Текст книги "Когда герои падают"

Автор книги: Джиана Дарлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Такое ограниченное мышление должно было оттолкнуть меня, но я обнаружил, что всё больше и больше думаю о том, как я могу изменить ее мнение. Идея развратить ее была пьянящей, возбуждая не только физически, но и морально.

Какой бы она могла быть, разогретая страстью, пылающая мстительным гневом, такая безжалостная в своих амбициях, что ей было наплевать на препятствия на своем пути.

Впервые с тех пор, как меня отравили, мой член дернулся от возбуждения.

– Ты отвлекся, – заметил Фрэнки, потому что он знал меня лучше, чем остальные мои люди, и не боялся говорить об этом.

Он был родом из Сицилии и той самой Коза Ностры, с которой мы сейчас враждовали, но я не сомневался, что он не был предателем. Его семья заставила его соблазнить и осквернить женщину, чтобы разрушить конкурирующую семью, и в итоге он влюбился в нее. Теперь они жили вместе в городе и были защищены от своего прошлого моей защитой.

– Думаешь о рыжей с ногами? – спросил Марко, качнув густыми бровями. – Черт, но я не мог смотреть на нее прошлой ночью без того, чтобы не возбудиться.

Я вскочил со своего места, оскалив зубы перед одним из своих лучших солдатов, прежде чем смог обуздать импульс.

– Stai zitto. – я сказал ему заткнуться. – Не говори о ней так.

Он нахмурился, оглядывая небольшую группу из шести моих самых доверенных людей.

– Я что-то пропустил?

– Он хочет трахнуть ее, – предположил Фрэнки с медленной ухмылкой. – Я, блядь, знал это! Женщины Ломбарди твой криптонит, Ди.

(прим. Ди – сокращённо от имени Данте, т.е. D)

– Я не хочу ее трахнуть, – спокойно сказал я, взмахнув рукой, будто это мусор, который я выбрасывал в мусорное ведро. – Она не знает ничего о том, как принять мой член.

В каком-то смысле это было правдой.

Им не нужно знать, что я был более чем слегка заинтригован, тем, что научил бы ее, как доставить удовольствие себе и ей.

– Ты взял себе двух горячих адвокатов, – пробормотал Яко, затягиваясь сигаретой. – Я надеюсь, что они более полезны, чем просто красивы.

– Так и есть. Яра никогда нас не подводила, и даже если бы Елена не была одержима, как гребаная гоночная машина идеей успеха, она сделала бы все для своей семьи, и Козима попросила ее взять это на себя.. – я замолчал, когда мои мысли зацепились за слова.

И вот оно.

Так просто.

Идея.

Способ быть умнее этих ирландских подонков и подчинить их, не начав полномасштабную войну ни с ними, ни с кусками дерьма ди Карло, с которыми они, казалось, были в одной постели.

Это вытекало из одного основного принципа.

Большинство людей сделают все ради защиты своих близких.

Я бы с радостью занял место Кьяры, похороненной в лабиринте за Перл Холлом.

Елена с удовольствием заняла бы место Козимы, когда та лежала в коме в больнице в прошлом году.

Теперь оставалось только посмотреть, хватит ли ирландской мафии порядочности, чтобы так же позаботиться о своих близких.

Я вытащил телефон, ни с кем не обсуждая план, и набрал номер Яры.

– У меня есть план, – сказал я ей. – Но тебе это не понравится.

Глава 12

Елена

Я не видела Данте шесть дней.

В этом не было ничего необычного по многим причинам.

Федеральное судебное разбирательство, подобное его, может занять годы, и даже несмотря на то, что мы подали заявку на ускоренное судебное разбирательство, на устранение юридических проблем все равно уходили месяцы.

Но мы были заняты.

Наше ходатайство об исключении свидетельских показаний Мэйсона Мэтлока было передано в суд в то утро, и было абсолютно необходимо, чтобы мы выиграли. Племянник Джузеппе ди Карло свидетельствовал полиции после стрельбы в Оттавио, что это Данте проехал на черном внедорожнике без опознавательных знаков с несколькими своими «головорезами», чтобы расстрелять заведение.

Проблема состояла в том, что у Данте не было алиби, которое мы могли бы использовать, потому что он кого-то защищал.

