Текст книги "Дорога соли"

Автор книги: Джейн Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Глава 22

А время все шло. Девушки упражнялись в танцах и разучивали песни. Мужчины занимались своими делами, и никаких из ряда вон выходящих разговоров не было. У Мариаты, как и всегда, начались, а потом и закончились месячные. В общем, жизнь шла своим чередом. Мариата возражала, но о предстоящей свадьбе дали знать и людям кель-базган. Это на тот случай, если на обратном пути из Бильмы ее отец и братья будут проходить через их селение. Но данная причина была не единственной.

– Уж я-то, как никто другой, понимаю, почему ты не хочешь этого, – устало говорила Рахма. – Но, Мариата, у тебя ведь там родственники. Сообщить им о свадьбе – наш долг. Если этого не сделать, сама можешь представить, как они разозлятся, станут бранить нас, обвинять в том, что мы их опозорили, даже в том, что похитили тебя у них.

– А как же Росси? Он и так злой на нас из-за своих верблюдов.

Рахма сжала челюсти и заявила:

– Каких это верблюдов? Ничего про них не знаю. Ты видела двух дорогущих мехари в бедном стаде народа кель-теггарт? – Она приложила к глазам ладонь козырьком и повертела головой. – Ну вот, и я не видела. Если уж ты хочешь свадьбу, надо сделать все нормально, как положено. Иначе на вас падет дурной глаз, а моему Амастану и так уже выпало на долю много страданий, куда больше, чем он заслужил. На свадьбу они не придут, слишком далеко, да неудобно… И вряд ли рассчитывают на гостеприимство и богатый пир. Ты можешь представить, что твоей тетке Дассин или новым женам Муссы понравятся наши условия?

Это правда. Представить такое Мариата не могла, но все равно не переставала думать о подобной перспективе и нервничала. Ее тревога отнюдь не уменьшилась, когда из селения исчезли Амастан и еще несколько молодых мужчин. Они, очевидно, отправились на базар, который был в трех днях пути, чтобы продать козье молоко и сыр, изделия из кожи, шкуры, а взамен купить для свадьбы рису, специй и меду. Прошла неделя, потом и десять дней, а они все не возвращались. Остальные, похоже, этого и не заметили. Люди чистили песком свое серебро, выбивали пыль из лучших нарядов, чинили украшения, заплетали друг другу волосы в косы и втирали в кожу масло. Хна на руках Мариаты, знак ее помолвки, побледнела, остался только светло-коричневый узор, тоненький, как кружево, и едва заметный на темном загаре.

Потом некоторые мужчины вернулись с припасами и с сахарными головами в подарок для новобрачных, но Амастана среди них не было. Мариата заметила, что не пришли Базу и Азелуан. Базу не был женат, и отец его теперь находился далеко, ушел с караваном за солью. Никого, похоже, не волновало, что молодой человек пропал.

– Он, скорее всего, отправился в племя кидаль. Там у него невеста, – сказала Тадла, и все рассмеялись.

– Бедному да вору всякая одежда впору!

– Но почему не вернулись Амастан с Азелуаном?

Все сразу замолчали. Нура посмотрела на Нофу, а та едва заметно покачала головой. Она была племянницей Азелуана. Мариата заметила, как девушки обменялись взглядами, и ее сердце часто забилось.

– Что такое? – спросила она. – Вы что-то от меня скрываете?

Нофа потянулась к ней, положила ладонь на руку Мариаты и сказала:

– Ничего особенного. Не беспокойся. Азелуан уже не юнец. Они, скорее всего, решили немного развлечься еще денек-другой.

