Текст книги "Имоджин"
Автор книги: Джилли Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Из воды лениво выходил Матт. С его огромных плеч скатывались капли, глаза с тяжелыми веками щурились на солнце. Перед ним была малышка Имоджин в этом жутком купальнике, окруженная чужими вещами. Никогда ему не приходилось видеть такого удрученного создания. Покрасневшие глаза, на теле синяки. Должно быть, прошлой ночью Ники послал ее к черту. Эти бледнокожие английские девушки всегда первые несколько дней скверно смотрятся на юге Франции. Наряды у нее ужасные, на голове – сущее бедствие. Но вот когда она загорит, у нее могут появиться кое-какие возможности. Я смогу ее научить двум-трем вещам, подумал он. Он лег рядом с ней и положил руку ей на плечи.
– Я объявляю открытой национальную неделю засосов, – сказал он.
Она повернула к нему свое унылое лицо и подняла руку, покрытую следами от укусов насекомых.
– Кажется, я привлекаю только комаров, – губы ее дрожали.
– Ивонн, похоже, наговорила тебе чепухи? Слушай, малышка, не позволяй ей взять над собой верх. Я знаю, она тут держится так, будто ей принадлежит весь этот пляж и все должны вести себя, как на вечернем чае у священника, но тебе надо просто не замечать ее.
Бедняжка, подумал он, она действительно в жалком положении. Надо непременно как-то пособить делу.
Глава десятая
– Сегодня я счастлив, – сообщил Матт после обеда, – вечером иду в казино.
– Полагаю, чтобы просадить там все наши французские харчи, – кисло заметила Кейбл.
Когда они вошли в зал с рулетками, Имоджин была ошеломлена дымом, ослепительным светом ламп и той лихорадкой, которую генерировано само это место. Здесь азартную игру явно принимали всерьез. Вокруг стола сидели женщины с алыми ногтями и одержимыми лицами. Никто из стоявших за ними бледных, с жестким взглядом мужчин не выказал какого-либо признака интереса к Кейбл. Крупные суммы денег переходили из рук в руки.
Матт отошел к кассе и вернулся с двумя большими горстями фишек.
– Пятнадцать для Кейбл, пятнадцать для Имоджин, остальное – мне, потому что я в этом знаю толк. Прочие заботятся о себе сами.
Для Имоджин ее пятнадцать фишек вдруг приобрели решающее значение, а зеленое сукно стола сделалось полем жестокой битвы. Если она выиграет, то вернет себе Ники, если проиграет, все будет потеряно. Она поставит на число двадцать шесть, возраст Ники. Но двадцать шесть упорно отказывалось выпадать, и ее стопка фишек постепенно уменьшалась, пока у нее не остался единственный кружок. Она поставила его на девятку. И выиграла. Она сразу почувствовала облегчение. Снова поставила на девятку и опять выиграла.
– Молодчина, – сказал Матт, который рядом с ней неуклонно увеличивал свой запас фишек.
Но ее что-то заставляло рисковать, продолжая игру, и она стала проигрывать. Когда у нее остались всего две фишки, она в отчаянии поставила обе на черное. Выпало красное.
Глаза у нее наполнились слезами, и она скрылась в дамской комнате.
– Господи, на что я похожа! – простонала она.
Лицо ее было все еще ярко-алого цвета. Мистраль усугубил беспорядок в ее волосах, превратив их в дикие лохмы, как у какого-нибудь зулусского воина. Даже расческа в них застревала.
Выйдя через несколько минут, она не признала сразу пару, шедшую в обнимку впереди по коридору. Но уловив знакомое мурлыканье Ники, она напряглась.
– Дорогая, ты так прелестна, – говорил он. – Я чувствую, как твое сердце скачет словно легкая кавалерия в атаке.
Кейбл сипло засмеялась и обвила рукой его шею.
– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – продолжал он. – Я не верил, пока не встретил тебя. И вот тебе раз! Это случилось, меня как громом поразило. Я не знаю, что в тебе такое – что-то, чего нельзя определить, и это – помимо красоты.
