Текст книги "Отважный герой, нежные поцелуи"
Автор книги: Джилл Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 4
Кэтлин не сразу поняла, где она.
Лежа на мягкой подушке и глядя в потолок, она вдыхала чудесный воздух, пахнущий хвоей, и нежилась на прохладных простынях, ласкающих кожу. До ее слуха долетели какие-то отдаленные звуки. Конское ржание. Птичьи трели. Мужские громкие голоса. Хлопанье двери, радостный собачий лай.
Ранчо «Синяя даль»!
Она села, пригладила волосы.
Комнату заливали бледно-золотые лучи солнца, освещая бюро, выкрашенное белой краской, блестя на отделанном бахромой розово-голубом ковре, покрывавшем почти весь деревянный пол, и легко скользя по одеялу нежными нитями.
Белые занавески развевались от легкого ветерка. Кэтлин спрыгнула с кровати и босиком подбежала к окну.
Открывшийся ее взгляду пейзаж подействовал на нее ошеломляюще. Вчера она видела ранчо сквозь серую пелену дождя, сегодня же увидела в полном освещении – долина, представшая перед ее глазами, сверкала и переливалась в ярких солнечных бликах.
У нее перехватило дыхание. Серо-голубые горы в отдалении, разрезанные водопадами, их высокие величественные вершины, закутанные в шали из сосновых лесов и увенчанные снегом, искрившимся в утреннем свете. Предгорья, усеянные аметистовыми цветами, огромная зеленая холмистая равнина, теряющаяся вдали в утренней дымке.
Все в Кэтлин затрепетало. Она глубоко вдохнула воздух, пахнущий цветами и свежестью, увидела крупную черную собаку, бегущую от загонов для скота к равнине, и ощутила, как сердце у нее сжалось.
Красивое место, этого нельзя отрицать. Более чем красивое – просто великолепное! Впервые в жизни она почувствовала некую связь с отцом, которого не видела с тех пор, как была ребенком. Теперь ей нетрудно понять, почему Риз Саммерз любил эту величественную, безлюдную, суровую землю.
Но понять, почему он предпочел эту землю жене и дочери, она не может.
Да, долина, с ее чудесными цветами, оленями, горами и искрящимися водопадами, обширными золотисто-зелеными пастбищами, манящими своим ветром и солнцем, восхитительна, но ее не соблазнишь.
Она здесь по делам и к концу этого дня уедет, так или иначе договорившись о продаже своей доли ранчо.
Кэтлин отошла было от окна, как вдруг заметила Уэйда, выходящего из сарая. Он направился к загону, где резвился высокий чалый жеребец, и что-то прокричал нескольким своим помощникам, проезжающим мимо верхом.
Он казался красивее, чем вчера, в рабочей рубашке темно-синего цвета, темных штанах и сапогах. На поясе висела кобура, за плечами – пара ружей, лицо наполовину закрывал черный стетсон.
Сердце у нее бешено заколотилось.
Похоже, он чувствует себя совершенно как дома среди этого грубоватого, шумного, суматошного окружения.
А почему бы и нет, сердито спросила себя Кэтлин, резко отворачиваясь от окна и принимаясь за свой туалет. Он здесь вырос, он сын Риза Саммерза. Для него это место – родной дом.
А у Бекки и у нее дома больше нет – никакого вообще. Эта горькая мысль укрепила ее решимость найти способ продать свою долю. После завтрака она продолжит изучать завещание.
В доме было прохладно и тихо, никого не было видно. Внизу, в столовой, тоже было пусто. Франческа возилась на кухне, в руках у нее было тесто.
– Сеньор Уэйд и работники позавтракали несколько часов назад, – буркнула она в качестве приветствия, положила тесто в металлическую сковороду и вытерла руки о передник. – Сейчас я приготовлю вам новый завтрак.
– Не беспокойтесь, – холодно сказала Кэтлин. В желудке у нее забурчало от голода, но она понадеялась, что женщина ничего не слышит. – Я подожду до ленча.
Франческа фыркнула.
– Нет, сеньорита. Что подумал бы сеньор Риз, если бы узнал, что я не кормлю его дочку как следует? Вы получите оладьи, яйца и тосты, как и все остальные Но завтра приходите пораньше, поедите вместе с сеньором Уэйдом – Тут она сделала гримасу и неохотно добавила сквозь стиснутые зубы: – Если это угодно сеньорите.
– Надеюсь, завтра меня здесь не будет. – Кэтлин села на скамью, стоявшую у стола, и подкрепилась апельсином, взяв его из глиняной миски. – Я уеду после того, как повидаюсь сегодня с мистером Маккейном. Вы не знаете, когда его ждут?
