Текст книги "Непокорный ангел"

Автор книги: Джейн Фэйзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Внезапно Генриетта поняла, что это чудесная прелюдия к тому, что должно произойти в спальне. Ее язык настойчиво скользнул между его губами, руки обвились вокруг шеи, пальцы зарылись в волосы, а тело страстно прижалось к нему.

– Что ты делаешь, черт побери? – Дэниел откинулся назад, прерывисто дыша. – Здесь не место для этого.

Глаза ее неистово сверкнули, и она засмеялась веселым, беззаботным смехом.

– Ты хотел, чтобы я доказала тебе кое-что. И я докажу, что моя страсть к мужу может преодолеть все запреты. Я хочу заняться с тобой любовью под звездами, прямо сейчас.

– О Боже! – задыхаясь, воскликнул Дэниел. – Но ведь на небе полная луна!

Гэрри опять засмеялась, глядя вверх, где на звездном небе висел огромный голубой диск.

– Ну и пусть. Иди сюда. – Генриетта проскользнула через маленькую калитку, ведущую в тихий, темный сад, наполненный запахами жимолости, душистого базилика и роз. Она снова устремилась в объятия мужа, покрывая его шею, подбородок, уголки губ и веки горячими быстрыми поцелуями, отчего кровь в нем закипела и все мысли об осторожности вылетели из головы.

Неподалеку росли кусты роз, и они двинулись почти вслепую в их душистые заросли. Дэниел потащил Генриетту к деревянной резной скамье, в то время как она покусывала ему ухо, шепча нежные слова. Его обволокло теплое благоухание. Дэниел сел на скамью, и Генриетта без слов поняла, чего он от нее хочет. Она приподняла юбки и встала перед ним. Дэниел коснулся мягких, блестящих бедер и округлых колен, затем дотронулся до пушистого, золотистого треугольника и скользнул внутрь, ощутив горячую готовность ее тела. Дэниел усадил ее к себе на колени, и Генриетта приняла в себя его напряженную плоть, крепко прижимаясь к нему. Ее колени упирались в его бедра, а тело страстно и ритмично двигалось, что доставляло обоим огромное наслаждение. Затем движения ее замедлились, стали томными, и они погрузились в чувственное море блаженства. Дэниел испытал полное удовлетворение и хотел прервать любовную игру. Когда в кульминационный момент он решил приподнять ее, Генриетта положила руки ему на плечи и крепко прижалась, удерживая внутри себя. Она упивалась, чувствуя пульсацию его изливающейся плоти. Из ее уст вырвался стон, и она повалилась вперед, прижавшись губами к его лбу и трепеща от радости и наслаждения.

– Может быть, сейчас мы сотворили сына, – прошептала она, восстанавливая дыхание.

Дэниел погладил жену по спине, чувствуя сквозь шелк платья острые лопатки. Ее теплые бедра все так же плотно прижимались к нему.

– Мне никогда не удается предвидеть твои порывы, – сказал он с сожалением. – А у тебя их слишком много, моя фея.

Генриетта подняла голову и посмотрела ему в лицо, скрытое в тени.

– Ты не хочешь, чтобы это случилось?

Луч лунного света проник сквозь заросли и отразился в его черных глазах.

– Если у нас будет ребенок, я предпочел бы, чтобы ты находилась дома, – сказал он.

– Но мы ведь не будем жить в этой стране девять месяцев, – практично заметила она, – так что я рожу в своей кровати.

Дэниел улыбнулся, слегка покачав головой.

– Что же, поживем – увидим. А сейчас поднимайся. – Он подсунул под нее руки и снял с колен. – Баловница. Интересно, чьим это садом мы так бесстыдно воспользовались.

Она засмеялась, разглаживая платье.

– Вовсе не бесстыдно, а самым замечательным образом. Надеюсь, теперь ты успокоился относительно своего возраста.

– Вполне, – согласился Дэниел. – По крайней мере я не чувствую себя стариком. Мне кажется, что старики не занимаются любовью с молоденькими женщинами в чужих садах.

– Конечно, нет. – Генриетта взяла его за руку. – Пойдем скорее домой и повторим, чтобы я могла убедиться, что у моего мужа еще достаточно сил.

