Текст книги "Больше, чем друзья (ЛП)"

Автор книги: Джиллиан Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 19

Пять месяцев после драфта в НХЛ

Кэт

Встревоженная, я достаю свой сотовый телефон из сумки и просматриваю уведомления. Хмурюсь, когда до меня доходит, что ни одно из них не от Дина. Снова. Если бы я не хотела, чтобы эта стажировка превратилась в полноценную работу, я бы собрала свои вещи и отправилась домой на весь день. Но я не из тех, кто сдается, как бы сильно мне ни хотелось сдаться.

Мое настроение мгновенно меняется от счастливого к грустному. Даже мне надоело находиться рядом с самой собой, не говоря уже о моих братьях, которые были счастливы уехать учиться в университет и вернуться к занятиям по хоккею. Большую часть лета я была разъяренной сукой, особенно после отъезда Дина.

Бекка, моя бывшая соседка по комнате, а ныне коллега, хлопает меня по плечу, заставляя оторваться от мобильного телефона:

– Какие-нибудь новости от твоего парня?

Я качаю головой и кладу телефон на столик рядом с собой:

– Он не мой парень.

Она пожимает плечами:

– Ты же знаешь, что я имею в виду.

– Нет, от него ничего не слышно.

Несмотря на то, что прошло четыре месяца с тех пор, как я в последний раз видела Дина, мы либо разговариваем, либо переписываемся каждый день. За исключением последних трех дней. Чем он занят? Мне следовало бы написать ему, но я не хочу его отвлекать. Не то чтобы Дин ответил, так как он все равно должен быть на тренировке.

Пройдя через это со своей семьей, я попыталась сказать Дину, что отношения будут тяжелыми для нас обоих. Если то, что у нас есть, вообще можно еще назвать отношениями. Несмотря на свое здравомыслие, я сказала Дину, что попробую это сделать. Но боль от постоянного одиночества убивает меня, разрывает на части изнутри.

Из-за того, что мои гормоны не в порядке, мне еще труднее подолгу не получать вестей от Дина. Я до сих пор не рассказала ему о ребенке, потому что думала, что у нас будет больше времени вместе. Он должен услышать эту новость лично. Но с каждым днем это кажется все менее вероятным. В большинстве случаев мне везет, если я успеваю поговорить с ним десять минут, прежде чем он вешает трубку.

– Как ты себя чувствуешь? – Бекка наклоняет голову к моему животу. – Ты уже рассказала своему папе?

– Нет, я не уверена, как ему сказать.

– Позвони ему по телефону и скажи, что я беременна, а потом положи трубку, – она смеется. – Шучу, но, если говорить серьезно, это может быть проще, чем то, что ты делаешь.

– Я так редко вижусь со своим папой, что, знаешь ли, не нашла подходящего времени. Я его единственная дочь. Чувствую себя его огромным разочарованием.

Она откидывается на спинку стула и оглядывает столовую:

– Все еще не могу поверить, что чтобы рассказать мне, потребовалось так много времени, что уже живот начал показываться. Я думала, мы кореша.

Я смеюсь:

– Ты первый и единственный человек, которому я рассказала. Считай себя частью моего ближайшего окружения.

– А как насчет папочки твоего малыша?

Я качаю головой из стороны в сторону:

– Нет, думаю, так будет лучше.

Я стала таким человеком, которого сама ненавижу – лжецом. Теперь все, что я делаю – это лгу людям, которые мне небезразличны, и все потому, что я не хочу никому рассказывать о ребенке. Он появится на свет, планирую я это или нет, но я продолжаю откладывать то, чтобы рассказать всем.

– У твоего сына должен быть отец.

– Легче сказать, чем сделать, Бек. Я пыталась сказать ему миллион раз, но не могу этого сделать. Ничего не выходит. Я коченею.

– Ты должна сказать Дину.

Я прочищаю горло, поперхнувшись содовой:

– Нет.

– Раньше ты ему все рассказывала. Что с вами случилось, ребята?

Всё. Слишком многое. Ребенок.