Мариата не стала продолжать этот разговор, но слова Нофы ее не убедили. Азелуан уже не молод, но крепок, как дерево акации. Годы и жизненный опыт сделали из него настоящего мужчину, да и характер такой, что ему все нипочем. Нет, она подозревала, что отсутствие Амастана никак не связано с Азелуаном. Он, наверное, передумал жениться, у него, как говорят, кишка оказалась тонка. А вдруг, того хуже, с ним случилось какое-нибудь несчастье? Упал с верблюда в скалистом ущелье, лежит там и из его ушей и носа сочится кровь? Или на него напали разбойники и убили? Или… Нет, это совсем невыносимо представить: он лежит сейчас в объятиях другой женщины где-нибудь в чужом селении. Мариата понимала, что эти мысли нелепы, но поделать с собой ничего не могла. Она не спала, не справлялась с самой простой работой, все у нее валилось из рук. Девушка пристально глядела в воду, принесенную в ведрах с реки, называла его имя, но не получала никакого ответа. По ночам она мысленно обшаривала все караванные тропы пустыни, но тщетно, в часы бессонницы бродила по селению под молчаливым звездным небом. Козы, почуяв ее присутствие, блеяли, надеясь, что Мариата пораньше выпустит их на пастбище или покормит. Однажды ночью, когда в небе ярко сиял месяц, тонкий, как кривой кинжал, она бросила вызов джиннам, которые могли подстерегать ее повсюду, и поднялась на холм, расположенный к западу от селения. Две его вершины странной формы назывались Орел и Заяц. Девушка стала осматривать окрестности, ища хоть какой-то знак, говорящий о возвращении Амастана. Она не очень-то надеялась увидеть его, но ведь всегда лучше что-то делать, чем сидеть сложа руки. Ее саму бодрил этот смелый поступок. Теперь весь мир погрузился в сон, а Мариата ушла далеко за пределы селения, не обращая внимания на то, что повсюду кишели духи из воинства Кель-Асуфа. Она заметила фигуры двух всадников, молча приближающихся к седловине, и была так поражена, что даже почти не испугалась.

Восседая на спинах верблюдов, всадники вели за собой еще двух животных, нагруженных тюками. Лица их были плотно закрыты, оставались только щелки для глаз, за спинами торчали стволы винтовок. Девушка пристально вглядывалась в эти фигуры. Похожа ли передняя на Амастана? На таком расстоянии определить невозможно. А кто второй, Базу или Азелуан? Или это разбойники, которые собираются напасть и ограбить селение? Но кем бы ни были эти люди, через минуту они окажутся совсем рядом. Надо немедленно спуститься с холма, бежать назад в селение и поднять тревогу. Но тут ее охватило страшное любопытство, кроме того, она поняла, что не сможет вот так просто повернуться и уйти – разве что полететь, как сова. Тогда Мариата потихоньку забралась в холодную, узкую, мрачную расщелину между двумя высокими скалами и притаилась в прохладной темноте. Она так плотно прижалась грудью к скале, что слышала, как ее сердце бьется, словно птичка, угодившая в клетку.

Когда всадники поднялись на самый верх седловины, она сразу узнала первое животное. Это был уродливый пегий мавританский верблюд, принадлежащий Базу аг Акли. За ним вышагивал второй, крупный, бледного окраса. Мариате показалось, что он очень похож на Таорка, верблюда Азелуана. Значит, Базу и Азелуан. Она так была разочарована, что у нее на глаза навернулись слезы. Где же Амастан?

Вот кто-то что-то сказал, и Мариата узнала голос Азелуана, старого хитрого вожака караванов. Всадники остановились, заставили своих верблюдов опуститься на колени и спешились. Потом они начали разгружать животных, и только теперь она поняла, что третий верблюд привез совсем не тюки. На его спине лежал человек. Он был мертв либо тяжело ранен. Из груди девушки вырвался сдавленный вой, но мужчины были заняты разговором и ничего не услышали. Человек, лежащий на спине верблюда, пошевелился и поднял голову. Даже на таком расстоянии, несмотря на ночь, Мариата сразу узнала Амастана. Она уже хотела выскочить из своего укрытия, как вдруг услышала его голос.

– Нет, я еще не помер, – отчетливо произнес он, и спутники его засмеялись. Амастан огляделся и продолжил: – Эта дорога ведет прямо к селению. Вдруг они придут?..

– Нет.

– Откуда такая уверенность?

Азелуан пожал плечами и заявил:

– В селении это хранить нельзя. Людям доверять не стоит. Я сомневаюсь, кому они больше сочувствуют, во всяком случае часть из них. Сами не знают, чего хотят. Время нынче другое, не как прежде.

