Текст книги "Ключ к счастью"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Впрочем, она тоже изучала его. Было в его внешности нечто неординарное, вносящее беспокойство в душу. Что-то в одежде, в голосе, в лице. На нем были камзол и рейтузы из черного атласа с вкраплением бордовых нитей, рубашка из шелка, тоже черная, на воротнике черные эмалированные застежки. Короткий плащ из темного бархата, отороченный красным шелком, свисал с широких плеч. На поясе в черных бархатных ножнах висели шпага и кинжал, и сразу можно было понять: оружием он пользоваться умеет. Пен поняла это и почувствовала, что он опасен.
– По-видимому, вы что-то ищете, – любезно проговорил он. – Осмелюсь я помочь?
– Не могу понять, почему вам это пришло в голову?
С этими словами она решительно захлопнула дверцу шкафа и повернула ключ. Не будет же она продолжать поиски в его присутствии… и вообще в чьем бы то ни было присутствии! Угораздило его, непрошеного, ворваться в самый неподходящий момент! Кто знает, когда опять подвернется такой случай?
– Вы, наверное, весьма близко знакомы с семьей Брайан-стон, сэр? Знаете все их дела?
В ее голосе звучали неприязнь, вызов. И в глазах тоже. С первого взгляда, подумал Оуэн, в ней не было, как и говорил ему Ноэль, ничего примечательного: довольно правильные черты лица, каштановые волосы, стройная фигура. Как у многих и многих. Но глаза… Он сумел наконец разглядеть их, и они приковали его внимание: большие, глубокие, чистые, удивительного цвета, в котором смешались зеленые и коричневые с золотом тона. Так выглядит, пришло ему в голову, лесное озерцо под лучами солнца. Ошибся его патрон и по поводу темперамента, решил Оуэн. Силы духа ей, видимо, не занимать. И он впервые почувствовал интерес к порученному заданию.
– Должен сознаться, мадам, – сказал он с улыбкой, – что семья хозяев меня весьма мало интересует.
Но я не смог, прошу прощения, сдержать интереса к вам и потому осмелился последовать за вами, когда вы покинули зал.
Он еще раз поклонился и улыбнулся.
Пен с любопытством окинула его взглядом. Что за чушь мелет этот не лишенный обаяния человек?
– Если не ошибаюсь, вы пытаетесь флиртовать со мной, сэр? – спросила она, не удержавшись от смеха. – Боюсь, вы перепутали меня с моей младшей сестрой Пиппой. Она неисправимая кокетка и могла бы соответствовать вам куда больше. С удовольствием познакомлю вас с ней, если желаете.
Оуэн был не слишком хорошо знаком с чувством смущения или досады, но сейчас, следуя за Пен по коридору, испытывал и то и другое. Нужно было как-то исправлять положение.
– Леди Пен, – негромко окликнул он ее.
Она остановилась, обернувшись через плечо. Откуда он знает ее имя? Их ведь никто не представлял друг другу.
Он подошел почти вплотную, протянул руку к ее лицу, приподнял ладонью подбородок и, прежде чем она смогла сообразить, что он собирается делать, наклонился и быстрым легким движением поцеловал ее в губы.
– Простате меня, леди Пен, – сказал он. – Но я весь вечер сгорал от желания так поступить.
– Как интересно! – воскликнула она. – С чего бы это?
Он ожидал чего угодно – негодования, возмущения, ярости, смятения наконец, – только не этого искреннего удивления, граничащего с вопросом, а не лишился ли он рассудка. Вызывать внезапное удивление входило в число его приемов, но только не по такому поводу.
Он пристально посмотрел ей в лицо, глаза его сузились.
– Вы спросили почему? – медленно произнес он. – Сам не знаю. Еще и еще раз прошу меня извинить.
– Тут не за что молить о прощении, – ответила она, опять рассмеявшись. – А теперь я прошу у вас извинения.
С этими словами она помчалась по коридору, оставив Оуэна чуть не в первый раз за его карьеру в полном замешательстве.
Да, думал он, возвращаясь в зал, с этой женщиной будет не так-то просто. Нужно придумывать какие-то новые ходы для завоевания ее доверия. Не говоря об остальном.
