Текст книги "Ты в моей власти"

Автор книги: Джил Гаскойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

28

Будильник поднял ее в семь. Некоторое время она лежала, глядя в потолок. В спальне было холодно – она подумала, что надо переставить таймер в отопительной системе, чтобы она включалась в шесть. Пожалуй, скоро придется топить весь день, чтобы не замерзнуть. А через несколько месяцев ее ждет неприятное испытание – день рождения. Что может быть приятного, когда исполняется пятьдесят один? Она почувствовала, что радиатор за кроватью начинает нагреваться. На стуле лежала смятая одежда, которая была на ней вчера, туфлю она бросила в корзину для бумаг.

Розмари дотянулась до халата, встала, оделась, включила душ и стала ждать, пока нагреется вода. Почистила зубы, склонившись над раковиной, подняла глаза и увидела себя в зеркале. Остатки вчерашней косметики выглядели как гротескный грим. У нее был изможденный вид, и чувствовала она себя соответственно. Надо было идти к парикмахеру, встречаться с толпой новых участников программы, у которых еще горят глаза от проведенной в трехзвездночном отеле ночи.

Розмари приняла душ, оделась и накрасилась. Спустившись вниз, она застала в кухне Пат, которая окинула ее внимательным взглядом.

– Вам приготовить завтрак? – спросила Пат, берясь за чайник.

– Только чаю, Пат. Съем булочку или что-нибудь еще попозже.

– У вас усталый вид.

– Я очень поздно легла.

Розмари содрогнулась при воспоминании о прошлой ночи и взяла с кухонного стола почту. Из Глазго пришло письмо Джоанне от Эллы. Розмари улыбнулась при виде знакомых торопливых каракулей на конверте.

– Для меня только счета и всякая макулатура, – сказала она и поднесла чашку к губам.

Пат подошла к ней.

– Рождественское дерево смотрится прекрасно, – заметила она.

Розмари улыбнулась.

– Вы говорите это каждый год. Эти украшения у меня с тех времен, когда дети были совсем маленькими. Сама не знаю, почему я из года в год беру на себя все эти хлопоты.

– Если бы не мы, женщины, Рождество бы уже давно никто не справлял, – вздохнула Пат, снова принявшись за уборку.

Розмари опять вспомнила прошлую ночь, и ее замутило. Она позвонила Фрэнсис.

– Это я, – негромко произнесла она, боясь чутких ушей Пат.

– Привет, дорогая. Мы сегодня увидимся, или ты звонишь, чтобы отменить встречу?

– Нет-нет. Приходи в бар. К девяти я освобожусь.

– У тебя усталый голос.

– Фрэнни, мне кажется, ты была права, когда советовала мне обратиться к психиатру.

– А что случилось?

– Слишком стыдно рассказывать. Мне нужен целый день, чтобы набраться храбрости.

Фрэнсис засмеялась, потом спросила серьезным тоном:

– Бен опять появился?

– Нет.

– Звонил?

– Нет. Оказывается, он в Глазго. Элла его видела. Больше я о нем ничего не знаю.

Перед тем, как ехать к парикмахеру, Розмари позвонила психотерапевту и попросила записать ее на прием, но оказалось, что теперь это возможно только после праздников.

– Или у вас что-то неотложное? – безразлично спросила секретарша.

– Нет, – ответила Розмари, на мгновение заколебавшись. – Четвертое января меня устроит.

В ней сейчас не было никаких чувств, кроме стыда. По дороге к Мартину она непрерывно думала о спущенных шинах и выдернутых цветах. Она все еще ощущала землю под ногтями и вспоминала, как отскребала руки перед тем, как лечь спать.

– О Боже! – произнесла она вслух и вдруг резко свернула к киоску на две желтых полосы.

– Здесь нельзя ставить машину. – Дорожный полицейский возник ниоткуда, излучая доброжелательность, подкрепленную авторитетом.

– Только на минутку, – попросила Розмари. – Мне надо купить сигарет.

– Простите, мадам, но если каждый будет так поступать, то что нас ждет? Представляете себе? Проезжайте, пока я не достал свою маленькую книжечку.

– Вот черт, – выругалась она, села в машину и уже в который раз спросила себя, почему ее не узнают на улице, когда это могло бы оказаться полезным.

Потом она снова остановилась у газетного киоска, не в силах бороться с желанием закурить, хотя знала, что на голодный желудок ее затошнит. Она стояла в очереди. От двух стариков сзади исходил запах мокрых сухарей, неистребимый в одежде, которая никогда не видела химчистки.