– Кто его знает, – нервно произнес Базу.

– А что мы скажем насчет моей руки? – с раздражением спросил Амастан.

– Никто не должен видеть твою рану.

– Даже Мариата?

– Особенно Мариата. Она из народа кель-тайток из Хоггара. Это племя сдалось без боя, как и всегда. Они сражались за французов, которые убили Фирхауна, когда тот бежал из тюрьмы в Гао, но это исключение. Мне отец рассказывал.

– Отец Азелуана сражался вместе с Каоценом во время большого восстания, – напомнил Амастану Базу.

Мариата спряталась еще глубже в тень. Ей очень хотелось выскочить и защитить доброе имя своего народа, которое они сейчас пятнали, но нельзя было обнаруживать себя. Она чувствовала, что это опасно. Девушка прекрасно представляла себе, что случилось с Амастаном и что лежит в двух больших тюках, которые они теперь сгружали с четвертого верблюда. Тяжело дыша, Азелуан и Базу стащили первый тюк и положили его на землю. Слышно было, как в нем что-то звякнуло.

Азелуан выпрямился, огляделся, указал на расщелину, в которой пряталась Мариата, и заявил:

– Вон туда. Между Орлом и Зайцем.

Господи!.. Мариата бросила последний взгляд на Амастана, который сейчас уже твердо стоял на ногах, и плотно прижалась спиной к задней части расселины, куда не проникал свет месяца. Ее совсем не было видно. Базу с Азелуаном подтащили первый тюк к расселине, и она услышала, как груз с глухим стуком опустился на песок. Тяжело дыша, Базу запихнул его как можно дальше, и тюк уперся в ноги Мариате. В нем было что-то тяжелое и твердое. Когда Базу еще раз попытался протолкнуть его дальше, девушка чуть не потеряла равновесие и не упала прямо на тюк. Базу, похоже, был доволен тем, как спрятан груз, и шагнул назад. Через пару минут оба вернулись со вторым тюком, который бросили поверх первого. Он уперся Мариате в живот и прижал ее к скале.

– Нормально, – сказал Азелуан. – Теперь поехали домой. Если все будет хорошо, устроим верблюдов и пару часиков поспим до восхода.

Шаркая по песку подошвами, они отошли. Через некоторое время девушка услышала, как недовольно засопели верблюды, заскрипели под седоками деревянные седла. Мужчины отправились дальше, а она осталась одна, в темноте, припертая к скале грузом контрабанды.

Мариата хорошо понимала, что заглядывать в тюки не стоит. Надо только перелезть через них и быстро бежать обратно в селение, сделав крюк, чтобы не столкнуться с всадниками. Не стоит, конечно, но… как тут не заглянуть? У народа покрывала существует множество историй о том, как любопытную женщину, которая открывает чужой сундук, кувшин или короб, неизменно настигает несчастье. Ее проглатывает неизвестно откуда взявшийся джинн, она превращается в ворону или оказывается в безлюдной земле, где воют непрерывные ветра и бушуют песчаные бури. Но Мариата была женщиной и ничего не могла с собой поделать. Она осторожно вскарабкалась на тюки, ощущая, как под ее весом двигаются лежащие в них предметы, и подошла к выходу из расщелины. Уже отсюда, при тусклом свете месяца, падающем ей через плечо, девушка развернула одеяло на нижнем тюке. Перед ней лежала куча тяжелых черных жестяных коробок. Она понятия не имела, что это такое. Когда Мариата взяла в руки одну из них, в ней что-то загремело. Там явно лежало много каких-то маленьких и тяжелых штучек. Девушка нахмурилась, положила коробку обратно, снова накрыла ее, как было прежде, и полезла во второй тюк. В нем лежали твердые предметы из дерева и странного темного металла, который, казалось, поглощал свет месяца. Мариата взяла один из них в руки и отшатнулась. Девушка сразу поняла, что это винтовка, но какая-то странная, непохожая ни на одну из виденных ею прежде. Мужчины брали с собой на охоту совсем другое оружие. Еще меньше эти винтовки напоминали богато украшенные старинные ружья, используемые в ритуалах. Они были намного легче, сложнее устроены и казались куда более опасными. Та, что она сейчас держала в руках, напомнила ей скорпиона. На стволе было что-то написано, буквы оказались схожи со знаками тифинага, но прочесть их Мариата не могла. Уже это одно заставило ее положить винтовку обратно и снова закрыть тюк.

