Текст книги "Непокорный ангел"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– А с какой стати ему хотеть? – спросила Генриетта со слезами гнева на глазах. – Ты ведь не хочешь взять меня в жены, хотя мы поклялись в верности друг другу два года назад.
– Не то чтобы я не хочу этого, – запротестовал Уилл, – но мне кажется, я еще не готов к браку. Если бы ты могла подождать, пока я не достигну совершеннолетия, тогда, может быть…
– К тому времени меня обвенчают и уложат в постель с каким-нибудь дряхлым, вонючим стариком!
Дэниел почувствовал, что злость оставила его. Она никоим образом не относилась к Гэрри, и, конечно, несправедливо вымещать свои чувства на ней. Он ободряюще улыбнулся:
– Поверь, детка, я действительно готов жениться на тебе и надеюсь, ты не считаешь меня дряхлым, вонючим стариком. Думаю, в настоящее время это самый лучший выбор дальнейшей судьбы.
Генриетта нахмурилась:
– Не могу сказать, что я не благодарна вам, но не пойму, почему, если это не жалость, вы сделали такое предложение.
Дэниел присел на широкий подоконник, подумав, что он вполне может продолжать разговор и в присутствии Уилла.
– Я вдовец вот уже четыре года, – сказал он. – Мне одиноко, и я хочу снова жениться. Моим дочерям нужна забота матери и дружеское общение. Ты молода, Генриетта, но не слишком. – Неожиданно он улыбнулся. – Разве не ты говорила, что хочешь найти место воспитательницы?
– Да, но вы сказали, что нанять такую, как я, может только сумасшедший, – возразила она.
– А ты сказала, что я не знаю тебя, – напомнил Дэниел тихим голосом. – Теперь мы знакомы ближе, и я надеюсь в дальнейшем узнать тебя еще лучше. – Он долго и неотрывно смотрел на нее, читая мысли, которые отражались в глубине искренних карих глаз. – Я честен с тобой, – сказал он наконец. – И рассчитываю на такую же честность с твоей стороны. Неужели мысль о браке со мной неприятна тебе?
Генриетта опустила глаза. Щеки ее слегка порозовели, когда она вспомнила, как часто смущалась в его присутствии, как странно напрягалось ее тело, когда он касался ее или улыбался ей, и вот теперь она может стать его женой и матерью его детей. Он не должен сожалеть об этой сделке.
Она встретила его настойчивый взгляд.
– Мне это вовсе не неприятно, сэр. Я постараюсь стать такой, какой вы хотите, чтобы я была.
– Нет, – тихо сказал он, – я хочу, чтобы ты оставалась такой, какая есть.
Генриетта нерешительно улыбнулась:
– Но ведь я ненадежное, легкомысленное создание, сэр. Спросите Уилла.
Уиллу стало намного легче.
– Это действительно так, но моя мать говорит, что тебе нужен только хороший муж, и ты станешь вполне приличной женщиной.
– Твоя мать так говорила? – Генриетта была потрясена.
– Да, – подтвердил Уилл. – Она также говорила, что я не гожусь тебе в мужья.
Дэниел разразился смехом. Лицо Генриетты выражало негодование, а Уилл сидел с такой физиономией, как будто только что сообщил откровения оракула.
– Вы самая нелепая пара детей, – сказал Дэниел. – Уилл, ты понадобишься нам в качестве свидетеля. Ты можешь встать?
– Это надо прямо сейчас? – испуганно спросила Генриетта.
– Нет смысла медлить, – тихо сказал Дэниел.
– Да, пожалуй. – На лице девушки промелькнула тень грусти, затем она оживленно тряхнула головой. – Мой отец хочет вернуться домой как можно скорее.
От взгляда Дэниела не ускользнуло выражение тоски на лице Генриетты, и он догадывался о причине. Любая девушка мечтает о великолепном, торжественном венчании с флейтами и барабанами, свадебным столом и поздравлениями. Хотя парламент и объявил незаконным брак, который не был зарегистрирован мировым судьей и заключался в церкви, многие все-таки тайно соблюдали церковные обряды и устраивали соответствующие церемонии. Но в данном случае брак становился поспешным, заурядным делом. Отец избавлялся от непокорной дочери без особых хлопот и затрат.