Но, черт побери, он больше не позволит ей смеяться над собой!
Глава 2
– У меня только что была странная встреча, – сказала Пен, когда наконец спустилась с галереи и нашла Робина, стоявшего недалеко от лестницы.
Она произнесла это со смехом, но и с нескрываемым недоумением, вызванным поцелуем незнакомца, о котором она, разумеется, не собиралась рассказывать. Тем более что все яснее начинала понимать: он был ей не неприятен, наоборот, оставил след в виде волнения, которое несколько смущало ее.
– Долго же ты была там, – заметил Робин, глядя на нее с подозрением, которое возмутило ее.
– Уж не собираешься ли ты подсчитывать минуты, которые я трачу на туалет и прочие личные дела? – спросила она с наигранным негодованием.
Робин был вынужден пожатием плеч и виноватой улыбкой признать свое поражение. Если уж она что-то захотела скрыть от него, то, видимо, ему не добиться откровенности. И все же поинтересовался:
– Что это была за встреча, о которой ты изволила упомянуть?
Пен осмотрелась вокруг и поманила его за собой к глубокому проему окна.
– Встанем вон там.
Она первая направилась к окну, он, заинтересованный, поплелся за ней: возможно, его упрямая сестрица все-таки приоткроет причину своего странного поведения?
Он уже свыкся с мыслью, что двойная трагедия в жизни Пен – почти одновременная утрата мужа и ребенка – произвела необратимые изменения как в ее характере, так и во внешности, навсегда согнав румянец со щек и вытеснив живость из души и тела. Временами она казалась ему лишь слабой тенью той молодой женщины, которую он так хорошо знал. Но сегодня вечером она выглядела другой: в галерее некоторое время назад проявила давно несвойственную ей настойчивость, даже решительность, словно наметила какую-то цель и неуклонно движется к ней, а сейчас в ней проглядывает возбуждение, какое-то удовлетворение – как если бы сбылось или вот-вот сбудется что-то, чего она сильно желает. Да и внешне она преобразилась: глаза не такие погасшие, как раньше, лицо порозовело – в общем, вполне привлекательная женщина, какой он знал ее в прежние годы.
В оконной амбразуре они были как бы немного отделены от шума и блеска многолюдного зала. Пен посмотрела в окно – темень сада нарушалась огненными точками факелов в руках слуг, освещавших обледенелые ступеньки спуска к воде, где стояли, тоже освещенные, баркасы для гостей, пожелавших прокатиться по реке.
Робин не торопил Пен с рассказом, опасаясь, как бы сестра не передумала и не оставила его в неведении насчет того, где и с кем встретилась и отчего эта встреча показалась ей странной.
– Итак… – наконец проговорил он, потому что молчание затянулось.
– Ах да! – Она тряхнула головой и повернулась к нему с чуть виноватым видом. – В общем, ничего особенного, Робин, хотя немного странно. Когда я была в… ну, шла по коридору, то чуть не столкнулась с одним мужчиной. Он заговорил со мной о чем-то… кажется, сказал, что почти заблудился, а потом… потом он… – Пен уже забыла, что намеревалась унести эту тайну в могилу, и не очень решительно добавила:
– Он вдруг сказал, что находит меня весьма интересной и потому следовал за мной наверх из зала…
Она умолкла.
– Не вижу ничего странного, – со смехом произнес Робин. – Ты действительно очень привлекательна, Пен. Всегда была… Но, мне кажется, ты что-то недоговариваешь. Я прав?
Ее глаза показались ему еще больше и ярче, когда она проговорила:
– Он поцеловал меня, Робин. Понимаешь? Прямо в губы, как будто мы старые друзья. Или… или…
Она чуть было не добавила «или молодые любовники» и подумала, что это звучало бы искреннее и правдивее. Вместо этого Пен сказала тоже вполне искренне:
– Не могу представить, почему ему вздумалось поухаживать за мной. Я его никогда раньше не видела. – Она затушевала смущение от сделанного признания легким смехом. – Если бы он не назвал меня по имени, – продолжала она, – я подумала бы, что он спутал меня с нашей Пиппой. В конце концов, она у нас на выданье, а не я.