Имоджин не верила своим ушам. То были те же самые слова, какие он говорил ей, когда впервые пытался соблазнить ее во время прогулки по торфяникам. Слова, которые неизгладимо отпечатались у нее в сердце.
– А как насчет старой лиловой раскаряки Броклхерст? – тихо спросила Кейбл.
Ники засмеялся.
– Я понял, что это ошибка, как только увидел тебя, но не мог ее оставить. С ней нет больших проблем, и к тому же это дало мне возможность быть рядом с тобой.
– Я чувствую себя немного неловко. Не найти ли нам какого-нибудь видного прованского рыбака, чтобы он уложил ее под себя?
– Он на нее ни за что не польстится, – сказал Ники и снова начал целовать Кейбл.
Они были так заняты друг другом, что не заметили, как вслед за ними шла, спотыкаясь, Имоджин.
Она встретила Матта, выходившего из зала. У того был довольный вид.
– Я только что выиграл три тысячи франков.
– Это сколько на наши? – спросила Имоджин, отчаянно пытаясь говорить обычным тоном.
– Около трехсот фунтов. И я их получил. – Он пристально посмотрел на нее.
– Эй, что случилось?
– Ничего, я в порядке.
– Кейбл и Ники, я догадываюсь?
Она кивнула – от него ничего не скроешь.
– Думаю, нам с тобой надо кое о чем поговорить, – сказал он, взяв ее за руку.
Он привел ее к безлюдному месту пляжа. Они сели на теплый песок. Огромная белая луна освещала море, придавая ему металлический блеск. Волны лениво плескались о берег. Матт зажег сигарету.
– Ну, душа моя, что случилось?
Она сбивчиво все ему рассказала.
– Я не против того, чтобы он так ее целовал, – сказала она под конец. – То есть, она так хороша, что на его месте каждый бы этого захотел. Но почему те же самые слова?
– Штампы, штампы, штампы, – презрительно сказал Матт. – Но ты же не можешь требовать от человека, год за годом гоняющего белый мячик над сеткой, обширного запаса слов?
У Имоджин появилось такое ощущение, что он над ней смеется.
– Но Ники умный. Он говорит на пяти языках.
– Признак большой глупости, я всегда так считал. Черт возьми, я вовсе не стараюсь принизить Ники. Я ничего не имею против людей с однозначным числом коэффициента умственного развития. Просто, я думаю, что тебе следует знать о нем некоторые вещи. Держу пари, я знаю, как он тебя снял.
– Нас друг другу представили, – неуверенно сказала Имоджин.
– Нет, до этого. Во время игры он вдруг выделил тебя из толпы, после чего словно окаменел, ведь так? Потом, полагаю, он пропустил несколько легких ударов, будто бы ошеломленный твоей красотой, и всякий раз, меняя сторону площадки, сверкал для тебя своими превосходными зубами.
– Он, наверное, тебе все рассказал, – предположила Имоджин.
– Не удостоил, моя прелесть. Это обычная для Бересфорда тактика съема на турнирах, одна и та же по всей стране. И к тому же, в сочетании с его сногсшибательной наружностью, вполне безотказная. Он никогда этого не делает, если есть какой-то шанс проиграть матч.
– Тогда почему он пошел на то, чтобы взять меня с собой в отпуск?
– Думаю, по нескольким причинам. Потому, что ты очень хороша собой, потому, что у него наклонности пресытившегося мужчины, а ты отличаешься от тех, с кем он обычно имеет дело. Потому, что он не смог сделать тебя в Йоркшире, а он любит всегда доводить дело до конца. И, наконец, потому, что тогда он еще не видел Кейбл.
– Какие у меня в сравнении с ней могут быть шансы? – вздохнула Имоджин.
– Он тебе все еще нужен после всего, что ты услышала?
Имоджин жалобно кивнула.
– Я старая дева.
– Об этом я догадывался, – сказал Матт, вздохнув. – Итак, нам надо будет вернуть его тебе, согласна?
