Текст книги "Певец из Кастагвардии (Онд - 2)"

Автор книги: Джейн Уэлч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

Из уха Морригвэн выполз белый червяк. Каспар закашлялся – к горлу подкатил комок – он слишком боялся за душу Карги, которую подвергали сейчас пыткам в подвалах Абалона, чтобы долго думать о своем отвращении. Ей надо было помочь! Как? Воспользоваться Некрондом! Именно это жрица и имела в виду: при помощи Некронда Каспар должен вытащить ее из Иномирья. Да, конечно, он обещал матери – но разве просьба Морригвэн не освобождает его от данного слова?

По тропе, вившейся вокруг Тора, он не поднялся – взлетел. Следом, не отставая, молча бежала Рунка. Стражники у ворот переполошились. Кто-то разбудил капитана, и тот вышел в ночную прохладу с бело-голубым от луны лицом. Поймал Каспара за руку:

– Мастер Спар, что...

– Пусти! Я должен спасти Морригвэн, – крикнул юноша, не понимая, что похож на безумца с выпученными глазами.

Он вырвался, пересек двор и, задыхаясь, скатился по ступенькам в подземелья. Морригвэн пытают, он может это прекратить.

Странный запах, беспокоивший Каспара в последние месяцы, исчез, но он это едва заметил. Теперь тут было просто сыро, да порой тянуло серой из колодезной. С ключами он провозился долго, но нашел наконец нужный и отпер дверцу в углу.

Не меньше месяца прошло с тех пор, как Каспар в последний раз видел Яйцо. Он весь дрожал – так хотелось вновь напоить взгляд созерцанием сокрытой силы талисмана. Во рту пересохло. Опустившись на колени, юноша поднял крышку ларца (все три волоска, оставленные им, были на месте) и поднес факел поближе.

На лбу выступил ледяной пот, дыхание стало слабым и частым. Чтобы не упасть, Каспар привалился к мокрой стене. Ларец был пуст.

Каспар вытащил его из каморки, надеясь – превыше надежды, – что Некронд закатился куда-то в угол. Переворошил сухой белый мох. Ничего.

Это невозможно. Керидвэн взяла? Нет, провожая ее, Каспар почувствовал бы близость Яйца. Брид? Тем более. Некронд кто-то похитил. Внезапно до Каспара дошло: Морригвэн не просила применить талисман, а предупреждала о его пропаже.

Что за зло ждет их теперь? Если это не жрицы забрали Яйцо – то кто? Ни днем, ни ночью Каспар ни на минуту не оставлял ключи без присмотра. Мысли прыгали. В крепости перебывало столько народу!

Каспар сел, опершись спиной о стену, и стал думать. В волосах запуталась паутина; он провел рукой по голове и задел старую ссадину. Она больше не болела! Впервые юноша понял, что ранка заживает и уже не кровоточит при малейшем прикосновении. Если поразмыслить, окажется, что она уже несколько дней его не беспокоит (правда, сколько именно, он не помнил). Просто Каспар был слишком занят, чтобы обращать на это внимание.

Он вздрогнул: у двери кашлянули.

– Спар! Знакомый голос.

– Спар, чего стряслось? Крепость вся на ушах стоит, а капитан в караулку притащил троих охотников, так они от страха лыка не вяжут. И все говорят, что ты свихнулся.

– Он пропал! – чуть не со слезами простонал Каспар. Неужели в помощь ему остался один Папоротник? Лёсик повертел носом, понюхал и скорчил рожу:

– Волки.

– Просто плесенью воняет.

– Нет, волками.

А ведь Папоротник видел в толпе кого-то, про кого тоже говорил, что тот пахнет по-волчьи. Каспар посмотрел на него. Тот так еще и не обулся; ногти на пальцах ног были толстые и черные, как копытца. Юноша вздернул его за воротник:

– Помнишь того человека?

Взгляд лёсика блуждал туда-сюда, ноздри раздувались.

– Волки! – повторил он, будто не слыша вопроса.

Каспар выпустил его и опять стал думать. Значит, Некронд украл незнакомец с запахом волка. Возвращения Халя ждать нельзя – чем горячее след, тем лучше. И так уже потрачено слишком много времени. Коснувшись темени, он припомнил, что в последний раз ранку саднило примерно тогда, когда умерла Морригвэн. Теперь все стало ясно. Ему сделалось лучше потому, что исчезло Яйцо.

