Текст книги "Порочный брат моего жениха (СИ)"
Автор книги: Джейн Смит
Соавторы: Юлия Гауф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Порочный брат моего жениха
Джейн Смит, Юлия Гауф
Пролог
Пинаю мелкий камешек, путаясь в длинном платье. На лакированной туфельке, наверное, царапина останется.
И плевать.
Как и на испорченную прическу, и потекший макияж.
– Я бездарность, – повторяю слова художественного руководителя, и тихо смеюсь, хотя от обиды выть хочется.
Бездарность!
Да я с детства мечтала о театре, грезила им. В школе все постановки отыгрывала, монологи наизусть зубрила.
Да я на бюджетное отделение поступила! Значит, не такая я бесталанная.
– Ты главную роль играешь, лишь потому что главный спонсор попросил, – шипел Иван Дмитриевич. – Деньги нынче все решают, но будь моя воля, играла бы ты тринадцатого зайца деда Мазая! Или акробатические трюки показывала в антрактах. Ты ведь так главную роль получила – широко ноги раздвигая? Бездарность!
Ускоряю шаг, бегу почти – на пляж, к Черному морю, манящему своей ночной бездной.
А Иван наш – хам и сволочь. Будто я не знаю, отчего он бесится, что роль Дианы мне досталась. Любовницу свою хотел пристроить, а тут я.
– Никакая я не бесталанная! Чтоб ты провалился, – снова пинаю камень, который отлетает в мужскую спину.
– Эй! – мужчина оборачивается, и лицо его разглаживается.
Узнал.
И я узнала, хотя Финна и его невыносимого брата-близнеца Алекса невозможно не спутать – до того они одинаковые. Но эта рубашка, что мускулистую спину парня обтягивает – я лично зашивала ее Финну.
– Подойдешь? Или так и будешь мою спину взглядом сверлить? – спрашивает он. – Она уже дымится, глазами дыру прожгла.
– Почему ты здесь? – вздыхаю, и иду к Финну.
Мне до сих пор неловко рядом с ним, но одной оставаться не выход. Не к кому в этом чужом городе прийти, не кому уткнуться в плечо в поисках поддержки.
– Финн?
– Я? – вскидывается мужчина, и непонятно улыбается. – Братец утомил, вот я и пришел сюда. Грустить на берегу пляжа, как романтичная девица.
– Твой братец, – проглатываю нецензурное слово, которое так и рвется при упоминании Алекса, – просто невыносим! Была бы я мужчиной – нос бы сломала ему, или еще что-то.
Финн смеется, и вмиг становится таким родным моей душе. Только мне от открывается, пусть самую малость, но все-же!
– Что натворил Алекс?
– Он является на репетиции, тычет в нос своим спонсорством, и до ручки меня доводит. Или до уголовной статьи, – тараторю, жалуясь на негодяя. – Из-за этого слухи идут нехорошие, что я с ним сплю. Алекс специально так поступает!
Финн поворачивается ко мне, и тянет за руку, вынуждая на песок опуститься. Платье окончательно испорчено будет, наверное, но это не имеет никакого значения. Сейчас важен лишь Финн, близость с которым я никак забыть не могу. Даже когда уверена была, что он галлюцинация – и тогда кожа горела, впитав его поцелуи-укусы.
И сейчас он нужен мне!
– Финн, – ласково глажу его спину, и мужчина вздрагивает от моих прикосновений. И придвигается ближе, гипнотизируя темными глазами. – Финн, поцелуй меня.
– Уверена?
– Нет, – отвечаю, и сама тянусь к его губам.
Жадно ласкаю его губы, и Финн отвечает – чуть грубовато, напористо. Углубляет поцелуй, поработить хочет этой откровенной похотью, которой каждое движение пропитано. Чеку сорвало напрочь, сейчас будет взрыв.
И я наслаждаюсь. Ведь сейчас я для него самая важная, я чувствую это.
Наконец-то мы наедине.
– Финн, – всхлипываю, зарываюсь пальцами в его жесткие волосы, и тяну на себя.
– Я здесь, – раздается позади меня голос… Финна.
Разрываю поцелуй, и хочу отползти от обманщика, словно он опасный хищник, но Алекс удерживает. Не позволяет отстраниться.
А я кричать от злости и негодования готова: я по доброй воле Алекса поцеловала.