Изучив подробности дела, я задумалась, не защищает ли он мою сестру.

В Козиму в тот день стреляли трижды, но, возможно, она могла убить Джузеппе ди Карло до того, как прибыли проезжающие мимо стрелки.

Это была одна из многих теорий, которые крутились у меня в голове, когда я ежедневно много часов работала над этим делом, причем не только дело, но и сам мужчина занимал доминирующую позицию в моих мыслях.

Было непросто признать, что он меня заинтриговал.

Так что я не слишком доверяла своей теории о Козиме и его защите. С моей стороны это выглядело почти как тоскливое размышление, попытка превратить мошенника в джентльмена любыми возможными способами.

Но я не могла избавиться от подозрений, когда шла на работу в то утро, и прежде, чем я смогла обуздать импульс, мои пальцы набирали номер телефона Козимы.

– Здравствуй, моя Лена, – ответила она весело по-британски, ее голос был полон сияющего счастья. Теперь она всегда так говорила, наслаждаясь жизнью, благодарная за каждое мгновение. – Как поживает мой любимый адвокат?

Улыбка, которая растянула мои губы, была неумолимой. Я прижала телефон к щеке, словно это было прекрасное лицо Козимы.

– Привет, моя прекрасная Кози. Я в порядке. Просто пью кофе перед долгим днем в судах и исследований. Как ты?

На заднем плане послышался низкий голос, а затем хихиканье сестры.

– Ксан, перестань. Я разговариваю с Еленой.

– Скажи ей, что ты занята, – приказал он достаточно громко, чтобы я могла услышать. – Очень занята.

Теплый смех Козимы разлился медом по трубке.

– Извини, Лена, ты знаешь Александра. Он может быть очень властным. – последовал хриплый смешок, а затем шарканье, когда Козима двинулась. – Дай мне просто выйти из комнаты, или он не перестанет меня беспокоить.

– Я запомню это в следующий раз, когда ты будешь умолять меня заставить тебя кончить, – крикнул он сознательно, чтобы я могла слышать.

Румянец согрел мои щеки, и я застонала, когда открыла двери любимой кофейни и встала в очередь.

– Боже мой, Кози, я просто перезвоню тебе позже.

– Нет, – потребовала она ответа. – Он ушел. Я прошу прощения. Знаю, что такие вещи доставляют тебе дискомфорт.

Я заколебалась, ковыряя заусенец, раздумывая не быть ли мне честной с ней.

– Я работаю над этим, знаешь ли.

Ее голос был бархатным, мягким местом для моих признаний.

– Ох? Со своим терапевтом?

– Да, и Моника сказала мне, что у меня есть надежда... Через две недели у меня назначена операция. Видимо, после операции я смогу испытать оргазм и, может... – я прерывисто вздохнула, почти боясь произнести эти слова вслух, словно они могут раствориться навсегда, как дым в воздухе. – Может, однажды я тоже смогу забеременеть естественным путем.

– Dio mio, Елена (пер. с итал. «Боже мой»), – выдохнула моя сестра со слезами на глазах. – Любовь моя, я не могу передать, как счастлива это слышать. Ты, должно быть, на седьмом небе от счастья.

– Да, – согласилась я, прежде чем быстро заказать кофе у бариста, положив руку на телефон. Затем отошла и сказала Козиме: – Это просто... странно. Я чувствую, что моя жизнь все еще пуста. Год назад я была бы в восторге. Не могу не задаться вопросом, что бы произошло, если бы мы с Дэниелом узнали эту новость до того, как он встретил Жизель.

– Ох, любовь моя, пожалуйста, не позволяй себе так думать. Разве ты не та, кто всегда говорила мне, что прошлое нельзя изменить, и что нужно сосредоточиться на будущем?

– Да, – согласилась я со вздохом, узел в груди медленно ослабевал под заботливым вниманием ее спокойствия. – Я знаю, что мне следует с этим покончить, но это легче сказать, чем сделать. Не только Дэниел солгал и разбил мне сердце. Предательство Жизель еще хуже. Предательство со стороны того, кто должен понимать твою боль и поддерживать тебя, несмотря ни на что, кажется невозможным.

