Текст книги "Имоджин"
Автор книги: Джилли Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава шестнадцатая
Когда она проснулась, то подумала, что помирает. Она никогда прежде не испытывала такой боли: как будто какой-то щелкунчик ломал ей череп как ореховую скорлупу, а изнутри отряд гномов долбил его молоточками. Несколько минут она лежала, издавая жалобные стоны, а когда открыла глаза, угасающий солнечный луч пронзил ее как нож, и она поспешно закрыла их. Морщась от боли, она начала восстанавливать в памяти события прошедшей ночи: сумасшедший успех, питье и курение и наконец купание в голом виде. Кто-то вывесил из окна для просушки ее мокрые брюки и джерси. Интересно, куда могли деться ее трусики и туфли? Еще она смутно помнила встречу с Бэмби и очень сердитого Матта, который вез ее домой. Но кто же, черт возьми, ее раздел? Ее прошибло потом, и она стала вся мокрая. Она еле успела дойти до туалета, как ее стошнило.
Возвращаясь к себе в номер, она встретила мадам и женщину со шваброй, которые хотели знать все про ее встречу с Браганци и герцогиней. Пробормотав что-то об отравлении омаром и извинившись, Имоджин кинулась к себе. Там она почистила зубы, а потом кое-как доползла до постели. Она пыталась вспомнить, что говорила Матту, когда он вез ее домой. О, почему она ведет себя как идиотка?
В дверь постучали. Для нее этот стук прозвучал как удар грома. Вошел Матт. Он был в джинсах и без рубашки и вытирал большим розовым с пятнами туши полотенцем только что вымытые волосы. Имоджин поспешно исчезла под простыней. Но почувствовав, как он сел на край постели, она осторожно высунулась.
– Ты – настоящий позор, – сказал он.
– Да брось ты это, – простонала она. – Я знаю, что вела себя чудовищно. Я вполне готова к тому, что меня ждет и не рассчитываю ни на какие цветы или записки.
Легкая, едва различимая улыбка тронула один угол его рта.
– Проклятая Франция! – сказала она, зарывшись лицом в подушку. Время уходит на то, чтобы заболеть от любви или просто заболеть.
– Так тебе и надо, если ты пытаешься втиснуть десять лет опыта в одну ночь. А как насчет того, чтобы губной помадой сплошь расписать непристойностями чистый автомобиль миссис Эджуорт?
– Святая зануда? – она резко выпрямилась, при этом сжимая одной рукой себе голову, а другой придерживая простыню на груди. – В самом деле? Она знает, что это сделала я?
– Благодаря мне, не знает. Мне удалось заморочить Ивонн Бисмарк голову, и она думает, что это какой-нибудь случайный пачкун, оказавшийся среди гостей.
– Ох, слава Богу.
– Как сказала когда-то Мэй Уэст, Бог тут не при чем. – Он покачал головой. – Должен сказать, что твое самое скандальное alter ego[33]33
Второе «я» (лат.).
[Закрыть] проявляется, когда ты в сильном подпитии. Не думаю, что твоему отцу очень понравилось бы твое представление прошлой ночью. Хотя нельзя сказать, чтобы другие вели себя совсем примерно. Ники до сих пор не показывался, а у Джамбо весьма жалкий вид.
– Где Ларри? – спросила она, запинаясь, теребя простыню и отводя глаза от Матта.
– Уехал. Посылает тебе свои нежные чувства и письмо. Бэмби увезла его в Антиб.
– У них все будет в порядке?
– Вероятно, после небольшого прямого разговора. Они оба виноваты.
– А Трейси?
– Уехала на гулянку в Марбеллу с одной кинозвездой. Он и тебя хотел взять, но я подумал, что пока для тебя развлечений вполне достаточно. Кстати, у меня для тебя гостинец, – и он вынул из кармана небольшую кожаную коробочку. На какое-то одно безумное мгновение она подумала, не собирается ли он подарить ей кольцо. Он сказал, – Это от герцогини и Браганци в знак благодарности. Тут еще письмо от них.
Имоджин открыла коробочку. Там было золотое ожерелье с жемчугами и рубинами. Она ахнула от удовольствия.
– Правда, красивая вещь? Примерь.
Она вытянула голову. Он нагнулся, чгобы застегнуть ей пряжку. Его широкая загорелая грудь была всего в нескольких дюймах от нее. Ей так хотелось до него дотянуться. Почувствовав у себя на шее его пальцы, она задрожала. И при этом подумала: только бы шея была чистая.