– Тогда приготовься, – сказал Дэниел. – Я разузнаю, где находится ближайший судья.
Хозяин сообщил, что контора судьи Хейзлмира расположена в двух шагах отсюда, на Боулдер-стрит, под вывеской, на которой изображено гусиное перо. Сначала они пообедали, чувствуя взаимную неловкость, так как, казалось, никто не знал, о чем говорить при данных обстоятельствах. Генриетта нехотя ковыряла в тарелке, хотя аппетит Уилла ничуть не пострадал, несмотря на распухший подбородок. Сэр Джеральд тоже ел очень много, так как обед был не за его счет, а Дэниел мрачно размышлял о взятом на себя денежном обязательстве в то время, как парламент наверняка обложил его крупным штрафом за поддержку потерпевших поражение роялистов.
В судебной конторе он принял на себя долг в пятьсот фунтов, который сэр Джеральд Эшби из Тэйма, графство Оксфордшир, должен был выплатить сэру Реджинальду Транту из Стипл Астона того же графства.
Судья Хейзлмир был суровым человеком с худым лицом и водянистыми глазами. Он исполнял свой долг с бесстрастной деловитостью. Держа в руках свод законов, составленный и утвержденный парламентом, судья спросил сэра Дэниела Драммонда, желает ли он взять в жены Генриетту Эшби. Сэр Дэниел, конечно, подтвердил свое
желание. Тогда судья повернулся к Генриетте:
– Желаете ли вы, госпожа Эшби, взять в мужья баронета Дэниела Драммонда?
Генриетта проглотила подступивший к горлу ком, откашлялась и облизала губы.
– Да, – ответила она.
– В таком случае, – сказал судья, – объявляю вас мужем и женой. Уплатите клерку пять шиллингов, и он выпишет вам свидетельство, заверенное мной, в том, что вы действительно состоите в браке перед лицом церкви и закона.
Таким образом, 27 сентября 1648 года Генриетта Эшби стала леди Драммонд, женой сэра Дэниела Драммонда, баронета из Глиб-Парка в Кренстоне, графство Кент.
Глава 5
– Пожалуй, я пойду спать. – Уилл глубоко зевнул и потянулся.
– Но еще рано, – запротестовала Генриетта, расставляя шашки на доске. – Давай сыграем еще партию.
Уилл выглядел озадаченным. Он взглянул в противоположную сторону гостиной, где у камина с книгой на коленях сидел сэр Дэниел. Для только что женившегося человека он казался Уиллу слишком спокойным. И Генриетта вела себя так, будто в ее жизни не произошло ничего особенного. Уилл чувствовал себя неловко. Игра в трик-трак с невестой другого человека, когда приближалась брачная ночь, казалась ему неестественной.
– Нет, – сказал он, вставая. – Уже поздно, и я устал. Наверное, ты тоже. – Последнее замечание сопровождалось многозначительным взглядом.
Генриетта нахмурилась:
– Я не чувствую себя особенно усталой, вероятно, потому, что утром долго лежала в постели.
– Ну, а я пойду спать, – твердо заявил Уилл. – И потому желаю тебе спокойной ночи. Спокойной ночи и вам, сэр.
– Но ты ведь увидишься с ним через минуту… – начала было Генриетта, но тут же смолкла и покраснела до корней волос. Она уставилась на доску и начала перебирать шашки.
– Спокойной ночи, Уилл, – тихо сказал Дэниел.
Дверь за Уиллом закрылась, и Дэниел неторопливо закрыл книгу, наблюдая за Генриеттой, которая все еще сидела, поглощенная шашками. Голова ее склонилась, открывая нежную, незащищенную шею над батистовым воротничком и белым шейным платком на темно-синем платье.
– Генриетта?
– Да. – Она повернула голову и посмотрела на него широко открытыми глазами.
– Думаю, тебе надо последовать примеру Уилла. Завтра нам предстоит долгий путь верхом, и мы должны выехать рано утром. – Он нежно улыбнулся ей.
Она облизала внезапно пересохшие губы и послушно встала.
– Я скоро приду к тебе, – сказал Дэниел.