Женщина, молча пожав плечами, покачала головой. Кэтлин больше не пыталась вовлечь ее в разговор. Очевидно, Франческа отрицательно относилась к ее пребыванию здесь и не хотела, чтобы она оставалась на ранчо больше, чем нужно. Ну что же, и прекрасно! Теперь единственное, что оставалось, – это отыскать способ продать свою долю – и можно ехать.
К тому времени, как Кэтлин очистила тарелку с яичницей-глазуньей, беконом, толстыми кусками хлеба, к которому Франческа подала прекрасное свежее масло и засахаренную клубнику, и выпила крепкий кофе с сахаром, она почувствовала себя полной сил и готовой к сражению. И что самое главное, у нее появился некий план.
Завидев лошадь с повозкой, трусившую по длинной аллее, Кэтлин поспешила поближе к окну.
– Мистер Маккейн, – окликнула она высокого и худого, как жердь, человека в хорошо сшитом черном костюме, выходя из парадной двери ему навстречу.
– Да, мисс Саммерз. – Повозка остановилась, и адвокат прикоснулся к полям шляпы. На нем были очки в золотой оправе, едва не падавшие с его тонкого носа. – Извините, что не смог встретиться с вами вчера. Полагаю, сейчас будет удобно?
Она уверила, что время вполне ей подходит, и торопливо провела его в гостиную. Кэтлин надеялась, что Уэйд Баркли окажется где-то вне дома и ей не нужно будет терпеть его присутствие при этой встрече, но надежда эта растаяла – он появился в дверях, едва она пригласила мистера Маккейна сесть на диван, набитый конским волосом.
– Привет, Эбнер, – весело сказал Уэйд. – Мисс Саммерз.
Поверенный подошел к нему, чтобы пожать руку, а Кэтлин ограничилась сдержанным кивком. Потом, извинившись, что ей нужно принести завещание из своей комнаты, она прошла мимо Уэйда с таким видом, словно его не существует.
Когда Кэтлин вернулась, Уэйд заметил в ее глазах решительный блеск. Она снова прошла мимо, даже не взглянув на него, и послала поверенному ослепительную улыбку.
– Нам нужно многое обсудить, – заявила девушка. Грациозно опустившись в мягкое кресло с подголовником, стоявшее напротив дивана, где уселся поверенный, она красиво расправила темно-зеленую юбку, которую надела вместе с нежной отороченной кружевами белой шелковой блузкой, и одарила очкастого юриста милой беспомощной улыбкой. – К сожалению, мистер Маккейн, касательно завещания моего отца возникли сложности. Оно меня совершенно не устраивает. – Кэтлин слегка наклонилась вперед, и ее грудь натянула белую ткань блузки. – Но я уверена, что вы-то уж найдете, как мне помочь.
– Вам уже известно его содержание? – Вид у поверенного был немного удивленный.
– Я ей сказал, – заговорил Уэйд, стоявший у камина. На ледяной взгляд, брошенный на него Кэтлин, он не обратил ни малейшего внимания. – Дал ей почитать вчера вечером свой экземпляр. Думаю, что теперь она знает, о чем там говорится, не хуже вашего, Эбнер. Наверное, запомнила наизусть. Просто оно ей не очень понравилось.
– Понятно. Итак…
– Конечно, человек с вашим опытом сможет мне помочь, – быстро сказала Кэтлин, и снова на лице ее появилась милая улыбка. – Я знаю, у вас доброе сердце, и вы посочувствуете моим трудностям. Я, разумеется, не отказываюсь от наследства – наследства, которое мой отец пожелал оставить мне, – но я не могу остаться в Вайоминге на год.
Уэйд Баркли прислонился к камину, скрестив руки на груди и глядя на Кэтлин. Он и раньше видел, как женщины пытаются подействовать на мужчину своими чарами, но ни одна не делала это так виртуозно, как эта. Маккейн, ясное дело, будет плясать под ее дудку, прежде чем они проберутся через первый параграф, но это ей не поможет.
Завещание не подлежит изменению. Разве только…
Внезапно он напрягся, вознеся мольбу к Господу, чтобы поверенный не проговорился.
Эбнер Маккейн вынул из кожаной папки свой экземпляр завещания, поправил очки и слегка покраснел, рассматривая прекрасную дочку своего покойного клиента.
– Я постараюсь помочь вам всем, чем могу, мисс Саммерз.
– Я знала, что вы не откажете мне, – тихо сказала Кэтлин, и в ее глазах, обращенных на него, появилась уверенность.
Он покраснел еще больше.