– Вы с Жизель давно не были близки... Я знаю, что ее поступок непростителен, но трещины в ваших сестринских отношениях дали ей возможность начать отношения в грехе. К тому времени, когда она узнала, что ты его девушка, она была слишком влюблена, чтобы изменить исход. Знаю, это больно, но они действительно счастливы вместе. Счастливее, чем тебе было с ним, моя Лена. Не трать больше времени на человека, который не думает о тебе.

Я судорожно сглотнула, сквозь комок в горле, изо всех сил пытаясь переварить ее слова. Не потому, что я была не согласна.

То, как Даниэл вел себя после того, как вернулся после их романа в Мексике... как будто он был другим человеком, которого я совсем не знала, несмотря на то, что провела с ним четыре года.

Я не сделала его счастливым, в отличие от нее.

И Боже, это жгло, как обморожение, исходящее из моего арктического сердца.

– Однажды, – сказала Козима так тихо, так тихо, будто боялась меня напугать. – Я знаю, что ты найдешь человека, который заставит тебя забыть все страхи, которые у тебя когда-либо были, который успокоит все рваные раны, которые тебе пришлось пережить в своей жизни, который заставит тебя чувствовать себя более живой, чем когда-либо прежде.

– Как Александр и ты, – сказала я с натянутой улыбкой, по крайней мере, счастливая, что она это нашла.

Никто не заслуживал такой любви больше, чем самая любящая женщина, которую я знала.

– Как Александр и я, – согласилась она. – Не бойся и грубого начала. Иногда ты слишком поспешна в своих выводах. Дай всему время развиться. Господь знает, я ненавидела Ксана до того, как влюбилась в него.

У меня в груди заколотило, когда я вспомнила настоящую причину своего звонка.

Человек, которого я считала ненавистным, которого я начинала расспрашивать, в конце концов, может быть, не так уж и ужасен.

– Козима, ты знаешь, я счастлива, наконец, отплатить хотя бы на йоту того, что ты сделала для нашей семьи, – начала я, признавая тот факт, что она и Себастьян обеспечивали нашу семью с тех пор, как были подростками, что именно они перевезли нас в Америку и вытащили из этой неаполитанской вонючей дыры. – Но мне нужно знать, какие у тебя отношения с Торе и Данте?

Последовавшая пауза была заполнена словами на языке, которого я не понимала. Меня отбросило в детство, когда Симус без устали учил всех нас английскому, мои брат и сестры быстро освоились, но мой собственный разум отставал.

Я устала от языка тайн.

– Мне нужно знать, – настаивала я. —

Я представляю его интересы, Кози. Мне нужно знать факты.

– Ты хочешь знать, – возразила она, но не злилась, а просто устала. – Тебе всегда было интересно, но теперь ты, наконец, хочешь узнать правду. Даже если она ужасна.

– Да, – прошептала я невидящим взглядом, стоя посреди шумного кафе, представляя, какие ужасы пережила моя сестра ради нашей семьи. – Расскажи мне.

– Я не буду рассказывать тебе всю историю по телефону, Лена, но я приеду в гости. Прошло много времени, и я должна рассказать тебе об этом лично. Но что касается Торе и Данте... они моя семья. Я знаю, что у тебя плохие воспоминания о Каморре, и ты ненавидишь всё, что они представляют, но эти двое одни из лучших, которых я когда-либо знала, и они доказывали мне это слишком много раз, что и не сосчитать. Я доверяю им свою жизнь и свое сердце, и доверяю им тебя.

– Что на самом деле произошло в тот день у Оттавио? – потребовала я, наклоняясь вперед, как будто я была перед ней, напирая на нее, чтобы выжать больше правды из женщины, которая была пористой, как камень. – Данте пытается защитить тебя, не предоставляя своего алиби?

Короткое колебание пронеслось так быстро, словно падающая звезда.

Затем, так торжественно, что это было похоже на обет, произнесенный монахом во время молитвы.

– Данте всегда пытается защитить меня.

Он тебя любит? Мне внезапно захотелось спросить, вопрос обжигал мою грудь, как трут, зажженный бензином.

Он тебя любит? Он тебя любит? Он тебя любит? кричал мой внутренний голос.

Но я ничего не сказала.

Я не была уверена, почему, но это могло быть как-то связано с тем фактом, что я не могла справиться с осознанием, что другой мужчина проявляет ко мне внимание только для того, чтобы обнаружить, что одна из моих сестёр превосходит меня.