Генриетта кивнула в знак того, что слышала его, и поспешно вышла из комнаты.
Дэниел неотрывно смотрел на огонь. Его долгом было достойно завершить бракосочетание, но он не был готов зачинать детей в таком юном хрупком теле, помня, к чему привели беременности Нэн. Ей было шестнадцать, когда он женился на ней, а в двадцать один год она умерла, истощенная вынашиванием и родами детей. Он не допустит, чтобы то же самое произошло с Генриеттой. Возможно, через год она зачнет наследника, но пока он должен быть осторожным и не проявлять необузданную страсть, как в те годы, когда был молод.
Что знает она о своих супружеских обязанностях? Нэн была совсем несведущей, да и он знал не больше нее. Но со временем они кое-чему научились. Дэниел улыбнулся при воспоминании об этом. По крайней мере теперь его опыт поможет Генриетте, и можно надеяться, что потеря невинности не причинит ей сильной боли.
Генриетта дрожала, как в лихорадке, раздеваясь и распуская свои уложенные короной волосы. Они рассыпались по спине золотистым каскадом, переливаясь под щеткой, которой она старательно расчесывала их перед отходом ко сну. В голове ее вертелись самые разные вопросы. Прежде всего это было необычное приготовление ко сну, и потому, возможно, привычный ритуал не годился в данном случае. Надо ли ей снимать рубашку и ложиться обнаженной? Может быть, не следует надевать ночной чепчик? Задуть ли свечу? Когда он придет? Будет ли он все еще одет или явится в одной рубашке?
Решившись пойти на компромисс, она оставила ночную рубашку, но сняла чепчик, затем забралась на высокий пуховый матрац, натянула одеяло до подбородка и сидела так, с опаской глядя на дверь.
Дэниел вошел со свечой, которую поставил на каминную полку, прежде чем подойти к постели.
– О, бедная крошка, – сказал он с чувством, когда она, не переставая дрожать, улыбнулась, что, однако, не могло скрыть ее страха. – Тебе нечего бояться. – Он подошел, сел на кровать и протянул руку, чтобы откинуть волосы с ее лба, медленно пропуская сквозь пальцы золотистые пряди. – Чем ты так напугана?
– Я не напугана, – возразила Генриетта, но ее глаза говорили об обратном.
– Что тебе известно о замужестве? – спросил он, продолжая играть ее волосами. – Твоя мачеха говорила тебе что-нибудь?
Генриетта покраснела, покачав головой.
– Она никогда ничего не рассказывала мне, Уилл всегда стеснялся, когда я пыталась спрашивать его… а больше некого было спросить.
Дэниел усмехнулся про себя, представив беднягу Уилла, пытающегося ответить на вопросы Генриетты. Ясно, что, обращаясь за разъяснениями к своему юному другу, она не проявляла такой нерешительности, как сейчас.
Взяв девушку за подбородок, он приподнял ее лицо и, ласково улыбаясь, сказал:
– Не надо смущаться, Гэрри. Почему бы тебе не задать мне свои вопросы?
Она прикусила нижнюю губу, что всегда означало некоторое замешательство.
– Не знаю, как сказать. Может быть, вы покажете мне, как все происходит?
Дэниел молча почесал голову, в то время как она продолжала с тревогой смотреть на него. Затем кивнул головой.
– Хорошо, может быть, это даже лучше. – Взявшись за одеяло, он медленно стянул его вниз. Большие карие глаза были по-прежнему прикованы к нему, когда он начал расстегивать ее ночную рубашку, прежде чем осторожно спустить ее через плечи на талию.
Дэниел резко выдохнул, увидев два ярко-красных рубца на плечах Герри от хлыста сэра Джеральда.
– Почему ты не сдвинулась с места, когда он ударил тебя?
– Потому что он хотел избить Уилла, – ответила Генриетта и ободряюще добавила: – Сейчас уже почти не болит.
Дэниел поджал губы и мрачно кивнул. Генриетта продолжала смотреть ему в лицо, когда он обхватил ладонями ее маленькие, прекрасной формы груди.
– Они… они нравятся тебе? – прошептала она каким-то не своим голосом.
– О да. – Улыбаясь, он наклонился и коснулся губами сосков.