Робин молча согласился с этим и, хотя вполне симпатизировал своей младшей сводной сестре, не мог не сказать самому себе, что вполне понимает незнакомца и, будь на его месте, поступил бы точно так же. Однако его интересовало сейчас продолжение истории: что было дальше? Как ответила Пен на этот по меньшей мере странный, если не оскорбительный, поступок? Судя по тону, она не придала или не захотела придать ему какого-либо серьезного значения, расценив как эмоциональный взрыв или просто чудачество. Но отчего тогда у нее такое оживленное похорошевшее лицо? Так странно блестят глаза? Похоже, она не собирается рассматривать поведение незнакомого мужчины как жестокую обиду и просить Робина вступиться за нее и смыть оскорбление кровью.
Он спросил:
– Кто же этот человек? Ты знаешь?
– Я уже говорила, что встретилась с ним впервые. Может, ты заметил его, когда спускался с лестницы, а он поднимался, чтобы следовать за мной?
Робин нахмурился, раздумывая. Нет, он не мог припомнить ничего похожего. Хотя она ведь и не сказала, как тот выглядит. Впрочем, у него, наверное, должно быть имя. Или он был в маске и не изволил представиться?
– Будет лучше, – сказал он, продолжая хмуриться, – если ты откроешь мне, как его зовут.
– Ох, конечно! Как я не сообразила сразу? Он сообщил, что его зовут Оуэн д'Арси.
Вот как… Робин повернул голову в сторону зала, разглядывая гостей. Хотя при всем желании не смог бы отыскать среди них Оуэна, поскольку никогда не видел его. Значит, он здесь? Что ему нужно от Пен? Хотя…
– Ты его знаешь? – спросила она, устремляя взгляд туда же, куда и он, и нигде не находя того смуглого стройного мужчину, кто так бесцеремонно вторгся в ее жизнь.
– Да, – ответил Робин. – Но очень немного.
И это не было ложью, потому что, никогда с ним не встречавшись, он знал кое-что об Оуэне д'Арси – во всяком случае, о том, для чего тот прибыл в Англию. Знал по той простой причине, что сам занимался чем-то похожим. Справедливее сказать, пытался заниматься – поскольку честно признавался себе в том, что не может идти ни в какое сравнение с мастером своего дела д'Арси, прославившимся, как ему рассказывали, в качестве тайного агента в разных краях, но никогда не попадавшимся, а потому и не разоблаченным. Робин на этой стезе был еще совсем новичком.
– Мне кажется, он не англичанин, – сказала Пен. – Хотя трудно понять, почему я так решила. По-английски он говорит совершенно свободно, без иностранного акцента. И все-таки в нем есть что-то не совсем английское.
– Ты не видишь его сейчас в зале? – спросил Робин.
Она отрицательно мотнула головой:
– Нет. Да разве в такой толпе различишь кого-нибудь?
Сказав так, она тут же поняла, что говорит не правду: если бы тот находился в зале, она бы узнала его. Выделила среди всех остальных. Потому что он был из тех, кто выделялся – внешностью, статью, хладнокровным достоинством… «Не много ли ты напридумывала?» – прервала Пен собственные мысли.
– Похоже, твоя свекровь направляется в нашу сторону, – заметил Робин.
Он прекрасно знал, как Пен относится к леди Брайанстон и что чувства их взаимны; кроме того, не очень хотел продолжения разговора об Оуэне д'Арси, дабы собеседница не уловила, что его тоже интересует этот человек. Правда, отнюдь не из-за того, что осмелился поцеловать его сводную сестру.
Пен сжалась, лицо у нее утратило живость.
– Мне не о чем беседовать с ней, ты ведь знаешь, Робин.
– Хотя бы обменяйтесь любезностями.
– Мы уже сделали это в самом начале вечера. Больше не хочу.
И прежде чем Робин успел что-то сказать, она сорвалась с места и смешалась с толпой. Леди Брайанстон приближалась.
