Текст книги "Отважный герой, нежные поцелуи"

Автор книги: Джилл Грегори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 30

День сменял ночь. Время тянулось бесконечно – унылые, однообразные часы, полные беспомощного ожидания.

Кэтлин почти утратила ощущение времени. Все ее существо сосредоточилось на Уэйде. Она сидела у его кровати, охраняя его беспокойный, лихорадочный сон, глядя в его затуманенные страданием глаза, смотревшие на нее, не узнавая, в те короткие моменты, когда он, казалось, бодрствовал. Она кормила его с ложечки бульоном, обтирала лицо прохладной салфеткой, тихо разговаривала, когда он, обессилев, забывался сном.

И постоянно молилась – даже в самые темные, глухие ночные часы.

Она могла для него сделать только это и ничего больше.

Полуденное солнце скользило по ярко-бирюзовому небу. Сидя в кресле-качалке, она смотрела на него и даже не поднимала головы, когда сзади открывалась дверь.

«Я люблю тебя… я пойду за тобой, Кэтлин… «

Она вспоминала его слова, произнесенные посреди залитой кровью лужайки, и горло ее сдавливали неслышные рыдания. Уэйд был готов отказаться ради нее от ранчо «Синяя даль» и уехать с ней. Он любит ее! Сильнее, чем ранчо, сильнее, чем дом, в котором прожил всю жизнь.

Он ее любит.

Он это доказал, спас ее во время той ужасающей, страшной ночи и, возможно, заплатил за это жизнью. А она сомневалась, колебалась, убежала от него на танцах, и эти гордость и глупость позволили Дрю Рейли похитить ее и отвезти к Доминику Тренту.

«Я люблю тебя, Уэйд. – Эти слова она произнесла сердцем. – Вернись ко мне, и я никогда больше не стану таить от тебя свою любовь! «

Слишком долго она скрывала свои чувства. А теперь, пожалуй, уже поздно.

«Боже всемогущий, пожалуйста, сделай так, чтобы не было слишком поздно – снова и снова молила она, стискивая руками подлокотники кресла. – Пожалуйста, дай нам шанс… «

– Никаких перемен, сеньорита?

Рядом с ней появилась Франческа, и Кэтлин, покачав головой, почувствовала у себя на плече крепкую руку экономки.

– Вы ни на миг не встаете с этого кресла. Вы спали здесь всю ночь?

– Разве это имеет значение!

– Спуститесь вниз и поешьте как следует. Сеньор Ник и сеньор Клинт уже позавтракали. Они придут сюда и посидят с ним, пока вы…

– Нет, Франческа. Потом. Мне хочется еще немного побыть здесь.

Ник послал телеграмму Клинту в Колорадо, и тот приехал вчера поздно вечером усталый, покрытый дорожной пылью. Лицо у него посерело от тревоги. Он спрыгнул с седла и взлетел вверх по ступеням, чтобы узнать, как чувствует себя Уэйд.

Он был так же красив, как Уэйд и Ник. Присутствие двух младших братьев Баркли немного ус-покоило Кэтлин. Оба они были такие жизнерадостные, такие веселые и уверенные в себе – совсем как Уэйд. И в них была, кроме физической, некая внутренняя сила, сила, которой напитал их Риз. Сила, которая могла бы сослужить хорошую службу Уэйду, пока он боролся с горячкой и потерей крови.

Такие люди, как братья Баркли, никогда не сдаются, твердила себе Кэтлин все эти дни, находя в этом некоторое утешение.

– Вы уверены, сеньорита? Сеньор Уэйд, он не хотел бы, чтобы вы заболели от голода или от чего-то еще.

– Я хорошо себя чувствую, Франческа. Может быть, я спущусь немного погодя.

Франческа издала глубокий вздох. Сеньорита говорит это вот уже несколько дней и ест только то, что ей приносят на подносе, да и то совсем чуть-чуть.

– Если передумаете, есть сандвичи с индейкой, холодной говядиной и ветчиной и корзина печенья от сеньоры Уивер. А сеньорита Портер привезла пирог со свежими персиками.

Кэтлин кивнула и слегка улыбнулась, но глаза ее смотрели по-прежнему печально.