– Пожалуйста, двадцать «Силк Кат».

Ее окружали неулыбчивые лондонские лица. Хмурые люди без всякого воодушевления, лишь с беспокойством, ожидали Рождества. Правда, праздник сулил короткий перерыв в работе, но одних ожидала малоприятная встреча с дальними родственниками, других – одиночество.

– О, извините, я забыла. И спички, – добавила Розмари и улыбнулась, но на ее улыбку киоскер ответил только вздохом и отвел в сторону глаза.

Она вернулась к машине, закурила, дрожа от нетерпения, и поехала к парикмахеру.

– Извините, Мартин, я опоздала.

– Сейчас все опаздывают, ничего страшного. Рождество есть Рождество. Его надо пережить.

Она подумала, есть ли хоть один человек, которому этот праздник действительно доставляет удовольствие. Кроме детей и верующих. И позавидовала их вере и радостному нетерпению.

Во время ленча перед репетицией Розмари пошла в бар съесть сандвич. Кафетерий она обошла стороной, потому что боялась встретиться с Бетси. Вдруг каким-то немыслимым образом о ее посещении Стоквелла стало известно? «Ты стала совершенной психопаткой, – выругала она себя. – О чем Бетси меньше всего думает, так это о Розмари Дауни». В баре яблоку негде было упасть. Джордж, ее продюсер, полный энтузиазма молодой человек, новичок на телевидении, заказал для нее шерри.

– У вас усталый вид, – сказал он.

Розмари засмеялась.

– Я сегодня с утра только это и слышу. Не беспокойтесь, я еще не гримировалась.

Они болтали о программе, потому что других общих тем у них не было. Розмари уже начала уставать от своей работы и сомневалась, что программа выдержит больше двух серий. Но об этом можно было судить только по результатам рейтинга. А Джордж был непоколебим в своем восхищении и программой, и Розмари. Ей было жаль его огорчать, поэтому она только слушала. Неужели он думает, что подобный старт приведет его на вершины кинематографа?

Он ушел поговорить по телефону с помощником. Возникли непредвиденные обстоятельства: один из участников передачи не явился – то ли опаздывает, то ли простудился и остался дома. Розмари купила сандвич с ветчиной, ветчину съела, а хлеб оставила.

– Привет, Розмари! Не возражаешь, если я к тебе сяду? У нее сердце замерло от ужаса – она сразу же подумала о Бетси и квартирке в Стоквелле, но когда она обернулась, то увидела, что за ее спиной стоит Энн. Энн, которая была занята в ее прошлогодней передаче. Энн, у которой был роман с Дереком. Она стояла со стаканом пива в одной руке и пластмассовым пакетом – в другой и сияла от удовольствия при виде Розмари, которую считала своей приятельницей.

Розмари встала.

– Энн, ужасно рада тебя видеть!

Они поцеловались, прижавшись щекой к щеке и чмокнув губами воздух.

– Садись. Рассказывай, что у тебя происходит. Мы так давно не виделись. – Энн села, а Розмари помахала рукой бармену. – Выпьешь вина?

Энн кивнула.

– Чудесно. Я даже не сразу поняла, что это ты. Ты ведь почти никогда не заглядываешь в бар.

– Да-а, – протянула Розмари. – Обычно я веду себя примерно. – Перед ними поставили два бокала вина, Розмари предложила Энн сигарету. – Не помню, ты куришь?

Энн покачала головой.

– Нет. И не знала, что ты куришь.

– Действительно, я что-то пошла вразнос, – засмеялась Розмари, чувствуя, что ее веселью недостает искренности. Она коснулась руки Энн. – Боюсь спрашивать, но ты видишься с Дереком?

По смущенному виду Энн Розмари поняла, что больше вопросов задавать не следует. Стало быть, этот негодяй Дерек не смог сделаться однолюбом и вернулся к единственному в мире жалкому существу, которое ничего от него не требовало. Ей хотелось сказать: «Господи, но зачем ты приняла его? Зачем после всех этих лет лжи и фальшивых обещаний, после непрерывных унижений и разочарований ты его приняла?»

Но они говорили о другом. За эти полчаса Розмари проявила к Энн больше интереса, чем за все предыдущие десять лет, и наконец почувствовала, что все в ней поняла. Эта женщина, которую никто в грош не ставил, которую когда-то бросали и презирали, сейчас пившая вино и со смехом сплетничавшая об общих знакомых, была прообразом самой Розмари. Такой могла бы стать Розмари лет десять спустя. Энн цеплялась за что-то, что, быть может, давало пищу ее чувствам раз или два в неделю (в лучшем случае). А может быть, теперь она даже и не испытывала горечи, может быть, этот мелкий, потрепанный тиран давно уже убедил ее в том, что она должна быть счастлива, если ей достаются хотя бы эти жалкие крохи.