Подонка-Алекса! Да лучше бы я гадюку поцеловала, чем этого… этого…
– Ты! Убери от меня руки, отпусти, – я чуть ли не рычу, а затем обращаюсь к Финну: – Может, вмешаешься? Видишь, Алекс меня не отпускает. Помоги, Финн.
Сейчас братья похожи, как никогда. Ведь даже выражения лиц, эмоции у них одинаковые, и у обоих нечто темное проскальзывает в глазах. Финн не торопится освобождать меня из капкана рук ухмыляющегося Алекса. Вместо этого он лениво говорит:
– Скучно тебе вдвоем, Лина? – Финн снимает кожаный ремень, и подходит к нам с его невыносимым братом. – Нужна компания третьего? Алекс, думаю, не откажется присоединиться к нам этой ночью.
– Не откажусь, – Алекс улыбается, и притягивает меня еще ближе к себе.
А со спины на мои плечи опускаются горячие ладони Финна.
Глава 1
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА НАЗАД
Ангелина
– Меня взяли! Взяли! – кричу я, и забегаю на кухню, забыв снять обувь. – Мама, папа, меня взяли!
– Ангелина, – мама укоризненно качает головой. – Не кричи как оглашенная.
– Прости, – сажусь за наш маленький кухонный стол, и стараюсь вести себя прилично. Но улыбка от уха до уха все-равно не спешит сползать с лица. – Мам, я на все лето еду к морю. Меня взяли работать в театр, представляешь?
А я ведь даже не надеялась. Актеров – пруд пруди, а у меня пока даже диплома нет. Но все же я рискнула, записала пару монологов, и отправила их художественным руководителям, и вот.
Меня выбрали.
Прощай, Сибирь, я еду к Черному морю!
– Я даже не знаю, – хмурится мама, выслушав меня. – Может, не поедешь никуда? Тетя Даша тебя в наш ДК устроит, если так хочется летом работать. Ну куда ты одна поедешь, милая? Ты ведь такая неприспособленная к жизни, да еще и на юг…
Ну вот.
Началось.
– Мам, не хочу я в ДК, меня ведь театр ждет. Сцена!
И пусть основной состав гастролирует. Да и Джульетту я вряд ли сыграю – там репетиций одних на месяц, не меньше. Ну и пусть, это ведь такой шанс.
– Ангелина, я не думаю, что это хорошая идея.
– Это отличная идея, – спорю я с мамой.
Обычно я уступаю, предпочитая не ссориться. На компромисс иду, следую воле мамы. Ослушалась я всего однажды – когда в театральный документы подала, следуя за мечтой.
Сейчас второй раз, когда я решила на своем настоять, и биться я до последнего буду.
– Вся в отца! Тот тоже упертый, как баран, – мама вздыхает, и развязывает фартук. – Когда отъезд?
– Через пять дней.
– А билеты? – мама и не думает радость скрывать, ведь билеты на юг обычно распроданы на месяц вперед, но я ее огорчаю.
– Я с двумя пересадками поеду. Билеты купила, пока в автобусе ехала.
–Ох, да как же так, – мама всплескивает руками, и глаза ее слезятся.
Внезапно становится очень стыдно. Бросаю ее, уезжая за своей мечтой, а маме кто поможет? Как она управится с моим братом-подростком, повадившимся ей нервы трепать?
Но не ехать – не вариант.
– Пойдем, – мама выключает плиту, и указывает на выход из кухни. – Раз уж ты уезжаешь, я хочу быть спокойна за тебя. Сходим к Патрине, пусть погадает на путь-дорогу.
Закатываю глаза, но спорить не решаюсь. Если маме легче спустить на ветер пятьсот рублей, и услышать от цыганки, что я благополучно вернусь домой – я только за.
Приемы Патрина ведет в большой, трехкомнатной квартире, обставленной настолько стереотипно, что меня так и подмывает изобразить драматичный, зловещий смех при виде этих декораций: свечи в китайских, выполненных под старину канделябрах, стеклянные, мутные шары и черные, синтетические покрывала.
Мрак и ужас.
– Нам бы к Патрине, – робко обращается матушка к чернявой, вертлявой девчушке. – Не записывались, но очень надо. Скажи, что Ольга Лаврентьева с дочерью, она примет.
– Приму, – Патрина тихо, что удивительно для ее габаритов, выскальзывает из соседней комнаты. – Но по одиночке. Совместные приемы я не веду. Итак?