– Все так добры. И вы тоже, Франческа. Спасибо.

– Ваша сестра беспокоится о вас. Мы все беспокоимся.

– Беспокоиться нужно об Уэйде. Ему нужны наши молитвы.

– Да. Но, сеньорита, он очень сильный. Доктор, может, и сомневается, но я знаю сеньора Уэйда с тех пор, как он был мальчишкой. Он поправится.

– Да. – При этих словах на бледном лице молодой женщины появились признаки жизни. Она погладила экономку по руке. – Спасибо, Франческа. Я тоже уверена, что он поправится.

Голос ее немного окреп, когда она произносила эти слова. Она нагнулась и взяла большую жесткую руку Уэйда. Она была такая большая – и Кэтлин хорошо помнила ее силу, – но теперь совершенно бессильно лежала поверх простыни, и безвольны и безжизненны были длинные загорелые пальцы.

– Он поправится, – пылко прошептала она самой себе. Но при этом смутное сомнение оставалось все же в ее сердце, словно спрашивая: тогда почему же тебя не покидает этот ледяной страх?

Она постаралась прогнать это чувство. Уэйд борется за жизнь, а она будет бороться за свою веру в него. Надежда – вот что ему нужно теперь, надежда и смысл жизни. Она должна дать ему и то и другое.

– Уэйд, я знаю, что ты слышишь меня, – прошептала она. – Я здесь, и я тебя не оставлю. Мы будем жить вместе на ранчо, пока не станем такими старыми и седыми, что не сможем даже вспомнить свои имена. Пока не сможем вспомнить, как оседлать лошадь и как надеть сапоги. Но мы всегда будем помнить нашу любовь и день, когда признались в этом друг другу.

Лицо Уэйда покрылось потом. Он беспокойно задвигался во сне, и стон с хрипом вырвался из его груди, но потом, кажется, уснул крепче.

За все эти дни он ни разу так и не открыл глаза.

Кэтлин погладила его руку. Она молилась, глотая слезы.

– Она его не оставит. – Франческа покачала головой. – Все одно и то же – сидит там и смотрит на него. Скоро доктору придется приходить к ней.

– Не волнуйтесь из-за этого, Франческа. – Клинт отодвинул свой стул от обеденного стола. – Если понадобится, мы и на руках принесем ее завтракать.

На эти слова Франческа одобрительно кивнула и поспешила на кухню, а Клинт, взглянув на Ника, немного смущенно произнес:

– Похоже, братец нашел себе женщину такую же упрямую, как он сам.

– Да уж это точно. Вот только если бы он использовал свое чертово упрямство, чтобы побороть болезнь. – Ник потер воспаленные глаза. С того утра, как был ранен Уэйд, Ник спал не больше часа с небольшим в день. – Если бы я только подоспел раньше! Я уже несколько дней шел по следу Биггза. Вызнал, что этот сукин сын пользуется значком шерифа Пилтсона. Но не сумел поймать его вовремя…

– Хорошо, что ты подоспел туда тогда, когда подоспел, – прервал его Клинт. – Теперь незачем упрекать себя. Что было, то было. И самое меньшее, что мы можем сделать, – это притащить сюда его женщину и заставить ее проглотить хоть что-нибудь.

Ник обошел вокруг стола и кивнул.

– Ты прав. Если мы допустим, что с ней что-то случится, он с нас три шкуры спустит. Жаль, ты не видел, Клинт, как он смотрит на нее. Я вот видел их пару раз вместе – так вот, искры летели, как будто кто-то метал молнии посреди прерии.

– Значит, нам нужно о ней позаботиться. – Клинт направился к двери в сопровождении брата. – Давай-ка приведи ее вниз и проследи, чтобы она поела, а я посижу у Уэйда. Может, если я спою ему, он очнется. Он всегда терпеть не мог моего пения.

Ник тяжело вздохнул.

– Это потому, что оно похоже на крик осла.

– Тогда, может, оно проникнет в его толстую черепушку, он очнется и спустит меня с лестницы. – Клинт говорил весело, но лицо у него, когда он шел по ступенькам наверх, было угрюмое и осунувшееся.