Прощаясь, Энн с Розмари снова расцеловались и обменялись обещаниями встречаться и перезваниваться, обещаниями, которые никогда не будут выполнены.

Розмари пошла в раздевалку, а потом в студию с ощущением поражения и одновременно обретенной силы. Поражения – потому что она отождествляла себя с Энн, видела, к чему ведет путь, на который ступила. Она узнала выражение в глазах Энн – такое же выражение было и у нее самой, – видела в ней собственную слабость. И от этого в ней росла сила – та самая сила, которую она так давно потеряла. Ее переполняло желание встряхнуть эту молодую женщину и сказать: «Брось его. Брось этого жестокого человека. Пойми наконец: то, на что ты надеешься, – пустые мечты».

Но она только мило болтала и улыбалась, а потом они расстались. Завтра она начнет поиски того, что еще осталось в ней от прежней Розмари Дауни.

Фрэнсис уже сидела в баре, когда Розмари закончила программу и ушла, из вежливости задержавшись в студии минут на десять. С этого дня наступали рождественские каникулы.

– Может, прокатимся куда-нибудь вдвоем? – спросила Фрэнсис. Она взяла со стойки две чашки кофе, они нашли свободный диван и сели.

– Я не могу оставить маму одну. Вообще-то я надеялась, что ее пригласит Джонатан, но она наотрез отказалась ехать в Бирмингем. Ей плохо приходится в последнее время. Мама так привыкла жаловаться на здоровье, что, когда оно действительно пошатнулось, это застало ее врасплох.

– А что говорит врач?

– Что ей надо отдохнуть. Где-нибудь на юге.

Фрэнсис засмеялась.

– И это он советует человеку, который почти не выходит из дома.

– Вот именно.

Потом Фрэнсис вопросительно посмотрела на Розмари.

– Ну так что же?

– О чем ты?

– Не притворяйся. Во что еще ты влипла?

Она все рассказала Фрэнсис и снова сгорала от стыда. Сначала Розмари с трудом подбирала слова, но потом стала говорить взахлеб в стремлении как можно скорее добраться до конца. Когда она закончила, Фрэнсис только рассмеялась.

– Что тут смешного, черт возьми? Я чувствую себя так, словно сошла с ума.

– И ты никогда раньше не делала ничего подобного? – спросила Фрэнсис.

– Господи, конечно же, нет. Я бы тебе рассказала. Сколько лет мы с тобой знакомы!

– А в ранней юности?

– Нет. Никогда. – Розмари с удивлением взглянула на подругу. – Мне кажется, что на тебя это не произвело особого впечатления. А я думала, ты тут же отвезешь меня домой и уложишь в постель.

Фрэнсис разразилась таким смехом, что на нее стали оборачиваться.

– Радость моя, ты путаешь меня с твоей матушкой. А вот я как-то раз исцарапала машину одного человека, который в это время трахался с моей подружкой. И имя оставила, чтобы месть выглядела более полной.

Розмари искренне поразилась.

– Сколько тебе было? – прошептала она.

– Семнадцать, – заговорщицки подмигнула Фрэнсис. – А ему – двадцать пять. Женатый мужчина и перепробовал весь наш шестой класс.

Розмари задумчиво сказала:

– Ты что, хочешь, чтобы я радовалась тому, что случилось?

– А тебе действительно надо радоваться. Это первое проявление жизни за последнее время.

Они съели по порции спагетти в ночном баре и разъехались по домам.

– Жди меня в сочельник, – дрожа от холода, крикнула Фрэнсис, которая никак не могла найти ключи от машины.

Розмари помахала ей рукой и поехала домой. Джоанна еще не спала, она смотрела телевизор в гостиной. Розмари заглянула к ней.

– Привет, Джо. Кто-нибудь звонил?

– Три раза. Один раз – Элла, а два – ничего не было слышно.

Джоанна выключила телевизор и вслед за Розмари направилась на кухню.

– Теперь вы выглядите гораздо лучше, – улыбнулась она. – Вы, наверное, рады, что можно отдохнуть.

– Я вдруг поняла, что с нетерпением жду Рождества.

Джо села за стол и некоторое время наблюдала, как Розмари бесцельно слоняется по кухне.