– Иди, детка, – легонько толкает меня мама, и обращается к цыганке: – Ангелина работать едет на юг. На все лето. И нам нужно знать, все ли хорошо будет.
Патрина царственно кивает, и зовет меня в свой, как я понимаю, кабинет, который выглядит, хм, обычно.
Денег на бутафорию хватило лишь на приемную?
– Погрей в ладонях карты, – женщина протягивает мне потрепанную колоду, и я послушно сжимаю ее в руках. – На юга собралась? Оля, наверное, в ужасе, да?
– Не то слово.
– Она ведь мама, – Патрина забирает у меня колоду, и начинает быстро раскидывать пасьянс. – Ну ничего, ты девочка приличная, сейчас мы ее успокоим.
Хорошо, что есть Патрина. Уж она не нагадает мне венец безбрачия, проклятие троюродной бабушки, и прочую ерунду. Хоть и обманщица, но своя ведь, нам лапшу на уши вешать не станет.
– Доедешь ты без приключений, – цыганка всматривается в раскиданные в непонятном мне порядке карты, а затем утирает пот со смуглого лба. – А вот дальше… так-так, хм, интересно. Тебя ждет встреча, которая перевернет всю твою жизнь, детка. И непонятно, в лучшую, или в худшую сторону.
– Любовь свою встречу? Богатого, холостого красавчика? – с иронией уточняю я.
– Ты встретишь женщину, которая приведет тебя к опасным мужчинам. У них есть все: власть, деньги и немалая сила, – хмурится Патрина, и бледнеет, поднимая на меня взгляд. – Ты окажешься в их руках, девочка, и сбежать не получится. А вот избежать можно – ты всего лишь должна остаться дома.
Бред какой-то.
– Спасибо, – поднимаюсь из-за стола, и гляжу на «экстрасенса» сверху-вниз. – Я подумаю. До свидания.
Вот ведь шарлатанка.
Магнус
Смахиваю со стола чашку.
Белый фарфор переворачивается, катится, по полу разливается кофейная лужа.
Она стоит передо мной, опустив взгляд, на эту лужу смотрит.
Пять минут назад я приказал принести мне кофе.
Сейчас специально столкнул кружку.
Пахнет скандалом, а она словно не замечает.
Темно-русые волосы, синие глаза, острые скулы. Бледнолицая, в глухом черном платье – на ней форма студентов, закрытая, строгая.
Привычная.
Но почему-то на этом девичьем теле одежда сидит так облегающе, так манит, словно Ада передо мной голая стоит, как ночью.
– Кофе. Вытри, – отрывисто приказываю.
Она вздрагивает. Вскидывает глаза. Зрачки расширяются темными провалами, губы едко поджимаются.
У нее в руках ни полотенца, ни тряпки.
У меня в кабинете тоже никаких салфеток нет.
Ада заводит руку за спину, и с тихим вжиком везёт молнию. Дернув плечами, высвобождается из платья, оно падает к ее ногам.
Длинные стройные ноги. Узкие ступни, она медленно сбрасывает туфли, одну за другой, становится ниже ростом.
Наступает на платье. Ведёт ногой, возит черную ткань по полу. Вытирает лужу и смотрит мне прямо в глаза.
Молча слежу за ее движениями.
И сглатываю.
Вот что такое в этой студентке – она точно бесстрашная. Будь на ее месте любая другая девица, устрой она подобное представление – пол она бы сейчас мыла языком.
А эта...
Стоит, расправив плечи, как статуэтка, тонкая. Узкая талия, высокая грудь ничем не прикрыта.
Бедра тоже. Кожа светлая, почти просвечивает.
Она и не соблазняет меня. Она просто вытирает пол.
– Хватит? – ее нога замедляется.
А у меня в брюках уже так тесно, желание увеличилось в несколько раз.
– Прекращай, – морщусь. Массирую переносицу и поражаюсь – сколько власти может иметь женщина.
Да что там – девчонка.
Она неспешно натягивает на себя мокрое платье. На полных губах улыбка, она видит уже, что разговора не будет.
Я думаю о том, что на ней нет белья.
И до безумия хочу лишь одного – овладеть этим телом. Уложить ее на стол и взять.
Собираю волю и отвожу взгляд в окно. Слушаю, как по карнизу барабанят капли дождя и задаю вопрос:
– Где ты вчера была, Ада?
– Как обычно. Сначала в академии, ты меня видел. Потом в корпусе, готовилась к занятиям. А вечером...– она делает паузу, будто вот-вот признается. Но она врёт. – А вечером я легла спать.