Ник изо всех сил старался сохранить стоическое выражение лица и владеть своими чувствами, когда вошел в комнату к брату. Обоим им жизнь без Уэйда представлялась немыслимой – достаточно того, что они совсем недавно потеряли Риза. Уэйд должен выкарабкаться, но если он не очнется в ближайшее время, он не очнется никогда. Таково мнение врача.

В доме было тихо, жутко тихо. Из окна кабинета Риза Кэтлин увидела Бекки и Маркиза. Девочка сидела на траве под сосной и плела для Уэйда венок из одуванчиков. Голова Маркиза лежала у нее на коленях. Мирная картина, словно ничего и не произошло.

Но вчера ночью Кэтлин услышала, что Бекки плачет в своей комнате, и тут же, оставив Уэйда, пошла к сестре.

– Я не хочу, чтобы Уэйд умер! – рыдала Бекки.

– Он и не умрет. Он сильный. Он обязательно поправится!

– Ты обещаешь?

Она притянула сестренку к себе.

– Я… я не могу обещать, – с трудом, собрав всю решимость, выговорила она спокойным тоном. – Но я верю. И ты тоже должна верить, Бекки. Попытайся.

– Мы потеряли маму с папой, а ты потеряла Риза. Это несправедливо.

Срывающийся голос сестренки, ее залитое слезами личико… Кэтлин словно ножом резануло по сердцу.

– Да, но жизнь не всегда бывает справедливой, – спокойно ответила она. – Я думаю, что ты должна это понять, Бекки. И не оставлять надежду на лучшее.

– Уэйд и есть лучшее. Он лучше всех, добрее всех и красивее всех. – Она серьезно посмотрела на Кэтлин. – Если он поправится, ты будешь с ним снова дружить? Будешь к нему лучше относиться?

Кэтлин поцеловала ее в щеку.

– Ты угадала. Я собираюсь выйти за него замуж.

И теперь, сидя в кожаном кресле, в котором ее отец работал, строил планы, отдавая все силы, чтобы превратить свое ранчо в процветающее имение, где он наслаждался прекрасным видом, курил сигары и учил Уэйда, как управлять хозяйством, она подумала: насколько изменилась ее жизнь с тех пор, как она приехала на ранчо «Синяя даль», насколько изменилась она сама. И причиной всех этих перемен был Уэйд. И это место, и этот дом, и эта великолепная долина. Перед ней были разложены письма, которые она нашла в тот вечер, на танцах в честь Майского дня. Она достала их из ридикюля в ту ночь, когда был ранен Уэйд, но забыла и думать о них – до сегодняшнего дня. После того как Клинт, Ник и Франческа насели на нее и заставили сойти вниз на кухню съесть сандвич, она вспомнила о письмах и принесла их в кабинет Риза, чтобы прочесть.

Ей казалось, что это нужно сделать здесь, и нигде больше.

Она не думала, что на сердце у нее станет еще тяжелее, но именно так и произошло, когда она вновь перечитала слова, которые написала, будучи ребенком, – слова, полные надежды, пылкие, выражающие горячее желание узнать своего родного отца – человека, брошенного ее матерью. Но когда она начала читать письма Риза, в груди у нее словно завязался тугой узел, и душевная боль стала почти невыносимой.

«Моя дорогая дочка Кэтлин, я знаю, что ты не можешь меня помнить, но я тебя никогда не забывал. Ты была младенцем, который лежал у меня на руках и которого я убаюкивал каждую ночь. Я пел тебе песенки, сидя у себя в кабинете, глядя на звезды. Когда я пел, ты улыбалась, мирно засыпая.

Я знаю, что теперь ты совсем взрослая девочка – тебе семь лет. Мне бы хотелось навестить тебя и ненадолго привезти тебя сюда, на ранчо «Синяя даль». Здесь очень красиво, и тебе, наверное, здесь понравится. Мы снова узнаем друг друга. А на берегу ручья, за домом, можно будет устроить пикник, а потом съездить верхом в горы, и я познакомлю тебя со всеми нашими лошадками. Я выберу самую славную и красивую, чтобы ты могла на ней ездить.