– Что говорит Элла? – спросила Розмари.

Джо ответила:

– Передает привет. Она позвонит в первый день Рождества. Я завтра к ней еду, хорошо?

– Конечно.

Наконец поздравления были разосланы, подарки упакованы и перевязаны ленточками, свечи на рождественском дереве укреплены, а букеты остролиста поставлены в вазы – словом, все было готово к Рождеству. В сочельник Розмари привезла мать в Уимблдон, следом приехала Фрэнсис.

Праздник получился мирным, тихим и успокаивал душу.

– Как раз то, что мне было так нужно, – вздохнула Фрэнсис уже ночью. – Год выдался просто кошмарный.

В первый день Рождества, когда Розмари собиралась на вечер к Фрэнсис, из Лос-Анджелеса позвонил Том.

– Я не упел вовремя пожелать счастливого Рождества.

– Но у нас Рождество еще не кончилось, – засмеялась она в ответ. – Мы празднуем по меньшей мере две недели. Я сейчас как раз собираюсь в гости к Фрэнсис.

– Передай ей привет. И скажи, что я надеюсь увидеться с ней весной.

– Ты собираешься приехать?

– Обязательно приеду. В конце февраля.

– Устрой так, чтобы быть здесь первого марта – на мой день рождения.

– Обещаю.

В канун Нового года – самый нелюбимый праздник в году для Розмари (если это вообще можно назвать праздником, не раз говорила она Фрэнсис) – у нее собрались гости. В первый раз за все время со своего дня рождения она принимала в доме столько народу – человек десять. Обед она приготовила сама, а Фрэнсис взяла на себя труд смешивать мартини.

– Розмари, детка, как ты думаешь, можно завтра уже снять все эти украшения? У них такой вид, будто они вот-вот расползутся от сырости, – сказала Фрэнсис, в десятый раз подняв с пола открытку.

– Клей размягчается от тепла, – машинально ответила Розмари. – Господи, я действительно совсем как мама. Я это говорю каждый год.

В двенадцать, как всегда, все стали целоваться и обмениваться банальностями, вроде: «Ну, хуже, чем этот, быть не может». Или: «Попомните мои слова, будет еще хуже». А телевидение, как обычно, возвестило наступление Нового года плохонькой развлекательной программой.

Потом все кончилось – к часу из гостей осталась одна Фрэнсис. Они загрузили посудомоечную машину, заварили чай, выставили на стол бутылки и, зевая, сели перед умиравшим янтарным пламенем камина. От каждого движения с рождественского дерева осыпались иголки, а с остролиста, стоявшего на каминной полке, то и дело падали на пол сморщенные красные ягоды.

– Слава Богу, проехали. – Фрэнсис отказалась от чая и пила бренди.

– По-моему, тебе надо остаться, – предложила Розмари. – Лучше не садиться за руль, ты слишком пьяна.

– Спасибо, радость моя. – Она взглянула на Розмари, потом снова стала смотреть на огонь. Лицо у нее пылало от огня и слишком большого количества съеденного и выпитого.

– Тебе стало лучше? – спросила Фрэнсис через некоторое время. Она сидела вытянув ноги и вертела в пальцах рюмку с бренди. От туфель она избавилась уже давно.

– Лучше? – переспросила Розмари, подняв глаза.

– У тебя это прошло? Я не говорю, что без следа, но все-таки прошло?

Розмари на минуту задумалась, потом ответила:

– Мне стало спокойнее. Но хорошо бы он не появлялся. Я думаю, что не смогла бы сейчас не принять его.

Второго января позвонила Элла.

– Ма, прими мои запоздалые поздравления с Новым годом. Здесь сплошные празднества. Джо завтра выезжает к тебе.

– С Новым годом, дорогая. Много приглашений?

Элла страдальчески промычала:

– Не напоминай мне об этом. Устала до чертиков. Послушай, ма, как ты? – Голос у нее был серьезным. – Я имею в виду насчет Бена?

– О чем ты? Ты опять его видела?

– Просто… Ох, черт, Джоанна считает, что не надо говорить, но я тебя лучше знаю, и мне кажется, что надо.

Спокойствие, которое царило в душе Розмари последние несколько недель, стало ее покидать. Она села и приложила трубку к другому уху. – Конечно, скажи, – попросила она, чувствуя, что голос не выдает ее волнения.

– Там был несчастный случай. В Новый год. Он сейчас уже в Лондоне, в больнице. Это глазная больница в Ист-Энде.

– Что случилось? Какой несчастный случай? И как ты узнала? – Мысли вихрем проносились у нее в голове.