Не то, чтобы я нравилась Данте.

Я была всего лишь игрой, как он сказал мне с самого начала. Игрой в коррупцию.

Но моя грудь горела.

– Будь осторожна, amore (прим. пер. с итал. «любимая»), ты адвокат одной из самых влиятельных преступных семей в стране. Ненавижу подвергать тебя опасности, но я знаю, что ты достаточно сильна, чтобы выдержать. Мне спокойно от того, что самая умная женщина, которую я знаю, защищает самого храброго мужчину, и наоборот. Не совершай глупостей и будь начеку.

Дрожь вонзила острые зубы в мою шею и пробежала по позвоночнику, оставив меня в страхе. Я подозрительно оглядела кофейню, забирая кофе.

Только потому, что я посмотрела, я увидела вспышку красного цвета.

Красный, как флаг, брошенный перед быком.

Мгновенно моя спина выпрямилась, и импульс борьбы или бегства пронесся по конечностям.

– Козима, мне пора, – сказала я, прежде чем повесить трубку и положить телефон в сумочку.

Мои глаза все еще были прикованы к этому красному.

Темно-красный, почти черный.

Того же цвета, что и у меня.

Симус Мур продолжал смотреть на меня через окна от пола до потолка кофейни со слегка заинтересованным выражением лица человека, рассматривающего произведение искусства.

Мое собственное выражение лица, я уверена, было наполнено ужасом.

Симус Мур.

Отец, которого я не видела почти шесть лет.

Я не удивилась, когда борьба была окончена бегством. Моя мать не зря называла меня своей lottatrice, своим борцом.

Поджав губы, сдерживая нарастающую ярость на языке, я прошла через кафе, выскочила через двери и повернулась лицом к отцу.

Только чтобы обнаружить, что он пятится дальше по улице, засунув руки в карманы, с хитрой улыбкой на лице, которую я слишком хорошо узнала. Когда он нырнул в переулок, я позволила импульсу управлять мной и последовала за ним.

Он прислонился к стене в тени узкого кирпичного коридора. Я задержалась на мгновение, смотря на него, с презрением отметив, что он все так же красив, как и раньше, несмотря на тяжелую жизнь. Он классически красив; его цвет кожи поражал, а черты лица были точеными. Его волосы были длиннее, чем он носил, когда я его знала, касались поднятого воротника его черного пальто, а на подбородке была густая, нарочито ухоженная борода, но взгляд этих серых глаз, впитывающих тени, был тем самым, который преследовал меня долгие годы, даже после его ухода.

Он молча наблюдал за мной, пока я остывала и шла к нему, но я знала, что он не был готов к тому, что я сделала дальше.

Я ударила его.

Изо всех сил, насколько это было возможно, вспоминая годы моих занятий по самообороне по вращению бедер и углу удара в нижнюю часть его левой скулы.

Боль взорвалась в моей руке, в то время как воздух вырвался из его рта при ударе.

Когда я отпрянула, чтобы сделать это снова, ярость вспыхнула в каждом сантиметре моего крика, он схватил меня за запястье в железных тисках и притянул ближе, так что у меня не было места, чтобы ударить его снова.

– Мой маленький боец. – у него хватило наглости усмехнуться мне в лицо. – Я должен был знать, что ты меня ударишь.

– Недостаточно сильно, – прошипела я, вонзив каблук своих пятнадцати сантиметровых туфель в его нежную ступню.

Он злобно выругался по-итальянски и оттолкнул меня. Я пошатнулась, затем достала из сумки перцовый баллончик, который всегда носила с собой.

Когда я нацелила его на Симуса, он моргнул в полном шоке, а затем медленно поднял руки.

– Dai, Елена, это я. Какого черта ты делаешь? (пер. с итал. «да брось»)

Настала моя очередь недоверчиво моргнуть.

– Я защищаю себя от человека, который сейчас мне не знаком и монстр из моего прошлого. Как думаешь, что я делаю?

– Я твой отец, Елена, брось это дерьмо, – потребовал он в той патриархальной манере, в которой он распоряжался своими детьми.

Это никогда не срабатывало, не тогда и уж точно не сейчас, после многих лет халатности, за которыми последовали годы беспризорности.