Они подошли к двери ее номера. Он взял у нее ключ и открыл дверь.
– А теперь, малышка, первое тебе задание. Не плакать всю ночь. От этого ты только к утру становишься некрасивой. Ну а если ты все еще не можешь успокоиться из-за выражения «лиловая раскаряка Броклхерст», то запомни, что настоящее имя Кейбл Инид Сагден.
Он улыбнулся, дотронулся рукой до ее щеки и вышел. Имоджин разделась и легла. Несколько минут она лежала при лунном свете. Смешное имя Инид. Она хихикнула, потом мысли ее вернулись к Матту.
Кажется, это Джейн Остин сказала, что дружба – наилучший бальзам против боли отвергнутой любви? Она встала, заперла дверь и крепко заснула.
Проснулась она после десяти часов. На набережной она увидела Матта, который, положив свои длинные ноги на столик и окружив себя газетами, пил перно.
– У тебя появляется загар. Жаль, что нельзя сделать первый глоток дважды, – сказал он, заказывая ей чашку кофе.
– Как обстановка? – спросила она.
– Все решительно настроены урвать все от своего двухнедельного отпуска. Ивонн в своем обычном репертуаре, у Кейбл – очередная смена настроения – что именно сейчас – в точности не знаю. Они отправились кататься на водных лыжах.
– А ты не захотел? – спросила Имоджин с беспокойством. Ничего хорошего в том, что Ники завладеет Кейбл, а Матт останется с его скучной подругой.
– После того моего представления на пароме? Ты, верно, шутишь? Мы с тобой совершим поездку по побережью.
День был превосходный. Мистраль убрался в свою берлогу. Воздух разрядился. Когда они ехали вдоль побережья, запах бензина смешивался с ароматом сосновой хвои. Она еще не вполне успокоилась после того случая с Ники, но решила не томить себя грустными размышлениями.
– Куда мы едем? – спросила Имоджин.
– В Сен-Тропез.
О, Господи, воскликнула про себя Имоджин, когда ветер еще сильнее спутал ее волосы. А там каждая, наверное, выглядит как Брижит Бардо.
Матт оставил машину на набережной. В гавани на палубах яхт появлялись богачи в шелках от Гуччи, чтобы принять первое за день шампанское. Матт провел Имоджин через какую-то дверь, потом по лестнице в салон парикмахерской.
– Для начала сделаем что-нибудь с твоими волосами, – сказал он.
Имоджин в страхе отпрянула.
– Ой, не надо! Они все отрежут.
– Не отрежут, – заверил ее Матт и объяснил хорошенькой девушке в приемной, чего именно он от них хочет.
– Будет отлично смотреться, – ободряюще улыбнулся он Имоджин. – Я зайду за тобой попозже.
– Il a beaucoup d'allure[14]14
У него хорошая повадка (франц.).
[Закрыть], – с легким вздохом сказала хорошенькая секретарша одной из ассистенток, которая кивком согласилась с этим, помогая Имоджин облачиться в розовый халат.
Вернувшись, Матт ее не узнал. Он окинул ее тем тяжелым, оценивающим сексуальным взглядом, который мужчины адресуют только очень привлекательным женщинам. Потом произнес «О, Господи!», и широкая улыбка расплылась по его лицу.
Волосы у нее падали на плечи гладкой завесой, разделенной спереди боковым пробором и соблазнительно прикрывавшей одни глаз.
– Очень славно, малышка, – сказал он, обходя ее кругом. – Ты больше не похожа на судью Джеффриса, перебравшего портвейна.
Но выражение его глаз вовсе не соответствовало иронической интонации его голоса.
– Пойдем чего-нибудь перекусим, – сказал он, беря ее под руку.
Он провел ее через лабиринт переулков, пахнувших чесноком и изобиловавших кошками и сохнущим бельем, к небольшому и угрюмому на вид ресторану, заполненному рыбаками. Еда была великолепна.
Имоджин смотрела, как Матт неторопливо обдирает листья со своего артишока.