– Отправляемся сейчас же! Немедленно! Гарнизон не поднимаем, распорядился он. – Папоротник, собирай вещи.

– Да нет у меня вещей, – пожал плечами лёсик.

Так. Что надо взять с собой? Лук, еду, пару одеял. Оседлать Огнебоя. Папоротник на пони садиться не захочет, побежит так. Метнувшись на кухню, Каспар прихватил там хлеба, круг йотуннского сыра, что получше, окорок, немного соленой говядины и оленины, потом мясо выложил обратно – лёсик расстроится. По счастью, кухарка опять напекла целое блюдо медовых лепешек. Они, конечно, понадобятся ей для завтрака, в воздух полетят деревянные черпаки, скалки и ругательства, а солдатам придется жевать печенье на соде. Каспар хотел было оставить ей записку, но не смог придумать, что написать.

Оставалось взять еще кое-что. Бегом он поднялся в комнату Морригвэн на верхнем этаже западной башни. Отворил тяжелую дверь. Без пламени, пылавшего в камине, покуда Карга была жива, тут стало холодно и неуютно. Комната была прибрана, чего никогда не случалось при жизни хозяйки, вечно кипятившей на очаге какие-то зелья и разбрасывавшей по неметеному полу травы, книги и утварь.

Теперь не приходилось ни смотреть под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь хрупкое, ни остерегаться, как бы котелок не плюнул в тебя темной жидкостью, мало что горячей, так еще и пятна на одежде оставляющей. Варево на дне застыло густой жижей, ритуальный нож и серп лежали на трехногом столике, рядом стояла чаша. Хоть искать долго не пришлось. Каспар взял серп, бывший чуть больше, чем с его ладонь, и сунул за пояс.

Драконий коготь покрылся пылью. В нишах поселились крупные пауки. С потолочной балки все так же свисали сладко пахнувшие травы, а вот тритоньи хвосты, сушеных головастиков и лапки крапивников кто-то собрал с пола и сложил аккуратными кучками. Комната сделалась нежилой. Раньше Каспару тут нравилось больше.

Книги Морригвэн, прежде валявшиеся по стульям и грозившие сверзиться с каминной полки, тщательно расставили по шкафам, причем тот, кто это сделал, вряд ли умел читать – порядок он выбрал не по алфавиту, не по тематике, а по размеру.

Где же она – маленькая черная книжица, к которой жрица никому не позволяла прикасаться? Даже ослепнув, Карга по-прежнему часто брала ее и перелистывала страницы, будто нащупывая слова пальцами. Брид и Керидвэн уехали, Морригвэн мертва, но находится в Иномирье. Возможно, Каспар сумеет с нею связаться. Найти бы только книжку.

Ага, вот! Спасибо тому, кто тут прибирался – положил ее на видное место, на самую верхнюю полку. Каспар подтащил стул, влез на него, встал на цыпочки, дотянулся, взял томик и, не глядя, сунул его в карман.

Теперь руны. Карга никогда не держала их в мешочке – вечно либо вертела в пальцах, либо разбрасывала по гадательному кругу. На овладение этим искусством требуются годы, но кое-чему Брид Каспара научила, и, вероятно, если он отыщет руны, Великая Матерь дарует ему понимание, как ими пользоваться. В конце концов, он ведь сын высшей жрицы.

Трижды перерыв комнату и ничего не обнаружив, Каспар вышел за дверь и вновь вошел, чтобы взглянуть свежими глазами. Куда бы он положил руны на месте человека, не имеющего о них ни малейшего представления? В мешочек, а мешочек поставил бы в середину гадательного круга. Однако на полу ничего не было. Он перевернул каждую подушку и заглянул под каждый шкаф. У камина, рядом с кочергой, стоял рунный посох Морригвэн, для Каспара совершенно бесполезный. Но все же юноша прихватил и его (оказалось, что посох ему по руке): так он выглядел мудрее, а внешность, говаривал Халь, штука важная. Вообще-то Каспар никогда этому не верил и посмеивался над дядюшкой, особенно над его вечным и несбыточным желанием заполучить себе полные латы – что от них толку в горах? Однако теперь Каспару требовалось что-нибудь, что придало бы ему уверенности в себе.