– Начнем? Полагается прочесть все завещание вслух.
– В этом нет необходимости. – Уэйд расслышал в ее тоне нетерпеливую нотку, но она тут же одернула себя и заговорила голосом, еще более сладким, чем прежде. Такой дозой даже бык может поперхнуться.
– Я знаю, что говорится в завещании, мистер Маккейн. Мистер Баркли объяснил мне все, и, кроме того, я внимательно прочла его сама. Но теперь мне нужно знать, что вы можете сделать, чтобы изменить его.
Он потрясение посмотрел на нее.
– Изменить? Это невозможно. Я не могу изменить ничье завещание. Мне поручено выполнить пожелания вашего отца…
– А как же мои пожелания? – Кэтлин позволила своему голосу задрожать. – Прошу вас, мистер Маккейн, ведь мое будущее в ваших руках. Я не могу остаться здесь на год. Это невозможно. Всякому ясно, что мне здесь не место. И мистер Баркли явно не хочет, чтобы я жила здесь.
– Конечно, он хочет. Он должен отнестись с уважением к воле мистера Саммерза, так же, как и я. – Он бросил на Уэйда удивленный взгляд и был вознагражден фырканьем.
– Насколько это зависит от меня, она останется, – отрывисто сказал Уэйд. – Но это еще не значит, что я этого хочу.
– Ну если вы не хотите, чтобы она жила здесь, вы знаете, что это можно уладить…
– Эбнер! – резко оборвал его Уэйд. Он выпрямился и уставился на Маккейна своими холодными синими глазами. Поверенный внезапно сглотнул. – Я хочу, чтобы она здесь жила, – медленно и многозначительно проговорил Уэйд.
Кэтлин внимательно посмотрела на него. Лжец, презрительно подумала она. Потом снова повернулась к поверенному, который казался несколько растерянным. Он перевел взгляд с нее на Уэйда, снова с трудом сглотнул, что было видно по движению его кадыка, и стал перебирать бумаги, которые держал в руках.
– Ну тогда, – быстро сказал он, – мне страшно жаль, мисс Саммерз, поверьте, что больше об этом деле сказать нечего. – Он улыбнулся ей с извиняющимся видом. – Чтобы получить наследство, вы должны оставаться на ранчо в течение года, а когда этот период времени пройдет, можете продать вашу долю любому или всем братьям Баркли – либо другому покупателю, если с этим согласятся все Баркли. На самом деле, – он попытался, чтобы слова его прозвучали обнадеживающе, – это не так уж плохо. Верно?
Кэтлин почувствовала, что горло у нее сжалось. Она все сильнее ощущала, что попала в ловушку, и снова посмотрела на бумаги, ища какую-нибудь зацепку, а голос Маккейна все гудел и гудел:
– И мне нужна ваша подпись, мисс Саммерз, на каждой странице, для подтверждения, что вы были информированы о содержании завещания и поняли, что в нем говорится. – Поверенный сунул руку в карман черного пиджака и, широко улыбаясь, достал изящную серебряную ручку, которую тут же выронил, поймал и покраснел, как свекла. – Итак, почему бы нам не сесть за письменный стол и не оформить все официально? Кэтлин скорее съела бы жабу, чем подписала эти документы. Она не была готова признать свое поражение, но выбора у нее не было – только сесть напротив юриста, взять ручку и посмотреть на то место, где должна стоять ее подпись.
– Вот здесь, – любезно проговорил Маккейн, убирая первую страницу и указывая на поля второй. – Здесь всего четыре страницы – завещание вашего отца не такое сложное, как иногда бывает, – с гордостью сказал он, но Кэтлин больше не слышала его.
Она сидела, похолодев, ручка застыла в воздухе.
– Четыре страницы? В моем экземпляре завещания страниц только три.
Наступило тягостное молчание, и тут она услышала, что мистер Маккейн поперхнулся, а Уэйд Баркли пробормотал ругательство.
– Ну вот, я так и знал, – прорычал он, и Кэтлин охватила тревога.
Она быстро просмотрела каждую страницу из тех, что положил перед ней поверенный. Три первые были такие же, как в прочитанном ею вчера экземпляре, четвертую же она раньше не видела.
Сердце у нее замерло, когда она увидела, что страница эта озаглавлена «Приложение».
Глава 5
Кэтлин быстро прочитала текст, и сердце ее радостно забилось от вновь вспыхнувшей надежды. Закончив чтение, она оттолкнула стул и встала, а потом повернулась лицом к Уэйду Баркли.
– Как вы посмели утаить это от меня! – И, бросившись к нему, она помахала бумагой перед его носом.