– Так, – Матт подался назад, – смотрится превосходно. Взгляни. – Он взял стоявшее на тумбочке зеркало и поднес его к ней. Ожерелье было красивым, но впечатление несколько портили пятно туши под одним глазом и большой подтек в углу другого. Она поспешно их стерла.
– Это так любезно с их стороны. Я ничего особенного не совершила, – пробормотала она. А потом выдохнула с ужасом. – Ой, я же тебя не спросила, совсем из головы вон: как твой очерк?
– Им понравился. Они там почти ничего не изменили.
– О, замечательно. А в газете?
– Там тоже вполне довольны.
– Я так рада. Значит, ты не зря над ним так бился.
– Да, это почти всегда так. Сегодня чувствую себя кем-то вроде Иисуса Христа. Это лучшее из всех ощущений, или почти лучшее… – Он улыбнулся. – На другой день после того, как закончишь что-нибудь такое, над чем пришлось попотеть, – он легонько пожал ее бедро через одеяло. – И все это благодаря тебе, дорогая.
Имоджин смущенно поежилась.
– Да что ты, – она отчаянно искала другую тему для разговора. – Послушай, Ивонн действительно не догадывается, что это я?
– Ну, сегодня у нее голова занята другим. Джамбо прошлой ночью явно опозорился, и пляж сегодня, в субботу, похож на Оксфорд стрит в часы пик, но она про все это забыла. Сегодня она получила с дневной почтой телеграмму, подтверждающую ее участие в съемке фильма.
– Надо же! – воскликнула Имоджин.
– Вот именно. Она сделалась совсем нетерпимой, особенно теперь, когда поставила Кейбл на место. Как ты можешь догадаться, у той нынче не самое радужное настроение.
Его волосы почти высохли. Светлые и шелковистые, они падали на загорелый лоб. Имоджин хотелось запустить в них пальцы. Его близость сводила ее с ума, и это было такое наслаждение сплетничать вот так с ним, сидящим на ее постели, что она почти забыла о своем похмелье.
Он поднялся.
– Чтобы отпраздновать свое назначение на такую большую роль, миссис Эджуорт приглашает всех нас на ужин. Надеюсь, ты будешь в состоянии прийти. Мне там будут нужны союзники.
Когда он ушел, она открыла конверты с письмами. Среди них было несколько приглашений, адресованных Морган Броклхерст. Ее просили приехать на званые вечера в разные части Европы. В одном из них ей даже предлагали торжественно открыть какое-то празднество в Марселе на будущей неделе.
Письмо Ларри было нацарапано на листке папиросной бумаги:
«Дорогая малышка Имоджин, ты была очень ласкова со мной прошлой ночью, когда я так сильно в этом нуждался, и тебе удалось вызвать у Бэмби дикую ревность, и все это оказалось как нельзя более кстати, хотя в свете событий последней ночи мне было очень трудно убедить ее в том, что я без нее так страдал. Снимки тебе пришлю, когда отпечатаю. Если когда-нибудь тебе надо будет заночевать в Лондоне, приезжай и останавливайся у нас. Обнимаю. P. S. Твое сочинение на машине миссис Эджуорт было вдохновенным».
Последнее письмо было от герцогини:
«Дорогая Имоджин. Еще раз и миллион раз благодарю тебя за то, что ты сделала для нашего Рики. Это маленькое ожерелье лишь в малой мере выражает нашу тебе признательность. Приезжай к нам в следующий раз, когда у тебя будет свободное время, и напиши, как заканчивается твой отдых. Мне понравился твой мистер О'Коннор, и к тому же он прекрасно пишет. На твоем месте я бы надежду не теряла. С любовью, Камилла».
Надежда – это хорошо, но можно и ни с чем остаться, вздохнула Имоджин, но все-таки позволила себе помечтать о квартире в Лондоне, о званых обедах, которые она там будет давать, о том, как будет приглашать к себе герцогиню и Браганци, представлять им Ларри и Бэмби, как Матт будет приходить пораньше, чтобы помочь с напитками, как она будет встречать его в черной шелковой комбинации, а он тут же начнет ее целовать, так что оба они окажутся совершенно не готовы, когда прибудут гости.