– Тебе надо поспать. Я забыл сказать, что утром следует ожидать визита доньи Терезы Херес и ты должна быть в самой лучшей форме.

– Она близка к королеве, не так ли?

– Да, и если ты будешь принята при дворе, это только облегчит мою миссию. Если ты удостоишься аудиенции у ее величества, король Филипп также не откажет мне в этой милости.

– Я сделаю все, чтобы меня приняли, – заверила мужа Генриетта, когда они подходили к своему дому. – Я стану настоящей испанской дамой.

Генриетта слишком рьяно взялась за дело, стараясь угодить Дэниелу. Утром, войдя в спальню, он в ужасе остановился.

– Черт побери, что ты делаешь, Генриетта? Немедленно прекрати.

– Но почему? Все испанские дамы красятся, от королевы до жены рыбака. Надо следовать местным традициям, – запротестовала она с невинным видом, продолжая натирать щеки ярко-красными румянами и припудривая лоб белой пудрой.

– Сотри это сейчас же! – приказал Дэниел, глядя на нее с отвращением. – Ты выглядишь как шлюха.

Генриетта надула накрашенные губы:

– Почему это я выгляжу как шлюха, а испанские леди нет?

– Кто сказал, что они так не выглядят? Однако ты моя жена, и я не допущу этого. Смой сейчас же всю краску!

– Но ты сказал, я должна сделать все, чтобы быть принятой королевой… О Дэниел! – Гэрри пронзительно взвизгнула, когда он схватил ее за ухо и решительно заставил встать. До нее довольно поздно дошло, что шуткам пришел конец и ее бесцеремонно тянут к стоящему на мраморном туалетном столике кувшину и тазу.

– Если ты сама не можешь умыться, то это сделаю я, – мрачно заявил Дэниел, продолжая держать жену одной рукой за ухо, а другой намыливая ей лицо. Генриетта визжала и извивалась.

– Я сама! – крикнула она, когда он наконец отпустил ее. – Я просто пошутила.

– Я не нахожу в этом ничего смешного, – резко сказал Дэниел, стирая с ее лица красное пятно, которое пропустил. – Что заставило тебя сделать это? Я никогда не испытывал такого отвращения.

– Я только хотела посмотреть, как это будет выглядеть. – Генриетта обиженно потерла ухо. – Я хотела повеселить тебя, как клоун… Нет причин огорчаться и вести себя так грубо.

– Но мне почему-то не очень смешно, – саркастически заметил Дэниел. – Господь знает, я не пуританин, но размалеванные женщины вызывают у меня отвращение. А что касается тебя… – Он покачал головой, не в силах выразить чувство, которое испытал при виде красно-белой маски, изуродовавшей свежее, миловидное личико его жены. – Я не хотел обидеть тебя, – сказал он, заметив, что она продолжает смотреть на него с укором.

– Ты тянул меня за ухо, как нашкодившего мальчишку.

Дэниел рассмеялся на это горестное, но неоспоримое заявление.

– Давай я поцелую его.

Генриетта стояла не шевелясь, когда он коснулся губами обиженного местечка, и вдруг отшатнулась, почувствовав, как его язык проник внутрь уха.

– О, ты же знаешь, что я не выношу этого! – Она вырывалась из его рук, а он продолжал нежно водить языком, не пропуская ни одного изгиба, прекрасно зная самые чувствительные места.

– Как ты можешь быть таким жестоким? – прошептала Генриетта, когда он наконец отпустил ее.

– Неужели жестоким? Я только хотел доставить тебе удовольствие… и ты знаешь это.

Она пыталась сдержать улыбку, но губы ее расплылись, несмотря на все усилия.

– Не могу отрицать, но это какое-то странное наслаждение.

– Давай заключим мир, – сказал Дэниел, протягивая руки.

Генриетта шагнула в его объятия.

– Не могу представить, как можно жить с тобой по-другому.

– У нас нет причин для ссор, – добавил он. – Мы достаточно хорошо понимаем друг друга, моя фея.

Через несколько недель они оба вспомнили этот разговор.