Мешочек с рунами обнаружился в принадлежавшей Май корзинке для шитья его туда запихали вместе со всякой другой мелочью, которой не нашлось места на полках. Каспар в последний раз окинул комнату взглядом. Возле небольшой склянки, будто подернутой инеем – в ней, как он знал, находилась камфара, лежал костяной гребешок, украшенный орнаментом в виде не то орлиного крыла, не то конской челюсти.

Резкий, проясняющий голову запах камфары ему нравился; однажды Каспар видел, как Морригвэн взяла несколько кристалликов, бросила их в пар, подымавшийся над котелком, и они вспыхнули. Гребешок же принадлежал Май позабыла в спешке, убегая от него. Проведя ногтями по костяным зубьям, Каспар извлек череду отрывистых скучных звуков. Глубоко вздохнув при воспоминании о густых каштановых кудрях девушки, положил гребешок в карман. Как могла Май его бросить, когда она так ему нужна?

Теперь, достав все, за чем пришел, он спустился во двор, легко перескакивая через ступеньки, и кинулся к конюшням. Огнебой уловил, что хозяин торопится, и выбежал из стойла, храпя и попутно зацепив дверной косяк. Папоротник уже ждал возле ворот.

К караулке шел, задумчиво глядя под ноги, капитан. Услышав, как ржет конь, бросая вызов утреннему солнцу, он вскинул голову:

– Мастер Спар! Солдаты привели пленников обратно в крепость. Все трое сошли с ума. Вам было бы лучше всего...

– Прости, мне некогда, – выпалил юноша. – Яйцо пропало, я должен его вернуть. – Что еще он мог сказать? Терять время было нельзя. Огнебой грыз удила и нетерпеливо бил копытом. – Халь скоро вернется. Передай ему... Каспар замялся. – Передай, что я прошу прощения.

Он проскакал под поднятой решеткой. Вслед раздалось гавканье и возбужденный визг. Огнебой взбрыкнул, и Каспар, взглянув вниз, увидел, что у ног жеребца прыгает Трог, а вокруг него вьется белый волчонок: эти двое сделались неразлучной парой.

– Домой, – приказал он.

Пес яростно замотал хвостом и вроде бы оскалился, но назад не повернул. Каспар его выругал и велел убираться, однако Трог прижал уши к голове, будто отказываясь слушать. Пришлось уступить. Прав был Халь: испортила Брид собаку.

К тому времени как он вернулся к телу Морригвэн, уже совсем рассвело. Золотые иглы солнечных лучей пронзили тучку, прилегшую на горизонт у востока. Бледно-голубое небо над головой перечеркнули узкими лентами розовые облака. Но в самом ущелье было еще темно и холодно. Густая роса одела буйное разнотравье серебром, а паутина напоминала шелк, унизанный жемчугом. Сквозь растрескавшуюся кожу сапог сочилась сырость. Где-то ухнула сова – видать, не насытилась за ночную пору охоты.

На коже Морригвэн тоже блестели капли воды, но вскоре солнце поднялось выше, между двумя утесами по краям ущелья, и согрело ее. Каспар на цыпочках вошел в круг камней, держа черную книжку перед собой, как щит – от ундин.

Он поднял над головой рунный посох:

– Я пришел не со злой волей! – Но все же духи стихий шатнулись ему навстречу, злобно шипя в лицо и целя призрачными пальцами в глаза. Морригвэн сама хотела бы этого!

Каспар замахнулся посохом на ундин, одна из них в ответ дохнула на него огнем. Он невольно присел, и тут же духи вцепились ему в волосы. Стиснув зубы и не обращая внимания на леденящие кровь вопли, Каспар двинулся вперед, держа в одной руке книжку, а в другой золотой ритуальный серп.

Прежде он не раз задавался вопросом: зачем три жрицы носят их с собой? Сегодня понял. Изогнутое лезвие прекрасно подходило для его целей. Дрожащими пальцами Каспар стал листать страницы в поисках рун знамения, которые направят его руку.

Папоротник, стоявший за кромкой круга, испуганно повизгивал:

– Так только хищники делают!