Значит, оружие. Иностранное, ворованное. И целая гора боеприпасов.

Она долго сидела на корточках перед тюками. Восстание. Большое!.. Мысли лихорадочно сменяли одна другую. Так, значит, они мятежники. Участники сопротивления. Выходит, свободный народ больше не свободен. Все это крутилось у нее в голове. Девушка поняла, что война, о которой говорил Амастан, началась. Он больше не сторонний наблюдатель, значит, и она тоже. Ведь Мариата ему почти жена.

Глава 23

– Так где ты пропадал?

Они лежали в своем потаенном месте, в ложбинке между олеандрами возле реки. Лягушки теперь не кричали. Вода почти иссякла под жаркими лучами солнца, которое с каждым днем жарило все сильнее, пока Земля продолжала свой путь вокруг него. Там, где была ее родина, настоящий дом, они ушли бы сейчас куда-нибудь в холмы, где в тенистых прудах оставалась вода, или в низины, к орошаемым пастбищам, на которых трудились харатины. Но народ кель-теггарт был слишком беден, чтобы содержать таких работников, чересчур слаб, чтобы удерживать их от бегства в города.

Амастан протянул руку и убрал волосы с ее лица. Кожа Мариаты покрылась потом и была липкой. Совсем недавно она широко расставила в темноте ноги и взобралась на него верхом. Тайну соития двух тел скрывали широкие одежды. Он провел пальцем по ее лбу, нащупал складку меж сдвинутых бровей и подумал о том, что каждый раз, совершая это, они искушают судьбу, становятся жертвами многочисленных злых сил, оставаясь здесь ночью и не имея от них ни укрытия, ни защиты.

– На базар ездил, – весело ответил Амастан, разглаживая ей складку. – Сама же видела, чего только мы не привезли. Я купил тебе замечательный платок. Представляю, какая ты будешь в нем красивая. Ракушки на нем называются каури. Их привезли с островов в океане, у берегов Индии, это вон там, далеко на востоке. Говорят, купцы доставляли их сюда еще во времена великих фараонов. Ты только представь, еще до того, как жила Тин-Хинан! Кто знает, может быть, некоторые из этих ракушек даже старше, чем твои предки, наша мать-прародительница. Все эти годы они, прямо как деньги, ходили из рук в руки, от Мальдивских островов до Египта, через всю великую пустыню, а вот теперь попали в руки самой красивой девушки на свете. Какое это будет зрелище, когда в день нашей свадьбы они украсят мою невесту! Они чисты, как твои зубы, белки твоих глаз, которые смотрят на меня в темноте, как две звездочки. Теперь эти каури станут сиять на тебе!

Мариата закусила губу. Она очень любила, когда он говорил ей такие слова, сплетал их в фантастический узор, создавал целый мир, которого ей никогда не увидеть.

Но на этот раз девушка решила, что он ее не собьет, и повторила:

– Где ты пропадал, кроме базара? – Молодой человек не ответил, поэтому она сжала бедра так сильно, что он вздрогнул. – А как рука, болит? Где это тебя? Ну-ка, рассказывай.

Амастан сощурил глаза.

– Нельзя таким тоном задавать вопросы мужу. Это унижает мое достоинство.

– А ты мне еще не муж, Амастан, сын Муссы. Можешь не говорить, что упал с верблюда. Я все равно не поверю. Ведь ты опытный наездник.

Зажав руку жениха у себя под коленом, она подтянула вверх рукав его халата, и под ним обнаружилась повязка. Амастан лежал не сопротивляясь и позволил ей размотать бинт, один жесткий слой за другим, пока не показалась темная рана, покрытая коркой. Запекшаяся кровь в свете звезд казалась черной.

– Разве такое бывает после падения с верблюда?

– Я дал слово, что ничего тебе не скажу.

– Потому что мои соплеменники – предатели?