Глава 14

– Мудрая женщина, дорогая донья Драммонд, всегда должна разбираться в делах мужа. – Ее католическое величество королева Испании улыбнулась молодой женщине явно доброжелательно. При этом глаза ее были прикрыты подведенными сурьмой веками и улыбка накрашенных губ казалась трещиной в красно-белой маске.

Ее величество сидела на возвышении на груде атласных подушек под роскошным балдахином. Придворные дамы также устроились на подушках, их близость к королеве определялась соответствующим рангом. Генриетте предложили место у ног королевы. Она была польщена оказанной честью, но никак не могла понять, почему ей уделили столь большое внимание сразу на втором приеме во дворце Буэн-Ретиро.

Донья Тереза Херес лениво обмахивалась веером и улыбалась, подражая королеве.

– Разумеется, донья Драммонд, это один из тех маленьких секретов, которые женщины хранят от своих мужей. Мы позволяем мужчинам считать нас пустоголовыми и не понимающими истинную важность вещей, которые они привыкли считать чисто мужской областью, но мужья не подозревают, как часто принимаемые ими решения зависят от тихих слов, мягких поощрений, тактичных маневров их спутницы жизни. – Среди собравшихся вокруг королевы дам прошелестел легкий смешок, выражающий согласие с ее словами.

Генриетта сочла это высказывание весьма привлекательным, но почувствовала себя немного неловко, так как, слушая и посмеиваясь вместе с остальными, она тем самым как бы предавала Дэниела. Безусловно, это нелепость.

– Однако трудно вникнуть в дела мужа, если он не доверяет жене, – отважилась возразить она.

– Какая наивность! – воскликнула маркиза Антона, хрустя сладким миндалем. – Милое дитя, мужья никогда не делятся своими секретами. Мы сами должны узнавать их и использовать добытые сведениями в интересах мужей.

– Хорошо известно, донья Драммонд, мужчины не всегда знают, что им выгодно, – мягко добавила королева. – Они не всегда видят подводные течения. Например, ваш муж… – Она сделала паузу, глотнув из маленькой серебряной чашечки горячий ароматный шоколад, предложенный одной из придворных дам.

Генриетта невольно напряглась, ожидая, что скажет королева, но та, к ее удивлению, не стала продолжать и повернулась к донье Терезе, о чем-то перешептываясь с ней. Затем донья Тереза встала с подушки и объявила:

– Ее величество удаляется.

Генриетта поднялась на ноги вместе с остальными дамами и присела в глубоком реверансе. Ее величество вышла из комнаты в сопровождении нескольких придворных дам.

– Что имела в виду ее величество? – спросила Генриетта маркизу Антону, которая, казалось, взяла на себя роль руководительницы и наставницы леди Драммонд при королевском дворе. – Она начала говорить что-то о моем муже.

Маркиза улыбнулась и похлопала Генриетту по руке:

– Ее величество явно благоволит к вам, моя дорогая донья Драммонд. Если она соизволит дать вам небольшой совет, не оставьте его без внимания.

Генриетта медленно кивнула:

– Постараюсь, мадам, если смогу, но надо быть уверенной, что это совет. Мне кажется, ее величество говорит загадками.

– Не совсем так. Давайте пройдемся по саду. – Маркиза выскользнула из комнаты, где оставшиеся дамы щебетали, как стайка ярких птичек. Генриетта последовала за ней вниз по широким ступеням лестницы сквозь строй кланяющихся лакеев и вышла в чудесный сад. В мраморных бассейнах тихо журчали фонтаны, декоративные пруды сверкали на солнце среди зелени, как драгоценные камни, а огромные тенистые дубы благоприятствовали уединенным прогулкам.

Солнце палило нещадно, но спутница Генриетты не спешила. По мнению беспокойной и нетерпеливой леди Драммонд, они двигались слишком медленно в направлении апельсиновой рощи.

– Умоляю, мадам, откройте мне эту тайну, – попросила Генриетта, когда они дошли до укромного местечка.

Маркиза села на каменную скамью на краю пруда с цветущими лилиями и тщательно расправила свое изумрудного цвета платье, прежде чем предложить Генриетте место рядом с собой.