Как тебе это предложение? Если захочешь приехать, напиши мне, и я договорюсь с твоей мамой о поездке. Я не задумываясь проделал бы долгий путь через дикие места, равнины и горы, лишь бы обрести тебя. Потому что я люблю тебя, дорогая моя Кэтлин. Ты – моя маленькая девочка, и не важно, как далеко ты от меня, ты всегда будешь моей любимой маленькой девочкой.

С любовью, твой папа».

Другие письма походили на это – написанные год спустя, два года. Каждое говорило о любви Риза. Каждое врезалось в ее сердце, как острый нож, но боль при этом была почему-то сладкой, мучительно сладкой.

Кажется, наконец все стало на свои места. Отец любил ее, хотел ее видеть, пытался стать частью ее жизни. Он никогда не забывал о ней, никогда от нее не отказывался, даже после всех этих лет, после писем, оставшихся без ответа, после несбывшихся надежд.

Даже будучи при смерти, он думал о ней. Разузнав, что она в трудном положении, он сделал так, чтобы у нее были дом и человек, который станет о ней заботиться.

Уэйд. Самый добрый, самый храбрый и надежный человек из всех, кого она знает.

Человек, которого она полюбила всем сердцем. Если бы только Риз знал…

Кэтлин почему-то чувствовала, что Риз знает. Надеялась на это. Но кое-что она должна выяснить. Кто не давал им с Ризом сблизиться все эти годы? Кто прятал письма обоих адресатов? И тогда, во время танцев, отдал их ей – всю пачку?

Услышав в холле шаги, она подняла голову.

– Кэтлин, дорогая! – В дверях появилась Уиннифред Дейл. – Франческа сказала, что вы здесь. Можно войти?

– Конечно.

Брови Уиннифред от волнения сошлись в ниточку. – Как Уэйд? Кэтлин вздохнула.

– Все так же. Но я… мне кажется, сегодня он очнется. Я как раз хотела подняться наверх…

– Тогда я вас не задержу. Я привезла немного тушеного мяса – Франческа отнесла его на кухню. С тех пор, когда ужинала здесь, я запомнила, что дорогой Уэйд всегда любил тушеное мясо. Вот Клинт, тот любил больше всего жареную курицу, Ник – ветчину с имбирным соусом, который готовит Франческа, но Уэйд… —

Голос ее замер. – Что такое? Что это вы так на меня смотрите, милочка?

Ледяной озноб пробежал по спине Кэтлин. Невероятная догадка мелькнула в голове.

– Вы часто обедали здесь с моим отцом?

– Часто? Ну, я бы так не сказала. Время от времени. Мы были очень близкими друзьями, как я вам уже говорила. – Уиннифред заложила за ухо прядку каштановых волос.

– Но… только друзьями… все эти годы?

– Да, это так. Только друзьями.

– Он был красивый мужчина. – Кэтлин говорила медленно, ее взгляд мгновенно метнулся на фотографию, где были изображены Риз, Клинт, Ник и Уэйд. – Это был человек добрый, с большим сердцем и щедрый. В такого мужчину женщине ничего не стоит влюбиться.

– Да, наверное, это так. – Яркие пятна появились на щеках Уиннифред. Руки взметнулись к горлу, потом снова упали. – То есть нам с Ризом было хорошо вместе. Мы всегда были в прекрасных отношениях, ни разу ни о чем не спорили, но… весь Хоуп и вся долина вообще-то знали, что он не переставал любить вашу матушку ни на одно мгновение. Это, разумеется, знала и я. Так что, естественно, я не…

– Вы не позволили себе влюбиться в него? – Колени у Кэтлин дрожали, когда она шла вокруг письменного стола. Она остановилась перед Уиннифред, испытующе глядя ей в глаза. – Но нельзя запретить себе влюбиться, Уиннифред, – мягко сказала она. – Это происходит независимо от вашего желания. Разве с вами было не так?

Какое-то время собеседница молча в изумлении смотрела на нее, потом лицо Уиннифред вспыхнуло.

– Да. Да, детка, я… любила его. А как же иначе? – прошептала она. – Это был лучший человек из всех, кого я знала.