– Это вас не касается, – нахмурился Уэйд. – Это предназначено для меня.
– Как это не касается? Здесь сказано, что вы – вы, мистер Уэйд Баркли, – можете по вашему усмотрению вычеркнуть пункт, требующий моего пребывания здесь в течение года. Если вы сочтете необходимым и приемлемым, то можете пренебречь этим и позволить мне продать мою долю вам в любое время!
– И что с того? – Он сжал челюсти. – Это ничего не значит, принцесса, потому что ваш отец упомянул об этом только на случай непредвиденных обстоятельств – какой-нибудь ситуации, которую не мог предвидеть, запасной вариант. Он не думал, что я этим воспользуюсь. Риз хотел, чтобы вы жили здесь, на ранчо, в течение года, и именно так и будет.
– Нет! Вы можете избавить меня от этого, и я требую, чтобы вы это сделали!
– Мисс Саммерз, – прервал их Эбнер Маккейн, осторожно положив руку ей на плечо. И вздрогнул, потому что она сбросила его руку, и глаза ее сверкнули.
– Никаких «мисс Саммерз»! Я спросила вас, нет ли какого-либо способа обойти завещание, и вы сказали, что нет. Вы мне солгали!
Он побледнел.
– Это не совсем ложь. Это был частный пункт, предназначенный только для мистера Баркли.
– Хорошо, теперь я узнала о нем, так что вы можете продолжать… начните оформлять документы о покупке. – Мысли Кэтлин понеслись галопом. Значит, она все же сможет уехать сегодня! – Мне нужно знать, какова реальная рыночная стоимость моих сорока процентов – то есть я надеюсь, что вы мне это скажете!
С уязвленным видом поверенный отступил на шаг, потом снова заговорил, пытаясь убедить ее в своей честности и неподкупности, но Уэйд прервал его:
– Маккейн, вы можете идти.
– Идти? Н-но я не кончил. Дело далеко не улажено…
– Нет, черт побери. Улажено. Она останется. На год. Именно так, как этого хотел Риз, хотя я, хоть убей, не понимаю, зачем ему это было нужно.
– Он хотел помучить меня! – воскликнула Кэтлин, охваченная злостью. – Это единственная возможная причина, по которой он вставил такое чудовищное условие…
– Нет-нет, мисс Саммерз. – Вид у Маккейна был потрясенный. – Ваш отец очень заботился о вас. Ему хотелось, чтобы вы устроили свой дом здесь, на ранчо «Синяя даль», и научились любить его так же, как любил он. Я это знаю наверняка, потому что именно так он мне сказал, когда я составлял завещание.
Кэтлин прекрасно знала, что отец ничуть о ней не беспокоился, – это доказывали его поступки в течение того времени, что она прожила на востоке.
– Поздновато для меня начинать чувствовать себя здесь как дома. – Голос Кэтлин дрогнул. Все эти годы, когда ей страшно хотелось побывать у отца, приехать на ранчо «Синяя даль», он не хотел предоставить ей такую возможность – и вот теперь, под конец своей жизни, пригласил ее и обозначил свою волю так, что ей придется против своего желания поселиться здесь, когда его уже нет на свете.
Но ему не удастся заставить ее. Не совсем, не полностью. Слава Богу, нашлась спасительная оговорка.
Стараясь говорить твердым голосом, она повернулась к Уэйду Баркли.
– Я знаю, что из этого ничего не получится. Если я поселюсь здесь, жизнь каждого из нас станет невыносимой. Почему бы вам не согласиться с этим пунктом насчет непредвиденной ситуации и не избавить нас обоих от множества неприятностей?
– Да никогда в жизни, золотце. Алмазно-синие глаза впились в ее лицо.
– Я уважал Риза, когда он был жив, и я, черт возьми, буду уважать его волю теперь, когда он… ушел. – Он словно не мог выговорить слово «умер». На щеках его заходили желваки. – Лично мне наплевать, что вы сделаете – останетесь или уедете. Но если вы хотите иметь либо ежемесячное пособие, либо деньги за вашу долю ранчо, которые получите через год, то должны остаться. Выбора у вас нет.
Ну уж нет, у нее есть выбор! Кэтлин на миг замерла, потому что в голове у нее мелькнула мысль, прекрасная, чудесная мысль. «Нет, мистер Уэйд Баркли, – подумала она победоносно, – у меня есть выбор». Внезапно у нее возник совершенно другой вариант – новый план, который не мог не сработать, но сообщать о нем Уэйду Баркли она не собиралась.
Он сам скоро все узнает.