Услышав это, он вздрогнул от неожиданности, потом перевернулся, оказался сверху, уперся локтями в землю и спросил:

– С чего это ты взяла?

– Амастан, где ты взял оружие?

– Похоже, ты у нас колдунья и тебе служит сам Кель-Асуф. Ты что, оборотилась в филина и незаметно летела над нами? Или послала свой дух в виде дамана,[61]61
  Даман – млекопитающее размерами с домашнюю кошку, внешне похоже на грызуна.


[Закрыть] шныряющего меж скал? Ты что, оборотень? Вдруг на третий день после нашей свадьбы люди откроют шатер и найдут там мои обглоданные косточки?

В его глазах читались настороженность и уважение… Или, может быть, это был страх?

– Перестань нести чушь, – раздраженно сказала она. – Я все слышала своими ушами и понимаю, что это значит. Тана говорит, что нас ждет опасность, и я хочу быть к ней готова. Женщины туарегов всегда были такими же храбрыми и яростными в бою, как и мужчины. Научи меня, Амастан, пользоваться этим твоим ворованным оружием. Когда придет время, я докажу, что люди кель-тайток не предатели и не трусы!

Амастан смотрел на нее с изумлением, потом не выдержал и засмеялся.

– Калашников – оружие не для женщин! Я и сам не очень-то знаю, как из него стрелять. Хотя вот рука заживет, и Азелуан мне все покажет. Но если хочешь, я научу тебя пользоваться винтовкой, опять же когда смогу, конечно. – Он вдруг замолчал, но потом продолжил: – Слушай, Мариата, я не могу сказать тебе, где мы достали автоматы. Это слишком опасно. Если об этом узнает кто-то чужой, то случится ужасное, все мы попадем в беду. Так что ты должна мне в этом верить, договорились?

– Хорошо, – твердо выдержав его взгляд, ответила Мариата.

Мариата ощущала, что с каждым днем, приближающим свадьбу, в душе ее, словно надвигающаяся гроза, нарастают напряжение и тревога. Ах, скорее бы все закончилось раз и навсегда, чтобы ее связь с Амастаном обрела общественное признание и получила благословение, словно такая легализация способна отпугнуть злые силы, которые, вне всякого сомнения, сгущались вокруг них. Ее нетерпение видели все. Она не могла устоять на месте, даже когда примеряла роскошные ткани для свадебного платья.

– Эта, цвета индиго, куплена на базаре в Кано, да и зеленая тоже оттуда. Какая красивая!.. Смотри, как она блестит!

– Зеленый цвет приносит несчастье, – сказал кто-то, и все посмотрели на Мариату, ожидая, что та скажет.

Но ее мысли были далеко. Она не сразу поняла, что все смотрят на нее и ждут ответа.

«Им это нравится больше, чем мне самой, – думала Мариата. – Что со мной происходит?»

Нормальные девушки наслаждались бы каждым мгновением этих приготовлений, смаковали бы мельчайшую подробность, подбирали бы вышивки, украшения и расшитые бисером туфельки без задников, браслеты и серьги, образцы хны, зная, что станут с благодарностью вспоминать об этом всю свою жизнь, оглядываться в прошлое, когда замуж пойдут их собственные дочери, а там и внучки. Но Мариата никак не могла избавиться от ощущения, что вокруг сгущается зловещий мрак. Оно пробуждало в ней желание очертя голову немедленно сыграть эту чертову свадьбу, хоть в том платье, которое было на ней сейчас, не устраивая всей этой глупой и вздорной суеты. Но, глядя на лица, полные предвкушения праздника, видя перед собой доброжелательные и восхищенные глаза, девушка понимала, что свадьба нужна не столько жениху и невесте, сколько всему племени. Это событие должно еще теснее сплотить всех людей в достижении единой цели, несущей радость. Мариате лучше помалкивать и смиренно делать то, что положено.

– Нет, не надо зеленое, – наконец сказала она. – Индиго лучше. Смотрите, какая красивая ткань.

– Как раз по нашим обычаям, – одобрительно прибавила Рахма.

Мариата поймала ее взгляд. Что ж, почему бы и не порадовать будущую свекровь? Тем более что это не требует от нее много усилий.