– Просто ее величество имела в виду, моя дорогая, что государственные дела являются сферой не только мужчин, но и женщин. Разумеется, жена, которая разбирается в этих делах, еще более любима своим мужем. – Она незаметно взглянула на Генриетту, чтобы убедиться, клюнула ли та на приманку. Задумчивый вид молодой женщины предвещал успех. – Разумеется, – продолжала она небрежно, – часто бывает полезно расширить свой кругозор для того, чтобы оказать услугу нашим мужьям.

– Простите мою глупость, мадам, но я не понимаю, как можно использовать информацию, не обнаружив, что владеешь ею? – заметила Генриетта. – Как можно помочь мужу и заслужить его благодарность, если надо скрывать средства достижения цели?

«Это дитя оказалась не такой уж простушкой, как мы думали», – размышляла маркиза, коснувшись нижней губы носовым платком, отделанным кружевами, и одновременно Энергично обмахиваясь веером. Ей пришлось тщательно подбирать слова.

– В некоторых случаях, – сказала она, заговорщически улыбаясь, – добродетель сама по себе является наградой, дополненная, конечно, радостью мужа, поскольку он достиг своей цели, хотя муж может и не знать, что своим успехом обязан вашему вмешательству. – Маркиза сделала паузу, чтобы Генриетта могла осмыслить сказанное, затем почти небрежно продолжила: – При дворе иногда необходимо использовать окольные пути, чтобы достичь желаемого. Надо знать, на кого обратить внимание, что дает сближение с различными людьми, и всегда быть готовой пойти на сделку. – Она снова сделала паузу, давая собеседнице время на размышление, затем продолжила таким же ровным тоном: – Порой люди не понимают, что надо пойти на соглашение, и тогда им не удается достичь своей цели.

Генриетта подумала о Дэниеле и о его бесполезных попытках получить аудиенцию у короля Филиппа. Он везде встречал теплый, дружеский прием, но всегда получал отказ, высказанный с чрезвычайной учтивостью. Было ли нечто такое, что ему следовало сделать, какая-то карта, которую надо бы разыграть, чтобы найти выход из тупика?

– Умоляю, скажите более определенно, мадам, – попросила Генриетта. – Я воспользуюсь вашим советом, чтобы помочь моему мужу в выполнении его миссии, которая пока не имеет успеха.

Маркиза вздохнула.

– Вы очень прямолинейны, донья Драммонд. А это не всегда разумно. Порой надо продвигаться обходными путями и говорить очень осторожно. Те, кто понимает это, скорее добиваются желаемой цели. – Она поднялась со скамьи. – Днем становится очень жарко, чтобы находиться на воздухе, моя дорогая. Вам следует вернуться домой на время сиесты.

Генриетта молча согласилась с деликатным окончанием разговора. Она многому научилась за последние недели и понимала, что ничего не добьется, если будет нарушать правила этикета, которыми руководствовалось испанское общество. Они вернулись во дворец, и маркиза распорядилась подать донье Драммонд носилки, затем подождала вместе с ней в холле за вежливой беседой. Когда лакей объявил о прибытии носилок ее светлости, маркиза взяла Генриетту за руку.

– Мне было приятно побеседовать с вами, донья Драммонд. Должно быть, вы очень скучаете по своему дому в Гааге.

– Немного, – призналась Генриетта. – гораздо больше я скучаю по своим падчерицам. Мне хотелось, чтобы они сопровождали нас.

– Да, конечно. Всегда тяжело оставлять семью. – Маркиза лучезарно улыбнулась, но взгляд ее был холоден, как лед. – Я уверена, что ваш муж получает регулярные послания из Гааги. Надеюсь, в них хорошие новости из вашего дома.

– Думаю, в депешах сообщается не о домашних делах, – простодушно сказала Генриетта. – Мой муж сказал бы мне, если бы новости касались дома. – В тишине, последовавшей за этим бесхитростным утверждением, ее внезапно осенило. Депеши из Гааги – вот главная цель этого странного утреннего разговора.

– Дон Драммонд не поделился с вами содержанием этих депеш? – осторожно спросила маркиза. – Наверное, он считает, что они вас не касаются?