Мне было противно, насколько он одержим своей идеей быть итальянцем, как он все еще подчеркивал этим свою речь. Он был актером, играющим роль, которая ему никогда не подходила.

– Я уберу его, когда ты скажешь мне, что ты здесь делаешь.

Он едва удержался от искушения закатить глаза.

– Здесь, в Нью-Йорке, или здесь пытаясь поговорить с моим первенцем?

– И то, и другое, – проговорила я сквозь оскаленные зубы.

Было больно смотреть на него, видеть внешнее сходство и знать, что его испорченная кровь также находится во мне. Он был всем, что я ненавидела в этой жизни, и я искренне думала, что никогда больше его не увижу. Когда он исчез после того, как Козима в восемнадцать лет попала в модельный бизнес, я полагала, что он окажется где-нибудь в канаве, убитый Каморрой или каким-нибудь другим негодяем, с которым он слишком увлекся.

Наше воссоединение только подчеркнуло, что все эти годы я надеялась, что он мертв. Даже живой и дышащий передо мной, глазеющий на меня такими же серыми глазами, как мои собственные, он все еще был мертв для меня.

Он в отчаянии уронил руки, обращаясь со мной, как с непослушным ребенком. Я вспомнила, что он никогда не любил меня, не так, как Козиму за ее красоту или Себастьяна за его мужественность, даже не так, как Жизель, которая нравилась ему дольше всех, давая надежду, что однажды он изменится. Я никогда не нравилась Симусу, потому что с тех пор, как научилась соображать, я была достаточно умна, чтобы не любить его.

– Я переехал в Нью-Йорк вскоре после тебя, figlia mia. (пер. с итал. «дитя мое») Я хотел присматривать за тобой и твоей матерью. – он проигнорировал мое нехарактерное презрительное фырканье. – Прежде чем ты ударишь меня этим ядом, ты должна знать. Козима заставила меня поклясться больше не связываться ни с кем из вас.

Каждый атом моего тела застыл, а затем пришел в движение, когда мысли посыпались, как домино, на пути к пониманию.

– Зачем ей это делать? – я говорила медленно онемевшими губами, потому что была почти у цели.

Почти придя к выводу, который мой разум пытался сделать в течение многих лет, только я не позволяла этого, потому что правда была слишком разрушительной, чтобы ее признать.

Он поджал губы – еще одна черта, которую я унаследовала.

– Кози, ну, она предложила себя Каморре, чтобы расплатиться с моими долгами. Понимаешь, это была ее идея. Я узнал об этом только постфактум и попытался остановить ее, но было уже поздно.

Его слова отдавались эхом, в моей голове не было ничего, кроме того, что подтверждала его речь.

Madonna Santa (пер. с итал. «Святая Мадонна»)

Козима продала свое тело, чтобы погасить игровые долги нашего отца.

Желчь хлынула на кончик языка, и, прежде чем я смогла ее сдержать, я откинулась в сторону, и меня вырвало на заднюю стену переулка. Яд правды проникал в организм, вытягивая всё из меня в токсичном потоке, который я выплеснула на грязный асфальт. Слезы текли по щекам, когда меня мучительно рвало, но я держалась одной рукой за стену и закрыла веки, чтобы продержаться, пока все не пройдет.

Закончив, я вытерла рот тыльной стороной ладони и прислонилась к стене в нескольких метрах от места преступления. Моя рука дрожала, когда я вытирала пот со лба.

Это так ужасно. Так невыразимо.

Моя бедная Козима, самый прекрасный человек, которого я когда-либо знала. Я не могла представить себе, на что ей пришлось пойти, чтобы вытащить нас из итальянского кошмара в американскую мечту.

– Ты знаешь, кто ее купил? – прошептала я, глядя на Симуса сквозь опущенные веки, не в силах выносить его вида.

Я ни на секунду не верила, что за обменом не стоял он. Сам Нарцисс ничего не смог поделать с Симусом, чертовым Муром. Он бы не испытывал угрызений совести, обменяв что-либо на шанс обрести свободу и стать лучше.

Он заколебался, нервно облизывая губы.

– Ее муж Александр Давенпорт.

Физически потрясенный его словами, я позволила стене за моей спиной удержать меня.

– Ты шутишь.