– Значит, индиго, – поставила она точку.

Дошла очередь до платков и обуви, а еще красивых вышивок, украшений, бус, поясов и брошек. Ей снова надо было принимать пусть маленькие, но весьма ответственные решения. Все спорили по поводу мельчайших деталей. Мариате казалось, что ей все это снится, что она парит над присутствующими, как некий неясный призрак, а мысли ее блуждают где-то очень далеко.

– Побольше сурьмы. Глаза надо красить как следует.

Глядя на свое отражение в зеркале, Мариата критически сощурилась. Глаза ее и так уже были просто изумительными, белки потрясающе контрастировали с темной радужной оболочкой и сурьмой. Они казались просто огромными.

– Да зачем еще-то? Я в жизни не красила так густо.

Но Нофа неодобрительно покачала головой.

– Это же твоя свадьба. Все будут говорить только о тебе. Того и гляди, попадешь под дурной глаз. Он будет тебя поджидать везде, куда бы ты ни пошла, поэтому надо наложить как можно больше сурьмы. Как же еще отвести злую силу? – Нофа поболтала серебряной палочкой в кувшинчике, вынула ее и осторожно сдула лишнее. – Ну-ка, закрывай глаза и не мешай мне закончить работу.

Мариата повиновалась. Не было смысла поднимать из-за этого шум. Накануне невеста уже потратила целых пять часов на то, чтобы ей по-новому заплели косички и разрисовали хной руки и ноги ради защиты их от злых сил. Девушки, не занятые этой работой, пререкались, спорили, даже ссорились из-за рисунков. Во время этого действа Мариата не сказала ни слова, зато ее через край переполняло счастье при мысли о том, что она наконец-то станет женой Амастана. А что она делала за день до этого? Мариата чуть не рассмеялась вслух, вспомнив о том, что было вчера. Такой странный контраст с миром женщин, со всеми этими церемониями выбора наряда, прихорашивания. В тот день она на рассвете ушла с Амастаном в холмы и там старательно училась, как нацеливать длинный ствол охотничьей винтовки, чтобы попасть в выступ скалы, как правильно задерживать дыхание, чтобы не промазать, как мягко нажимать на курок, чтобы предохранить плечо от сильной отдачи во время выстрела. К концу дня ей удалось-таки попасть в два кусочка дерева и в черепок глиняного кувшина, которые Амастан поставил для нее в качестве мишеней. Но вот движущийся объект… О-о, это было совсем другое дело. Она с восхищением смотрела, как быстро и сноровисто Амастан выстрелил и попал на лету в горного голубя, а потом и в дикого кабана, которого они спугнули из кустарника.

– Что ты с ним будешь делать? – спросила Мариата, глядя на это странное создание со шкурой, покрытой жесткими, как проволока, волосами, и раздвоенными копытцами. – Мы хоть сможем притащить его домой? – Она тронула ляжку животного носком ноги, решила, что ноша, похоже, будет нелегкая, и добавила: – Мяса в нем много.

– Маленькая моя язычница! Да к нему не притронется половина племени, а то и все. Ты разве не знаешь, что свинья – нечистое животное? Ислам запрещает есть ее мясо.

– Так это, значит, свинья?

Мариата прежде не видела кабана. Она с удивлением разглядывала его губу, покрытую жесткой щетиной и загнутую кверху, острые клыки, торчащие из-под нее.

– Отличный кабанчик. Не беспокойся. – Молодой человек потрогал пальцем ноздрю зверя. – Не пропадет, съедят.

– Вот шакалы!

– Можно и так сказать. – Амастан засмеялся.

В конце концов он оттащил тушу кабана в укрытие между скал и соорудил над ней пирамиду из камней, чтобы до нее не добрались стервятники и шакалы.

– Не надо отказываться от такого хорошего мяса! Не волнуйся, все пойдет в дело.

Он нацарапал несколько знаков на скале, прямо над полостью, где укрыл мертвого кабана.

– «Амастан приглашает всех на пир», – вслух прочитала Мариата знаки тифинага и улыбнулась.

Теперь она вспомнила, что ждет их обоих совсем скоро, и улыбка ее стала еще шире.

