Текст книги "Отважный герой, нежные поцелуи"
Автор книги: Джилл Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Глава 22
— Кэтлин! Неужели ты занялась стиркой? – хихикнула Бекки, входя в комнату Кэтлин. Маркиз трусил за ней по пятам. Кэтлин усмехнулась, складывая последнюю простыню и кладя ее поверх стопки чистого белья, лежащей на кровати.
– Конечно, у меня невелик опыт по части домашнего хозяйства, но ведь и ты никогда раньше не мыла тарелки и не спала в сенном сарае, – заметила она. Кэтлин убрала в шкаф выстиранные вещи, которые она только что сняла с веревки, висящей позади дома. Ей не хотелось, чтобы Франческа обнаружила запачканную кровью простыню, поэтому она и вызвалась заняться сегодняшней стиркой и потратила несколько часов, чтобы отстирать ее дочиста, вспоминая при этом каждое мгновение, проведенное с Уэидом накануне ночью.
– Наша жизнь явно переменилась с тех пор, как умерли мама с папой, правда? – постаралась переменить тему Кэтлин.
Бекки, усевшись на стул, кивнула, ее карие глаза погрустнели.
– Я скучаю без них, – прошептала девочка. Внезапно Кэтлин услышала всхлипывание.
– Ах, милочка, я тоже скучаю, – пробормотала она, торопливо подходя к сестре. – Поплакать – это хорошо, Бекки. – Она крепко обняла девочку. – Не держи это в себе, поплачь.
– Но ведь ты… никогда не плачешь.
– Это не значит, что тебе нельзя.
Она обнимала сестренку, лившую слезы, но рыдания, сопровождавшие эти слезы, были тихими, искренними, а не безутешными и разрушительными, как те, которые сотрясали Бекки, когда ужасное сообщение только что было получено.
Вскоре ее худенькие плечи перестали дрожать, и Кэтлин ласково погладила сестричку по волосам.
– Знаешь, мама и папа очень гордились бы нами. Мы с тобой неразлучны, как и полагается сестрам. И у нас все хорошо.
– Ты так думаешь? – Бекки всхлипнула в последний раз.
– Я уверена. – Кэтлин улыбнулась, достала из ящика носовой платок и вытерла ее заплаканные глаза. – Что ты скажешь, если мы прокрадемся в кухню и посмотрим, нельзя ли стащить кусочек-другой пирога с черникой, который приготовила Франческа?
– Правда? Вот здорово! – Слезы сменились слабой улыбкой. – А знаешь что, Кэтлин? Мне нравятся кое-какие перемены, которые у нас произошли. Например, что я ушла из школы, – сказала она, и глаза ее потемнели. – Я вообще не хочу туда возвращаться!
– Ты и не вернешься.
– И мне нравится жить здесь, на ранчо «Синяя даль». Кто бы мог подумать, что мне будет хорошо на скотоводческом ранчо в штате Вайоминг? – Вдруг она расхохоталась, и на ее милом личике стали заметны веснушки. – А мне вот нравится. Я люблю Маркиза, и пастухи такие забавные, а Двойняшки Моргенсен – мои лучшие подруги. И я хочу, чтобы мисс Портер была моей учительницей, – тараторила она, – и Уэйд такой славный, когда он рядом, у меня делается внутри спокойно, понимаешь? Когда я с ним, мне кажется… кажется… – Она закусила губку, отыскивая нужное слово. – Кажется, что мир снова стал безопасным, – сказала она. – Как будто, если он рядом, со мной ничего не может случиться. У тебя так не бывает, Кэтлин?
– Иногда, – задумчиво сказала Кэтлин, отвернувшись. – Но лучше тебе не очень-то привыкать к здешней жизни, – с трудом выговорила она. – Я не знаю наверняка, сколько мы здесь пробудем…
– Ты хочешь сказать – из-за мистера Трента? Нам снова нужно будет убегать? – В голосе Бекки прозвучал испуг, и Кэтлин, спокойно посмотрев на сестру, торопливо покачала головой.