– Мы отдаляемся друг от друга, – признаюсь я, опечаленная переменой в наших отношениях. – У Дина – хоккей. У меня – этот ребенок и стажировка.

– Я всегда думала, что вы двое в конечном итоге будете вместе, особенно после того, как вы, ребята, переспали.

– Мы выбрали неподходящее время и слишком большое расстояние между нами.

– Вы двое были бы милой парой.

Я улыбаюсь, чтобы скрыть внутреннюю боль.

Большую часть своей жизни я держала все в себе из страха побеспокоить кого-нибудь своими проблемами. Поскольку моим старшим братьям приходилось растить близнецов и меня, у них было и так достаточно забот, когда мы были детьми. Мой отец едва мог функционировать, кроме игры в хоккей после смерти моей мамы. Мы наконец-то двигаемся дальше по нашей жизни. Последнее, что я хочу делать – это кинуть еще одну проблему в их жизни. Но я должна во всем признаться.

– День благодарения в следующем месяце. Ты должна рассказать всем, прежде чем сядешь ужинать, готовая вот-вот родить ребенка.

– У меня есть еще немного времени после Дня благодарения.

– Не так уж много, – она тянет меня за руку. – Перестань быть такой упрямой и расскажи хоть кому-нибудь, кроме меня. Весь этот стресс не может быть полезен ребенку.

– Ты права. Врач сказал, что у меня было немного учащенное сердцебиение, когда я в последний раз проходила обследование.

– Ты лишаешь своего ребенка отца. У него должна быть возможность увидеть своего сына. Тебе следует отправить ему копию сонограммы.

– У него день рождения на следующей неделе, – шучу я, хотя это правда. В следующий вторник Дину исполнится двадцать три. – Не думаю, что Дин был бы в восторге от моего сюрприза.

– Разве день рождения Дина не около Хэллоуина?

– Прямо на Хэллоуин. Разве ты не помнишь все вечеринки, которые он устраивал, чтобы отпраздновать это событие?

Она хихикает:

– Вот так и родился Плохиш Дин. Я уже скучаю по тем вечеринкам. Реальная жизнь – отстой.

– Расскажи мне об этом. Чего бы я только не отдала, чтобы повернуть время вспять и вернуться в универ еще на месяц.

– Не верится, что Дин – отец ребенка, – она наклоняется вперед и кладет локти на стол, удерживая меня взглядом.

Пристыженная, я отвожу от нее взгляд.

Она понижает голос до шепота:

– Не унывай, Кэт. Дин Кроуфорд – папа твоего ребенка. Ты точно знаешь, кого следует выбирать.

Я подношу палец ко рту, поворачиваясь в ее сторону:

– Тссс…

– Что? Я же никому об этом рассказала.

– Мы работаем на спортивный журнал. Никто не должен знать об этом, хорошо?

– Так вот почему ты была так молчалива по поводу сложившейся ситуации.

– Да. Я не хочу, чтобы моя личная жизнь влияла на эту стажировку.

– Рано или поздно кто-нибудь узнает, тебе не кажется? Ребенок – это непростой секрет, который легко сохранить. Как только он родится, люди начнут задавать много вопросов.

– Что ж, в этом преимущество того, что у тебя нет большого живота и ты живешь в холодном городе. Мне сойдет с рук множество объемных свитеров и одежды оверсайз.

– Я все еще не могу поверить, что твой отец этого не заметил. Вы живете в одном доме.

– Он бывает дома только раз в неделю, и когда мы тусуемся вместе, он не пялится на мой живот. Даже если бы он заметил, что я прибавила в весе, он бы никогда и слова не сказал.

– Но ты же записана в его страховке. Разве он не видит счета от врача?

– Нет, они идут к его бухгалтеру, чтобы он их оплатил.

– И все же, я думаю, тебе следует сказать ему. И Дину, – она качает головой. – Не могу поверить, что Дин – отец ребенка. После стольких лет, когда вы двое были просто друзьями, ты забеременела от него. Этот ребенок будет красавчиком. Уверена, что он вскружит всем голову точно так же, как его папочка.