– Ты смотри, она небось уже думает о своей третьей ночи, – сказала Бика и толкнула локтем Нофу.

Рука у той дрогнула, длинная черная линия сурьмы протянулась чуть не до самого носа Мариаты. Женщины присвистнули и дружно засмеялись.

Всю неделю на праздник прибывали люди, некоторые с подарками, но большинство с пустыми руками. Мариата удивлялась. Прежде она не видела никого из них, но Амастан, похоже, знал всех хорошо. Невеста смотрела, как он приветствует их. Амастан сначала слегка поправлял лицевой платок, чтобы продемонстрировать свое уважение, потом чуть прикасался к ладони прибывшего и, наконец, прикладывал руку к сердцу. Большей частью это были мужчины, одетые не в пышные наряды, а в пропитанные пылью простые халаты. Несмотря на то что у каждого в руках был какой-нибудь инструмент, лица их оказались что-то уж слишком серьезными для музыкантов.

– Кто они такие? – спросила она у Рахмы, но старуха только пожала плечами.

– Амастан говорит, что друзья.

Тисагсар, подарки для невесты, лежали на широком голубом ковре посередине площадки для танцев. Здесь были резная деревянная коробка с пряностями от мужчин племени, платье и янтарное ожерелье, бусины которого величиной не уступали птичьему яйцу, мешок риса, еще один с просом, ступка и пестик, связка горного тимьяна, собранная этим утром одной старухой, точильный камень, нож с костяной рукояткой, совсем новенький бурдюк, несколько горшков, одеяло, циновка из тростника, пара кур и штука белой ткани из чистого хлопка, которую Амастан привез с базара в Кидале, а также серебряная подвеска с изысканным узором, тяжелая, как гребень, длиной в ладонь. Мариата будет носить ее, когда станет его женой.

Она наконец-то вышла на яркое полуденное солнце в своем переливающемся синем свадебном платье. Лицо ее было подкрашено охрой, глаза и губы подведены черной сурьмой, руки и ноги разрисованы яркой хной, мочки ушей оттягивали большие треугольные серьги, по всей одежде были приколоты серебряные амулеты на счастье. Целая дюжина ярких браслетов позвякивала на запястьях. Женщины племени как раз ставили свадебный шатер на приличном расстоянии от того, в котором она жила с Рахмой. Шатер был сшит не меньше чем из сорока козьих шкур. Как женщинам удалось сложить вместе так много шкур и тайком сшить их? Ведь невеста даже не видела, как они это делают. Мариата была глубоко тронута. Кель-теггарт – племя небогатое, где им взять целых сорок лишних шкур! А вот поди ж ты, собрали и сделали это для нее, человека им чужого, почти без родственников и семьи. Это так поразило ее, что неожиданно для самой себя она расплакалась.

К Мариате торопливо подошла Тадла, обычно суровое, хмурое лицо которой расплылось в покровительственной улыбке. Она тепло обняла Мариату. Многолетний опыт позволил ей сделать это так, чтобы не сбить амулетов и не попортить свадебного наряда. Слезы девушки и так повредили макияж, над которым Нофа трудилась несколько часов.

– Ну-ну, моя милая, не волнуйся. Это твой самый счастливый день, и все мы рады за тебя. Ты принесешь нам большую радость и удачу, дашь нашему племени сильную, свежую кровь. Смотри, как рада и счастлива моя дорогая подруга Рахма. Она гордится тобой. Разве не так?

Мариата подняла глаза и увидела Рахму, вытирающую руки о платье. Ее потный лоб блестел. Она тоже вместе со всеми только что ставила шатер, а работа эта непростая, весьма тяжелая. Улыбка у старой женщины расплылась от уха до уха.

– Ты сама знаешь, что, пока не выйдешь замуж, не можешь заходить сюда, иначе тебя постигнет страшное несчастье. Предоставь все нам. Мы украсим его и устроим все сами. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Мы соткали тебе новый ковер для пола. Смотри. – Она махнула рукой женщинам, те куда-то побежали и через минуту вернулись с длинным рулоном, который с гордостью развернули перед невестой.