Сжимаю в кулаке очки, с хрустом ломаются дужки. Все ещё не смотрю на нее, иначе встану. И так же сожму ее шею.
– Ты учишься в академии несколько месяцев, – напоминаю, покачиваюсь в кресле. – Знаешь правила. Знаешь, как легко отсюда вылететь. И знаешь, что будет, – разворачиваюсь, в упор смотрю на нее, – если врать ректору. Повторяю вопрос: где ты вчера была.
– В корпусе, – она, не мигая, смотрит в ответ. – Готовилась к занятиям. А вечером легла спать. И я тебе не вру, Магнус.
Швыряю сломанные очки на пол.
Да, сейчас я встану, и скручу эту мерзавку, вытрясу из нее все, она будет у меня в ногах ползать.
Как каждую ночь делаю я.
Снова и снова перед ней преклоняюсь, я на этих ее туфлях сам ремешки застегивал, в ванне взбивал пену, ставил над поднос с завтраком цветы.
Это не похоже на похоть, и на меня не похоже, я околдован, вот только чем?
Она же студентка, ничего не умеет.
– Мне известно другое, Ада, – снимаю с шеи цепочку. Болтающимся на звеньях ключом отпираю стол. Не глядя шарю в ящике, нащупываю ошейник и встаю. – Сегодня я узнал. Что ты собираешься замуж. И за кого? – поднимаю взгляд.
– С чего ты это взял? – она пятится, я наступаю. Синие глаза сверкают, она запинается на брошенных туфлях и падает. Взвизгивает. – Подожди!
Ловлю ее, за руку тяну к себе. На шее защелкиваю обруч.
Она охает, будто я ей боль причинил. Вырывается, покачивается.
– Ты что сделал! – Ада недоверчиво ощупывает ошейник. – Сними это с меня!
– Я предупреждал, что не надо со мной шутить? – сдавливаю ее плечо. – Как долго ты из моей постели к нему прыгаешь? – севшим голосом спрашиваю, смотрю в бледное лицо, и личина невинности рассеивается, передо мной не студентка, а юная расчетливая дрянь. Почему я, вообще, разрешил ей в ту ночь зайти ко мне в комнату, скользнуть ко мне в кровать, не прогнал. – Ада, зря ты это затеяла. Сейчас я тебя запру здесь. И выясню, какого черта со мной происходит. А когда вернусь...
– Там все не так, – с ее щек сбегают последние краски, она похожа на лист бумаги. Сухими губами шепчет. – Послушай, Магнус, отпусти меня, я все объясню. Я замуж не собираюсь ни за кого, это не правда. И с тобой я ничего не делала, что я могу, я всего лишь будущий маг...я...подожди, ногу, кажется, подвернула.
Не верю уже ни на грамм, но эти ее интонации кровь разгоняют, как под гипнозом заставляют разжать пальцы, отпустить.
Она всхлипывает и наклоняется.
– Ой, точно подвернула ногу, – причитает. Резко выпрямляется и заряжает мне в висок чем-то острым.
Каблуком.
И бежит, пятки сверкают.
Ломится в дубовую дверь, выскакивает из кабинета.
Трогаю висок, стряхиваю каплю крови.
Иду обратно к столу, достаю ключ от ошейника. Подкидываю его в ладони и не понимаю – на что она надеется, куда рванула.
Ключом черчу в воздухе руну.
И сажусь в кресло.
Дура.
У нее есть полчаса максимум, а потом руна ее хоть из-под земли достанет, и тогда уже...
Разговаривать мы не будем.
Ангелина
Опускаю свой небольшой чемодан в дорожную пыль, и оглядываюсь в поисках киоска. Сейчас бы холодной газировки выпить.
А лучше поскорее смыть с себя ароматы поезда, в котором я не один день тряслась.
– Ну и жара! – поднимаю надоевший чемодан, и плетусь к манящему меня киоску. Подозреваю, цены там кусачие, но гулять, так гулять.
Покупаю газировку, и с наслаждением делаю первый глоток.
Прелесть!
Но весь мой экстаз портит звонок, на который отвечать не очень хочется, но надо.
– Да, мам, привет.
– Доехала? Все в порядке, милая?
– Доехала, – с сожалением засовываю ледяную воду в сумку, беру чемодан, и бреду к выходу с вокзала. – Вот только что.