Хватит об этом, твердо сказана она себе, но заснула с мыслью о том, что надо будет все же попросить его подыскать ей работу в Лондоне.
Когда около восьми часов она проснулась, оставалась некоторая слабость, но в общем самочувствие было нормальное. Остальные уже сидели в баре и встретили ее как вернувшуюся после долгой отлучки сестру. Через несколько минут ей стало ясно, что всех их ожидает довольно бурный вечер. Ивонн, одетая в длинное небесно-голубое платье, которое вполне могла бы носить дева Мария, держалась отвратительно. Она самодовольно улыбалась и демонстрировала свое превосходство над всеми, особенно над Кейбл, которую Имоджин от всей души пожалела бы, если бы та не была в таком гнусном расположении духа, не огрызалась бы всем и не бросала в сторону Имоджин таких злобных взглядов. Теперь, когда Трейси уехала, она явно вознамерилась отыграться на Ники и настояла на том, чтобы за ужином сидеть рядом с ним.
Они только что кончили есть. Кейбл лишь поиграла с несколькими кусочками спаржи, когда официант положил на край ее тарелки пластиковый пакетик с шампунем.
– К чему это? – сказала Кейбл. – Они что, хотят, чтобы я помыла голову?
– Это для мытья пальцев, – объяснил Ники.
– Я предпочитаю чашки с водой.
– Их вполне можно использовать после секса, – сказан Ники, рассмотрев пакетик. – Им бы надо класть это в спальни.
– Для этого я тоже предпочитаю чашки с водой, – сказала Кейбл.
– Портной, пирожник, солдат, сапожник, – бубнила Имоджин, бессмысленно пересчитывая оливковые косточки.
Кейбл метнула на нее взгляд, полный неукротимой ненависти.
– Жаль, что там никак не рифмуются распутные ирландские журналисты. Тебе ведь это нужно, правда, Имоджин?
– Заткнись, – холодно сказал Матт.
– Вот, я оказалась права, – объявила Кейбл, открыв сумочку и доставая оттуда губную помаду.
Тут же на стол упал какой-то счет. Кейбл быстро потянулась, чтобы подобрать его, но Матт ее опередил.
– Отдай, – прошипела Кейбл.
Матт разгладит счет и внимательно его прочитал. На щеке его задергался мускул.
– Это за что? – спросил он спокойно.
– За некоторые вещи, что я купила себе в Марселе.
– Но тут на четыре с половиной тыщи франков!
Это больше пятисот фунтов, подумала Имоджин, не веря услышанному.
– Должно быть, это твое павлинье платье, – сказана Ивонн, вся посветлевшая от перспективы разборки. – Я тебе говорила, что сдерут с тебя как следует.
– Вроде того, как кто-то содрал его с тебя прямо на той вечеринке, – сказал Джеймс и захохотал, но вскоре замолк, увидев, что никто больше не смеется.
– Ты хочешь сказать, что истратила четыре с половиной тыщи франков на одно платье? – медленно спросил Матт.
– Мне надо было надеть что-то новое. Что же мне было – идти на этот вечер, завернувшись в какой-нибудь старый половик? А это платье все заметили. Так и делаются дела.
– Нет, так дела не делаются. Чем, по-твоему, мы будем платить за оставшиеся дни отпуска?
– Ты опять их отыграешь в казино. Ты всегда можешь позвонить в газету. Ты уже, кажется, два раза это делал из-за истории с твоим драгоценным Браганци.
Оба они сохраняли враждебное молчание, когда подошел официант и убрал все со стола, оставив только чистые бокалы и пепельницы.
– Во всяком случае, – снова начала Кейбл, – раз ты решил купить ей, – она посмотрела на Имоджин, – целый гардероб, я подумала, что теперь моя очередь обзавестись обновками. Я права, Ники?
Тот осклабился с уклончивым видом. Он не собирайся встревать в этот разговор.
– Ребята, ребята, – кокетливо улыбаясь, воскликнула Ивонн, весьма довольная таким поворотом событий, – пожалуйста, не надо портить мне вечер. Я должна всем вам кое-что сказать. Сегодня особый день для Джамбо и меня.
– Ты нам это уже говорила, – проворчала Кейбл и повернулась к Матту. – Не знаю, отчего это последнее время у тебя так туго с деньгами.
– Ладно, – сказал Матт, – об этом поговорим после.
Когда он сложил счет и сунул его себе в карман, лицо его ничего не выражало, но рука дрожала от гнева.