– Цвета подбирала я! – заявила Нура. – Нравится? Мох для этой удивительной зеленой краски мы собирали в холмах, пришлось потратить кучу времени! Но смотри, этот цвет подойдет самому пророку! Для синего мы взяли индиго и тут уж не экономили! А здесь мы использовали волчий лук, и смотри, какой красивый и яркий получился красный.

– А я выткала по краю лягушек, видишь? – сказала Лейла, тыча пальчиком в ровные треугольнички с точками по периметру ковра.

Она лукаво подмигнула Мариате, и обе захихикали. Лягушки славились своей плодовитостью, а еще были символом удачи, поскольку жили в воде.

– Смотри, как следует выбери на этом ковре место для кровати и тогда подаришь мужу много красивых сыновей!

Тут поднялся шум и гам, все одновременно весело загалдели, а потом вдруг куда-то убежали.

Рахма взяла Мариату за локоть.

– Пойдем поглядим на жертвоприношение.

На площадку, где должен был проходить праздник, привели молодого бычка, которого теперь окружили юноши племени с лучшими ритуальными копьями в руках. На запястьях у них сверкали браслеты. Солнце пекло немилосердно. Бычок было попятился, но уперся задом в плотный строй молодых людей, обезумел от страха, закатил глаза, захрапел и побежал по кругу, неуклюже вскидывая длинные нескладные ноги.

На свадьбе Хедду и Лейлы бычка не закалывали, для них это было слишком дорого. Но Амастан много путешествовал, торговал и за несколько лет накопил порядочную сумму. Калым, который он давал за Мариату, тоже оказался немалым, хотя тут не было никого, кому он мог бы его выплатить. Эти деньги взял на хранение амграр[62]62
  Амграр – вождь племени.


[Закрыть] племени, вдовец Рисса, сын Зейка. Калым будет находиться у него, пока не объявятся ближайшие родственники Мариаты. Тогда он передаст его им для дальнейшего хранения. Если с Амастаном что-то случится или их брак распадется, то эти деньги понадобятся Мариате, чтобы растить детей.

Наконец из круга выступил Амастан в халате цвета индиго. Ткань блестела в лучах солнца металлическим отливом, а его тагельмуст венчала диадема из амулетов. Копье, зажатое в руке, было изготовлено несколько поколений назад, но наконечник этого оружия оказался так остро заточен, что бычку грозила быстрая и неминуемая смерть. Бедное животное остановилось перед ним, но тут же увернулось и бросилось прочь, словно почуяло роковой смысл сверкающего металла. Молодые люди сделали шаг назад, слегка расширив круг, чтобы дать Амастану побольше места. Бычок остановился как раз напротив него и не отрывал глаз от человека, который с явной угрозой направился прямо к нему.

– А разве нельзя, чтобы кузнец просто взял и перерезал бедняге горло? – тихо спросила Мариата, сжав руку Рахмы.

– Вряд ли годовалый бычок сможет серьезно поранить нашего мальчика, – рассмеялась та.

Но Мариата думала вовсе не об этом. Прежде она не чувствовала отвращения, когда видела, как забивают животное для еды или в качестве жертвоприношения, но тут ее охватило глубокое предчувствие какой-то опасности. На ум ей невольно пришли грозные слова женщины-кузнеца: «Прольется кровь». Так или иначе, но сегодня уж точно погибнет невинный бычок. Мариате вдруг расхотелось видеть, как у нее на глазах убивают животное, пусть этот ритуал был традиционным и обязательным, а зрелище захватывающим.

– Нет! – закричала она, и пораженные люди обернулись к ней. – Убивать его таким образом – дурной знак. Я чувствую это… вот здесь. – Мариата прижала ладонь к тому месту под грудью, где у человека рождаются самые глубокие, подлинные и несомненные убеждения.

Все изумленно смотрели на нее. Впервые с тех пор, как она покинула кель-базган, Мариата почувствовала во взглядах этих людей неподдельную враждебность.

Амастан вышел из круга и через площадку, подготовленную для праздника, зашагал прямо к ней. Не дойдя нескольких шагов, он вонзил наконечник копья глубоко в землю.