– Милая, будь осторожнее. На юге столько проходимцев, курорт же, – заводит мама привычную, заезженную пластинку. – Понаедут пьяницы всякие, и…
– Мам, – перебиваю ее. – Ну что ты, в самом деле? Я ведь работать приехала. В театр! Вряд ли у меня время будет по ресторанам ходить, и приключения искать. Да и жить я буду в приличном месте, не переживай.
Вот только сообразить бы, где находится это приличное место. Интернет не ловит, прохожие своими делами заняты, и не понять, кто турист, а кто местный.
– Мам, мне пора, давай потом созвонимся?
– Хорошо. Будь осторожна, плохое у меня предчувствие, – вздыхает мама, и отключается.
У мамы всегда плохое предчувствие: и когда я на выпускной собиралась, и когда в театральный решила поступать вместо юридического, а уж когда меня пригласили на все лето в театре подработать – мама и вовсе как с ума сошла.
А я ведь так радовалась, выбив себе местечко у моря.
Мечта!
Так надоела наша, хоть и красивая, но ни разу не курортная Сибирь.
– Девушка, – оживляюсь при виде одиноко стоящей незнакомки, одетой несколько странно: в длинное, плотное, и явно дорогое платье посреди этой жары.
Может, она аниматор? Хотя те обычно в платья времена Екатерины Великой наряжаются.
Девушка не реагирует, стоит ко мне спиной, и я решаюсь. Осторожно похлопываю незнакомку по плечу.
– Девушка, вы не подскажете, где находится улица Яблочная? Вы ведь местная? – спрашиваю, и она оборачивается ко мне.
А я дар речи теряю. Эта девушка – она как из зеркала. Мое отражение, только в другой одежде. Те же темно-русые волосы, синие глаза, острые скулы… даже носы у нас одинаковые – аккуратные, самую малость курносые.
– Ничего себе, – бормочу в шоке, подозревая, что у меня солнечный удар, и все это мне мерещится.
А вот мое отражение, отойдя от удивления, вдруг улыбается мне: хитро, и даже хищно.
– Яблочная, говорите? – переспрашивает она, и я прикрываю глаза, ведь голос тоже точь-в-точь, как у меня. Внезапно сумка выскальзывает у меня из руки, и девушка реагирует быстрее, чем я. Подхватывает ее, и вертит, придерживая в руке. – Я не местная, так что не подскажу. Сумка у вас прохладная, там вода? Можно я пару глотков сделаю?
– Конечно, – киваю растерянно, а девица быстро расправляется с молнией, и выуживает газировку. – Мне кажется, или мы с вами очень похожи?
– Всякое бывает, – пожимает плечами девушка, и возвращает мне сумку. – Знаете, говорят, что, если встретишь своего двойника, нужно обняться, чтобы счастья прибавилось. И разойтись, не оглядываясь.
О такой примете я никогда не слышала, но обнять себя я позволяю. Прижаться всем телом, и почти задушить меня на прощание.
И не оборачиваюсь, когда немало испугавшая меня незнакомка, имени которой я не догадалась спросить, уходит. А я остаюсь стоять под палящей жарой, и смотреть на странно встретивший меня город.
Яблочную сорок три я, все же, нахожу, и не без помощи добрых людей. Отдаю документы хозяйке дома, которая должна меня зарегистрировать, и вхожу в небольшие, но уютные апартаменты.
– Душ! – чуть не плача, восклицаю я, избавляясь от одежды.
И все мысли: и о моем двойнике, и даже о долгожданной работе в театре вылетают из моей головы, пока я наслаждаюсь прохладными струями воды, бегущими по моему телу.
Оборачиваюсь полотенцем вокруг груди, и протираю запотевшее зеркало, от которого в ужасе отшатываюсь.
На мне ошейник!
Но этого быть не может, ведь так?
Подношу руку к лицу, чтобы протереть глаза, перед которыми мелькают мушки, и с ужасом вижу в зеркале, как на ошейнике холодным серебряным пламенем загораются незнакомые мне символы.
Откуда он взялся на моей шее? Массивный, тяжелый, как кандалы, холодными иглами под кожу впивается. Не смотреть на него невозможно, а смотреть – больно.
– Это еще что за… – бормочу, не веря глазам своим, просовываю пальцы под это «украшение», и ищу застежку, чтобы поскорее снять его с себя, но не успеваю.