Как Пен и ее семья, к которой Робин принадлежал, он не испытывал симпатии к этой даме, считая недостойным ее отношение к невестке с самого начала их брака с Филиппом и уж совсем отвратительным, что по распоряжению свекрови несчастный младенец был отторгнут от матери и та не могла даже излить свое горе над его мертвым телом. Тем не менее сейчас он был гостем в доме у леди Брайанстон и вообще воспитанным человеком.
Он учтиво поклонился, когда та подошла к нему. Подобно своему сыну Майлзу, она была аляповато скроена, с грубоватыми чертами лица, к тому же отличалась любовью к экстравагантной одежде и немалому количеству драгоценностей на ней и головном уборе, под которым угадывался парик, поскольку натуральный цвет волос не мог быть до такой степени огненно-красным. Той же неестественностью отличалась и пунцовость щек. Все эти ухищрения не вызывали симпатии у пуританина Робина.
– Лорд Робин, – сказала пожилая дама, едва ответив на его поклон, – мне показалось, с вами сейчас была Пенелопа.
Робин, изобразив предельное изумление, оглянулся по сторонам.
– Разве? Не может быть. Я уже давно не вижу ее.
Тонкие губы леди Брайанстон совершенно исчезли.
– Мне необходимо поговорить с ней, – сухо сказала она. – И как можно скорее. Поставьте ее в известность об этом, как только увидите.
– Непременно, леди Брайанстон. Могу я также сообщить ей тему предстоящего разговора?
Губы бесследно улетучились с лица собеседницы.
– Об этом я намерена поставить ее в известность, когда мы наконец встретимся, – отрезала она. – Впрочем, особого секрета тут нет. У нее имеется кое-что из вещей Филиппа, по праву принадлежащее нынешнему графу Брайанстону. То есть Майлзу.
Слова сопровождались отталкивающим выражением лица, она и не пыталась скрывать своих чувств по отношению к Пен. Не меняя этого выражения, она отошла от Робина и направилась к противоположной стене зала, возле которой за карточным столиком продолжали сидеть ее сын и его жена.
– Сука! – пробормотал Робин ей вслед, совершенно забыв о своей пуританской учтивости.
Что ей сделала Пен? Откуда столько ненависти? И эта мерзкая жадность! Хочет, видимо, отнять у Пен какие-то ценные памятные подарки, сделанные ей Филиппом. Он огляделся, поискал глазами. Его сводной сестры не было видно.
Что же, интересно, хочет от нее этот знаменитый в определенных кругах Оуэн д'Арси? Вполне возможно, его внимание случайно. То есть чисто мужского, так сказать, толка. Но все-таки, решил Робин, его сестра вряд ли принадлежит к тем женщинам, которые вызывают желание таким образом знакомиться – в полутемпом коридоре – да еще лезть с поцелуями. Как он осмелился, этот нахал?.. Отсюда следует, что у него имелась какая-то задняя мысль, он преследовал определенную цель. Конечно!
Как уже упоминалось, Робин только ступил на стезю тайной агентурной деятельности и делал первые робкие шаги, но, даже будучи неискушенным, сумел довольно быстро выстроить свою версию, каковая казалась ему единственно правильной. Ведь Пен, можно сказать, задушевная подруга принцессы Марии, сестры пятнадцатилетнего неизлечимо больного короля и возможной наследницы престола. А д'Арси служит у французского посланника, которому, вероятно, крайне необходимо для нужд своего государства, этой чертовой Франции, привыкшей совать нос во все дела островного соседа, знать все, что происходит в Англии на уровне так называемой большой политики, в каковую входят и таинственные отношения принцессы со своим кузеном Карлом, стоящим во главе Священной Римской империи, растерявшей былую мощь, но все еще являющейся значительной силой в Европе.
Пен могла стать для французов, как предполагал Робин, маленьким ключиком в их большой игре, с помощью которого они приоткроют, пускай ненамного, двери в намерения и дела правителей Англии и Священной империи.