У Генриетты перехватило дыхание от нового для нее ощущения. Кончики ее грудей сделались твердыми и затрепетали, передавая возбуждение всему телу, что вызывало одновременно беспокойство и наслаждение. Дэниел обхватил руками тонкую девичью талию, его губы скользнули вверх, к углублению на горле, коснулись щеки и отыскали ее рот.
Голова Генриетты откинулась назад, губы раскрылись, когда его язык нежно вошел внутрь. Она закрыла глаза. Девушка была слишком занята, пытаясь разобраться в бесчисленном множестве ощущений, охвативших ее, чтобы отвечать на его поцелуи, и Дэниел откинулся назад, чтобы взглянуть на ее восхищенное лицо, плотно закрытые глаза, слегка приоткрытые губы, как будто она ждала, когда он продолжит. Он коснулся пальцем кончика ее носа, и Генриетта открыла глаза.
– Это совсем не то, что поцелуи Уилла.
– Мне следует принять это как комплимент, крошка? – Его черные глаза блестели скорее от смеха, чем от страсти.
Дэниел страстно любил Нэн и не надеялся вновь испытать подобное чувство, особенно с этой необычной, своевольной девушкой, которая иногда была похожа на капризную, безрассудную, отчаянную девчонку с мальчишескими повадками, а иногда производила впечатление вполне разумной женщины. Однако во всех случаях Генриетта занимала честную и открытую позицию.
– Разве так нельзя говорить? – Она выглядела смущенной. – Мне нравилось целовать Уилла, но теперь, конечно, я не буду делать этого. Мне очень приятно целовать тебя.
– Я рад, что ты не собираешься впредь целоваться с Уиллом, и мне приятны твои слова, – сказал он серьезным тоном. – Однако не принято говорить одному мужчине о другом, когда занимаешься любовью.
– Больше не буду. Я не знала. Кроме Уилла, я ни с кем никогда не целовалась.
Все это, конечно, пустяки, размышлял Дэниел. Однако разговор мешал проявлению чувственности.
– Ложись, – сказал он, слегка касаясь кончиками пальцев ее рук и чувствуя, как она затрепетала от этой ласки.
Обнаженное тело ощутило легкую прохладу, когда он снял и вытащил из-под нее ночную рубашку, приподняв ягодицы ладонью. Это интимное прикосновение настолько потрясло девушку, что на какое-то мгновение она вся буквально окаменела. Ей казалось, что от смущения она покраснела всем телом, когда его глаза медленно разглядывали ее.
– Не надо смущаться, – сказал он спокойно, в то время как его руки следовали за глазами. Дэниел видел ее наготу и раньше, но тогда не мог позволить себе роскошь полюбоваться женским телом. Теперь он имел такую возможность, и это было восхитительное стройное тело, с узкими бедрами и длинными ногами, с мягкой гладкой кожей, с шелковистым треугольником, венчающим бедра, таким же светлым, как и локоны, разметавшиеся по подушке.
Он поцеловал ее живот, прижимаясь носом к пупку и ощущая влажность кожи, тускло блестевшей от выступившего пота. В неистовом смятении чувств она попыталась протестовать.
– Ты очень красива, Генриетта, – сказал он, глядя ей в глаза и раздвигая ее бедра.
Она сопротивлялась рукам, раскрывавшим ее, и отчаянно мотала головой, не находя слов. Но безжалостное вторжение продолжалось, и наконец с судорожным вздохом она уступила, раскинув ноги в стороны и предавшись странным и удивительным ощущениям, которых, по ее мнению, следовало стыдиться, но они нравились ей.
Когда Дэниел в конце концов снял с себя одежду и лег рядом с ней, ощущение его тела, прижавшегося к ее телу, исходившее от него странное волнение, какого раньше она никогда не испытывала, вызвало у Генриетты легкую дрожь. Она глубоко вдыхала его запах, чувствовала, как его волосы щекочут ее щеку, растительность на его груди слегка покалывает ее груди, а у бедра пульсирует нечто твердое. Он взял валик и подложил ей под ягодицы, выгнув ее тело так, чтобы облегчить вход в девственную вагину. Генриетта крепко закусила губу, все ее тело, казалось, сжалось, и она смотрела ему прямо в глаза, теперь воспринимая его как незнакомца, который вторгся в ее дом и завладел ею. Глаза Дэниела были открыты и смотрели так, будто он пребывал в каком-то другом мире. Он вошел еще глубже, не обращая внимания на ее сопротивление. Затем взглянул в ее испуганное лицо и увидел ужасное замешательство, вызванное его действиями. Дэниел наклонил голову и поцеловал ее веки, успокаивая нежным шепотом и пытаясь развеять ее гнев и страх.