– Вот и хорошо, поцелуйтесь и помиритесь, – сказала Ивонн.
После будет жуткая перебранка, подумала Имоджин. В это время подошел официант и поставил на стол ведерко со льдом и бутылку шампанского.
– Это по какому случаю? – спросил Ники, когда официант открыл пробку и наполнил всем бокалы.
– По случаю моей первой и последней роли в кино, – объявила Ивонн.
– Последней? – спросила Имоджин.
– Когда я была у врача по поводу моей ноги, он подтвердил, что я ожидаю ребенка, – сообщила Ивонн, склонив голову набок и став еще больше похожей на деву Марию.
Установилось долгое молчание. Имоджин перехватила взгляд Ники и на какое-то мгновение подумала, что тот сейчас расхохочется. Она заметила, что Матт с трудом сдерживается. Но его природное добродушие пересилило бешенство, до которого довела его Кейбл.
– Это великая новость. Поздравляю вас обоих, – он поднял бокал. – За младенца Эджуорта!
– За младенца Эджуорта. – повторили Ники и Имоджин.
– Должен признаться, я изрядно взволнован, – сказан Джеймс, наклоняясь через стол и одаривая Ивонн долгим мокрым поцелуем, следы которого она немедленно вытерла салфеткой.
Кейбл молчала, барабаня пальцами по столу. Потом встала.
– Я иду в туапет.
– Ты не хочешь меня поздравить? – спросила Ивонн.
– Перспектива увидеть вскоре твою копию для меня слишком ужасна, – сказала Кейбл и повернулась на каблуках.
Возникла еще одна долгая пауза.
– Как это грубо с ее стороны, – дрожащим голосом сказала Ивонн, а потом добавила более спокойно. – Конечно, она просто завидует. Как я уже говорила ей сегодня утром, Кейбл теперь двадцать шесть, и ее дни фотомодели сочтены. Ей непременно надо подумать, как устроить свою судьбу. Я знаю, Матт, что ты не любишь разговоров о женитьбе, но уверена, что если бы у нее был свой малыш, она стала бы совершенно другой.
– Полагаю, что еще хуже, чем теперь, – сказал Ники, наполняя всем бокалы. – Не могу представить себе Кейбл меняющей пеленки.
– Ну, она вполне могла бы сдавать пеленки в стирку или использовать одноразовые, как ты считаешь, Матт?
– Когда ожидаешь пополнения? – поспешно спросила ее Имоджин.
– Десятого мая, – ответила Ивонн. – Я ужасно довольна, что это будет маленький Телец, а не Близнец, тельцы намного спокойнее. Ведь Кейбл Близнец, не так ли, Матт?
Знает с точностью до дня, подумала Имоджин. Вряд ли они с Джеймсом часто спят вместе.
Ивонн все еще не оставляла младенческую тему, когда вернулась Кейбл. До Имоджин через стол донесся удушливый аромат ее духов. Она еще гуще размалевала себе глаза и стала похожа па ведьму. Кейбл уставилась на них и смотрела, пока Ники и Джеймс с покорным видом не поднялись из-за стола. Матт продолжал сидеть. Глаза его смотрели холодно, губы были плотно сжаты.
– Куда теперь? – спросила Кейбл. – Давайте поедем к Антуану Делатуру.
– Мы никуда не поедем, – отрезал Матт, – это нам не по карману.
– О, не будь таким жутким скрягой.
– Когда я планировал этот отпуск, такие траты, как четыре с половиной тысячи франков за кучу перьев, не предусматривались.
– Я тоже пойду спать, – объявила Ивонн. – В моем теперешнем положении я не намерена гулять допоздна.
– Я хочу пойти в «Реквием Верди», – сказал Джеймс.
– Но ты не пойдешь, – решила Ивонн.
– Почему бы не пойти на компромисс? – примирительно сказал Ники. – Сходим на базар и выбьем в тире какие-нибудь дешевые призы, а потом вместе отправимся обратно в гостиницу.
Одна только Ивонн пожелала отойти ко сну. Это было все равно, что пропустить заключительную часть фильма с захватывающим сюжетом. После посещения базара они все собрались в номере Ники.
Джеймс, показавший себя на удивление метким стрелком, выиграл игрушечного медведя, фарфоровую овчарку и двух золотых рыбок, которые теперь плавали в биде.