Что касается самой Пен, то, подобно Робину, ей приходилось почти всю сознательную часть жизни находиться в зоне дворцовых интриг, и, будучи неглупой женщиной, она не могла кое-чему не научиться. Во всяком случае, осторожности и тому, что нельзя беспечно заглатывать протянутую наживку, как бы приятна и безобидна она ни была на вид. Робин пришел к выводу, что следует поговорить об этом с Пен. Однако д'Арси был настолько опасным соперником, что Робин тут же изменил решение и вознамерился обсудить сначала произошедшее с Пен в среде своих сподвижников.
По-прежнему он не видел ее в толпе снующих повсюду гостей, зато обратил внимание на герцога Нортумберленда, который только что появился среди тех, кто окружал принцессу.
Подойдя туда, Робин в первую очередь дружески улыбнулся худощавой и бледной, скромно одетой девушке, которая ответила застенчивой улыбкой. Было заметно, что она чувствует себя не в своей тарелке, с надеждой посматривая на дверь и явно желая поскорее уйти из зала.
Робину стало жаль ее. Он всегда испытывал это чувство при встрече с ней, потому что, неоднократно бывая у герцога Суффолка, имел возможность становиться свидетелем того, как несчастная Джейн, его дочь, страдала от материнского обращения: от постоянных замечаний, попреков, вечного недовольства. Сейчас он, на положении старого друга, нежно обнял ее за плечи, на что она, непривычная к проявлениям нежности, благодарно улыбнулась.
Нортумберленд, отвлекшись на минуту от беседы, остановил на Робине свой жесткий и, как всегда, высокомерный взгляд, который несколько смягчился, когда он спросил:
– Хотите что-то сказать мне, Робин?
– Если ваша светлость сможет уделить внимание моей персоне, – непринужденно ответил тот.
Робин научился еще от своего отца, Хью Бокера, ныне графа Кендала, искусству никогда не трепетать перед богатством или положением окружающих. Он не боялся подобных людей и не льстил им, что принесло ему уважение и искреннюю симпатию как юного короля Эдуарда, так и его Тайного совета.
Герцог Нортумберленд согласно кивнул и отошел от принцессы, приглашая Робина следовать за собой.
Пен снова торопливо шла по коридору в направлении библиотеки, ее юбки с фижмами развевались, чуть не задевая стены. Она была уверена, что Робин постарается задержать свекровь разговором, и потому почти не опасалась вмешательства. Кроме того, в ней бушевала дерзкая беспечность, как ни странно, связанная, как ей казалось, с недавним знакомством с этим необычным и тоже дерзким человеком по имени Оуэн д'Арси. Если кто-нибудь из Брайанстонов застанет ее за рассматриванием бумаг в ящиках у Филиппа – что ж, пускай… Она их не боится. И никогда не боялась.
Войдя в библиотеку, она первым делом заперла изнутри дверь и только потом выдвинула один из ящиков. В основном там были счетные книги, и она уже собралась уложить их на место, когда ее взгляд упал па одну из них, с пометкой «Год 1550-й». Перелистав страницы, она дошла до «месяца июля» и стала искать записи, относящиеся к дню, когда родился ее ребенок: наверняка там должны быть фамилии повивальных бабок – им же выплачивали денежное вознаграждение. Фамилии, как и все до одной женщины, которых нанимала леди Брайанстон, когда у нее на четыре недели раньше начались родовые схватки, были ей совершенно незнакомы. Она пыталась найти хоть одно имя, за которое можно было бы зацепиться, чтобы попробовать затем размотать весь клубок, но продолжала натыкаться на неизвестные имена и на суммы выплат без указаний, за какие именно услуги.
В кончиках пальцев покалывало, словно она касалась не мягких листов бумаги, а острых булавок или иголок. Что с того, если она не знает записанных здесь женщин, но ведь кто-то может знать кого-либо из них? И значит, нужно иметь у себя этот список. Конечно!..
Не задумываясь о последствиях, она вырвала лист из книги, сложила и опустила в маленький вышитый кошелек, подвешенный на золоченой цепочке к поясу. После чего уложила счетные книги на место, задвинула обратно ящик, заперла дверцу шкафа и покинула библиотеку.