На мгновение он забыл о ее молодости и неопытности, когда вновь испытал восторг обладания женщиной. Он воздерживался целых четыре года, как будто этим мог загладить свою вину перед Нэн, и только сейчас понял, какой жертвой было это воздержание. Дэниел старался оттянуть момент удовлетворения и, используя весь свой опыт, добился того, что неподвижно лежащая под ним девушка начала расслабляться и издавать звуки, свидетельствующие, что она тоже испытывает наслаждение, став женщиной.
Он вышел из нее за мгновение до того, как достиг пика наслаждения, и Генриетта, чьи познания в таких делах пока равнялись нулю, не обратила на это внимания. Она лежала, чувствуя странную слабость под тяжестью его тела, которое пугало ее незнакомой и неукротимой мощью.
Дэниел скатился на бок, приподнялся на локте и поцеловал Генриетту в лоб. На ее губах дрожала улыбка, но она промолчала, поскольку ничего подходящего в голову не приходило. Ее охватила неловкость, как будто, несмотря на близость, которую они только что испытали, она снова была в обществе незнакомца. Но Дэниел Драммонд не казался ей чужим с самого первого момента их знакомства. Это был непонятный парадокс.
Дэниел понял ее смущение и мудро рассудил, что лучше всего ей поможет сон. Он лег, обняв ее одной рукой. Генриетта прижалась к нему и тотчас уснула. Стараясь не потревожить ее, Дэниел осторожно высвободился и встал с постели, снял нагар со свечей и сгреб угли в камине, прежде чем снова лечь.
Генриетта внезапно проснулась среди ночи. Она лежала в темноте, не представляя, где находится, сбитая с толку. Сначала ее удивила собственная нагота, как и присутствие в постели мужчины, поскольку она знала, что с момента прибытия в Лондон ей была предоставлена возможность спать в отдельной комнате. В интимном месте было непривычное ощущение, там стало влажно и чувствовалось какое-то жжение. Вглядываясь в темноту, Генриетта покрутила на пальце тяжелый золотой перстень. Это была печатка Дэниела, свидетельство поспешного бракосочетания. Ее отец сразу уехал, даже не зайдя в гостиницу выпить за здоровье жениха и невесты. Утром уедет Уилл, и она войдет в новую жизнь, ничего не имея, голой, как сейчас.
Кент… она никогда не была в Кенте. Его называли садом Англии. Фруктовые деревья и очаровательная сельская местность… две девочки… две малышки, лишенные матери, которые должны будут жить с мачехой. Она вспомнила день, когда леди Мэри Эшби прибыла к сэру Джеральду, чтобы познакомиться с охваченным ужасом ребенком, который, как чувствовала Генриетта, до сих пор живет в ней. Прошло всего шесть месяцев со смерти ее матери, когда отец привел в дом новую жену с тремя детьми. Генриетта ненавидела их всех, инстинктивно чувствуя, что ее презирают и относятся к ней с недоверием. Она подкладывала лягушек в постели своим сводным братьям и весело смеялась, когда те вскрикивали от отвращения, хотя, казалось, мальчишки не должны были бояться лягушек. Она поняла, что Мэри, ее сводная сестра, очень робкая девочка и не будет особенно докучать ей, хотя и любит приставать со всякими глупыми историями. Генриетта усвоила, что ее могут наказать как за совершенные проступки, так и за то, чего она никогда не делала. Это продолжалось больше десяти лет.
Как сложатся ее отношения с маленькими дочерьми Дэниела? Будут ли они смотреть на нее глазами, полными ужаса и враждебности? Был ли Дэниел строгим отцом? Единственное, в чем она была абсолютно уверена, – он очень любит их. Но какой она может стать матерью, если сама выросла без материнской любви?