Не слушая его, Каспар прочел древние слова: "Золотым клинком рассечь тело от горла до живота и отвернуть кожу". Выгнав из головы зудевшую мысль "что же я такое творю", он сделал первый надрез. Кровь не брызнула, лишь вытекло немного густой жидкости, но работа оказалась куда труднее, чем Каспар ожидал. За серпом оставался неровный рваный след. Тело Карги приходилось придерживать, чтобы оно не моталось из стороны в сторону.

Наконец, дойдя до низа живота, Каспар уткнул нос и рот в плечо, чтобы хоть чуть-чуть заглушить дурной запах, запустил пальцы в мягкие ткани и раскрыл брюшную полость. Внутренности кишели червями. Когда юноша стал ощупывать легкие и селезенку, а потом – огромный шмат слишком крупной печени, под руками у него захлюпало. Он вытащил кишки, заскользившие по камню, как живые змеи. Тут его чуть не стошнило. Каспар потряс головой, роняя со лба капли холодного пота. Надо быть сильным.

До сих пор все шло легко, но чтобы разломить грудную клетку, пришлось потрудиться. Вдруг кости хрустнули, и Каспар, потеряв равновесие, едва не упал лицом прямо в белые ребра. В ужасе он отшатнулся. Кишки Морригвэн шевелились сами, он их больше не трогал. Сердечная мышца билась. Сначала Каспар подумал, что в ее теле отложил свои личинки какой-то большой жук-паразит. Потом догадался: нет, просто он видит ее внутренности такими, каковы они в Иномирье, где сердце ее колотится, а в животе копаются пыточными инструментами лесничие.

Каспар опять раскрыл книгу, оставляя на страницах пятна крови и слизи. Дальше надлежало осмотреть размер и положение печени и сердца, а также извлечь кишечник. Предсказание направлений осуществлялось по величине печени, предсказание цели – по опухолям в пищеварительных органах. Правда, все эти слова Каспару ничего не говорили, поскольку никогда прежде видеть вскрытого человека ему не доводилось.

Папоротник тем временем чуть не помер от ужаса.

Глядя в лицо Карги, Каспар взмолился:

– Пожалуйста, Морригвэн, объясни мне, где искать Некронд.

Он разложил кишки вокруг тела, как предписывалось в книге. Теперь требовалось взять молодой побег ясеня. Поспешно оглядевшись, Каспар нашел ближайшее дерево, отломил с нижнего сука веточку с зелеными листьями, пробормотав при этом извинения, и вложил ее в рот Морригвэн. Ясень должен был указать истину – выпотрошенное тело жрицы отражало большую картину мира.

– Твое сердце было здесь, в Торра-Альте, – сказал ей Каспар. – Значит, твое тело соответствует всей остальной Бельбидии... Может быть...

Из кустов выпорхнул крапивник. Он уселся на один из камней, покачивая коротким хвостиком. Каспар вытащил из мешочка три руны и, несколько раз повернувшись вокруг себя – справа налево, против хода солнца, – подбросил их в воздух. Пока руны падали, с губ его слетело древнее имя Великой Матери, а слово это не произносят просто так. Голос прозвучал странно: хрипло, по-стариковски. По плечам пробежала дрожь. Ощущение того, что рядом таится что-то огромное и живое, ошеломило Каспара. Озарение – мгновенная вспышка: он увидел нити, связующие все на свете, и цель бытия. Крапивник сорвался с места, будто ястреб.

Каспар хотел было выругаться, но вспомнил о поверье, что эта птица способна говорить с мертвыми. Морригвэн слышала его просьбу и, несомненно, найдет способ указать ответ.

Две руны упали к его ногам перевернутыми, знаки на костяных пластинках нельзя было прочесть. Третью держал в коготках, прыгая на одной лапке, крапивник. Он клюнул ее, потом отпорхнул чуть подальше, явно напуганный шипящими ундинами, и весь ощетинился – перья встали дыбом, как у птенца. Чтобы отвлечь ундин, Каспар громко стукнул по алтарю посохом. Те принялись злобно виться вокруг него, и вдруг огненная дунула ему в рот. Горло обожгло болью.