– Возможно, – неопределенно согласилась Генриетта. – Мы не говорили на эту тему. – Она спокойно соврала и опустила глаза, чтобы собеседница не могла прочитать ее мысли.

– Помните, дорогая, государственные дела касаются жен не в меньшей степени, чем мужей, – сказала маркиза. – Ваш муж определенно выиграет, если вы проявите интерес к его делам.

Генриетта туманно улыбнулась, пробормотала слова прощания и села в носилки, облегченно вздохнув, когда шторы закрылись и она осталась одна. Ее понесли по улицам Мадрида четыре рослых носильщика. Карета и лошади были дороги, и Дэниел решил, что они не нужны. По своим делам он большей частью ходил пешком. Генриетта тоже обходилась без кареты, выполняя домашние поручения. Однако теперь ей часто приходилось совершать официальные визиты, поэтому носилки и носильщики всегда были в ее распоряжении, и она быстро привыкла путешествовать таким способом. При этом можно было размышлять в одиночестве. Сейчас мысли путались в ее голове, но постепенно стала вырисовываться вполне ясная картина. Кто-то очень интересовался содержанием депеш, которые Дэниел получил из Гааги… а он не был расположен разговаривать на эту тему. Если он ничего не сказал ей, значит, на то была причина, и никто не должен знать, о чем сказано в этих документах.

Однако интересно, что в них написано? Возможно, это помогло бы проникнуть к королю. Сегодня Генриетте многое стало ясно. Ей четко объяснили, в чем, по мнению королевского двора, заключается долг жены.

По существу, ей предложили шпионить за своим мужем. Неприятную пилюлю подсластили убеждением, что все это делается в интересах самого Дэниела. Кроме того, ее привлекал еще один аспект высказывания королевы. Генриетту обижало, что муж отстранил ее от деловой стороны своей жизни. Он по-прежнему считал ее слишком молодой и неопытной, чтобы вникнуть в дипломатические сложности, с которыми ему приходилось сталкиваться ежедневно, и Генриетта поддалась соблазну доказать мужу, что он ошибается. Она почувствовала, что может и должна не только играть в обществе роль его жены, но также и помочь ему. Вероятно, пришло время показать Дэниелу, что она способна на большее. И, как всегда, когда, по ее мнению, муж нуждался в поддержке и ей представлялся случай помочь ему, Генриетта не могла удержаться, чтобы не воспользоваться этим случаем.

Она задумчиво вышла из носилок, когда носильщики опустили их возле высокой стены, огораживающей двор их жилища. Надо как-то воспользоваться тем, что ей удалось узнать сегодня утром, чтобы расчистить дорогу Дэниелу, но при этом не предать его. Разумеется, она не сомневалась, что содержание депеш нельзя передавать королеве без ведома Дэниела, а он определенно не даст на это разрешения. Но если она узнает содержание документов, почему бы ей не сыграть при дворе свою собственную хитрую игру? Если бы она точно знала, что они хотят выведать, возможно, ей удалось бы подсунуть им ложную информацию, которая послужила бы частью сделки. Но при этом надо знать истинное содержание, чтобы быть убедительной. Однако как добраться до бумаг?

В относительно прохладной затемненной спальне Генриетта с радостью сняла бирюзовое атласное платье и жесткую нижнюю юбку из тафты. Ей нравился новый гардероб, хотя роскошная и элегантная одежда была явно тяжеловата для жаркого мадридского лета. Необычайная чистоплотность испанской знати была легко объяснима, однако сначала удивила Генриетту, которая настолько привыкла к запаху немытых тел, смешанному с ароматом духов, что едва замечала его. На родине она купалась довольно редко, но здесь поняла, какое это удовольствие, и сейчас наслаждалась ощущением чистоты кожи и свежим запахом волос. Дэниел также следовал этому примеру, и теперь они всегда мылись, когда возвращались домой.

Генриетта аккуратно повесила свою одежду в шкаф и распустила волосы, вытащив шпильки. Обычай испанцев спать в самое жаркое время дня тоже стал привычкой, которую она приняла с восторгом. Подойдя к окну, она раздвинула шторы, облокотилась на широкий каменный подоконник и посмотрела вниз, на сонный, залитый солнцем двор. Горячий воздух, поднимаясь вверх от нагретого каменного подоконника, коснулся ее грудей сквозь тонкое полотно сорочки. Генриетта закрыла глаза, чувствуя, как солнце пробивается сквозь веки, рождая темно-красные круги, которые погружали ее в почти гипнотический транс. Когда кто-то сзади обнял ее за талию, сердце чуть не выскочило у нее из груди.