Беспокоящее меня чувство, будто где-то, на другом конце мироздания, натянут канат, стремящийся утащить меня непонятно куда, усиливается, как усиливается и яркость символов на ошейнике.
Пол резко исчезает под ногами, которые перестают меня держать, и я ухаю в пропасть.
«Наверное, солнечный удар я, все же, заработала» – мелькает в моем сознании глупая мысль, и я валюсь на холодный, не слишком чистый пол.
На мраморный пол, что странно.
Не тот – выложенный дешевой белой плиткой, на которой дельфинчики были изображены, а это значит…
– С возвращением, Ада! – доносится до меня низкий, с хрипотцой голос. – Я почти успел соскучиться.
Упираюсь ладонями в пол, и поднимаюсь на ноги.
Я сошла с ума?
Головой приложилась в душе?
Эти объяснения – единственные, которые могут оправдать то, что я вижу перед собой: кабинет, под завязку набитый свитками, книгами, какими-то странными кусками металла и колбами.
А еще здесь есть стол, за которым сидит мрачного вида мужчина лет тридцати, и сверлит меня холодным взглядом.
Глава 2
Финн
В деревянной шкатулке лежат два коллекционных пистолета. Золотые, на рукоятке мое имя.
Оружие сую за пояс брюк.
И встряхиваю плащ.
Подмигиваю себе в зеркало. И ниже на лоб натягиваю капюшон.
Когда ты Финн Винтер – сын уважаемых родителей и в то же время отчисленный студент, мошенник, когда твоя физиономия украшает первые полосы газет и по следу идут стражи – светиться нельзя.
Но нет выбора, нужно найти пропажу.
Невесту.
Ада – от одного имени на языке появляется странный, вяжущий привкус, вот я и связан, этой девушкой, обречён на что-то...издревле это чувство любовью зовется, но мне сие слово раньше было неведомо.
До нее.
По бесконечной лестнице спускаюсь вниз.
В холле натыкаюсь на мать со стаканом чего-то крепкого и мысленно хмыкаю, привет, время только обед.
Видел бы сейчас совет попечителей академии своего председателя миссис Винтер вот такую, настоящую, за закрытой дверью нашего огромного дома, предела мечтаний аукциониста – и на мой счёт перестали бы чесать языками.
Что паршивая овца портит стадо, что Финн отрезанный ломоть, что в семье не без урода, или о чем они там шепчутся, боясь сказать вслух.
– Ты бы не налегала, мама, – киваю на стакан.
– А ты бы не совал свой нос, куда не просят, – ласково встречает меня она, глазами провожает до двери и не выдерживает. – Куда ты? Опять к ней? Хочешь, чтобы тебя арестовали?
– К Аде, – уточняю. – А в академии безопасно, стражей без приглашения никто не пустит.
Открываю дверь.
– Финн, выбей из головы эту...особу. Свадьбы не будет, забудь, – говорит она мне в спину. – Пока я жива – она в нашу семью не войдет.
– Посмотрим, – отмахиваюсь и выхожу на крыльцо.
– Вас никто не поженит, тебя попросту арестуют! – кричит она.
Хлопаю дверью, отрезаю угрозу.
Ничего не меняется, фраза эта звучит каждый день и давно утратила силу.
Дождь шумит и пузырится, под ногами расплывается океан, капли барабанят по плащу, шагаю по лужам.
Преследуют меня или нет – неважно, Аду даже из ада достану, она моя.
Не пришла сама – иду сам.
Распахиваю дубовые створки. Оставляю ручейки на черном мраморе, в гулкой тишине шагаю по академии.
Всё на занятиях.
По крученой лестнице поднимаюсь наверх, кабинет ректора на самом последнем этаже, Магнус все подбирается ближе к небу.
И не понимает, что не получится ничего у такого, как он, пресмыкающегося.
С ноги открываю дверь.
Он развалился за столом, смотрит на пол.
Тоже опускаю глаза.
Там валяется какая-то белая тряпка.
А рядом...
– Какого лешего, – наклоняюсь, недоверчиво смотрю на Аду.
Моя голая невеста. У него в кабинете. Сидит на полу, колени прижаты груди. Тонкими руками обнимает себя за плечи.
Вылезаю из мокрого плаща, набрасываю на нее.
У нее волосы тоже мокрые, словно она только что с улицы. Но почему голая?
– Ты на власти своей свихнулся в край, – вскидываю взгляд и ненависть не прячу, эту самодовольную ректорскую рожу давно мечтаю размазать по стене. – Ада, вставай, – наклоняюсь к невесте.