Имоджин молча сидела на полу, ошеломленная стычками, которые произошли за ужином. Ники разливал по стаканам напитки. Матт, растянувшись на кровати, пускал круги дыма.
Кейбл, сильно к этому времени опьяневшая, не находила себе места в стремлении привлечь всеобщее внимание. Выпив залпом стакан вина, она уже наливала его снова, когда Матт поднялся и отобрал у нее бутылку.
– Тебе хватит, – спокойно сказан он.
– Не хватит! – огрызнулась она и, рухнув на Ники, обняла его за шею.
– Я трезвая как судья, правда, дорогой?
Ники усмехнулся и опустил ее себе на колени.
– Мне неважно, в каком ты состоянии, но ты мне нравишься.
– Ну вот, – победоносно заявила Кейбл, – Ники говорит, что я прелестна. Я рада, что хоть кто-то меня ценит.
– Кейбл, детка, – сказал Матт, – сейчас тебя ценят все кругом, особенно те, что в соседнем номере. Говори потише.
Кейбл соскользнула с колен Ники, подошла к туалетному столику и взяла транзистор.
– Послушаем музыку, – сказала она, включая его на полную мощь. – Имоджин прошлой ночью устраивала стриптиз. Теперь моя очередь. Я покажу вам танец Семи Покрывал.
Она сбросила туфли и начала покачиваться под музыку.
– Молодец! – сказал Ники.
– Что будет вторым покрывалом? – спросил Джеймс.
– Часы, – сказала Кейбл и сняла их, не переставая танцевать.
У Матта на щеке заходил мускул.
– Кейбл, – сказал он ледяным голосом, – сделай музыку потише.
– С какой стати? Мне надоело выслушивать приказания. Покрывало номер три. – И она начала расстегивать свою голубую рубашку.
Джеймс выкатил глаза.
Матт встал, подошел к транзистору и выключил его. Кейбл схватила его за руку.
– Почему ты такой зануда?
– Иди спать и прекрати валять дурака.
– Хорошо, – сказана Кейбл с вызовом, – я найду себе подходящую музыку где-нибудь в другом месте.
Она открыла окно и выставила ногу на подоконник.
– Кейбл, не надо, – закричала Имоджин, – Это жутко опасно.
– Я пошла, – сказала Кейбл и начала карабкаться вдоль стены.
– Нельзя ее отпускать, – сказана Имоджин и, подбежав к окну, схватила Кейбл за руку.
– Включи транзистор, – вопила Кейбл, свисая из окна.
– Пожалуйста, останови ее, – сказала Имоджин, обернувшись к Матту.
– Оставь ее. Это все напоказ.
– Пусть идет куда хочет, – добавил Ники. – Я сыт по горло ее выходками.
Имоджин неохотно выпустила ее руку. Кейбл двинулась вдоль стены, оступилась и упала на землю.
– Ты в порядке? – беспокойно крикнула ей Имоджин.
Ники и Джеймс загоготали.
– Она сидит на самой дороге, – сказала Имоджин, невольно хихикнув. – Надеюсь, по ней не проедут.
– Маловероятно, – сказал Ники. – К сожалению, это очень пустынная дорога.
– Забудьте про нее, ради Бога, – сказал Матт. – Скоро ей это надоест, и она сама придет.
– Но она могла себе что-нибудь повредить, – сказала Имоджин.
– Кейбл ревет во всю глотку, стоит ей уколоть себе палец, – сказал Матт.
Джеймс надел на себя парик Кейбл и пару серег и начал танцевать танго с игрушечным медведем. У всех было слегка истерическое состояние.
– Она совсем согнулась, – сказана Имоджин. – Кажется, она плачет. Я пойду посмотрю.
– Я с тобой, – сказан Матт, взяв ее за руку. Когда они свернули в аллею, чтобы подойти к гостинице сзади, Имоджин споткнулась. Матт подхватил ее, и она вдруг оказалась в его руках. Глаза у нее широко раскрылись, сердце заколотилось.
Он почти инстинктивно наклонил голову и поцеловал ее. У нее не было сил не ответить ему, и она не могла остановиться.
Матт сам снял ее руки со своей шеи.
– Погоди, моя радость. Мы пошли смотреть Кейбл, а не ловить радугу.