Я улыбаюсь при мысли о Дине и его красивом лице:

– Я скучаю по нему, – выдыхаю я, изо всех сил стараясь сдержать слезы. – Я должна была сказать Дину, когда он был здесь этим летом. Я слишком боялась потерять его, хотя он был тем, кто хотел большего.

– Я бы дала ему все, что бы он ни захотел, – говорит Бекка со смехом в голосе. – Дин – тот еще горяченький хоккеист.

– Уж мне ли не знать, – уголки моего рта слегка приподнимаются. – Я скучаю по тому, что он в моей жизни. Мне было тяжело без него.

– Почему бы тебе не навестить его?

– Это сложно.

– Ну, тогда не усложняй. Если хочешь быть с Дином и хочешь, чтобы он сыграл определенную роль в жизни твоего ребенка, тогда тебе нужно сделать следующий шаг.

– Во-первых, мне нужно рассказать моему отцу и братьям о ребенке. Я хочу посмотреть, как они отреагируют, прежде чем я расскажу Дину. Может быть, я слетаю в Филадельфию и сделаю ему сюрприз на день рождения.

– На этот раз ты должна рассказать ему. Не беспокойся о том, как он отреагирует. Если тебе нужно будет написать это на его поздравительной открытке, тогда сделай это. Даже это будет лучше, чем не говорить ему вообще.

– Спасибо, Бек. Думаю, все, что мне было нужно – это пинок под зад.

Она одаривает меня озорной ухмылкой:

– Я с радостью надеру тебе задницу. Наклонись и прими нужное положение.

Я смеюсь:

– Я чувствую себя намного лучше, делясь с тобой, вместо того чтобы держать все это внутри.

– Могу только догадываться. Ты почувствуешь себя в миллион раз лучше, как только расскажешь об этом своей семье и Дину. Иди закажи билет на самолет и запланируй телефонный разговор со своими братьями.

– Я бы хотела, чтобы мне не пришлось делать это по телефону, – я вздыхаю. – Дьюка хватит удар, когда я ему расскажу.

Бекка похлопывает меня по плечу:

– Удачи. У Дьюка чертовски вспыльчивый характер. Я бы не хотела это видеть, если бы была Дином.

– Ему нравится Дин, даже несмотря на то, что он достает его. Всем моим братьям он нравится. Мой папа обожает его.

– Да, но как они к нему отнесутся, когда узнают, что ты забеременела от него, а потом он уехал играть в хоккей в другой город?

– Это не его вина. Я ведь не говорила ему.

– Верно, но посмотри на это с точки зрения твоего отца и братьев. Они предположат, что он знал, поскольку Дин – твой лучший друг.

– Это будет выглядеть так, будто он бросил меня, – бормочу я, сдувшись.

– Угу.

– Но Дин никогда бы этого не сделал.

Бекка встает со своего стула и берет наши подносы с обедом:

– Мы то это знаем, но знают ли твои братья?

– Да, думаю да.

Когда она отходит от нашего столика, чтобы вынести мусор, я задаюсь вопросом, права ли она. Моя семья, возможно, смотрит на вещи иначе, чем я. Близнецы будут чувствовать себя преданными Дином. Дьюк разозлится, что я доказала его правоту. Остин расстроится из-за того, что я слишком боялась сказать ему. Но мой папа будет разочарован больше всех.

Смогу ли я это сделать? Хватит ли у меня сил? Я не просто так откладывала принятие этого решения. Но была ли от этого вообще польза? Думаю, пришло время поступить правильно.

***

Поскольку вся моя семья жила в разных городах, у меня не было другого выбора, кроме как назначить с ними встречу по телефону. Когда я была младше, мы постоянно так делали. Это был способ моего отца не отставать от нашей жизни, когда он был в разъездах.

Я сажусь на кровать, дрожащей рукой снимаю трубку и сначала звоню Остину, потому что его голос успокаивает меня. Как и Дин, Остин всегда знает, что сказать. Затем я общаюсь с Тео и Такером, которые кричат в трубку, за ними следуют Дьюк и мой папа. Я приберегла их напоследок, потому что рассказать им для меня страшнее всего. В некотором смысле я рассматриваю Дьюка как продолжение моего отца.