– У него что-то с глазом. Они снимали в павильоне для Би-би-си, и его задело взрывом. Возможно, он потеряет глаз. Я подумала, что надо тебе сказать. Эдакое библейское возмездие – око за око и все такое.

– Элла, это не смешно!

– Извини, ма, я пошутила. Джо меня уже ущипнула.

Розмари снова спросила:

– Откуда тебе это стало известно?

– Он пригласил одну из наших девушек на рождественское шоу, и она мне сказала, потому что знала, что мы знакомы.

– Понятно.

Потом трубку взяла Джоанна.

– Розмари, если хотите, подождите, пока я вернусь. Я съезжу с вами в больницу.

Розмари улыбнулась: какая чуткая девочка. Потом ответила:

– Джоанна, ты очень хорошо меня знаешь.

– Я должна его видеть, – сказала она Фрэнсис.

– Нет, нет, не делай этого, дорогая. Я позвоню в больницу. Прошу тебя, не езди.

Но на следующее утро, в тот день, когда должна была приехать Джоанна, в восемь утра Бен позвонил сам.

– Рози?

У нее екнуло сердце. Щетка, которой она причесывалась и которую все еще держала в руке, стала выбивать барабанную дробь по краю туалетного столика. Она пересела на постель и крепко прижала к уху телефонную трубку.

– Рози? – повторил Бен. Голос у него был совершенно спокойным.

– Здравствуй, Бен. А я думала, ты в больнице.

– Я и есть в больнице. У нас телефон на колесиках. Мне просто захотелось с тобой поговорить. Как ты узнала, что я здесь?

– Слухом земля полнится.

– Ясно. – Наступила пауза. Он молчал, а Розмари не знала, что сказать, удивленная и огорченная властью, которую все еще имел над ней его голос.

– Ты не подумывала о том, чтобы меня навестить? – вдруг спросил Бен.

– А ты этого хочешь?

– Если бы не хотел, я бы не позвонил.

– Тебя собираются оперировать?

– Да, сегодня утром.

– Мне так жаль, Бен. – Ее сочувствие было совершенно искренним.

– А, ерунда. Все равно мне всегда лучше удавались характерные роли, – весело ответил Бен. – Карьера Питера Фолка от этого не пострадала.

Она молчала, не находя слов.

Бен снова заговорил:

– Так ты приедешь сегодня?

– Хорошо. Когда?

– Я не знаю. Примерно в половине восьмого. Идет? В половине восьмого. Найдешь меня по повязке. Ох нет, вряд ли. Здесь же глазная больница.

– Счастливо.

– Скоро увидимся, Розмари. Это будет грандиозно. – Наступила мертвая тишина – по-видимому, у него кончились монеты.

Ей пришлось некоторое время посидеть, чтобы успокоилось сердце. Но сердцебиение было вызвано расшалившимися нервами, а не радостью будущей встречи. И все же она целый день была не в своей тарелке. Она гадала, какие чувства будет испытывать, когда увидится с ним, и жалела, что ее Бен уже не будет красивым… Ее Бен? Неужели она все еще так чувствует?

Джоанна вернулась около пяти и сразу же заявила:

– Я поеду с вами.

– В этом нет никакой необходимости.

– Я не буду подниматься в палату, просто подвезу вас.

Джоанна только недавно получила права. Розмари заколебалась.

– Ладно, поехали, – наконец согласилась она, – но поведу я.

Перемерив шесть нарядов, Розмари остановилась на брючном костюме, который купила на предрождественской распродаже и еще ни разу не надевала. Потом она перерыла все ящики и полки в обеих ванных в поисках транквилизатора, но ничего не нашла.

– Что вы ищете? – поинтересовалась Джоанна.

– Валиум. – Розмари скорчила гримасу, выражавшую насмешку над собственной глупостью и страхом.

Но Джоанна озабоченно предложила:

– Может, вам лучше не ездить?

– Я бы себе этого никогда не простила. Он меня просил, и мне не хочется, чтобы он почувствовал себя брошенным.

Джоанна презрительно фыркнула. У Розмари удивленно поднялись брови, потому что девушка никогда не позволяла себе ни малейшего выражения неодобрения.

Они сели в машину и поехали в восточную часть Лондона, остановившись по дороге, чтобы купить цветов.

Джо расположилась в чайном баре напротив больницы и принялась за нечитаные воскресные газеты. Розмари узнала номер палаты. Она глубоко вздохнула и стала подниматься на третий этаж, чтобы увидеть Бена.