Юноша вскрикнул и отмахнулся посохом. Тут крапивник отважно скакнул на тело Морригвэн и выронил руну ей на плечо. Склонив голову набок, птица задумчиво взглянула Карге в лицо. Потом потянулась клювом к ресницам. Каспар прогнал ее и стал рассматривать руну.

Она лежала к востоку от сердца, обозначавшего Торра-Альту, но все равно неумелый гадатель не видел, какой в этом смысл. Тогда он поднял пластинку, полагая, что сам знак все объяснит, и тут же скривился от разочарования. У Морригвэн в мешочке было больше рун, чем у Брид, и в их числе такие, что Дева ему никогда не показывала. Каспар поискал, нет ли чего подобного в книжке, и не нашел.

Вдруг он расхохотался. Вечно Морригвэн все усложняет. На кости была вырезана не одна руна, а целых три, сплетенные воедино: Нуйн, Дуйр и Хуатэ, символы ясеня, дуба и боярышника. Что значит их сочетание, Каспар не знал, но оно явно обладает могучей силой.

Он сел и стал думать. Как стала бы толковать руны жрица? Нуйн – ключ к пониманию внутренних связей вселенной. Дуйр дарует мощь и защиту, а также открывает путь к сакральным тайнам. Хуатэ – древо целомудрия, чистоты и воздержания. Все вместе никак не складывалось. Спустя некоторое время Каспар вспомнил совет Брид: не надо искать смысл слишком глубоко, подожди, пока он сам придет к тебе. Дева говорила, что нередко самый простой ответ и есть верный, и его легко проглядеть.

Хорошо. Что проще всего? "Направляйся на восток к ясеню, дубу и боярышнику"? Ну, это уж слишком просто. Впрочем, почему бы и нет? К востоку от Торра-Альты, не доезжая Желтых гор, в тенистых долинах росло немало лесов. Олений Выгон, Грачевье, Ежевичная пуща, Лихоросль... Конечно же! Лихоросль! Неужели правда? Там кое-где ясени, дубы и боярышник стоят так тесно, что порой их стволы сплетаются в один узел. Такие деревья пользовались дурной славой, и Май говорила, что ни один лесной житель к ним ни за что не приблизится.

Каспар улыбнулся. Лучше места, чтобы спрятаться самому и укрыть Некронд, и не найдешь. В тех горах никто не селился, а попасть в Лихоросль можно, лишь продравшись через колючие кусты Ежевичной пущи. К тому же там во множестве водятся медведи. Ни один человек в своем уме не станет там ходить.

– Прости меня, Морригвэн, – сказал Каспар, в последний раз взглянул с сожалением на растерзанное тело и, резко встав, махнул Папоротнику: идем.

– А почему сюда? – недовольно спросил тот. – Волчий человек на юг ушел. Нам тоже надо на юг.

Каспар застонал, но ответил:

– Потому что я предсказал, что нам следует направляться на восток, в сторону леса.

– Поганки, – пробормотал лёсик. – И ядовитый плющ. – Вероятно, для оленя это было самое что ни на есть грубое ругательство. – Вот узнает леди Керидвэн, как ты со старушкой обошелся, – что скажет?

Каспар старался избегать мыслей об этом. Он ведь произнес имя Великой Матери, и та послала ему на помощь крапивника. Надо быть увереннее в себе. Как Брид. И как Халь... Нельзя, чтобы Папоротник заставлял тебя сомневаться.

Лёсик взглянул на юношу и засопел носом. Он где-то подхватил дурную привычку постоянно что-нибудь жевать, и запас зелени у него во рту никогда не иссякал.

– Папоротник, Великая Матерь указала мне искать Некронд на востоке, в Лихоросли. По-твоему, кого я стану слушать – ее или тебя?

Нахмурившись, Папоротник зашагал следом за Каспаром.

– А что это у тебя в сумке? Все вы варвары. Мясом пахнет, чую. – Он красноречиво ткнул в Каспара обвиняющий палец.

Хотя обостренное чувство опасности, которым обладал лёсик, могло пригодиться, Каспар уже жалел, что взял его с собой.

– В последний раз тебе говорю: они ушли по дороге прямо на юг, повторил Папоротник.

Тонкие сильные ноги Огнебоя несли Каспара на север, к каменному мосту над Жеребячьим бродом – ближайшей переправе через Лососинку.