– Что значит «beaucoup d'allure»? – спросила она.
Матт поднял глаза.
– «Очень сексуальная внешность». Откуда это?
Имоджин залилась румянцем.
– Просто я слышала, как кто-то про кого-то так сказал.
Как всегда, он вытягивал у нее признания, подобно тому, как солнце притягивает к себе цветы. Под его необыкновенно дружелюбным взглядом она уже вскоре рассказывала ему про дом викария, о своих братьях и сестрах, про то, как скверно чувствуешь себя в школе, когда ты толстая, и как трудно поладить с отцом. Он журналист, все время говорила она себе, он умеет задавать вопросы и слушать. У него есть подход к кому угодно. Но вдруг она заметила, что глаза у него скорее темно-зеленые, чем черные, а над правой бровью – небольшой шрам.
– Ты совсем не ешь, – сказал он, взяв одну из ее лангуст, окунув в майонез и засунув ей в рот.
– Я задумалась, чем они теперь там занимаются, – солгала она.
– Полагаю, на что-нибудь жалуются. Сегодня утром Ивонн поведала мне, что «люди встречаются всякие». Кому-нибудь следовало бы записать все ее высказывания и издать книгой, чтобы они не пропали для потомства.
Он заказан еще одну бутылку вина. Теперь на Имоджин пристально смотрели два рыбака. Она подумала, не попала ли у нее губная помада на зубы, и украдкой достала зеркальце.
– Они на тебя смотрят, – сказал Матт, усмехнувшись, – потому, что ты красива.
Мускусное тепло вина предательски пробиралось в ее тело. Она начинала испытывать блаженное состояние. Матт попросил счет. Имоджин достала кошелек.
– Пожалуйста, позволь мне заплатить.
– Это за мной, – сказал он, покачав головой.
Когда они вышли под палящее солнце, ее слегка закачало, и Матт взял ее под руку.
– Пошли, малышка, у нас еще есть дела.
Имоджин то и дело бросала взгляд на свое гладкое отражение в стеклах витрин. Богачи на своих яхтах и в своих шелках от Гуччи уже не вызывали в ней никакого страха. Она просто прогуливалась.
– Кажется, я немного навеселе, – призналась она.
– Хорошо, – сказал Матт и круто повернул к ближайшему магазину.
Она с изумлением смотрела, как он перебирает на прилавке бикини.
– Если это для Кейбл, – заметила она, – то вон то красное будет смотреться отлично.
– Не для Кейбл. – сказал он, препровождая ее в одну из примерочных, – а для тебя.
– Ой, мне не подойдет! Я слишком толстая.
– Мне лучше знать, – заявил Матт, вручив ей бледно-голубое бикини и задернув за ней занавеску.
«О, черт!» – подумала про себя Имоджин, слегка икнув.
Надев бикини и посмотрев в зеркало, она раскрыла от удивления рот. Если не считать груди, которая так и осталась белой, то перед ней стояла, улыбаясь, одна из тех красивых блондинок с развитыми формами, что прохаживались по пляжу в Пор-ле-Пене. Да она ли это? Имоджин взвизгнула от удовольствия.
Матт отодвинул занавеску и присвистнул.
– Для начала недурно.
– Но я из него практически вываливаюсь.
– Здесь некрасиво, – заметил он и неспешно провел рукой по ее груди, – сюда придется что-нибудь добавить. Примерь вот это.
Все, что он ей предложил – платья, брюки, рубашки, пляжные сарафаны – было светло-зеленых, голубых и розовых тонов и рассчитано на то, чтобы устранить последние признаки красноты ее загара.
Динамики разносили по залу старые популярные мелодии. «Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу оторвать от тебя глаз…» – пел Энди Уильямс.
– Слушайся каждого моего слова, – сказал ей Матт все тем же чуть насмешливым тоном. И снова она прочла в его взгляде одобрение и что-то еще, от чего сердце забилось чаще.
– Matthieu, mon vieux!