– Нет. Мы не станем опять убегать от этого человека – ни ты, ни я. Если он появится здесь – что скорее всего и сделает, мрачно подумала она, – мы с ним поговорим. Я сделаю так, что больше он не будет нам досаждать. Обещаю тебе, Бекки.
– Но тогда почему же нам нельзя остаться здесь? Ведь твой отец оставил ранчо «Синяя даль» тебе, правда? Разве тебе здесь не нравится?
Кэтлин молчала в нерешительности.
– Нравится, – тихо сказала она, и сама удивилась своим словам. – На самом деле мне здесь очень нравится!
– Тогда почему же ты не хочешь остаться?
Потому что мне здесь слишком нравится. Слишком нравится Уэйд. Я влюбилась в человека, который ни разу не сказал, что любит меня, в человека, который чувствует себя ответственным за мою безопасность. Она знала, что Уэйда влечет к ней, что он хочет с ней спать – это доказала их взаимная страсть прошлой ночью. И она знала, что она ему нравится. Но любит ли он ее?
Нет. Уэйд чувствует себя ответственным за нее, но разве не привык он с детства отвечать за братьев? Это стало свойством его натуры – заботиться о тех, за кого он считает себя ответственным, и благодаря Ризу в эту избранную группу теперь входит и она.
Вместо того чтобы утешиться этой мыслью, Кэтлин вдруг почувствовала себя глубоко несчастной. Ей не хотелось, чтобы Уэйд относился к ней как к человеку, за которого он обязан отвечать.
Ей хотелось, чтобы он любил ее.
Но он ее не любит. А ей нужно нечто большее, чем пыл и страсть, большее, чем просто товарищество, чем дружба и долг.
Ей нужны доверие и забота, исходящие из самой души. Ей необходимо любить и быть любимой. Любимой глубоко, навсегда, крепко, так же по-настоящему, как настоящие эти горы, небо, сияющий лунный свет.
На меньшее она никогда не согласится и не позволит этого Уэйду.
– Мне придется пожить на ранчо некоторое время, – медленно проговорила она, пытаясь говорить сухо, потому что Бекки тревожно посматривала на нее. – Из-за отцовского завещания. Но я не уверена, что это подходящее место для нас, Бекки. Мне хочется быть уверенной, что мы поселились там, где обе будем счастливы. Помнишь, я тебе обещала?
– А почему мы не можем быть счастливы здесь?
Тут Маркиз вскочил и лизнул ее в лицо, и девочка радостно засмеялась.
– Смотри, даже Маркизу хочется, чтобы мы остались! Кэтлин, не отвечая, пошла к двери.
– Пойдем узнаем насчет пирога.
Позже, когда она мыла тарелки после ленча и смотрела в окно, как Бекки бродит по ранчо с Мар-кизом, она попыталась разобраться в противоречивых чувствах, обуревавших ее. Ей все труднее становилось казаться неизменно спокойной и бодрой в глазах Бекки, в то время как она ощущала полное смятение. Когда Кэтлин проснулась утром в постели Уэйда, его уже не было, и она почувствовала себя страшно одинокой, потому что его руки не обнимали ее.
С тех пор он не попадался ей на глаза. И она совершенно не представляла себе, каково будет встретиться с ним утром, после того, что произошло между ними ночью. От одной мысли об этом все в ней сжималось.
Если Уэйд считал ошибкой их первый поцелуй, то что же должен он думать о вчерашней ночи?
Вчерашняя ночь.
«Это самая большая ошибка, какую я совершила в жизни», – огорченно думала она, но при этом ей страстно хотелось повторить каждое мгновение этой ночи, будь у нее такая возможность. Часы, проведенные в объятиях Уэйда, его ласки и поцелуи… она еще не знала мгновений, настолько полных радости. Но теперь ей все больше и больше кажется, что она вела себя глупо.