– Может, Морригвэн поумнее тебя будет? – огрызнулся он. – Ты вообще кто такой, чтобы ныть все время?

– Это ты кто такой? – ответил лёсик. – Я пока что нипочем не знаю, что ты важнее меня.

Каспар закусил губу. Он не чувствовал себя никем важным. Возможно, Папоротник прав. Но все же юноша намеревался перейти через реку и ехать по тропе на восток, в Лихоросль.

– Не нравится – оставайся дома, – сказал он.

Лёсик оглянулся на высокий Тор, вздохнул, пожал плечами и затрусил вслед за Каспаром.

ГЛАВА 6

– Тебе нельзя было бросать пост, Пип, – проговорил Абеляр, все больше сердясь на мальчика. – Надо было сначала спросить разрешения у мастера Спара. Он твой командир.

– Тоже мне, – самым непочтительным образом фыркнул Пип.

Подобного Абеляр никак понять не мог. Подумать только – ни слова не говоря, Пип попросту вышел за ворота и припустил за ними! Впрочем, пусть его Брид воспитывает (жрица пожурила мальчика, но не слишком искренне). Сам лучник не мог избавиться от мысли: не совершил ли он страшной ошибки, бросив мастера Спара одного в Торра-Альте? Конечно, тот сам так распорядился, но, может, следовало его отговорить? Юноша обладает огромным запасом внутренних сил и могучей целеустремленностью, но когда остается за главного, ему не хватает уверенности в себе. Правда, есть еще капитан, а он многого стоит.

– Можно мне сесть на Фею? – капризно спросил Пип.

– Нельзя, испортишь лошадь, – ответила Брид, не сводя глаз с дороги. Он должен был давно уже приехать. Что его задержало?

Пип надулся и стал дергать тетиву лука. Потом прицелился в узловатый нарост на коре какого-то дерева. Промахнулся дюймов на восемь.

– А теперь давай-ка вытащи стрелу, – велел ему Абеляр. – Мастер не для того целыми днями трудится, чтобы ты тут мили до Фароны отмечал его стрелами.

– Тебе надо, ты и вытаскивай, – огрызнулся мальчик с нехорошим блеском в глазах. – И кстати, раз уж о том зашла речь – все кругом говорят, как ты здорово стреляешь, а я что-то ни разу не видел. Не верю, вот!

С тех пор как Абеляр отругал его за оставление поста, Пип относился к нему без былого уважения.

Лучник замахнулся дать ему подзатыльник. Давно пора приучить парня к порядку да поукоротить ему язык. Странно, почему барон этого так и не сделал. Когда-то отец Пипа отдал жизнь за Каспара – может, тут и крылась причина необычайной мягкости Бранвульфа. Эта мысль замедлила Абелярову руку, и мальчику удалось, пригнувшись, избежать удара, который иначе выбил бы его из седла.

Больше не испытывая свое терпение, Абеляр пришпорил лошадь и нагнал Брид. В молодости он дважды посещал Фарону и хорошо помнил долгий и нудный путь по размокшему тракту, но за четыреста лет многое переменилось. Харчевня на полпути никуда не делась (проезжая мимо, лучник улыбнулся – воскресил в памяти свой последний визит сюда), однако земли вокруг стали совсем иными. На месте густых лесов, где во множестве водились кабаны, раскинулись теперь поля.

При виде йотуннских буйволов – толстых, с белыми тучными телами и черными головами – Абеляр чуть не присвистнул. Огромные животные стояли так тесно, что порой цеплялись друг за друга длинными рогами. Чтобы они не разбредались, пастбище прочно оградили. Когда съедят всю траву на этом месте – их перегонят на следующее.

Лучник махнул рукой в сторону от дороги.

– Вот там, как сейчас помню, был густой лес – вековые дубы, буки со стволами в три обхвата, кряжистые, здоровенные. Их древесины хватало, чтобы обеспечить работой всю округу: дровосеков, колесных дел мастеров, строителей, плотников... Не говоря уж о букорезах.

– О ком? – рассеянно переспросила Брид.

– Так называли мастеров, которые делали резную буковую мебель, объяснил Абеляр. – Очень красивые у них получались вещи – даже простые стулья и скамьи можно было в замке ставить. Да здесь не всё леса занимали, поля тоже были, пшеница росла. И мельницы, конечно, стояли, как водится, а по лесам промышляли ведуны-травники и грибники, и те, кто трюфели собирает. А пшеницу на помол привозили никак не раньше конца лета, в самое правильное время.