Он потянулся за сигаретой, и когда огонек спички осветил его лицо, оно было совершенно невозмутимым. Дрожащая и пристыженная, Имоджин пошла вслед за ним. Как она могла опуститься до этого?
Кейбл лежала на мостовой, свернувшись калачиком. Она тихо всхлипывала. Матт метнулся к ней со скоростью молнии. В лунном свете Имоджин смогла заметить, что ее лодыжка уродливо распухла. Матт рухнул рядом с ней на колени.
– О, Господи, прости, дорогая, я не сообразил. – В его голосе слышны были нежность и забота, которые ни с чем нельзя было спутать.
– Пожалуйста, не уходи, – проговорила Кейбл сквозь стиснутые зубы, и когда он ее поднял, она потеряла сознание. Приехавший под утро врач сказал, что она сломала себе лодыжку.
Глава семнадцатая
Ну вот и все, уныло подумала Имоджин. Самым простым, хотя и самым болезненным из всех возможных способов Кейбл опять перетянула Матта к себе. Она снова стана центром внимания. Ники и Джеймс, раскаиваясь в том, что посмеялись над ней ночью, принесли ей огромные гроздья черного винограда. Ивонн, расстроенная тем, что пропустила такую драму, и озлобленная против Джеймса за неявку в постель, с готовностью встала на сторону Кейбл.
Та же, после того как ей загипсовали лодыжку, использовала любую возможность выжать из своего положения каждую унцию сострадания окружающих.
– Самое ужасное, – рассказывала она Ивонн, – что испытывая такие мучения, единственное, что я услышала, был пьяный смех.
– Это отвратительно! – возмутилась Ивонн. – Как они могли быть такими бессердечными?
За проявленное в ту ночь бессердечие Кейбл разжаловала Ники, но настояла, чтобы за ней ухаживал Матт.
– Думаю, что я смогла бы поесть немного супа. Ты не мог бы немного прикрыть ставни? Мне еще не рано принимать болеутоляющее?
Она застала нас врасплох, гневно подумала Имоджин, но тут же устыдилась сама себя. Матт, выглядевший утомленным и раздраженным, в конце концов выставил всех из спальни.
Джеймсу в наказание было приказано мыть машину. Ивонн и Ники отправились кататься на водных лыжах. Они не слишком настойчиво пытались уговорить Имоджин присоединился к ним. Но она сказана, что предпочитает позагорать. На самом деле, ей просто хотелось побыть одной.
Она лежала на пляже и спрашивала себя, была ли когда-нибудь более несчастна, чем сейчас.
После вчерашнего дня, проведенного в постели, ее загар приобрел рыжевато-коричневый оттенок без всякой красноты. Волосы отливали золотом. Пляж был забит воскресными экскурсантами. Один за другим к ней подсаживались мужчины и предлагали пойти выпить или поплавать.
Она подумала, как долго еще она сможет им отказывать, и тут же услышала бархатный голос:
– У вас пролился лосьон.
– А, ступайте вы, – выпалила она и увидела загорелое грешное лицо Антуана Делатура.
– Антуан! – сказала она, обрадовавшись. – Как приятно вас видеть.
– А мне тебя, ma petite[34]34
Моя малышка (франц.).
[Закрыть].
Он сел рядом с ней, скользя глазами по ее телу.
Имоджин рассказала ему про Кейбл.
– Она отлично этим воспользуется, – сказан он. – Теперь, видимо, у каждого вырывает соболезнование зубами. Я знаю этот тип. Мими вернулась в Париж, – добавил он, поглядывая на нее краем глаза. – Я теперь одинокий бедняга. Как насчет того, чтобы провести день вдвоем?
Имоджин, вычерчивая круг на песке, решила, что теперь уже не имеет значения, как она поступит.
– Я с удовольствием. Мне только надо сказать другим.
Но по причинам, хорошо ей известным, она не пошла наверх предупреждать Матта о том, что уходит. Вместо этого оставила ему на столе портье наскоро нацарапанную записку.
Несколько часов спустя она сидела с Антуаном на террасе его виллы и пила коньяк. Луна, похудевшая с прошлой ночи, лила на море белый свет. Над апельсиновыми деревьями порхали светлячки. Над темными холмами как дым поднимался Млечный Путь. Развалясь в гамаке, Антуан курил сигару.
День промчался как сон. Они проскакали по песку не одну милю. Они плавали, а потом обедали в четырехзвездном ресторане.