Как могло случиться, что он оказался в состоянии проникнуть сквозь все ее защитные заграждения и обнажить самое уязвимое место в ее сердце? Она думала, что стала сильной, но любовь к Уэйду сделала ее слабой.
У двери раздался какой-то шум, она вздрогнула и выронила из рук намыленную тарелку.
– Сеньорита, это я. – В голосе Франчески слышалось нетерпение. Покачав головой, она прошла через кухню и взялась за веник.
– Я сама, Франческа.
– Нет. Вы достаточно сделали.
Кэтлин стала на колени и принялась подбирать более крупные осколки.
– Прошу прощения за тарелку, но вы меня испугали…
– Дело не в тарелке, сеньорита. Тарелка есть тарелка, ее не склеить.
Экономка покраснела, глаза ее сверкали, и в голосе ее слышалась досада. Кэтлин медленно поднялась с колен и положила осколки на стол.
– Если вы хотите мне еще что-то сказать, Франческа, прошу вас, продолжайте.
Некоторое время Франческа молча смотрела на нее, сжимая в руке веник. Потом покачала головой.
– Да нет, сеньорита. Мне нечего сказать.
– А мне кажется, что есть. – Глубоко вздохнув, Кэтлин продолжала ровным голосом: – Едва я приехала сюда, вы меня невзлюбили. В первый же вечер вы намекнули, что мне потребовалось слишком много времени, чтобы попасть сюда.
Экономка прямо посмотрела ей в глаза. – Да.
– Вероятно, вы вообще не хотели, чтобы я сюда приезжала. Я благодарна за то, что вы так отнеслись к появлению Бекки, что она почувствовала себя как дома, но вы никогда не старались, чтобы я стала считать этот дом родным.
Женщина крепко сжала губы.
– Это дом сеньора Уэйда, сеньора Ника и сеньора Клинта. Они жили здесь, здесь выросли. Вы не имеете права…
– Моему отцу хотелось, чтобы я жила здесь. Вот почему он оставил мне часть ранчо.
– Он был щедрым человеком, хорошим. Может, даже слишком хорошим.
– Он был более щедрым, чем я заслуживаю. Вы это хотите сказать? – Внезапно Кэтлин вспомнила о письмах, которые, как утверждал Уэйд, Риз написал ей, и о тех, что она написала ему, которых он так и не получил.
Она открыто посмотрела на экономку, которая заведовала всем хозяйством в этом доме. Франческе доверяли и полагались на нее, все на ранчо «Синяя даль» относились к ней почти как к члену семьи. И вдруг страшная догадка озарила Кэтлин.
– Франческа, вы оставляли у себя письма? – Слова эти вырвались у нее нечаянно. – Те, которые мой отец писал мне? Те, которые я так и не получила?
– Что?! – Женщина широко раскрыла глаза, и они потемнели от возмущения, а ее оливковое лицо сердито вспыхнуло. – Я ничего не знаю ни о каких письмах.
– Вы уверены? – Кэтлин сделала шаг вперед. – А насчет писем, которые я писала своему отцу? Вы не… – Она перевела дыхание, с трудом облекая слова подозрения, которые зародились в ее душе. – Вы не перехватывали их? Кто-то ведь должен был это делать! Может быть, вы забирали их с почты и не передавали ему? Или вы брали их у того, кто привозил их из Хоупа, оставляли у себя, и мой отец так и не узнал, что его дочь писала ему?
– Разумеется, нет! С какой стати я стала бы это делать?
– Вот это мне и хотелось бы узнать, Франческа, потому что кто-то это делал. Уэйд сказал, что мой отец много раз писал мне. Я не получила ни одного письма до тех пор, пока он не оказался при смерти. И я тоже писала ему, мама дала мне адрес.
Женщина хмыкнула.