Теперь, когда у нее в кошельке был документ, который могли обнаружить и отнять, когда было что скрывать, она уже не чувствовала себя так спокойно, как несколько минут назад. Ведь тот, кто найдет этот листок двухлетней давности, сразу сообразит, что просто так, шутки ради, подобные вещи не похищают, не прячут у себя на теле. Теперь ей нужно быть особенно осторожной и ничем не возбуждать подозрение.
Очутившись в который уже раз на верхней галерее, она сразу обратила внимание, что гул голосов сделался намного тише, а когда, наклонившись над перилами, посмотрела вниз, увидела, что гости поспешно покидают зал, отдавая слугам распоряжения отыскать их карету, коня или баркас.
Сигналом к уходу послужило, видимо, то, что в зале уже не было принцессы Марии с придворными дамами, и, значит, все они направились к берегу, где у пристани их ожидала королевская барка. Мария, будучи ревностной католичкой, не любила задерживаться допоздна, так как еще перед рассветом вставала к молитве. И разумеется, она не обеспокоилась отсутствием Пен в своем окружении, ибо полагала, что та останется на ночь у свекрови, под родной надежной крышей.
Но Пен претила даже мысль о том, чтобы просить гостеприимства в этом доме, она предпочитала убраться отсюда на чем угодно, хоть на одной из лодок, предназначенных для общественного пользования. Однако быстро поняла: ждать придется довольно долго, пока какой-нибудь из городских баркасов сумеет пробиться через скопление всевозможных судов к берегу за пассажирами.
Если бы Робин находился поблизости, он бы взял ее на седельную подушку позади себя. Но его нигде не было видно. Зато она увидела за головами спешащих к выходу гостей багровое пьяное лицо Майлза Брайанстона, его маленькие злые глазки впились в нее. Это подтолкнуло ее к решению поскорее пробраться к выходу и поторопиться на пристань.
Оуэн тем временем стоял в проходе, отделявшем большой зал от входных дверей. Он видел, как принцесса покинула дом, заметил, что среди ее сопровождавших Пен не было.
Свежий ночной воздух врывался в незакрывающуюся дверь. Снегопад прекратился, но снег не таял, а лежал на земле белой, хрустящей под каблуками, как стекло, коркой.
В конце концов Оуэн увидел Пен: в верхней одежде, в меховом капоре она показалась в дверях вместе с небольшой группой людей, громко возмущавшихся холодным ветром и трудностями, связанными с возвращением домой. Оуэн улыбнулся ей, она против воли ответила ему улыбкой. Он хотел подойти, но их разделил напор толпы, которая вынесла ее на заснеженную дорожку сада в ночную темень.
К Оуэну пробился его юный паж, который успел побывать на берегу и вернулся оттуда с раскрасневшимися от ветра щеками и с известием, что если ждать судна, то придется торчать здесь, пожалуй, не менее двух часов.
– Что ж, – спокойно сказал Оуэн, – тогда лучше всего отправиться пешком, Седрик. Полезно подышать воздухом.
– Но такой холод, сэр! – Бедный мальчик с вожделением смотрел на ярко освещенный теплый холл позади своего хозяина. – Не лучше ли подождать в тепле?
– Надо привыкать к трудностям, – с безжалостной шутливостью сказал Оуэн. – Ходьба нас разогреет. Вперед!
С этими словами он подтолкнул пажа к выходу.
Пен в это время уже добралась до берега и стояла там в людской гуще, скрестив руки на груди, переминаясь с ноги на ногу от холода. Ряды судов, ожидающих очереди, чтобы подойти к пристани, казались бесконечными, почти терялись в темноте, давая о себе знать робким светом факелов. Нет, тут ничего не дождешься до рассвета. Но в постылый дом Брайанстонов она ни за что не пойдет! Лучше замерзнет на берегу!