С Антуаном не было скучно. Но хотя он и пальцем не пошевельнул, чтобы до нее дотронуться, она поняла, что он использует выжидательную тактику. На этот раз она имела дело с профессионалом, а не проказником-любителем вроде Гилмора. Это все равно, что проводить вечер в компании тигра.
Он осушил свой бокал с коньяком, загасил сигару и встал над ней, высокий и темный.
– Пойдем в дом.
Неужели это происходит со мной? – подумала Имоджин, садясь на огромную софу, покрытую леопардовыми шкурами. Он соблазнит меня в два счета, а мне словно и дела нет до этого.
Антуан сел рядом с ней. Он положил ей на горло горячую ладонь, потом медленно провел ею по щеке и снял серьгу.
– Хорошая, хорошая девушка. Ты бы хотела, чтобы я полюбил тебя как подобает? – Он быстро снял у нее вторую серыу. – То есть, как не подобает.
О, Господи, – подумала Имоджин, – как в приемной у дантиста! Из звуковых колонок послышалась тихая музыка. Антуан положил ее серьги на стол и начал гладить по голове.
«Ты слишком хороша, чтоб это был не сон. Я не могу отвести от тебя глаз», – пел Энди Уильямс.
Имоджин расплакалась.
– Дорогая, ma petite, пожалуйста, не плачь. Это из-за Матта, правда?
Она с жалобным видом кивнула.
– Я понял, откуда ветер дует. Ну а он что?
– Ничего. Совсем ничего. Он любит Кейбл. Они ссорятся как сумасшедшие, но ты бы послушал, какой у него был голос, когда она прошлой ночью сломала себе лодыжку.
Антуан понимающе кивнул.
– В нем странная смесь. Всегда шутит и делает вид, что не принимает ничего всерьез, кроме лошадей и пари на скачках. А на самом деле многое принимает близко к сердцу. И даже в Оксфорде был однолюбом. Хотя я до сих пор не могу понять, отчего он выбрал эту кошмарную Кейбл. Я завтра еду в Рим. Поехали со мной. Скучать не будешь и сможешь все забыть.
Она уныло покачала головой.
– Это не поможет.
– Я дам тебе роль в своем фильме.
Он снял одну из леопардовых шкур, набросил ей на плечи и. чуть отступив, прищурился.
– Из тебя получится красивая юная рабыня.
Потом они еще пили коньяк, и Антуан достал альбом с фотографиями и начал показывать ей кадры из своих фильмов и снимки его самого и Матта в Оксфорде.
– Я думаю, мне надо возвращаться, – сказала Имоджин.
– Helas[35]35
Увы! (франц.).
[Закрыть]. – печально произнес Антуан. – А я еще пока держусь. Думаю, что этой ночью смогy доехать до Милана. Подожди, пока я соберу багаж.
Около гостиницы он ее обнял и щедро расцеловал.
– Милая девушка, скажи Матъе, что я вел себя достойно. Как овца в волчьей шкуре, я бы сказал. Ты уверена, что не хочешь со мной в Рим?
– Нет, спасибо, – сказала Имоджин, покачав головой.
Поднимаясь по лестнице, она удивилась, заметив, что в ее спальне горит свет. Распахнув дверь она увидела лежащего на ее кровати Матта. Пепельница на туалетном столике была полна окурков.
– Где ты пропадала? – спросил он, как хлыстом щелнул.
– Гуляла с Антуаном, – запинаясь, сказала она. – Я оставила записку.
– Сейчас почти два часа, – он встал и возвысился над ней, сверкая почти черными глазами.
– Ты что же думаешь, я тоже дурой сделалась? – сказала она с нервным смехом.
– Эту записку ты написала десять часов тому назад. Я просто хотел знать, как ты провела это время.
– Мы ездили верхом.
– А еще?
– Плавали и обедали.
– Еще?
– Много разговаривали.
Матт потерял терпение. Над ее головой словно гроза разразилась. Крепко ухватив ее за руки, он повернул ее лицом к зеркалу.
– Ты только посмотри на себя.
Ее губная помада была размазана, волосы растрепаны, две верхние пуговицы на платье расстегнуты. Она поспешно их застегнула.
– Просто, он поцеловал меня на прощание.
– Конечно, поцеловал – через десять часов после того, как поцеловал при встрече. А на платье у тебя волосы от меха. Как ты это объяснишь?