– Может, она дала вам неправильный адрес. Может, ей не хотелось, чтобы вы знали сеньора Риза. Разве она не убежала отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться? Бедный сеньор, раньше-то я его не знала, я приехала сюда незадолго до того, как появились мальчики. Но мне говорили другие, что ваша мать… лучше бы она выстрелила сеньору прямо в сердце. Так, может, ей было мало, что она так и не вернулась сюда. Наверное, ей не хотелось, чтобы вы тоже сюда возвращались…
– Франческа, не смейте так говорить о моей матери. – Кэтлин резко выпрямилась. – Она ни за что не стала бы мне лгать или красть мои письма. Ей хотелось другой жизни, чем та, которую ей пришлось бы вести здесь, с Ризом. Но злой она не была и не пыталась отдалить меня от отца. Вы ее ненавидели, не так ли? – вдруг догадалась она. – Может быть, поэтому вы ненавидите и меня?
Франческа протянула руку к черепку тарелки, которую уронила Кэтлин, и стиснула его.
– Когда она уехала и увезла вас с собой, ваш отец был вот такой – разбитый. Когда мальчики приехали к нему и им нужен был дом, вашего отца как будто снова склеили, все куски стали на свое место, но все же… целого так и не получилось. Такого, каким он был раньше. Да, у него по-прежнему оставались мечты насчет ранчо «Синяя даль» – они поддерживали в нем жизнь, и еще маленькие мальчики, которым он был нужен, а не вы… и не ваша мать. Столько раз по вечерам, год за годом, я заходила в ту комнату, где он работал, и видела, что он держит в руке ту фотографию, смотрит на нее, как будто мог оживить вас, заставить вернуться, любить его…
Голос ее прервался. Она положила черепок на место и мрачно посмотрела на Кэтлин.
– Никогда не стала бы я мешать вам приехать сюда, сеньорита. Если бы вы написали ему либо приехали навестить его за эти годы, я бы плясала от радости. Я бы целовала землю от благодарности. Но вы не приехали. Даже когда сеньор лежал при смерти на своей кровати, вы не приехали. Он так никогда и не увидел вас. Сердце у него… – В ее темных глазах вдруг сверкнули слезы. Она покачала головой.
Нет, это была не Франческа, подумала Кэтлин уныло. Ясно, что она говорит правду. Тогда кто же?
Прежде чем она успела задуматься над этим, во входную дверь грозно постучали.
Обе женщины вздрогнули. Кэтлин поспешила из кухни в холл и увидела, что на крыльце стоит улыбающийся Дрю Рейли.
– Добрый день, Кэтлин.
– Дрю! Я… я даже не слышала, как вы подъехали. Она увидела позади Рейли красивого серого жеребца, привязанного к столбу у загона для скота. В голове у нее все еще крутилось то, что рассказала Франческа, но она заставила себя улыбнуться с такой сердечностью, на какую только была способна. – Простите меня. Не хотите ли войти?
– Не возражаю, но не беспокойтесь, я ненадолго.
Он вошел в просторный прохладный холл и направился вслед за Кэтлин в гостиную, но когда она предложила ему подкрепиться, отрицательно покачал головой.
– Нет, я приехал, только чтобы задать вам один вопрос и, конечно, узнать, как поживает ваша сестра, – я слышал в городе, что она благополучно нашлась.
– Да, к счастью, с Бекки все в порядке, благодарю вас. – Ее слова подтвердили веселый крик, раздавшийся за окнами, и лай Маркиза. – Ей очень нравится жить на ранчо.
Кэтлин опустилась в кресло с пестрой обивкой и жестом предложила Рейли сесть на диван. Но Дрю не стал садиться, вместо этого он подошел к окну и посмотрел на что-то – возможно, на Бекки и Маркиза, бегающих вокруг загона, или на широко раскинувшуюся холмистую землю, окружающую ранчо.
– Да, безусловно, она вполне приспособилась здесь, это видно. И вы, полагаю, тоже.
Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. Солнце золотило его волосы цвета песка, широкие плечи загораживали почти весь вид, открывающийся за окном.
– Кажется, вам здесь хорошо. Я хочу сказать, в этом доме и в городе. Я видел, как вы держитесь с людьми. Пожалуй, вы будете на месте, куда бы вы ни приехали, Кэтлин, болтаете ли вы с этой сплетницей Эдной Уивер, или покупаете фасоль и муку в «Торговом заведении Хикса», либо ведете светскую беседу с этой мышкой, мисс Дейл.