И сможет ли она быть хорошей женой? Генриетта осторожно положила руку на теплую спину мужа и, почувствовав твердую опору, немного успокоилась. Она прижалась к нему, и ее обволокло тепло его тела. Ровное дыхание Дэниела смешалось с ее дыханием, и Генриетта снова уснула.
Дэниел проснулся на рассвете в мрачном настроении. Война закончилась поражением, и будущее для сторонника короля представлялось весьма неприглядным, особенно для того, кто только что приобрел долг в пятьсот фунтов. Земля находилась в руках мстительных пуритан. Он не был дома шесть месяцев и понятия не имел, что там произошло в его отсутствие. Он уже навидался вырубленных садов, выжженных полей и разрушенных сторонниками парламента домов.
Дэниел повернул голову и посмотрел на спящую рядом с ним девушку. Что он наделал? Не только заплатил дорогую цену за бесприданницу, но и связал свою жизнь с взбалмошной, еще не созревшей девчонкой. Хватит ли ему терпения воспитать ее?
Генриетта открыла глаза, словно почувствовав его взгляд, и Дэниел не успел изменить мрачное выражение лица.
– Ты выглядишь очень несчастным. Что случилось? – Она коснулась его щеки кончиками пальцев, и эта ласка удивила его.
– Нет, – сказал он. – Просто не терпится поскорее вернуться домой. Я очень долго отсутствовал.
Генриетта кивнула и села на постели.
– Тогда давай вставать и трогаться. – Она энергично вскочила и вздрогнула от утреннего холода. – Я совсем забыла, что на мне нет одежды. – И лучезарно улыбнулась ему, что можно было расценить только как озорное заигрывание, и он снова удивился, подумав, понимает ли она, что своим поведением выражает бесстыдную чувственность. Вспомнив застенчивость и страх девушки прошлым вечером, Дэниел решил, что она делает это бессознательно. Однако в любом случае сейчас неподходящее время для игр.
– Да, пора вставать, – сказал он. – Сегодня нам надо проехать верхом шестьдесят миль.
Генриетта сделала удивленное лицо.
– Потом я не смогу сидеть неделю, если мы проедем такое расстояние за один день!
Дэниел засмеялся, надевая рубашку.
– Езда верхом – самый удобный способ передвижения, какой я могу предложить тебе. К тому же ты почти целый месяц провела в седле, так что должна привыкнуть.
– У меня уже мозоли, – сказала она с притворным стоном, сидя голой на краю кровати и натягивая чулки.
Дэниел улыбнулся.
– О, я бы не сказал. – Подскочив к жене, он поднял ее на ноги и повернул спиной, проведя ладонями по мягким округлостям ягодиц и ниже, по задней стороне бедер. – Ни одного мозоля.
Слегка покраснев, она снова озорно посмотрела на него через плечо:
– Кажется, мы спешим.
На мгновение ему захотелось задержаться.
– Да. – Он шлепнул ее по попке и бросил ей рубашку. – Поторопись. Я пойду распоряжусь насчет завтрака. – Заправив рубашку в штаны, Дэниел быстрым шагом направился к двери.
Генриетта продолжала стоять, хмуро сдвинув брови. Почему она чувствует какое-то странное разочарование? Должно быть, от голода, решила девушка, и быстро надела темно-зеленый костюм для верховой езды, аккуратно заплела косы, с отвращением посмотрела на свою шляпу, затем нахлобучила ее на голову и поспешила в гостиную.
Уилл и Дэниел уже завтракали. Уилл с полным ртом пробормотал приветствие, но почему-то избегал ее взгляда. Генриетте показалось, что он смущен, понимая, что произошло ночью в ее спальне.
– Доброе утро, Уилл, – ответила она с бодрой улыбкой, занимая свое обычное место за столом. – Я ужасно проголодалась.
– Что предложить тебе, фея? – Дэниел протянул руку к кривому ножу. – Говядину или ты предпочитаешь бекон?
– Бекон, – быстро ответила она, подумав, что ей понравилось, как он назвал ее сейчас. Это гораздо лучше, чем детка. – Это вареные яйца?