– Солнцепоклонница, – смеясь, сказал Дэниел и отвел волосы в сторону, чтобы прижаться носом к теплому душистому затылку. – Пойдем в постель.

– Я бы хотела заняться любовью прямо под солнцем, – полусонно сказала Генриетта, поворачиваясь в его объятиях. – Чтобы чувствовать его на своей обнаженной коже.

Дэниел улыбнулся:

– Ваше желание для меня закон, мадам. Но давай сначала разденемся. – Он ловко развязал ленту, стягивающую ворот сорочки. – Руки вверх.

Генриетта весело рассмеялась, услышав такую команду, и подчинилась, мотая головой, чтобы освободиться от складок материала.

– А теперь что? – Она опустила руки и озорно смотрела на него, склонив голову набок. – Могу я выйти наружу в таком виде?

Дэниел оценивающе оглядел жену сверху донизу, затем положил руку ей на голову и развернул, чтобы таким же образом осмотреть ее сзади.

– Вам нравится то, что вы увидели, сэр? – смиренно спросила Гэрри.

– Нищие не могут выбирать, – заметил он мрачно.

– Ну, ты… ты… – Задохнувшись от возмущения, она бросилась на него с кулаками, а Дэниел, изобразив притворный испуг, поймал ее в объятия и крепко сжал, гладя ладонями ягодицы.

– Какую фурию, не понимающую юмора, я взял в жены! Ну а сейчас успокойся.

– Ничуточки не смешно, – заявила Генриетта, стараясь держаться с высокомерным достоинством.

Однако она обнаружила, что, к сожалению, высокомерие и нагота – довольно неестественное сочетание, особенно когда эту наготу крепко обнимало мощное и совершенно одетое тело. Ее кожа покрылась мурашками, соприкасаясь с мягким шелком и холодными серебряными пуговицами. Соски ее напряглись, а ягодицы под руками Дэниела невольно сжались. Она чувствовала себя удивительно беззащитной, но это было приятное ощущение, и оно нисколько не тревожило ее. Генриетта посмотрела в лицо мужу и увидела в его глазах отражение того, что чувствовала сама. Его темная бровь вопросительно приподнялась, и она улыбнулась в ответ трепетной улыбкой.

– Кажется, я знаю способ, как угодить тебе, – мягко произнес Дэниел, растягивая слова. Генриетта облизала губы, но ничего не сказала. – Принеси подушки с кровати и положи их на пол на солнце у окна.

Генриетта молча повиновалась. В предвкушении чего-то необычного кровь ее стремительно побежала по жилам и тело увлажнилось от возбуждения. Она встала рядом с сооруженной из подушек постелью, наблюдая, как он раздевается. Дэниел сел на стул, чтобы стянуть сапоги.

– Ложись и закрой глаза. Представь, что ты лежишь одна в саду на солнышке.

Генриетта так и сделала, закрыв глаза и подставив тело теплым солнечным лучам, которые скользили по коже, а она старалась поймать их, перемещаясь по мягким подушкам. Руки ее медленно блуждали по телу, ощущая его теплоту. Генриетту охватило желание. Почувствовав на себе еще пару необычайно ласковых рук, она погрузилась в сказочный мир наслаждения, где сознание уже не существовало, побежденное требованиями плоти…

Когда Генриетта проснулась, солнце уже клонилось к закату и в углах комнаты затаились тени. Она лениво и томно потянулась на подушках, самодовольно улыбнулась и открыла глаза.

– Ты выглядишь, как кошка рядом со сметаной, – смеясь, сказал Дэниел с кресла, в котором сидел, наблюдая за женой.

– Я и чувствую себя кошкой. – Продолжая улыбаться, она перекатилась на бок и оперлась на локоть, глядя на мужа. – Ты не спал?