В его глазах сверкнуло восхищение.
– Моя бабка считала, что истинная леди может одинаково непринужденно разговаривать и с конюхом, и с королем. – Он засмеялся. – Или что-то в этом роде. Во всяком случае, вы, моя дорогая Кэтлин, во многом истинная леди.
– Вы мне льстите, – весело отозвалась Кэтлин. – Я даже не знаю, что и сказать. – «Интересно, – подумала она, – к чему он все это говорит? « В следующее мгновение ей все стало ясно.
– Это не лесть, Кэтлин, это вполне заслуженный комплимент и правда. И потому, что я так вами восхищаюсь, потому, что я считаю, что вы одинаково хороши и в этом грубой обстановке, и в разукрашенном цветами танцевальном зале, мне хотелось бы смиренно просить у вас разрешения сопровождать вас на танцы в честь Майского дня.
Она замерла, отчаянно стараясь, чтобы рот у нее не раскрылся.
– Как… мило, – удалось пробормотать ей после едва заметной паузы. – Но… я…
– Прошу вас, не говорите, что уже дали согласие поехать с кем-то еще, – быстро сказал Рейли.
– Нет, это не так, но…
– Превосходно. Значит, договорились. – Рейли лучезарно улыбнулся. – Я очень рад слышать, что никто еще не… э-э-э… не обошел меня, как выражаются в этих краях.
– Похоже, вы нарываетесь на перестрелку, Рейли. При звуках этого голоса Кэтлин чуть не выпрыгнула из кресла. Рейли круто повернулся.
– Не знал, что вы здесь, Баркли. – Его изящная бровь выгнулась. – Разве вам не нужно ловить кого-нибудь лассо либо еще чем-то заниматься?
Уэйд вошел в комнату, снял шляпу и швырнул ее на стол, стоящий перед диваном. На лице его блестел пот, сапоги были в грязи. В клетчатой рубашке, грубых штанах, сапогах со шпорами и шейном платке он казался усталым, пыльным, привыкшим к тяжелой работе, тогда как Дрю Рейли в своем темном костюме и вышитом шелковом жилете выглядел весьма элегантно.
– Не помню, чтобы я приглашал вас в свой дом. Наверное, вылетело из головы.
– Я приехал повидать Кэтлин.
– Неужели? – Уэйд взглянул на нее. – Вы его приглашали?
– Нет, но на самом деле на ранчо «Синяя даль» всегда рады гостям. – «Ах, Уэйд, почему ты не пришел несколькими минутами раньше и не спас меня от необходимости ехать с ним на эти дурацкие танцы? « – подумала она, но вслух сказала с вымученным смехом: – Он просто шутит, Дрю. Пожалуйста, поймите его правильно и не думайте, что он грубит вам.
– Верно. Когда я буду вам грубить, Рейли, у вас не останется никаких сомнений. – Уэйд вытащил пробку из графина с виски, стояв. шего на каминной полке, и налил себе. Он осушил стаканчик одним глотком, после чего снова стал перед Рейли.
– Вы кончили свои дела здесь? – Это прозвучало скорее как утверждение, а не как вопрос. – Я провожу вас.
– Уэйд! – Кэтлин закусила губу. – Может быть, Рейли не отказался бы выпить? Или подкрепиться? – спросила она, разрываясь между глубоко укоренившейся привычкой держаться любезно и желанием избавиться от незваного гостя. Хватит и того, что она связала себя, согласившись поехать с ним на танцы, – оставалось только надеяться, что он не расскажет об этом Уэйду.
Кэтлин уже решила, что будет лучше, если все расскажет ему сама. Уэйд невзлюбил Дрю Рейли еще больше, чем она, и она знала, что, услышав о его предложении, он взорвется.