– Antoine, mon brave![15]15
– Матье, старик! – Антуан, приятель! (франц.).
[Закрыть] – послышался поток французских восклицаний.
Имоджин отвела в сторону занавеску и увидела Матта, взахлеб болтающего с самым противным на вид французом, какого ей доводилось видеть. На нем был безупречно сшитый костюм из блестящей желтой ткани в елочку, серая рубашка и продетая в петлицу зеленая гвоздика. На пальцах сверкали кольца, в ушах – золотые серьги. Он источал запах духов, курил большую сигару, и хотя у него было молодое и смуглое, как у цыгана, лицо, волосы были почти совсем седые.
Его черные глаза вдруг загорелись при взгляде на Имоджин.
– Она с тобой, Матье? Какая красивая девушка!
– Ее зовут Имоджин, – сказал Матт.
– Красиво, – пробормотал Антуан, указывая пальцем на зеленое платье Имоджин. – Вы, мадемуазель, похожи на лужайку. Вы мне позволите когда-нибудь на вас поваляться?
– Имоджин, малышка, – вздохнул Матт. – Боюсь, что должен представить тебе Антуана Делатура, плейбоя всего западного мира. В промежутках между загулами он снимает фильмы.
– Мы с ним старые друзья, вместе были в Оксфорде, – сообщил Антуан. Он бегло говорил по-английски с сильным йоркширским акцентом.
– Моя нянька была из Йоркшира, – объяснил он Имоджин. – Она научила меня английскому и много чему еще. После нее я питаю ten-dresse[16]16
Нежность (франц.).
[Закрыть] к йоркширским девушкам.
– Держи от нее руки подальше, – предупредил его Матт. – Я тебе ее одолжить не могу. Мне самому дали ее только на день. Скажи, ты знаешь что-нибудь про Браганци?
– Видел его как-то раз в Марселе, – сказал Антуан. – И герцогиню. Какая красивая женщина!
– Как мне с ним встретиться? – спросил Матт.
– Никак. Его дом – как крепость.
В этот момент через помещение проплыла, покачиваясь, рыжеволосая фигура со стопкой шелковых рубашек. У нее были такие массивные пропорции, что против нее Имоджин почувствовала себя тростинкой.
– Это Мими, – сказал Антуан, – хорошая девушка, но не говорит по-английски.
Он передал ей свой бумажник, и, обольстительно ему улыбнувшись, она поплыла к кассе.
– Поглядите на эти бедра, – вздохнул Антуан. – Но я всегда предпочитаю количество качеству. Отец у нее крупнейший производитель биде во Франции. Он финансирует мой следующий фильм.
– О чем он? – спросила Имоджин, думая, куда это пропал Матт.
– История про Ганнибала в Альпах. Мы вывозим из Африки сотню слонов. У Мими будет небольшая роль рабыни Ганнибала.
– Она будет великолепна, – сказала Имоджин.
Появился Матт и вручил ей битком набитую дорожную сумку. Она заглянула внутрь и ужаснулась.
– Но, Матт, я не могу. Я думала, мы просто дурачились. Эти вещи стоят целого состояния. Я не могу принять от тебя такой подарок!
– Это как посмотреть, – сказал Матт. – Считай, что это подношение от казино Пол-ле-Пена. Пошли, там нас ждет Антуан, – добавил он прежде чем она успела что-нибудь еще возразить.
На улице в окружении зевак стоял огромный бледно-розовый «роллс-ройс» с дымчатыми стеклами. В глубине кабины Мими, два датских дога и козел смотрели телевизор.
Высокий лоснящийся негр в белом костюме открыл перед Антуаном дверцу.
– Это Ребл, – сказал Антуан, – мой телохранитель и друг. Я хочу, чтобы он сыграл в моем фильме Цезаря. Но он заявил, что играть белых диктаторов – это против принципов Черной Силы. Сегодня вечером мы заедем в Пор-ле-Пен. Au revoir, mes petites, [17]17
До свидания, малышки (франц.).
[Закрыть] – И он присоединился к Мими и зверинцу.