– Я бы пошутил над чем-то вроде этого? – возразил он, приподняв бровь. – Послушай, все сложилось к лучшему. Твоя сестра безумно любит этого ублюдка».

– Вероятно, у нее Стокгольмский синдром» (прим. Стокго́льмский синдро́м – термин, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия), – крикнула я.

Он пожал плечами.

– Они находилась в разлуке годами, поэтому я так не думаю. – наблюдая за моей борьбой, он тяжело вздохнул и провел рукой по бороде. – Я не поэтому хотел с тобой поговорить, Лена.

– Не называй меня так, – отрезала я, кладя руку на свой живот, чтобы успокоиться.

Я оттолкнулась от стены, встречаясь с ним лицом к лицу, как я хотела, сильная, с отведенными назад плечами и высоко поднятым подбородком, чтобы я могла смотреть на него через нос.

– Елена, – попытался он уговорить меня, широко раскинув руки, подчиняясь моему настроению, даже когда он сделал небольшой шаг вперед и закрепил на своем лице кривую улыбку, которая была имитацией Себастьяна. – Я здесь, потому что не хочу, чтобы тебе было больно.

Смех, вырвавшийся из моего горла, был сплошным пламенем и улыбкой, обжигающей легкие и рот. Я горько рассмеялась, немного маниакально при этой мысли.

– Как ты можешь воспринимать себя всерьез? – искренне заинтересовалась я. – Ты уже много лет не заботишься ни о ком из нас.

– Мне не все равно, – возразил он, и его черты лица мерцали, как плохая телесвязь между безмятежной нежностью и ледяным гневом. – Меня бы здесь не было, если бы это было не так.

– Тогда говори, что хочешь сказать. – я махнула ему безвольной рукой, когда меня накатила волна истощения.

Неужели это происходило?

Неужели это навсегда останется в моей жизни?

Мужчины, разрушающие мое счастье?

Нет, даже не это. Я никогда не была по-настоящему счастлива. Они не давали мне даже обрести это дольше, чем на мимолетный миг.

И началось все с Симуса.

Впервые в жизни я поняла, что такое хладнокровное насилие, желание убить кого-то, кто казался мне не более чем пустяковым решением, сродни выносу мусора.

Симус был мусором, и он заслуживал, чтобы его убрали.

Если бы у меня был пистолет, а не перцовый баллончик, я бы это сделала.

Он прочитал жестокость в моих глазах, но вместо того, чтобы принять это близко к сердцу, он, казалось, испытывал это. Его глаза потемнели, как стальные гильзы от пуль.

– Я слышал, ты работаешь на Семью Сальваторе, – протянул он слишком непринужденно, как лиса, затаившаяся в ожидании.

Я разразилась пустым смехом, от которого у меня заболело горло.

– Да?

Он искоса посмотрел на меня.

– Весь преступный мир теперь знает, что ты адвокат капо Каморры. Ты делаешь себя мишенью, Елена. Как ты можешь быть такой безрассудной?

Мой рот открылся в яростном удивлении.

– Как ты можешь спрашивать меня об этом с честным лицом, уму непостижимо. – гнев разъедал мою недоверчивость, подстегивая снова направиться к отцу, каждый шаг подкрепляя жесткие слова. – Ты продал мою сестру, чтобы вернуть свои долги Каморре. Я представляю капо, потому что ты вовлек нас в мафию до того, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы говорить. Ты не имеешь права говорить мне, что я безрассудна, когда все, что я когда-либо пыталась сделать, это выбраться из-под тех ошибок, которые ты совершил и которые чуть не разрушили нашу семью.

Все мое детство меня мучила тревога: я думала, когда же придут люди с черными глазами и мне придется прятать брата и сестер от их злобных намерений. Часы, проведенные в тесноте в укромном месте под кухонной раковиной. Держа Жизель, когда она однажды плакала, забившись в нашу общую комнату, в то время как кто-то избивал Симуса в гостиной за то, что он взял деньги, которые он никогда не сможет вернуть.

– Тебе не нужно было работать на ублюдка. Я не имею к этому никакого отношения, – возразил он, даже когда я потянулась к нему и сильно толкнула рукой по груди, вдавив его в стену. Он зашипел от удара, затем наклонился ко мне в лицо и зарычал: – Всё, что я делаю, я делаю для своей семьи.