– Мне не кажется, что ему хочется выпить. – Уэйд холодно смерил глазами собеседника. – Кэтлин занята.
– Я занята?
– Ага.
Он скользнул по ней взглядом, быстро переведя его с аккуратно зачесанных кверху волос к белой блузке и темной юбке. На подбородке у него дернулся мускул. Потом он перевел взгляд на Рейли, и почти незаметно этот взгляд стал тяжелым.
– Кэтлин нужно просмотреть бухгалтерские книги ранчо. Я вспомнил, что еще в январе, кажется, сделал ошибку в вычитании. А может, и еще одну – в июне прошлого года. Пожалуй, на целые двадцать центов. А вы знаете, каковы женщины – они не успокоятся, пока не укажут мужчине каждую ошибку или изъян.
– Чего у вас, кажется, хватает.
Но, говоря это, она улыбалась. Дрю Рейли заметил эту улыбку, заметил, как свирепый ковбой с ранчо «Синяя даль» усмехнулся ей в ответ, и почувствовал полное удовлетворение.
В конце концов планы Трента, пожалуй, и осуществятся. И он решил прозондировать почву.
– Ну что ж, тогда я, наверное, поеду. Я сделал здесь все, что хотел. – Он прошел мимо Уэйда, снова взял Кэтлин за руку и нежно пожал ее. – На танцах я буду самым счастливым из всех мужчин.
Дрю Рейли отпустил ее руку и лучезарно улыбнулся Уэйду.
Кэтлин заметила, как у того напряглись плечи.
– Мисс Саммерз согласилась, чтобы я сопровождал ее на танцы в честь Майского дня.
– Вот как?
Рейли смотрел на него насмешливо, но дружелюбно.
– Вы пойдете на танцы, мистер Баркли?
– Может, пойду. А может, и нет.
– Праздник не за горами. Если вы хотите найти себе в спутницы красивую леди, нужно решить это быстро, не то всех хорошеньких разберут.
Услышав эти слова, Кэтлин, испугавшись, подумала, что Уэйд его ударит. Она узнала в его глазах этот холодный стальной блеск, но голос его звучал тихо, спокойно, ровно:
– Благодарю, Рейли. Я это запомню.
– Я провожу вас, Дрю, – торопливо сказала Кэтлин. Но к ее досаде, Уэйд вышел за ними и в холл, и на крыльцо, а потом прошел по двору к загону.
У сарая на скамейке сидел Джейк Янг, чинивший седло. Вытерев пот со лба, он смотрел, как Уэйд и Дрю Рейли бросают друг на друга взгляды, в которых была почти открытая неприязнь, как натянуто болтает Кэтлин, проходя по двору, залитому солнечным светом.
Их уже двое, с досадой подумал он. Черт побери. Она заарканила и Дрю Рейли, и Уэйда. Впрочем, и всех остальных ковбоев в городе. Сердце у него упало.
Мало того, что он видел, как Кэтлин и Уэйд смотрели друг на друга в тот день в Хоупе. Он попытался убедить себя, что они смотрели так потому, что оба были расстроены исчезновением сестры Кэтлин, но что-то подсказывало ему, что дело не только в этом. Проклятие! Если он не наберется храбрости сказать Кэтлин как можно быстрее, что он к ней чувствует, то, чего доброго, опоздает.
Раз за разом, когда Джейк видел ее, ездил с ней в город, помогал учиться стрелять, ему хотелось признаться ей во всем. Он мечтал прочесть ей эти стихи – те, что она прочитала ему в тот день у каньона.
«Как я люблю? Я тебе перечислю… «
Он не помнил ничего, кроме этой строки, но обязательно вспомнит. Это будет гораздо легче, чем придумывать свои слова. Потому что когда она смотрит на него, он вообще не может думать. Даже и дышать-то почти не может.
Когда Рейли уехал, Кэтлин и Уэйд вернулись в дом. «Интересно, он уже пригласил ее на танцы? – разволновался Джейк, глядя им вслед. – А может, ее пригласил этот сукин сын с востока – Рейли? Держу пари, за этим-то он и приезжал сюда». Сломанное седло лежало, забытое, на скамье.