Уилл передал ей тарелку и на этот раз посмотрел прямо в глаза. Это был вопрошающий, оценивающий взгляд, на который она ответила обычным искренним взглядом.
– Хочешь пива, Генриетта? Или предпочитаешь шоколад? – Голос Дэниела прервал неловкое молчание.
– Пожалуйста, шоколад. – Она подставила свою тарелку для бекона, который Дэниел нарезал тонкими ломтиками. Затем он взял кувшин с шоколадом и налил темную ароматную жидкость в ее чашку. – Ты вернешься сегодня назад в Уитли, Уилл?
– Да, – сказал он. – Но сначала я хотел посмотреть на львов. Разве можно побывать в Лондоне и не посмотреть на них? Трудно сказать, когда я снова окажусь здесь.
Генриетта вопросительно посмотрела на Дэниела, но ничего не сказала. Он стремился поскорее уехать из города, и ее детское желание развлечься, хотя он и обещал вчера, не должно мешать ему.
Дэниел услышал невысказанную мольбу в ее голосе.
– Пойди с Уиллом, если хочешь. А я должен наведаться в контору у Олдерсгейта и позаботиться о пропусках.
– Разве их трудно получить?
Дэниел покачал головой:
– Человек имеет право беспрепятственно вернуться в свой дом. Я могу без труда объяснить временное пребывание в Лондоне необходимостью уладить свои дела. Никто не должен заподозрить, что мы возвращаемся из Престона.
– Тогда я пойду с Уиллом, если ты действительно считаешь это удобным.
– О Боже, Гэрри! – воскликнул Уилл с насмешливым благоговением. – Какой послушной ты стала!
Глаза ее загорелись, рот открылся, чтобы выразить резкий протест, но затем она вспомнила, что стала теперь замужней леди, и плотно стиснула губы.
Опыт подсказывал мужчинам, что в таких случаях следовало ждать взрыва, и Дэниел с Уиллом чрезвычайно удивились, когда она спокойно продолжила завтрак, будто Уилл ничего не сказал, хотя можно было догадаться, каких усилий ей стоило это.
Дэниел подавил улыбку. Такая выдержка заслуживала награды.
– Ты можешь подольше погулять с Уиллом. Если нам и придется заночевать в дороге, это не такая уж большая трагедия.
– У меня нет желания гулять с Уиллом, – надменно сказала Генриетта. – Мы отправимся в Кент, как только ты пожелаешь.
– О, Гэрри! – сказал Дэниел с тихим смехом. – Сейчас ты все испортила, а до этого вела себя просто великолепно. – Он отодвинул стул и встал. – Я ухожу, а вы помиритесь. Мне надо рассчитаться с хозяином.
– Будьте так любезны, сэр Дэниел, – решительно начал Уилл с серьезным, слегка порозовевшим лицом. – Я буду рад, если вы посчитаете, сколько я вам должен. Мой отец незамедлительно расплатится с вами.
Дэниел охотно кивнул:
– Оставь мне свой адрес, и я напишу твоему отцу.
– Ты думаешь, он сделает это? – спросил Уилл, забыв о ссоре, когда они с Генриеттой остались одни.
Генриетта сдвинула брови, перебирая пальцами крошки хлеба на столе.
– Нет, – сказала она наконец, – не думаю, но он не хотел унижать тебя, запретив тебе болтать глупости.
– Но желание расплатиться за дорогу не глупость, – возразил Уилл.
Генриетта пожала плечами:
– Попроси эсквайра Осберта обратиться к нему. Наверное, Дэниелу удобнее иметь дело непосредственно с твоим отцом.
Уилл привык слышать от своей спутницы имя отца без прибавления учтивого титула, и сейчас ему показалось, что между ним и Генриеттой возникла определенная дистанция. Она как бы встала на другую ступеньку, перейдя некую преграду, которую ему еще предстояло преодолеть.
Возбуждение девушки от видов и звуков города соответствовало и его чувствам, а львы превзошли все ожидания. Уилл отыскал в самой глубине кармана своего плаща шиллинг, что позволило им купить в кондитерской горячий имбирный пряник, а у уличного торговца – напиток из черной смородины. Они вернулись в гостиницу «Красный лев», щебеча, как скворцы, в полном согласии. Но теперь им предстояло проститься, так как дорога на Оксфордшир лежала в противоположном направлении от дороги на Кент.