Постепенно в ней начинал разгораться гнев.
– Он обернул мне плечи леопардовой шкурой. Он хотел посмотреть, как я буду в роли рабыни.
– Ну-ну… Моральные изъяны ты восполняешь богатым воображением.
– Мы разговаривали. Мы разговаривали! – сказала Имоджин, повышая голос.
– Ты повторяешься, малыш. Ты ведь в самом деле решила с этим расстаться, правда? Сначала ты попробовала с Ники, а когда ничего не вышло, переключилась на меня. Потом попробовала с Гилмором, и когда там тоже не получилось, ты взяла в работу Антуана.
– Я этого не делала! – крикнула Имоджин.
– Ты выбрала не ту цель, – злорадно сказал он. – Антуан уже завтра тебя забудет.
Имоджин побагровела.
– Почему ты не хочешь меня выслушать?
– Потому что мне надоели твои сетования: «О, Матт, Ники так плохо ко мне относится. О, Матт, я так несчастна. О, Матт, я вечная старая дева».
– Пошел вон! – закричала Имоджин. – Что я делаю – тебя совершенно не касается. Только из-за того, что ты привязан к юбке Кейбл, ты не можешь переносить, когда кто-то другой развлекается.
– Кейбл здесь не при чем.
Но она уже была в настоящей истерике. Вся злость и ревность, которую она сдерживала последние несколько дней, вырвались из нее. Она уже не отдавала себе отчета в том, что говорит. Ей в голову приходили самые злые и обидные вещи.
Матт схватил ее за руку.
– Заткнись, заткнись, заткнись!
– Теперь ты повторяешься, – сказала она.
В какой-то момент ей показалось, что он ее ударит. В последовавшем за этим долгом молчании она слышана только его учащенное дыхание и биение собственного сердца. Потом он повернулся и вышел.
Имоджин стояла ошеломленная и напуганная. Как она могла наговорить ему столько ужасных вещей? Она села в кресло и, согнувшись, закрыла лицо руками, и сразу же охнула. На ней не было ее серег. Они были жемчужные и принадлежали ее матери. Они остались на столе в доме Антуана. Надо за ними туда пойти.
Надев свитер, она на цыпочках спустилась вниз. Светила луна, по улицам, шатаясь, бродили пьяные туристы. Дорогу она нашла без труда.
Но идти пришлось дольше, чем она думала. Она прошла мимо двух мужчин, которые посмотрели на нее с любопытством и окликнули. Но она, спотыкаясь, побежала прочь. Наконец она увидела дом Антуана, блестящий, как торт под сахарной глазурью. С фасада все окна были закрыты. Она побежала к противоположной стороне. Если подставить одну из кадок с магнолиями и встать на нее, то можно дотянуться. Когда она уже пробиралась внутрь, внезапно все вокруг осветилось. Кто-то схватил ее за лодыжку и стянул на землю. Какой-то мужчина скрутил ей руку и начал что-то быстро говорить по-французски. Сопротивляющуюся и кричащую, ее довели до патрульной машины и затолкали в нее сзади, где другой мужчина связан ей руки за спиной.
Ее похитили. Она больше никогда не увидит Матта и свою семью. Она начала сопротивляться с новой силой. И только когда машина подъехала к полицейскому участку, она поняла, что ее арестовали.
– Je ne suis pas un воровка, je suis[36]36
Я не воровка, я подруга… (франц.).
[Закрыть] подруга Антуана Делатура, – сказала она толстому жандарму, сидевшему за столом. Но он только засмеялся и велел отвести ее в камеру.
Сначала она кричала и стучала по решетке. После этого явился толстый жандарм и, злобно на нее посмотрев, достал ключи. Его намерения были ясны. Имоджин в страхе отпрянула.
– Oh, non, non – прошу вас, не надо!
– Femne ta queule, encore[37]37
Тогда заткнись (франц.).
[Закрыть].
Она села на узкую койку и старалась сдержать всхлипывания. Никто ее никогда не найдет. Она останется здесь на годы, как граф Монте Кристо. Там было страшно душно. Пот катился с нее градом, но она была слишком потрясена, чтобы догадаться снять свитер. Тяжелая ссора с Маттом и ужас ее ареста сильно на нее подействовали, и она не могла унять дрожь.
Время тянулось медленно. Через окошко стал просачиваться свет. За дверью началось какое-то движение. Она услышала знакомый голос.