– У него, конечно, есть стиль, – с некоторой все же ухмылкой сказала Имоджин, когда позднее они с Маттом растянулись на песке. – Эти седые волосы и такое молодое лицо, я имею в виду.
– Они у него покрашены, – сказал Матт, – Тебе может показаться смешным, но он просто теряет рассудок, когда дело касается женщин. Ты бы посмотрела на него в Оксфорде, как он их там сражал своими часами от Картье и смокингами с зелеными отворотами. В те времена любая девушка, знающая себе цену, должна была пройти воспитание у Роудина, леди Маргарет Холл и Антуана Делатура. Так что имей это в виду.
Хотя все девушки на пляже загорали в купальниках без верха, Имоджин чуть не подпрыгнула, когда почувствовала, как пальцы Матта притронулись к застежке ее бикини.
– Нет, я не могу, – выпалила она.
– Перестань, – сказал Матт. – Повернись, я тебя намажу.
Имоджин закрыла глаза и повернулась лицом к горячему солнцу, которое ослепило ее. Она поспешно прикрыла грудь, сложив руки.
– А ну-ка, – сказал Матт. – Дай я на тебя посмотрю.
– Он, пожалуйста, не надо, – пробормотала Имоджин, – я такая страшная.
– Замолчи, – сказал он, осторожно отводя вниз ее руки. – Ты слишком долго скрывала лучшее свое достояние. Ники был совершенно прав в своем мнении о твоих грудях.
Когда его руки начали восхитительно скользить по ее животу, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание и во рту стало сухо. Она открыла глаза и увидела, что он лениво улыбается ей. Тяжелые оливковые веки почти совсем закрывали его темно-зеленые глаза. Сердце у нее застучало, как запушенная на предельную скорость сушильная машина. Весь пляж вдруг сократился до размеров небольшой комнаты.
– Остальное я намажу сама, – сказала она запинаясь и, выхватив у него из рук тюбик ambre solaire[18]18
Название мази для загара (франц.).
[Закрыть] поспешно смазала себе груди.
– Больше можешь не бояться солнечных ожогов, – сказал Матт, рассмеявшись.
– Сейчас меня беспокоят не солнечные ожоги, – пробормотала Имоджин, метнувшись, чтобы достать верх своего бикини. – Я иду купаться.
– Ух, ух! – удержал ее Матт, – не теперь же, когда я только что тебя намазал. Сосредоточься на загаре.
Он взял вечернюю газету и вскоре сказал с досадой:
– Вот черт! Прошлой ночью Браганци с герцогиней были в театре в Марселе. И отчего я там не оказался!
Если его совершенно не тронуло, что я лежу рядом с ним наполовину голая, подумала Имоджин, тогда, наверное, все в порядке. И она робко огляделась вокруг. В нескольких ярдах от них какой-то немец приятной наружности сладострастно втирал мазь в огромные груди своей подруги. Господи, это же жизнь, подумала Имоджин, и напряжение постепенно стало проходить.
Так они лежали довольно долго, и когда грудь Имоджин и поверхность моря приобрели цвет червоного золота, Матт посмотрел на часы.
– Эге, время-то позднее. Нам лучше поспешить обратно.
Они катили в музыкальном настроении. Из радиоприемника гремела Пятая симфония. Матт на крутых поворотах дороги вел машину как партнершу в вальсе. На голове у него была помятая панамка, прикрывавшая глаза от солнца. Его густые рыжеватые волосы выгорели отдельными прядями, белые зубы сверкали на бронзовом лице.
Господи, он божественно хорош. И как это я могла считать его некрасивым, подумала Имоджин.
– Какой замечательный день, – сказала она, с удовольствием потягиваясь. – И мои божественные обновки. Ты добр ко мне, Матт.
Он повернулся и посмотрел на нее с одобрением.
– Теперь Ники не сможет держаться от тебя в стороне.
Ники! Она вздрогнула, как от толчка. Ужасно, что она уже несколько часов о нем и не вспоминала.