Солнце клонилось к западу. Джейка охватило отчаяние, но он еще не собирается сдаваться. Его чувства были слишком сильными.
В доме, в гостиной, Кэтлин смотрела на Уэйда.
В последний раз она видела его наедине, когда лежала в его объятиях. За окном занималась заря, и губы у Кэтлин горели от поцелуев.
Но теперь вид у него был какой угодно, только не влюбленный и не нежный. Его худое красивое лицо было мрачным и осунувшимся, большими пальцами он зацепился за ремень, на котором висел пистолет. Тяжелый подбородок зарос щетиной, глаза сверкали стальным холодным блеском.
– Вам и впрямь так хочется пойти на танцы с этим проходимцем?
– Уэйд…
– Отвечайте. Да или нет?
– Все не так просто. Он меня пригласил. Вежливо, прилично. Вряд ли я могла…
– К черту все эти «вряд ли».
Кэтлин изо всех старалась сдерживаться. Не думает ли он, что раз она спала с ним, так теперь он может диктовать ей, что ей делать и с кем? Он, естественно, полагал, что она пойдет на танцы с ним, но при этом даже не потрудился ее пригласить.
– Никаких других приглашений я не получала, – спокойно сказала она.
– Делайте, как хотите. Если вам так хочется пойти с ним – дело ваше. – Уэйд подошел к окну, потом вернулся. – У вас с ним будет целая ночь, чтобы состряпать план, как убедить меня отпустить вас с ранчо «Синяя даль» и уехать бог знает куда. И помочь Рейли наложить свои грязные руки на эту часть имения, чтобы потом он смог заграбастать все целиком.
– Вы же знаете, что этого я никогда не сделаю! Кэтлин допускала, что было время, когда она сделала бы все, что угодно, лишь бы уехать с этого ранчо, но теперь все настолько изменилось! И она изменилась. Неужели Уэйд этого не видит? Она прижала руки к груди. Ее жизнь переменилась и запуталась. Все стало таким сложным, в том числе и ее чувства к этому человеку, который так холодно смотрит на нее, и лицо у него такое же мрачное и замкнутое, как в тот день, когда они впервые встретились в Хоупе.
– Наверное, я смоюсь, не дожидаясь ужина, – объявил Уэйд. – Мне пришло на ум, – он повернулся, схватил со стола шляпу и нахлобучил ее на голову, – а не поужинать ли мне в городе. Давненько я не проводил ночь вне дома.
– Ночь вне дома? – Сердце у нее упало. Она смотрела, как он направился к двери. – Что вы хотите этим сказать?
– Хочу сказать, что собираюсь поразвлечься. Не ждите меня раньше утра.
– По-моему, вам ни к чему возвращаться прежде, чем рак свистнет! – В ярости Кэтлин огляделась, ища, чем бы швырнуть в него, но когда она схватила с дивана вышитую подушку, Уэйд уже ушел. Услышав грохот копыт, она подошла к окну – Уэйд бешено гнал своего чалого, мчась по направлению к Хоупу. Кэтлин судорожно прижала к себе подушку, вместо того чтобы бросить ее.
– Все расчудесно, не так ли? – пробормотала она себе под нос. Она полагала, что будет чувствовать себя польщенной, раз Уэйд так ревнует ее потому, что она собралась пойти с Дрю на танцы, но, поразмыслив, решила, что это скорее объясняется его неприязнью и недоверием к этому человеку, чем каким-либо расположением к ней.
«Ну а чего ты ожидала? Что он станет на колени и признается в своей любви? Вспомни-ка, ведь ты не веришь в любовь. И Уэйд, судя по всему, тоже».
– Какое мне до этого дело, Уэйд Баркли? – тихо сказала она. Но когда она опустилась на диван, отгоняя прочь мысли о том, как именно собирается Уэйд поразвлечься в городе, то ощутила себя страшно несчастной.