– Привет, милая, – кричит папа в трубку, как будто пытается перекричать толпу. – В чем дело? Я выхожу в эфир примерно через тридцать минут.

– Мне нужно сказать вам всем кое-что важное. Вы сидите?

– Что ты сделала? – Дьюк рычит.

– С чего ты взял, что я сделала что-то не так, Дэнни?

Он дует в трубку, раздраженный, потому что ему не нравится, что я использую его ненастоящее имя:

– Прости.

– То, что я хочу сказать вам, ребят, мне трудно произнести. Можете просто позволить мне снять с себя это бремя, не перебивая меня?

Они все согласны.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Нервная энергия волнами пробегает по моему телу, поджигая мою кожу. Бекка была права. Стресс вреден для ребенка. Чем больше я волнуюсь, тем чаще замечаю, что он пинает меня. Он как будто чувствует мое настроение и расстраивается вместе со мной.

– Я беременна, – выпаливаю я.

Теперь, когда я раскрыла свой секрет, меня охватывает облегчение.

– Ты что? – говорит папа. – Ты сказала, что беременна, Кэт?

– Да, папа. Я беременна. Я хотела сказать всем вам лично, но наши расписания никогда не совпадают.

– Ты уверена? Ты ходила к врачу? – спрашивает папа.

– Да, пап. У меня будет мальчик.

– Как давно ты знаешь?

– Семь месяцев, – признаюсь я.

– Милая, почему ты скрывала от нас что-то подобное? – он колеблется секунду, на этот раз с волнением в голосе. – У тебя будет мальчик? Я стану дедушкой.

Почему он на меня не сердится?

– Мне жаль, папа. Я должна была сказать тебе.

Он не отвечает, или, по крайней мере, я не могу расслышать из-за своих братьев.

– Я возвращаюсь домой, чтобы увидеть тебя, Кэт, – говорит Остин. – Я смогу возить тебя на приемы.

Это всегда было работой Остина. Чего бы я только не отдала, чтобы сейчас он был со мной дома. Всегда спокойный и уравновешенный, Остин – тот самый брат, которому я должна была рассказать еще летом. Но он никогда не стал бы хранить секрет от нашего отца. Это съело бы его заживо. Он всегда был ужасным лжецом.

– Кто отец ребенка? – говорит Дьюк со злостью в голосе. Он звучит как Брюс Бэннер, готовящийся превратиться в Халка.

– Да, а кто отец? – говорят близнецы в унисон.

– Ребят, обещаете, что не взбеситесь?

– Нет, – говорит Дьюк.

– Хорошо, – добавляют близнецы.

– Я ему еще не сказала.

– Кэт, кто отец ребенка? – говорит Остин. – Просто скажи нам. Мы не будем злиться.

– Дин, – говорю я. Мой голос звучит почти шепотом.

– Ты, блядь, издеваешься надо мной? – голос Дьюка звучит так, словно он скрежещет зубами, когда говорит. – Все это время ты пыталась убедить меня, что не трахалась с этим мудаком, а потом он обрюхатил тебя и оставил одну разбираться с ребенком?

– Он не бросал меня, Дэнни. Дин даже не знает.

– Ты и Дин? – голос Тео звучит озадаченно.

– Серьезно? – добавляет Такер. – Итак, вы, ребята, были вместе все это время?

– Вы двое что, настолько, блядь, безмозглые? – Дьюк кричит так громко, что у меня болят барабанные перепонки.

– Прекрати, Дьюк, – теперь папа разозлился. – Не разговаривай так со своей сестрой и братьями.

– Прости, пап, но это просто бред.

– Кэт, я буду дома через несколько дней, – говорит папа.

– Я тоже, – говорит Остин. – Я могу остаться на ночь в субботу.

– Пожалуйста, ничего не говори Дину. Все вы. У меня еще не было возможности сказать ему об этом.