– Приезжай навестить нас, Уилл. – Дэниел обнял юношу за плечи. – Не только чтобы повидать Генриетту. – Он улыбнулся. – Я тоже буду скучать по тебе. Двери Глиб-Парка всегда открыты для тебя.
Он был вознагражден благодарным взглядом больших карих глаз своей юной жены, наполнившихся слезами.
– О да, это будет чудесно. Ты можешь надолго остаться у нас. Не так ли, Дэниел?
– Конечно, – согласился Дэниел. – Но сейчас нам пора уезжать, если мы хотим выбраться из города до наступления темноты. – Он подождал, когда кончатся последние слезные объятия, затем обхватил Генриетту за тонкую талию и посадил на лошадь.
Уилл на прощание поднял руку и поехал вдоль по улице. Генриетта засопела, лицо ее выражало отчаяние, когда она смотрела вслед удаляющемуся Уиллу. Затем она вытерла глаза, высморкалась и расправила плечи. Теперь у нее началась новая жизнь, и нечего тосковать по прошлому. Конечно, было бы неплохо, если бы осуществился ее план и Уилл женился на ней, потому что он действительно стал ей самым лучшим другом, с ним она чувствовала себя очень спокойно… К тому же у него не было двух дочерей. Нельзя сказать, что с сэром Дэниелом ей было плохо, но Уилла она знала очень давно…
– Думаешь, твои дети полюбят меня? – спросила она, не в силах больше удерживаться от вопроса.
– Конечно, – уверил он ее, направляя лошадь в узкую улочку. – Ты очень привлекательная девушка.
Однако этот комплимент не успокоил Генриетту, и после длинного дня пути, по мере приближения к утопающему в зелени графству Кент она становилась все более и более молчаливой. Дэниел не замечал этого. Он был занят своими мыслями, видя свидетельства мести сторонников парламента, разоривших несколько больших родовых поместий. Последствия войны были ужасными: хлеб не убран, потому что в поле некому было работать, фрукты в садах падали и гнили на земле.
Что ждет его в собственном поместье? Это поместье принадлежало роду Драммондов со времен Генриха Тюдора. Дэниел считал себя достаточно богатым человеком и не желал опускаться до нищеты по вине парламента. Конфискация поместья лишит его всего имущества. У него не останется другого выбора, как перевезти семью через Ла-Манш и в лучшем случае вместе с другими разоренными родовитыми семьями пристроиться при каком-нибудь дворе Европы. Большой штраф по крайней мере оставлял ему дом и землю, а также возможность в будущем компенсировать убытки. В конце концов он мог продать часть земли, чтобы уплатить штраф, в зависимости от того, насколько он велик.
Эти мрачные размышления не располагали к беседе. Генриетта была поглощена собственными мыслями, чувствуя усталость и голод. Том ускакал вперед на день раньше, чтобы предупредить домашних о приезде главы семьи. Он отправился рано утром, так что не мог знать и потому сообщить, что сэр Дэниел везет домой жену. Генриетта подумала, что было бы лучше, если бы ее ждали. Впрочем, так ли это? Если ее не ждут, то и не станут заранее волноваться и беспокоиться.
Ее желудок выражал свой протест громким урчанием. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как она съела имбирный пряник, и целая вечность после завтрака. Солнце клонилось к закату. Неужели они продолжат путешествие ночью? У них нет сопровождения, а дороги сейчас очень опасны.
– Мы переночуем в доме моей сестры, – сказал Дэниел. – До него еще минут двадцать езды. – Он рассеянно улыбнулся с виноватым видом, понимая, что почти забыл о присутствии Генриетты. – Фрэнсис хорошо готовит и с радостью примет нас.
– Даже если не ожидает увидеть тебя с женой? – спросила Генриетта, и сердце ее опустилось. Он ни разу не упомянул о сестре.
– Конечно. – Дэниел решил, что не стоит говорить жене о своем плане, в котором Фрэнсис играла гораздо более значительную роль, чем он сам. – Она замужем за сэром Джеймсом Элликотом из Элликот-Парка.