Кэтлин отвернулась от Уэйда и обратилась к поверенному. На этот раз тон ее был бодрым и вежливым, но не более того.
– Благодарю вас за потраченное время и за то, что вы все так досконально мне объяснили, мистер Маккейн. Это все – пока что.
Вид у него был удрученный, но говорить больше было не о чем. Кэтлин проводила его и, вернувшись в гостиную, обнаружила, что Уэйд ушел в кабинет. Она тоже пошла туда и, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, увидела, что он раскрыл гроссбух в кожаном переплете.
– Что это такое?
– Счета ранчо, – холодно ответил он, не глядя на нее.
– Хм. – Она подошла к нему с неслышной грацией кошки. – Мне хотелось бы просмотреть их, когда вы закончите, – спокойно сказала она.
Он не взглянул на нее, но высоко вскинул брови. Эта чертова девица была такой красивой и невинной, но его ей не одурачить. Она явно что-то задумала.
– А что вы знаете о бухгалтерских книгах, мисс Саммерз?
– Дело в том, что в Филадельфии я посещала одну из лучших школ для молодых женщин, – весело сообщила она. – Я получила там превосходное образование и была особенно способна к арифметике. – Кэтлин подошла к столу, положила ладонь на середину бухгалтерской книги и немного наклонилась. – Я считаю, что поскольку я – совладелец этого ранчо, мне нужно всесторонне изучить скотоводство. Я решила начать с финансовой стороны дела. Потом, разумеется, я хочу опросить всех тех, кто работает здесь.
– Опросить всех? – Она чуть не усмехнулась, настолько испуганным стало выражение его лица. – Зачем?
– А что, если мы нанимаем больше людей, чем требуется? А что, если можно уволить нескольких человек и сэкономить деньги на жалованье? А что, если кое-кто плохо выполняет свои обязанности? – Она изящно пожала плечами. – Кто знает, что я могу обнаружить? Всегда есть место для усовершенствования – таков мой девиз.
– Черта с два, не всегда!
– Мистер Баркли, вы сомневаетесь в моих словах?
Уэйд резко захлопнул книгу и вскочил со стула, двигаясь с ловкостью и быстротой, удивительной для такого крупного человека.
– Не пройдет, – сказал он, приблизившись к ней вплотную.
– Что не пройдет? – Ей захотелось отпрянуть – таким он казался внушительным, но она подавила это желание.
– Что вы там задумали?
– Вы никогда не догадаетесь о том, что я задумала, – пробормотала она с лукавой усмешкой. Уэйд заметил в ее колдовских зеленых глазах решительный блеск еще до того, как она повернулась к двери, и его охватило ощущение надвигающихся неприятностей.
Он смотрел ей вслед, не в состоянии оторвать взгляд от соблазнительного изящного покачивания ее бедер.
Проклятие, она что-то задумала! Что-то такое, что ему не понравится. Но что?
Обойдя письменный стол, он снова взялся было за счета, но потом отшвырнул книгу, подошел к окну и уставился на долину, которую знал так же хорошо, как свое собственное имя.
Пейзаж, бескрайний и величественный, как-то успокоил его, вернув душевное равновесие. Это ранчо, место, которое он так любит, с его травами и закатами, горами, поросшими соснами, значили все для Риза и все – для Уэйда. Его брат Ник родился с жаждой странствий в крови и так и не смог осесть на одном месте, а Клинт стал юристом в городе, избрав свой путь таким образом. Ранчо «Синяя даль» всегда будет их домом, но не в том смысле, как для Уэйда, – для него ни одно место на земле не было так красиво, волнующе и исполнено значения, как эти необъятные просторы Вайоминга.
А теперь в его любимую долину вторглась эта избалованная женщина, слишком несерьезная, чтобы оценить, какое сокровище она получила. Особа, желающая только одного – продать свою часть и уехать.
«Зачем тебе так нужно было, чтобы она жила здесь, Риз? – размышлял Уэйд, глядя, как косуля с детенышем прыгают через ручей и исчезают в зарослях кустарника. – Ее матери не хотелось жить здесь, и она разбила тебе сердце, а дочка ничуть не лучше. Я должен отпустить ее. Пусть уезжает».
Поднялся ветер, ворвался в открытое окно и перевернул страницы счетной книги. Уэйд усмехнулся. «Не беспокойся, старина! Я этого не сделаю. Пусть плачет, умоляет, кричит, угрожает или пытается подкупить меня всеми деньгами, какие есть на свете, я не поддамся. Я дал тебе обещание присмотреть за ней, и я его сдержу».
Но это будет чертовски трудное дело – и чертовски долгий год.