– Я даже не хочу с ним разговаривать, – говорит Такер со злостью в голосе.

– И я тоже, – говорит Тео. – Я не могу поверить, что он сделал это с тобой. С нами. Чертов мудак.

– Он ничего никому из вас не сделал. Это касается только нас с Дином. Ладно? Просто позвольте мне разобраться с этим.

– Когда я увижу его в следующий раз – он будет мертв, – говорит Дьюк.

– Дэнни, пожалуйста, ничего не делай.

– Не могу пообещать этого прямо сейчас, Кэт.

Я откидываю голову на стопку подушек на своей кровати и закрываю глаза. Может быть, им просто нужно время, чтобы все обдумать. Мне потребовались месяцы, чтобы смириться со своей новой жизнью. Теперь же я должна набраться смелости и рассказать Дину.

ГЛАВА 20

Пять месяцев после драфта в НХЛ

Дин

В нашем первом матче против «Кэпиталз» я имею удовольствие сыграть против Дьюка Болдуина. Он громила, крупный парень и единственный игрок на льду, с которым вы не захотите связываться, если только у вас нет желания умереть. Известный всем в НХЛ как «Крушитель Болдуин», Дьюк заработал себе репутацию благодаря своим выдающимся нокаутам. Как силовик своей команды, Дьюк специализируется на драках.

Некоторые ребята из моей команды даже обсуждали свою стратегию игры против Дьюка. Я должен быть взволнован. Но это не так.

После того, как наш защитник перехватывает шайбу, он передает ее мне, и я бегу по льду. Прекрасно осознавая присутствие Дьюка и его близость, я качусь быстрее, оглядываясь через плечо, когда добираюсь до центра льда. Я перевожу шайбу на свой слабый фланг, держа ее подальше от клюшки Дьюка. Но у него прекрасно получается заставить меня делать то, что он хочет, потому что мои неудачные попытки увернуться от Дьюка приводят к тому, что мы врезаемся в борт.

Вместо того чтобы потянуться за шайбой, он стягивает с рук перчатки и бросает их на лед вместе с клюшкой. Его действия застают меня врасплох, выводя из моей стихии.

Он хочет подраться со мной?

Прежде чем я успеваю подготовиться, Дьюк хватает меня за воротник футболки.

– Теперь ты мой, придурок, – выдыхает он мне в щеку.

Я пытаюсь откатиться в сторону, все еще владея шайбой, прежде чем один из его товарищей по команде подходит сбоку и крадет ее у меня между ног. Присутствующие на «Кэпитал Уан Арена» встают, ожидая следующего хода Дьюка. Он притягивает все внимание, как рестлер, устраивающий шоу. Я вырываюсь из его хватки, но только на несколько секунд. Дьюк впечатывает меня в оргстекло, как будто я ничего не вешу, заставляя потерять равновесие.

Крепко схватив меня за воротник, Дьюк дергает так сильно, что я падаю назад, прямо ему на грудь. Я одариваю его едкой ухмылкой, на которую он отвечает, гневно сжав челюсти.

– Это за Кэт и Ноя, – рычит он мне на ухо. – Ты ебанный подонок.

– Кто такой Ной? – выдыхаю я, мое лицо искажается от гнева.

– Твой сын.

Мой сын?

– О чем ты говоришь?

– Ты знал. Не ври мне, блядь.

Джерси (прим. верхняя часть хоккейной формы) задирается у меня на спине, когда Дьюк сильнее ударяет меня лицом о плексиглас. Я разворачиваюсь, все еще пытаясь вырваться из его хватки, когда Дьюк наносит мне хук правой в челюсть, за которым следует удар, который валит меня на землю. Но он не ослабляет хватки, ни на секунду.

– Кэт беременна твоим ребенком. Не делай вид, что ты не знал.

Склонившись надо мной, Дьюк наносит еще несколько ударов, от которых лед покрывается кровью, прежде чем два линейных судей хватают его за руки.

