к ожидающему автомобилю, затем сел в него. Я стоял и смотрел, пока машина не скрылась из виду. Тогда я закатил ведро со льдом обратно в школьную кладовку для уборочного инвентаря, и теперь мог собираться домой.