Она сунула руку в перчатке под плащ, нащупала небольшой вышитый кошелек. Ее пусть робкая, но все-таки надежда. Она почти ощущала прикосновение хрустящей бумаги к пальцам. Поскорее бы оказаться у себя в комнате, в Бейнардз-Касле – там она тщательно исследует все записи. Что, если вдруг появится зацепка? Мурашки пробежали по спине: на этот раз не от холода – от предвкушения… Исчезли усталость и раздражение от толпы, от бесконечного гула голосов, не такими невыносимыми показались стужа и необходимость ожидать баркас… Хотя зачем ждать? Ведь тоща она только к утру доберется до дома. Не разумнее ли дойти до другой переправы – всего минутах в двадцати ходьбы отсюда, и народу там намного меньше.
Правда, дорога идет через густую рощу, окружающую поместье Брайанстонов, но ведь она хорошо знает эти места и в другое время суток не задумываясь отправилась бы в путь… Кроме того, можно воспользоваться услугами одного из факельщиков.
Она позвала того, кто был ближе к ней, – молодого угрюмого парня, окоченевшего от холода. Он двинулся впереди нее твердой крестьянской походкой, под его грубыми ботинками трещала ледяная корка. Пен еле поспевала за ним, стуча зубами от холода, проклиная себя за то, что не успела отправиться вместе с принцессой, но тут же и оправдывая, когда вспоминала о своем удачном походе в библиотеку и о листке с именами, которые, даст Бог, помогут проникнуть в тайну рождения ее ребенка, раз и навсегда избавив от мучительного неведения.
Внезапно сзади нее раздался громкий гортанный крик – что-то вроде «холла!». Она резко обернулась и тут же оказалась окруженной темными фигурами в показавшихся ей фантастическими рваных одеждах. Опять толпа, но уже совсем другого толка – странного вида мужчины, женщины, даже, кажется, дети. Она закричала, призывая факельщика, но тот, испугавшись этой банды, бросился бежать и вскоре скрылся за деревьями.
– Трусливый негодяй! – пробормотала Пен, настолько возмущенная дезертирством слуги, что в первые минуты забыла о страхе, который тут же взял свое, и к дрожи от холода присоединилась дрожь от испуга; она еще раз прокляла себя, что не осталась у переправы вместе со всеми.
Тщетно пыталась она вырваться из кольца окруживших ее людей – оно сжималось, она видела перед собой голодные глаза, беззубые слюнявые рты. Один из мужчин схватил ее за руку. Это послужило сигналом для остальных: женщины подступили ближе, она почувствовала щипки, толчки. От охватившего ее ужаса она не могла даже кричать. Пыталась что-то сказать, но никто не слушал. Грязные пальцы распахнули на ней пальто, драгоценности, которые были у нее на шее, на груди, сверкнули под неярким светом пробившейся сквозь тучи луны. И тотчас окружившие ее люди кинулись на нее, крича и визжа, срывая украшения и озираясь по сторонам, как кладбищенские воры, грабящие могилы.
Пен с удивлением услышала собственный крик – она не подозревала, что может так кричать. И потом внезапно поняла, что нападавшие отшатнулись от нее с воплями, выдающими охватившие их страх и панику. В чем дело?..
Она увидела мужчину в черном со шпагой в руке. Он молча размахивал оружием, отгоняя нападавших, поражая самых рьяных из них. Рядом с ним был еще один человек, меньше ростом, помогавший разгонять толпу.
Через короткое время Пен почувствовала, что больше ей никто не угрожает, круг разомкнулся, она свободна. У нее не было ни оружия, ни сил, чтобы помочь своим спасителям довершить начатое – окончательно разогнать свирепую шайку оборванцев, – ей оставалось лишь оценить то, с каким уроном она вышла из неприятного приключения. Все оказалось не так уж плачевно, могло быть куда хуже: разодран плащ, оторвано два пальца на перчатке, но она может стоять на ногах, кости, по-видимому, целы, опасных ранений тоже нет. И кошелек с упрятанной там бумагой продолжал висеть у пояса.
Место битвы опустело, грабители бежали, унося раненых. Оуэн д'Арси – это был он – подошел к ней и, как ей показалось, бессознательно, еще в пылу сражения, обнял и прижал к груди, словно желая удостовериться, что она цела и невредима. Какое-то время она пребывала в его объятиях, ощущая ровное и спокойное биение его сердца, словно минуту назад ничего не происходило под этими темными вековыми деревьями, словно он даже не вынимал шпагу из ножен, а его спутник не размахивал кинжалом. Лишь теперь она осознала, какому риску подвергалась, и запоздалое чувство ужаса пронзило все ее существо.