В шоке я опускаюсь на лед, испытывая боль от ударов, которые я получил от Дьюка, и оцепенение от новостей о Кэт. Она беременна? Моим сыном? Я не знаю, что болит сильнее – моя челюсть или предательство Кэт.

Одобрительные возгласы толпы становятся громче, когда Дьюк отбивается от судей локтем, и когда я меньше всего этого ожидаю, он бьет меня коленом в лицо. Удар в лицо заставляет мое тело обмякнуть, и я падаю навзничь на лед. Прежде чем мои глаза закрываются, я наблюдаю, как Дьюк вскидывает руки в знак победы, собираясь повернуться лицом к болельщикам, когда его кулак сталкивается с челюстью судьи позади него.

Врач команды подходит, чтобы проверить мои жизненные показатели и посветить мне в глаза. Некоторые из моих товарищей по команде кружат вокруг нас, надеясь нанести точный удар по Дьюку. Его товарищи по команде катаются вокруг них, чтобы блокировать других игроков, хотя ему и не нужно, чтобы они прикрывали его. Последний игрок, ударивший судью, потерял месячную зарплату и заработал солидную дисквалификацию.

Надеюсь, порча моего лица того стоила, придурок.

Пока официальные представители уводят Дьюка со льда, мне помогают врач и мои товарищи по команде, которые поднимают меня с земли. Удар ниже пояса для моего первого года в лиге. Этот бой будет в каждом ролике в ближайшие недели. Но что меня больше всего беспокоит, так это то, что он сказал о Кэт… и нашем сыне.

Как она могла скрыть что-то подобное от меня, от всех остальных людей? Мы всем делимся друг с другом. Я хочу верить, что Дьюк неправильно все понял и он бредит. Кэт задолжала мне объяснений из-за моего лица, этой ссоры и нашего ребенка.

***

После того, как отёк на моем глазу спал и я смог видеть достаточно, чтобы вести машину, врач команды разрешил мне покинуть здание. Я несколько раз набирал номер Кэт, каждый раз попадая на голосовую почту. Я оставил ей несколько гневных сообщений, на которые она до сих пор не ответила.

Почему она избегает меня? Должно быть, в словах Дьюка есть доля правды. Держу пари, она даже посмотрела драку по телевизору. Она никогда не пропускает мои игры.

Когда я вхожу в отель, швейцар пристально смотрит мне в лицо и хлопает по плечу:

– Хорошая игра, сынок. В следующий раз повезет больше.

Хотел бы я сказать что-нибудь умное, например, тебе стоило бы посмотреть на другого парня, но у меня не было никаких шансов против Дьюка. Он застал меня врасплох и ошеломил своими словами. Отсутствие реакции – причина того, что мое лицо выглядит так, словно Дьюк разбил его на мелкие кусочки.

Я киваю и выдаю улыбку с закрытыми губами. Мне слишком больно, чтобы делать какие-либо резкие движения.

Оказавшись внутри лифта, я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Поездка на мой этаж усиливает головокружение, заставляя меня держаться за стену, пока двери не откроются. Я, пошатываясь, добираюсь до конца коридора и достаю из кармана пластиковый ключ от номера.

Несколько секунд спустя я толкаю дверь в свой номер и тащусь в ванную. Выложенные от пола до потолка белым мрамором, отели, подобные этому, становятся для меня нормой, хотя я и не в своей тарелке. Когда я был ребенком, у моей мамы почти никогда не было денег, чтобы взять нас в отпуск. Самое близкое, что у нас было к отдыху – это двухчасовая поездка на машине до пляжа.

Теперь я останавливаюсь в местах, где у меня под рукой есть все, о чем я когда-либо мог мечтать. Я достаю мочалку из корзины в центре двойной раковины и опускаю ее под холодную воду. На моей щеке несколько порезов, кожа уже начинает темнеть.

Как Кэт могла так поступить со мной? Я доверил ей свою жизнь. И она предала меня.

Почему она не отвечает на гребаный телефон?

Глядя в зеркало, я опираюсь ладонями о край раковины и внимательно рассматриваю свое лицо. Мне никогда не нравился Дьюк. Теперь у меня есть веская причина ненавидеть его. Он всегда был прав насчет Кэт и меня.