Дэниел покачал головой:

– Нет, наши игры, заставившие тебя уснуть, только взбодрили меня, и я не терял ни минуты, наслаждаясь восхитительным зрелищем.

Взгляд Генриетты остановился на шкатулке, стоящей на инкрустированном сундуке, и в голове ее возникли другие мысли. Может быть, расслабившись после любовных ласк, Дэниел станет более податливым. Она села на подушках и испытующе посмотрела на него:

– Ты любишь меня?

Он слегка нахмурился:

– К чему этот глупый вопрос, Гэрри?

Начало было малоутешительным, но она решила продолжить:

– Просто мне непонятно, если ты действительно любишь меня, почему скрываешь содержание полученных из Гааги документов?

Глаза Дэниела потемнели и полностью утратили ласковость.

– Мы уже однажды говорили на эту тему. Я не хочу снова к ней возвращаться.

Генриетта поднялась с подушек и подошла к нему.

– Пожалуйста, – произнесла она льстивым голосом, склоняясь над мужем и целуя его в лоб. – Я же твоя жена, частица тебя. Если ты расскажешь мне, это не будет предательством по отношению к королю.

Дэниел вздохнул и встал.

– Я не хочу с тобой ссориться, Генриетта, но, если ты будешь настаивать, это обязательно произойдет. Я сказал нет, значит, нет. В прошлый раз ты, кажется, все поняла, и не надо приставать ко мне.

Генриетта покраснела от досады.

– Перестань разговаривать со мной, как с Лиззи.

– Если бы ты была Лиззи, – медленно сказал Дэниел, – мне не пришлось бы еще раз говорить на эту тему. Она хорошо запоминает уроки. Возможно, тебе следует поучиться у нее. – Он подошел к двери, но вдруг остановился и обернулся, печально покачав головой. – Милая, давай не будем ссориться. Это самое последнее дело.

– Я тоже не хочу ссориться, – искренне сказала Генриетта, устремляясь в его объятия. – Я только подумала… О, не обращай внимания. Мы больше не будем говорить об этом.

Дэниел согласился с Генриеттой, не задавая вопросов. Он поцеловал ее и сказал, чтобы она поторопилась с одеванием.

– Мне ужасно хочется пригубить «Риоху», которую я получил от торговца вином на прошлой неделе. Я спущусь за бутылочкой в погреб. – С этими словами Дэниел вышел из спальни, закрыв за собой дверь.

Генриетта рассеянно протянула руку к брошенной сорочке, надела ее через голову, завязала ленту и вытащила волосы из-под воротника. Затем озабоченно нахмурилась, сдвинув светлые брови. Она снова посмотрела на шкатулку, и, казалось, ноги сами, помимо ее воли, понесли Генриетту к ней. Она медленно подняла крышку. Шкатулка обычно не запиралась, так как, кроме них, в доме была лишь сеньора, которая не понимала по-английски. Дэниел запирал ее, только когда они уезжали куда-нибудь надолго. На дне лежала белая пергаментная бумага с королевской сургучной печатью. Нужна всего лишь секунда, чтобы узнать ее содержание, и тогда она может сыграть свою маленькую игру и перехитрить испанцев, которые вознамерились обмануть ее. А затем, когда Дэниел добьется своей цели, она расскажет ему обо всем и он простит ей этот небольшой грех. Он, несомненно, поймет, что она вполне разбирается в его делах и что ей можно доверять в самых сложных ситуациях.

Ее рука потихоньку опустилась в шкатулку, коснулась пергамента, схватила его и вытащила. Генриетта лихорадочно развернула лист, который захрустел под ее пальцами, и впилась в текст, написанный ровным, четким почерком.

Позади нее открылась дверь. Генриетта виновато повернулась, и краска смущения залила ее лицо. В дверном проеме стоял Дэниел с бутылкой и бокалами в руках. Лицо его выражало крайнее изумление. Затем изумление сменилось выражением презрения и отвращения, отчего внутри у нее все похолодело. Генриетта попыталась что-то сказать… но спазм сдавил горло, она не могла пошевелиться и только стояла с уличающим ее пергаментом в руках.