Комната закружилась у Кэтлин перед глазами. Она отступила и ухватилась за край стола, чтобы не упасть.

– И поэтому вы прятали его письма ко мне и мои к нему? – прошептала она. – Я не понимаю зачем?

– Письма? Я никогда… я не знаю, о чем вы говорите, дорогая. – Тут взгляд Уиннифред упал на письма, разбросанные на столе. Рядом лежала смятая розовая ленточка. Уиннифред побелела как мел.

– Скажите мне правду, Уиннифред. Пора. – Кэтлин пыталась подавить гневное негодование и смятение, охватившие ее. – Вот эти письма. Кто-то вернул их мне во время танцев. Это сделали вы, не так ли?

На лице Уиннифред появилось такое выражение, словно она, забыв приличия, вот-вот выбежит из комнаты. Страх и стыд боролись в ее душе, а потом она, тяжело вздохнув, закрыла лицо руками.

– Да, Кэтлин. Это сделала я. Если бы вы знали, как мне хотелось все рассказать вам с самого начала, но я боялась причинить вам боль. Вы должны возненавидеть меня. – Голос ее задрожал от едва сдерживаемых слез. – Я сама себя ненавижу.

Уиннифред заплакала. Кэтлин старалась не растрогаться. Ее охватило справедливое возмущение, и вместе с тем она была смущена.

– Уиннифред, скажите же, зачем вы так поступили? Неужели вы всерьез думали, что маленький ребенок представляет угрозу тем чувствам, которые Риз, как вам казалось, может испытывать к вам?

– Вы не понимаете, Кэтлин. Просто не понимаете. – Мучительные, судорожные рыдания вырывались из ее груди. Слезы струились по ее лицу. Шагнув вперед, она в отчаянии протянула руки к Кэтлин, но та торопливо отступила за письменный стол, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

– Он так хотел, чтобы Лидия вернулась. – Плечи Уиннифред вздрагивали от плача. – Он часто говорил о ней, он рассказывал мне, что мечтает об этом. Он был уверен, что это произойдет, когда она узнает, что ранчо «Синяя даль» стало образцовым хозяйством и становилось все более прибыльным, и что она к нему приедет вместе с вами. Он надеялся, что вы снова станете одной семьей, включая и мальчиков… – Она глубоко, прерывисто вздохнула и продолжала торопливо: – Я знала, что он написал вам – он говорил мне, что собирается пригласить вас побывать на ранчо. И принес мне письмо на почту. Вы должны понять, Кэтлин, у меня были надежды на то, что, если Лидия не вернется, он, может быть, когда-нибудь полюбит меня. Не так, как я его люблю, но немного, совсем немного, и я была бы счастлива. Вы понимаете, Кэтлин?

Она взглянула на Кэтлин, стоявшую неподвижно и вслушивавшуюся в каждое слово. Потом Кэтлин с трудом заговорила, голос у нее тоже прерывался:

– Нет, Уиннифред, не понимаю. Но продолжайте: самое лучшее, что вы можете сейчас сделать, это все объяснить.

– Я испугалась, что, если вы приедете погостить, Лидия может сопровождать вас. И когда она своими глазами убедится, каких успехов добился Риз на ранчо, то решит вернуться к нему. А она не заслуживала его, Кэтлин, ничуть не заслуживала! – Уиннифред говорила торопливо, с дрожью в голосе. – Она бросила его, когда ему было трудно, и мне не хотелось видеть, как она снова войдет в его жизнь, когда он добился успехов…

– К тому времени она уже была замужем за другим, – холодно вставила Кэтлин. – И была счастлива. Она любила ту жизнь, которую дал ей Джиллис Тамарлейн.