Я бросаю полотенце на стойку и еще раз проверяю свой мобильный телефон. Ничего. Четыре года дружбы должны дать мне право хотя бы на звонок из вежливости. Я снимаю с себя одежду и включаю душ, позволяя пару окутать мою голову, прежде чем забраться в огромную кабинку. Вода заставляет меня вздрагивать каждый раз, когда попадает на определенные синяки на моем лице, боль – постоянное напоминание о сегодняшнем вечере. Поэтому, я поворачиваюсь и позволяю ей стекать по моей спине.

Сомневаюсь, что вообще смогу заснуть после всего, что произошло на льду. Завтра вечером у нас еще одна игра. Все, что потребуется – это случайное давление, чтобы мои порезы снова открылись. Врач отказался отпускать меня, пока кровотечение не уменьшится до того уровня, который он считал разумным.

– Я хоккеист, – сказал я ему, – просто намажу их вазелином и вернусь на лед.

Доктор был не слишком в восторге от такого ответа. Мне было чертовски больно, когда я смеялся. Мой тренер тоже со мной не согласился. Итак, мне пришлось отсидеться до конца игры, и все из-за гребанного Дьюка Болдуина.

После того, как я наполняю всю ванную паром, я выключаю воду и выхожу, обернув полотенце вокруг талии. Раздается звонок, и звук разносится эхом по всему номеру.

В каком гостиничном номере есть дверной звонок?

Я смеюсь про себя, направляясь открывать дверь, но даже это, черт возьми, убивает меня. Малейшие движения моей челюсти вызывают дрожь в ушах.

Я хватаюсь за ручку и распахиваю дверь, забывая, что я все еще в полотенце, но мне на это наплевать.

– Привет, – говорит Кэт, прикусывая нижнюю губу. Она положила руки на живот.

Мой рот открывается от шока, заставляя меня поднять руку, чтобы прикрыть лицо от боли. Я недоверчиво качаю головой, глядя на нее:

– Это правда, – я с трудом выговариваю слова. – Как ты могла?

– Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.

– Не могу… – я делаю несколько шагов назад, комната кружится вокруг меня.

– Пожалуйста, Дин. Мне так жаль.

– За что? Послать за мной Майка Тайсона или прятать от меня нашего ребенка, – я пытаюсь захлопнуть дверь у нее перед носом, но Кэт проталкивается в комнату.

– Я не хотела, чтобы что-то из этого случилось.

Я поворачиваюсь к ней спиной и иду в гостиную:

– Убирайся, Кэт. Я не могу сделать это сегодня вечером.

– Но я же твоя лучшая подруга.

Я разворачиваюсь к ней лицом, мои зубы сжаты от гнева:

– Не используй эту фразу в отношении меня. Мы не… мы ничто, – у меня болит грудь от всего этого давления, нарастающего внутри. Недостаток кислорода в моей голове вынуждает меня держаться за подлокотник дивана.

– Дин, ну же, – Кэт придвигается ко мне на дюйм. – Не веди себя так. Я крупно облажалась. Я знаю.

Вместо того чтобы смотреть на ее лицо, все, на чем я могу сосредоточиться – это на огромном округлившемся животе. Мой малыш. По мере того как моя кожа становится все горячее, напряжение в груди усиливается, сбивая меня с ног. Я погружаюсь в мягкую ткань и изо всех сил вцепляюсь в подушку. Я наклоняюсь вперед, надеясь, что это поможет мне отдышаться.

– Вызови врача, – говорю я ей, уставившись в пол.

Она подходит ко мне вплотную и сжимает мой бицепс своей крошечной ручкой: – У тебя паническая атака. Контролируй свое дыхание. Все будет хорошо, – Кэт опускается на пол передо мной, держась одной рукой за мою руку, а другой за свой живот.

Дьюк говорил правду. Чем больше я думаю о Кэт, ребенке и всей ее лжи, тем труднее мне слушать ее голос, когда она говорит мне сделать глубокий вдох.