Дэниел поставил бутылку и бокалы на столик у кровати и пошел через комнату, звонко стуча сапогами по кафельному полу. Ни слова не говоря, он протянул руку и повелительно щелкнул пальцами. Она отдала ему документ. Он взял его, положил в шкатулку, запер ее и спрятал ключи в карман. Все это время выражение лица Дэниела оставалось неизменным, и холод продолжал сковывать Генриетту. Он отвернулся от нее, налил вино в бокалы и начал переодеваться в официальный костюм, подходящий для вечера в Прадо. Генриетта молча сделала то же самое.

Она запомнила этот вечер на всю оставшуюся жизнь. Воспоминания приходили в самые мрачные часы, когда настроение было ужасным. Генриетта вспоминала в основном это страшное молчание. Даже в многолюдном дворце, где играла музыка и звучали голоса, сливающиеся в непрерывный гул, она ощущала только молчание мужа. Он не говорил ей ни слова и, ловя его взгляд, она видела в его глазах все то же холодное отвращение. Это был взгляд, какого раньше она никогда ни у кого не встречала, и тем более у любимого, нежного, веселого человека, который даже во время ссор всегда проявлял понимание и выражал не более чем досаду, заставлявшую ее страдать и стыдиться до глубины души.

Ей удавалось каким-то образом разговаривать, улыбаться и двигаться по залу, как будто она не была поражена страхом и стыдом. Чем больше Генриетта думала о случившемся, тем сильнее чувствовала весь ужас своей ошибки, и теперь смотрела на себя глазами Дэниела. Вероятно, с его точки зрения, она постоянно мешала ему, совала нос в его дела, отказывалась признавать его право на тайну, не понимая, что эта тайна была делом его чести, а ей хотелось лишь удовлетворить свое любопытство. Это была ужасная картина, так как она вовсе не хотела обманывать мужа таким подлым образом. Она хотела для него только добра. Она хотела только один раз нарушить запрет, но с добрым намерением, по причине, которую Дэниел наверняка признал бы уважительной. Но теперь ее поступку не было оправдания, и она осуждала сама себя, страдая от молчания мужа.

Была только полночь, когда Генриетта, стоявшая и слушавшая восторженное обсуждение предстоящей корриды, почувствовала приближение мужа.

– Вы придете на праздник, донья Драммонд?

– Наверное, нет, дон Альва, – ответила она достаточно ровным голосом, хотя душа ее ушла в пятки, когда за спиной встал Дэниел. – Однако я знаю, что это великолепное зрелище. – Она обернулась к мужу с робкой улыбкой: – Надеюсь, мы еще раз побываем в Мадриде.

– Возможно, – ответил Дэниел, едва взглянув на нее, и тут же обратился с вопросом к одному из гостей. Генриетта хотела отойти, но его голос, холодный и спокойный, задержал ее. – Нам пора прощаться.

После бесконечных улыбок, реверансов и вежливых, ничего не значащих слов Генриетта села в носилки, а Дэниел, как обычно, пошел рядом. Несомненно, дома он должен что-то сказать ей. Что-то сказать… и что-то сделать. Сейчас ей казалось уже не столь важным, что он скажет или сделает, лишь бы поскорее нарушил это ужасное осуждающее молчание.

Носилки опустились, и Генриетта вышла. Дэниел открыл калитку во двор, и она проскользнула мимо него, с горечью подумав, какое, он, вероятно, испытал отвращение, когда ее рука коснулась рукава его камзола, а юбка задела колени. В небольшом, слабо освещенном холле Дэниел зажег для нее переносную свечу от большой свечи на мраморном столике. Генриетта взяла ее и пошла вверх по лестнице в спальню. Дойдя до самого верха, она обнаружила, что Дэниел не поднимается вслед за ней.

Окна были открыты, и теплый ночной ветерок доносил в спальню аромат роз и лаванды из окрестных садов. Подушки, из которых днем было сооружено их любовное ложе, снова лежали на кровати. Вероятно, сеньора наводила здесь порядок после того, как они ушли. Чувственные воспоминания о том, что было днем, вызвали мучительную боль. В этой страшной пустоте Генриетте казалось, что все случившееся произошло в какое-то иное время, в другом месте и с другим человеком.