– Я не Ада! – выкрикивает она и мелко дрожит, от меня отшатывается. Ползком в сторону шкафа, кутается в мой плащ и встаёт на ноги. – Выпустите меня отсюда пожалуйста. Можем договориться. У меня в сумке есть кое-какие деньги. Ещё есть новая одежда. Хорошие духи, даже нераспечатанные, в упаковке. Золотой браслетик и кольцо. Забирайте всё! – предлагает она какие-то глупые девчачьи дары.
Перевожу взгляд на Магнуса.
Он едва заметно жмёт плечом.
– Спектакль слушаю уже, – смотрит на часы, – минут пятнадцать. И бесполезно трачу время. Если не заткнешься в ближайшие пять секунд, Ада, – он встает из-за стола.
– Пошли со мной, – хмуро перебиваю и подхожу ближе, времени его мне не жаль, но вот Ада не в себе.
Сейчас выведу ее отсюда.
Вернусь.
И если он хоть пальцем тронул мою невесту...
– Раскрой глаза, Финн, и оставь ее, – летит мне приказ, будто я его подчинённый. – Сам не чувствуешь? Эта стерва тебя одурманила. Выйди, я с ней разберусь.
– Не надо со мной разбираться, – вклинивается она. Вдоль шкафа пятится по кабинету, взглядом с меня на него скользит и трясется. – Просто уберите вот это, и я пойду, за сумкой и за деньгами, я сняла комнату, у хорошей женщины, боже мой, говорила мне мама, – она приспускает с узких плеч мой плащ, и я смотрю на чуть прикрытую тканью высокую грудь. Белая кожа, что моментально краснеет от поцелуев, на ней я оставлял засосы, языком выводил узоры, не мог напиться, насытиться, от запаха ее сходил с ума.
– Вот, – тонкой рукой Ада трогает шею.
И лишь теперь замечаю обхватывающий ее горло светящийся обруч.
– Ты на нее датчик повесил? – резко разворачиваюсь к Магнусу. – На мою невесту ошейник? Снимай эту дрянь, где ключ, – налетаю на стол. В глазах мутнеет, в висках стучит кровь, я его закопаю, он покойник.
– Невеста твоя походит под присмотром, – Магнус с грохотом задвигает ящик стола. – Ада, – зовет он и усмехается.
Оглядываюсь и вижу как развевается мой плащ – на такой скорости она несётся прочь из кабинета.
С ней что-то не так, она бредит, плетет чушь. И виноват во всём он.
– Я тебя убью, – говорю тихо, за поясом нащупываю оружие, оно для защиты, но от этого дьявола и надо защищаться, все верно.
Он спокойно смотрит на меня.
– Подумай, что делаешь, Финн.
– Почему она тут голая сидела?
– А почему она говорит, что ее зовут не Ада? – он обходит стол. – Для кого ломает комедию? Я с ней разберусь, ты только не лезь, – он шагает к дверям.
Смотрю ему в спину и от его голоса передергивает, ни к кому во мне такой ненависти нет, как к ректору, Магнусу Винтеру, величайшему алхимику, моему отцу.
Ангелина
Бегу, словно за спиной крылья выросли.
Словно меня ветер несет – с такой скоростью несусь, не запоминая поворотов. Глаза выцепляют лишь бесконечные коридоры и лестницы, спуски и подъемы. Все сливается, пока я в панике мчусь от этих пугающих меня незнакомцев.
Я в лабиринте каком-то! Каменный, бесконечный лабиринт, и я в нем совсем одна. Хотя нет, не одна, есть двое мрачных мужчин – таких похожих внешне…
… и оба принимают меня за другую.
– Ада, – доносится до меня знакомый баритон, и я прижимаюсь к выступу, прячась в тени. – Я знаю, что ты здесь, хватит бегать.
Ада.
Но я не Ада, я Ангелина! И я… где я вообще?
«Так, стоп, – зажмуриваюсь, и пытаюсь выровнять сбившееся дыхание. – Я была в душе, ведь так? Так. Увидела этот проклятый ошейник на себе, и попала… попала вот сюда. Только это ведь невозможно! Как можно в одно мгновение перенестись из уютных апартаментов на улице Яблочной в огромное, мрачное здание из мрамора и камня?»