– Я ничего этого не знала. И потом, – пробормотала Уиннифред, чьи глаза все еще были полны слез, – как могла она любить другого, если можно было вернуться к Ризу? Не было никого лучше его, щедрее, благороднее… – Всхлипнув, она осеклась. – Ей нужно было только вернуться и… – Уиннифред вытащила из ридикюля платочек, отороченный кружевом, и вытерла мокрые глаза. Она вся дрожала и безуспешно старалась взять себя в руки. – Я… я перехватила первое письмо, Кэтлин. Мне очень жаль. Но… я боялась, что если вы его получите, я потеряю все шансы на то, что Риз обратит на меня внимание. Ведь она была настоящей красавицей, а я… – Она закрыла глаза, голос ее упал, звуча еле слышно. – Не отослав письмо, я стала терзаться угрызениями совести. Я знала, что это нехорошо, но я… я спрятала его, сохранила и никогда не признавалась Ризу в том, что совершила. А когда вы не ответили ему, он был страшно расстроен. – Она прерывисто вздохнула, открыла глаза и уставилась на Кэтлин умоляющим взглядом.

– А потом, – продолжала она, – через несколько месяцев вы ему написали. Меня снова охватил страх, к тому же я встревожилась, что он может что-то заподозрить, узнав, что вы не получили его письма. Поэтому ваше письмо я тоже спрятала. А потом и все остальные, ваши и его, – я перехватывала все письма. – Она так крепко стиснула платок, что у нее побелели костяшки пальцев. – Однажды начав, я уже не могла остановиться, и все время надеялась… надеялась… Видите ли, если бы он только полюбил меня, хоть немножко, и мы поженились бы, я бы послала за вами, Кэтлин, клянусь вам!

Кэтлин, потрясенная, только и могла что смотреть на нее и молчать.

– Вы хотя бы понимаете, что наделали, Уиннифред? – проговорила она наконец. – Что заставили меня возненавидеть его? Что причинили ему боль, потому что я так и не приехала сюда под конец его жизни, когда он был при смерти, поскольку считала, что он не хочет меня видеть?

– Да, – прошептала Уиннифред. – Я понимаю. Я сожалела об этом – ах, я сказать вам не могу, как сожалела! И все оказалось впустую, потому что Риз так и не обращал на меня внимания, никогда, ни разу не подумал обо мне… в этом смысле. Я оставалась для него только другом. Хорошая, надежная и стойкая Уиннифред. – Она покачала головой, и из глаз ее потекли горькие слезы. – Он настолько ослеп от любви к Лидии и тоски по вас, что так и не понял, что я к нему чувствую.

У Кэтлин перехватило дыхание. Она смотрела на женщину, которую встретила в свой первый день в Хоупе, женщину, которую, как ей казалось, она знала. Да, хорошая, надежная, стойкая Уиннифред. Ничего, кроме этого, Кэтлин не видела, но, конечно, все обстояло гораздо сложнее. Человек – непростое существо, в нем всегда смешаны добро и зло. Только немногие состоят из одного зла – такие, как Доминик Трент и Херли Биггз. А некоторые, как Уэйд, – одно сплошное добро. Но столько людей находятся где-то на грани света и тьмы – слабые, безвольные, совершающие порой ужасные ошибки.

– В конце концов я уже больше не могла этого вынести. Своей вины, я хочу сказать. – Уиннифред скомкала мокрый платочек и раскаянно посмотрела на Кэтлин. – Я привезла все письма на танцы и спрятала их в складках вашей шали. Мне хотелось, чтобы они были у вас, чтобы вы поняли, как сильно он вас любил. Я боялась, что вы меня заподозрите, станете задавать вопросы и подадите в суд, но я рискнула, Кэтлин, чтобы вы в конце концов все узнали. – Голос у нее был тихий, безнадежный и усталый. – Это… чего-нибудь стоит, детка?

– Да, Уиннифред, наверное, стоит. – Кэтлин покачала головой. Она пока что не пришла в себя от потрясения и не знала, что еще сказать. – Но если вы просите меня о прощении…

– Нет-нет, не прошу. Этого я не жду. – Уиннифред все еще терзала в руках платочек. – Только… только понимания. Если вы можете. И покоя. Я думаю, что теперь, когда вы все знаете, это вас успокоит… насчет Риза… и что вы, может быть, наконец… наконец простите его.

И с этими словами Уиннифред Дейл повернулась и выбежала из комнаты.

Кэтлин не могла пошевелиться. Горло у нее саднило. Она не знала, сколько времени простояла так, потом внезапно двинулась к входной двери, вышла на крыльцо и, не останавливаясь, пошла дальше.