– Да, я знаю, – грустно проговорила Брид, вздыхая. Голос у нее был удивительно нежный и красивый. На миг Абеляр пожалел, что уже немолод. Эта девушка, она такая особенная, она... Лучник встряхнул головой и усилием воли прогнал недолжные мысли.

За всю свою долгую жизнь он редко встречал мужчину и женщину, идеально подходивших друг другу. Может, двое на первый взгляд и казались хорошей парой, дальнейшее показывало, что время притупляет любую любовь, даже самую страстную. Но никогда еще Абеляр не видел людей более разных, чем Брид и Халь. Она – умная, чувствительная, внимательная ко всему происходящему, видящая истинную суть вещей. В то время как он...

Лучник с трудом сдержал глухой рык раздражения, так и рвавшийся наружу. Халь, по его мнению, был просто надменный юнец. Да, конечно, красивый и одаренный юнец, недурно владеющий мечом, Абеляр знал, что большинству девушек нравятся мужчины такого типа. Но Брид, такая глубокая и всепонимающая, не относилась к этому большинству. Не могла относиться.

– Что такое? – донесся до его слуха голос Брид, и Абеляр вымученно улыбнулся, осознав, что все это время пялился на нее.

– Да ничего. Я просто думаю, как сильно изменился мир. Люди остались теми же, а мир изменился.

Минуя бескрайние равнины, где-то и дело мелькали крылья ветряных мельниц, путники добрались до Блехамского перекрестка, едва перевалило за полдень. Здесь, на скрещении четырех дорог, стояло множество высоких зернохранилищ, и длинные их тени покрывали полгорода. Возле конюшен постоялого двора Абеляр натянул поводья.

– Эй, парень, давай слезай с коня. Сейчас получишь смирную крестьянскую кобылку.

Пип сморщил нос.

– Вот еще! Я собираюсь въехать в Фарону при полном параде.

– Не собираешься, так же как и мы с Брид. Абеляр тяжело спешился.

Пип непонимающе захлопал глазами.

– А как же торжественный въезд во дворец? С торра-альтанским флагом, и обязательно под звуки труб, в честь прибытия самой Девы...

Абеляр только расхохотался и скинул с плеч плащ, чтобы убрать его в седельную сумку.

– Эй, торра-альтанец не должен разъезжать без плаща, – осуждающе заявил Пип.

– Я знаю получше тебя, парень, что должен торра-альтанец. В прежние дни все эти церемонии ничего не значили. Тогда снега были гуще, а дороги – куда хуже; путник за дневной переход помирал от холода, если на нем не было хорошей медвежьей шкуры. Плащ из медвежьей шкуры и добрый лук – вот были самые необходимые вещи в пути; и именно без них нам придется обойтись.

– Что за ерунда!

– Нет, парень, не ерунда. Если в Фароне нас опознают как торра-альтанцев, то даже в город не пустят – если вообще не пристрелят. Ты, кажется, забыл, что из-за проклятых волков всю Торра-Альту с лордом во главе подозревают в измене. Нам нужен особый план.

Они остановились в трактире пообедать, и Абеляр переговорил со здешним конюшим. Лошадей было решено оставить здесь до возвращения из Фароны. Конюшему лучник объяснил, что для скакунов будет полезнее свободно пастись в полях, а не топтаться в тесной городской конюшне.

– Мы не хотим, чтобы они потеряли резвость. Пусть побудут пока на вашем попечении, а для поездки нам пригодились бы повозка и лошадка попроще.

Он долго торговался и купил наконец и повозку, и старенького пони, так что вскоре после обеда трое странников смогли продолжить путь. Абеляра ужасно раздражали непривычные для слуха стоны и скрипы ветряных мельниц, встречавшихся едва ли не каждые полмили вдоль дороги.

В дощатой повозке было очень неудобно ехать, куда хуже, чем верхом. Но наконец впереди показался высокий тонкий шпиль, торчавший посреди широкой безлесной равнины, словно указующий в небо перст. Лучник не был готов к пейзажу Фароны и во все глаза уставился на открывшийся вид.