И ошейник этот откуда? Я ведь только-только приехала, и никто не мог нацепить на меня этот ошейник. Никто, кроме…
– Гадина! – сжимаю кулаки, представляя, как вцепляюсь в лицо своему паршивому двойнику. – Сволочь такая!
Так вот, почему она обниматься полезла! Нацепила на меня эту штуку, которая перетащила меня черт знает куда, а сама ходит довольная, всех облапошив.
Она и есть та самая Ада, которая им нужна – девушка, встретившаяся мне у вокзала.
– Выйдешь, или тебя вытащить? – голос мужчины совсем близко.
Он знает, где я прячусь.
Да и не сбежать мне.
– Не нужно меня вытаскивать, – отлепляюсь от стены, и выхожу из тени, плотнее запахивая плащ. – Что вам нужно?
– Будешь продолжать придуриваться? – мужчина хватает меня за руку, и рывком притягивает ближе. – Ада, это Финну ты можешь петь свои песни дальше. Не мне! Чем ты мою голову одурманила?
– Я не понимаю…
– Когда снимешь ту дрянь, с помощью которой воздействуешь на меня – отпущу, – мужчина словно не слышит, тащит меня по тем самым коридорам, одинаковым и безликим, по которым я бежала от него. – И если будешь врать – пожалеешь!
Я уже жалею.
Горько жалею, что не осталась дома – в маленьком, холодном городке с типовой застройкой. Ну чего мне стоило подождать еще год? Доучилась бы, в столицу подалась, диплом получив, и жила бы спокойно.
– Итак, – грубиян затаскивает меня в знакомый кабинет, и запирает дверь, – мы снова втроем. Ада, ты ничего не хочешь сказать Финну?
Второй мужчина – тот, который меня невестой называл, мгновенно приближается ко мне.
А я шарахаюсь от них обоих, и невольно сравниваю: видно, что родственники, хотя любви и тепла друг к другу не испытывают. Оба темноволосые, высокие, в глубоко посаженных глазах опасные сполохи, как северное сияние – затягивают меня, волю свою навязывают.
– Ада? Расскажи Финну обо всем, – снова приказывает мне мужчина.
– О чем?
О том, что я не Ада? Не поверят. Я бы сама не поверила на их месте, ведь та гадина, которую я у вокзала встретила – моя копия. Внешность, голос – все одинаковое.
Была бы у меня с собой сумка – я бы фотографии с семьей показала, паспорт со своим именем. Но на мне лишь чужой плащ и гадкий ошейник.
«Значит, буду Адой, – принимаю я решение, полагаясь на удачу. – Она ведь нужна им. А раз нужна – не убьют. Буду тянуть время, пока что-нибудь не придумаю».
– Расскажи своему «жениху» о том, как околдовала меня, – спокойно перечисляет мужчина, меряя меня холодным взглядом. – О том, как в кровать ко мне запрыгнула.
– Ты лжешь! – с ненавистью выкрикивает Финн. – Магнус, ты зарвался. Ада – моя невеста, и я не позволю так с ней обращаться!
– Я не лгу, идиот. Лжет она, – Магнус указывает на меня. – Подумай, Финн, и поймешь, что все это – наведенное. Пока я не пойму, в чем дело, но это не любовь, а похоть. И та вызвана чарами. «Невеста» твоя из кровати в кровать прыгала, и допрыгалась.
Прыгала она, а допрыгалась я.
– Ада, это ведь не правда? – Финн подходит ко мне, и с такой надеждой в глаза смотрит, словно от моего ответа его жизнь зависит. – Просто скажи, что отец лжет, и мы уйдем. Он тебя не тронет, я обещаю!
Так они не братья, как я сначала подумала.
Отец и сын.
И Ада, за игры которой придется расплачиваться мне.
Убила бы мерзавку!
– Видишь, ей нечего сказать, – смеется Магнус. – Не решается лгать при мне, что ничего у нас не было.
– Ада? – уже менее мягко, с тлеющей, догорающей искрой надежды зовет меня Финн. – Ты и мой отец… да ответь же мне! Почему ты молчишь?
Перевожу взгляд с одного мужчины на другого, и мечтаю попасть домой. Или хоть в обморок грохнуться. Что мне ответить?
Мне самой, как день ясно что Ада эта с обоими крутила.
И если я буду плохой актрисой, голову открутят уже мне.
Магнус
Ада кашляет.
Убедительно, аж надрывается, тонкая рука мелькает в широком рукаве плаща, она машет на графин.