– Благодарю вас, сэр, – негромко проговорила она, освобождаясь из его рук, ощущая, что чем больше будет находиться так близко от него, тем меньше останется у нее сил и желания отстраниться. – Со мной был факельщик, – добавила она, словно оправдываясь, – но, как только эта банда напала на нас, он сбежал.
– Эта дорога небезопасна для женщины, даже если ее сопровождает слуга, – сказал Оуэн, вкладывая шпагу в ножны. – Я видел, как вы отошли от причала, но и подумать не мог, что рискнете отправиться в такой путь. Седрик, зажги фитиль!
Мальчик вынул из кожаного мешка, прикрепленного к поясу, коробку с фитилями, чиркнул кремнем по металлу, поджег трут, раздул, и неяркое пламя высветило всех троих. Оуэн внимательно вгляделся в лицо Пен и, протянув руку, снова слегка приподнял ей подбородок, как несколько часов назад. Пен почувствовала, как у нее ослабли ноги, но, отнесла это на счет только что пережитого ужаса.
– Вы ранены, – произнес он спокойно, чуть ли не весело. – Эти негодяи успели ударить вас чем-то.
Он легко коснулся ее щеки, отодвинул стоячий воротник платья, провел пальцами от уха до шеи. Когда он отнял руку, на пальцах была кровь. Лишь теперь, немного расслабившись. Пен ощутила боль от пореза, а также от всех остальных порезов, ссадин и ударов, нанесенных ей.
– У вас рваная рана, – снова заговорил Оуэн. – Сделана, по-видимому, острым камнем или чем-то в этом роде. Необходимо принять меры как можно быстрее. Промыть, перевязать. Возможно, рана не единственная. Здесь поблизости есть место…
– Какое? – спросила она, слегка сопротивляясь, когда он взял ее за локоть и повел по дороге вслед за Седриком, идущим впереди с горящим фитилем в руке.
Она испытывала неловкость и нечто вроде страха. В сущности, ей совершенно незнаком этот человек. Кто он? Откуда взялся в доме Брайанстонов? Может быть, он закадычный друг Майлза? Хотя навряд ли. Правда, он только что спас ей жизнь или избавил от серьезной беды, и она не может не быть ему благодарна, но в то же время в нем столько странного, тревожащего. А теперь еще он чуть ли не силой тянет ее в какое-то неизвестное место… Нет, она не должна соглашаться!.. И вообще, почему он преследовал ее весь вечер? Зачем поцеловал? Что имел в виду, когда сказал, что она вызвала у него интерес? И что в нем такого, что вызывает интерес к нему у нее?.. Впрочем, сейчас, сказала она себе, не до того, чтобы искать ответа на последний вопрос.
– Мне только нужно дойти до переправы и сразу сесть в лодку, – сказала она. – Тогда меньше чем через час я буду дома. Мои домашние, надеюсь, помогут сделать с ранениями и ушибами то, что необходимо.
Оуэн не хотел пугать ее своей настойчивостью, однако и не хотел упускать представившейся, не без помощи фортуны, возможности более тесного знакомства.
– Не нужно страшиться меня, леди Пен, – мягко проговорил он. – Я не причиню вам ничего плохого. И я не приглашаю вас провести остаток ночи в моей компании. Но ваша рана в самом деле требует, чтобы ее промыли, иначе грязь, заражение… Последствия могут быть печальными. Вплоть до гангрены. Не хочу пугать понапрасну, однако предлагаю все же остановиться ненадолго в таверне возле причала, к которому мы идем, там вам окажут помощь. Меня в этой таверне знают. Они дадут горячую воду и чем перевязать, даже поднесут напиток из молока, сахара и пряностей под названием, если не слышали, «посеет». После чего обещаю лично сопроводить вас в резиденцию принцессы Марии. Или куда хотите.