– Ты не понимаешь, что это значит, – огрызнулась я. – Избавь меня от отцовской чуши. Я могу разбираться со своими собственными проблемами.

– Очевидно, что не можешь, – возразил он, и его верхняя губа дернулась улыбкой. Это было не выражение радости, а расчетливое удовлетворение. – Как бы тебе понравилось узнать, что это твой отец держит тебя подальше от ирландцев, Елена?

– Тогда пусть они придут за мной, дорогой старый отец, – передразнила я, мои красные губы прижались к зубам. – Я скорее доверюсь Данте Сальваторе, чтобы он защитил меня, чем тебе.

Обида вспыхнула на его лице, прежде чем он тщательно скрыл выражение лица за маской. Его руки легли на мои плечи, пальцы вцепились в плащ и плоть под ним с болезненным прикусом.

– Ты хочешь умереть, а? – холодно потребовал он. – Потому что в Нью-Йорке есть чудовища похуже итальянской мафии, и все они положили глаз на Дона Сальваторе и его команду. И на тебя. Они возьмут тебя и вскроют, как гребаную копилку, чтобы найти все ценные сведения о Каморре.

– Я ничего не знаю. Я просто представляю его в суде, – сказала я, но это не было убедительным, потому что, честно говоря, мне никогда не приходило в голову, что я могу рисковать своей жизнью ради человека, которого едва знала, просто выполняя свою работу.

Симус достаточно хорошо знал мое лицо, чтобы прочесть страх в прищуренных уголках моего рта.

– Тебе следует бояться, cara (пер. с итал. «дорогая»). Теперь ты в моем мире, и люди, которые населяют его, гребаные каннибалы.

Я вырвалась из его хватки и сделала огромный шаг прочь от него. Я услышала достаточно. Симус был во мне всеми плохими частями: гордостью, взрывным характером, неспособностью прощать и склонностью к превосходству. Он жил во мне более чем достаточно. Мне не нужно было его присутствие в жизни, чтобы он влиял на меня, и я перестала давать ему повод для сомнений.

Он никогда бы меня не полюбил.

Возможно, я не так хорошо понимала, что такое обожание, но я знала, что все, что Симус утверждал, что чувствует к нам, было противоположностью.

– Не связывайся со мной снова, – сказала я ему глубоким голосом, который исходил откуда-то из темных и низких глубин моего нутра. – Сделаешь это, Симус, и клянусь Богом, я убью тебя, если это единственный способ избавиться от тебя.

Он засмеялся. Действительно смеялся над моей угрозой, сунув руки в карманы и качаясь, будто мы просто мило болтали, как отец и дочь.

– Маленький боец, – сказал он снова нежно. – Если я не защищу тебя, какой бы неблагодарной ты ни была, ты умрешь».

– Часть меня умерла в тот день, когда ты ввел Кристофера в нашу жизнь. – слова вырвались из ткани моей души, и вдруг я обнаружила, что глаза у меня на мокром месте, а в пазухах щекочет. – Когда ты позволил ему соблазнить маленькую девочку, которая ничего не знала, и снова, когда ты знал, что он причинял мне боль, но ты не вмешался. – тень прошла по его лицу, но я была слишком далеко, чтобы чувствовать что-либо, кроме ярости. – Другая часть умерла, когда ты забрал у нас Козиму, когда ты исчез, хотя нам было бы лучше без тебя. Ты убил мою способность любить, Симус, и чуть не убил мою способность жить. Большая часть того, что меня мучает, это из-за тебя, и это единственное наследие, которое ты мне оставил. Если я тебе не безразлична, ты оставишь меня с теми шрамами, которые уже нанес, и больше никогда меня не побеспокоишь.

Я повернулась, чтобы пройти по аллее, только чтобы перекинуть волосы через плечо и прорычать последнюю угрозу, предупреждение, которое не я должна была делать, но чувствовала полную уверенность в ее правоте. Я знала, что не скажу Данте, что видела отца, что он рассказал мне правду о Козиме и Александре, но я знала, что даже если я никогда этого не сделаю, и мне придется обналичить свое предупреждение, Данте сделает это без вопросов.

– И если ты снова подумаешь играться со мной, то сам дьявол из Нью-Йорка придет за тобой, и я не остановлю его, когда он это сделает.