– Башня и в самом деле ужасная, – мягко согласилась Брид, заметив его изумление. – Наверное, как раз там они его и держат.

Вскоре колеса повозки задребезжали по мощеным улицам города. Полнеба заслоняли многоярусные дома, клонившиеся друг к другу, как сплетничающие старики. Множество повозок с трудом могло разминуться в кривых узких улочках. Под моросящим дождем мальчишки трудились вовсю, убирая с прохода лошадиный помет.

Абеляр припомнил Фарону прежних дней – круг глинобитных хижин под крышами из тростников с реки Дор. А теперь куда что девалось? Кругом сплошные каменные дома, только изредка встретится деревянный трактир. А главное – ни островка зелени или бурой земли. Звонко кричали торговцы, зазывая в свои лавчонки, и голоса их двоились эхом о каменные безжизненные стены. По сточным канавам по сторонам улиц обильно текли нечистоты. Даже солнечный свет сюда попадал только в полдень, еще сильнее раскаляя камень и принося невыносимую духоту. Абеляр казался ошеломленным и подавленным. Брид молчала, глядя перед собой.

В западном крыле королевского дворца, высоко над землей, Бранвульф мерил шагами роскошную галерею... Яркие шерстяные ковры, к его немалому раздражению, глушили звук шагов. По стенам висело множество шкур желтогорских волков – наверное, специально для того, чтобы заглушать эхо малейшего звука. Барон с отвращением взглянул на огромный букет в дорогой вазе, расписанной синими узорами. Таких ваз на полированных маленьких столиках здесь было множество. Бранвульф желал бы оказаться подальше отсюда, в главном зале Торра-Альты с каменным полом, посыпанным соломой.

Воздух казался на удивление безжизненным. Ни малейшего сквозняка из-под дверей, ни дымка из камина. Не говоря уж о собаках, которые в Торра-Альте все время так и крутились под ногами. Сквозь высокие окна струились потоки неподвижного света. Дома в этот час дня в залу все время врываются разные звуки – например, свист стрел с заднего двора, где молодые воины учатся стрелять по мишени. А здесь тишину нарушали только далекие призывные крики лавочников да тихий шелест шагов – слуги в туфлях с мягкими подошвами скользили взад-вперед по коридору. Дворец был погружен в безмолвие – как будто самые звуки жизни оскорбляли это место.

Кувшины квертосского сидра и кубки с калдеанским крепким вином высились на столике у огня. Еще один столик – расчерченный черными и белыми клетками для игры – стоял неподалеку; на нем толпились, как живые, искусно вырезанные фигурки из эбенового дерева и слоновой кости. Хорошая игра, чтобы тренировать у военачальников тактическое мышление.

Бранвульф некоторое время смотрел на фигурки, хмуря брови – и неожиданно изо всей силы пнул столик ногой. Тот опрокинулся, фигурки рассыпались по полу – к сожалению, беззвучно: как всегда, помешал ковер. Барон возмущенно повернулся к окну, шумно дыша, словно готовый крушить направо и налево свою роскошную тюремную камеру.

Керидвэн усмехнулась краем губ.

– Не вздумай смеяться надо мной, женщина! – зарычал Бранвульф, оборачиваясь к ней. – Я барон и полководец!

Он пнул поверженный столик еще раз, сильным ударом отшвырнув его к стене. Заодно на пути, подвернулась скамеечка для ног – и тоже отлетела с дороги.

– Неспособность держать себя в руках до добра не доводит.

– Хочу – держу себя в руках, хочу – не держу! Глаза Бранвульфа неистово сверкали.

Горящий взгляд его пробежал по комнате, словно ища, что бы еще сломать. Множество дорогих мелочей – вазы, статуэтки, даже часы, огромная редкость в Бельбидии – не привлекли его так, как парадные доспехи у одной из дверей. Шлем с гребнем в виде головы лебедя, блестящая кираса, тяжелые оплечья снаряжение для конного рыцаря. Неподалеку со стены смотрела стеклянными глазами изрядно поеденная молью оленья голова с тяжелыми рогами. Бранвульф с рыком отодрал голову от стены и изо всей силы ударил ею по доспехам. Грохот металла наконец-то нарушил мертвую тишину комнаты.